Люди сороковых годов

На другой день, как нарочно, стояла мрачная, сырая погода. У Вихрова было очень нехорошо на душе. Главное, его беспокоило то, что о чем будет с ним говорить Фатеева? Не станет ли она ему говорить о прежних его чувствах к ней, укорять его?.. Но, во всяком случае, это свидание будет, вероятно, несколько сентиментальное. Тому, что будто бы m-me Фатеева была очень больна, как говорила m-lle Прыхина, — Вихров не совсем верил; вероятно, сия достойная девица, по пылкости своего воображения, много тут прибавляла. Часу в одиннадцатом, однако, он велел заложить экипаж и поехал в город. Катишь уже ожидала его в небольшой зальце своего дома и была по-прежнему совсем готова — в шляпке и бурнусе. С тем же серьезным лицом, как и вчера, она села в экипаж и начала приказывать кучеру, куда ехать: «Направо, налево!» — говорила она повелительным голосом.

Вихров при этом невольно заметил, что они проехали все большие улицы и на самом почти выезде из города въехали в глухой и грязный переулок и остановились перед небольшим домиком.

— В каком захолустье она живет! — проговорил он.

— Да, она немножко нуждается в средствах, — отвечала Катишь. — Хорошо то, по крайней мере, — продолжала она, вводя Вихрова по небольшой лесенке, — что Клеопаша приучит меня к званию сестры милосердия.

— Приучит? — повторил Вихров.

— Да, я ведь у нее провожу все дни мои и ночи — и только вот на свадьбу Юлии выпорхнула от нее.

Потом они вошли в крошечное, но чистенькое зальце, повернули затем в наугольную комнату, всю устланную ковром, где увидали Клеопатру Петровну сидящею около постели в креслах; одета она была с явным кокетством: в новеньком платье, с чистенькими воротничками и нарукавничками, с безукоризненно причесанною головою; когда же Вихров взглянул ей в лицо, то чуть не вскрикнул: она — мало того, что была худа, но как бы изглодана болезнью, и, как ему показалось, на лбу у ней выступал уже предсмертный лихорадочный пот.

— Благодарю вас, что вы приехали ко мне, — говорила m-me Фатеева, привставая немного со своих кресел, и сама при этом несколько покраснела в лице.

— Еще бы не приехать! — подхватила Катишь. — Однако вы сегодня изволите сидеть, а не лежать! — прибавила она Фатеевой.

— Это вот я для него встала, — отвечала та, показывая с улыбкою на Вихрова.

— Зачем же для меня? Бога ради, лягте! — произнес тот.

— Нет, я не настолько больна, могу еще сидеть, — возразила Фатеева. — Ну, садитесь, только поближе ко мне.

Вихров сел очень близко около нее.

Катишь держала себя у подруги своей, как в очень знакомом ей пепелище: осмотрела — все ли было в комнате прибрано, переглядела все лекарства, затем ушла в соседнюю заднюю комнату и начала о чем-то продолжительно разговаривать с горничною Фатеевой. Она, конечно, сделала это с целью, чтобы оставить Вихрова с Фатеевой наедине, и полагала, что эти два, некогда обожавшие друг друга, существа непременно пожелают поцеловаться между собой, так как поцелуй m-lle Прыхина считала высшим блаженством, какое только существует для человека на земле; но Вихров и m-me Фатеева и не думали целоваться.

— Давно ли вы больны? — спросил ее тот.

— Месяца два или даже больше, — отвечала с какой-то досадой Фатеева, — и главное, меня в деревню не пускают; ну, здесь какой уж воздух! Во-первых — город, потом — стоит на озере, вредные испарения разные, и я чувствую, что мне дышать здесь нечем!..

— Но нельзя же вам быть без докторского надзора.

— Мне решительно не нужно доктора, решительно! — возражала Фатеева. — У меня ничего нет, кроме как лихорадки от этого сырого воздуха — маленький озноб и жар я чувствую, и больше ничего — это на свежем воздухе сейчас пройдет.

— Но здесь все-таки скорее пройдет при помощи медика, — говорил ей Вихров.

— Никогда! — возражала Фатеева. — Потому что я душевно здесь гораздо более расстроена: у меня в деревне идет полевая работа, кто же за ней присматривает? Я все ведь сама — и везде одна.

— Ну, бог с нею, с полевою работою!

— Как, друг мой, бог с нею? Я только этим и живу. Мне на днях вот надо вносить в опекунский совет.

— Вы об этом не беспокойтесь. Вы пришлите мне сказать, сколько и когда вам надо заплатить в совет, я и пошлю.

— Merci за это, но еще, кроме того, — продолжала m-me Фатеева видимо беспокойным голосом, — мне маленькое наследство в Малороссии после дяди досталось; надобно бы было ехать получать его, а меня не пускает ни этот доктор, ни эта несносная Катишь.

— Чем несносная Катишь, чем? — говорила та, входя в это время в комнату.

— Тем, что не пускаешь меня в Малороссию.

— Успеешь еще съездить, когда совсем поправишься, — отвечала та как бы совершенно равнодушным голосом.

— Да, у вас никогда не выздоровеешь, — все будете вы говорить, что больна.

— Ей всего недели две осталось жить, а она думает ехать в Малороссию, — шепнула Катишь Вихрову; у него, впрочем, уж и без того как ножом резала душу вся эта сцена.

— А как там, Вихров, в моем новом именьице, что мне досталось, — хорошо! — воскликнула Клеопатра Петровна. — Май месяц всегда в Малороссии бывает превосходный; усадьба у меня на крутой горе — и прямо с этой горы в реку; вода в реке чудная — я стану купаться в ней, ах, отлично! Потом буду есть арбузы, вишни; жажда меня эта проклятая не будет мучить там, и как бы мне теперь пить хотелось!

— Выпей оршаду! — сказала ей Прыхина.

— Нет, гадок он мне — не хочу!..

— Расскажите ей что-нибудь интересное; не давайте ей много самой говорить! Ей не велят этого, — шепнула Прыхина Вихрову.

— Что же ей рассказывать, я, ей-богу, не знаю! — отвечал ей тоже шепотом Вихров.

— Ну, да что-нибудь, досадный какой! — возразила ему Прыхина. — Павел Михайлович хочет тебе рассказать про свою жизнь и службу, — сказала она вслух Фатеевой.

— Что же он хочет рассказать? — спросила та.

— Ну, рассказывайте! — обратилась к нему настойчиво Прыхина.

Вихров решительно не находил, что ему рассказать.

— Что же мне такое рассказать вам? — как бы спросил он.

— Что же, вы побед там много имели? — спросила его сама уже Фатеева.

Вихров и на это не знал, что отвечать. Он поспешил, впрочем, взглянуть на Прыхину. Та легонько, но отрицательно покачала ему головой.

— Какие мои победы? Стар я для этого становлюсь, — отвечал он.

— Ну, не очень еще, я думаю, стар, — возразила с улыбкой Фатеева. — В той губернии, где были вы, и Цапкин, кажется, служит? — прибавила она, нахмуривая уже свои брови.

— Там же, — отвечал Вихров, потупляясь.

М-lle Прыхина при этом даже несколько сконфузилась.

— Что же, вы видали его? — продолжала Фатеева.

— Видел раз.

— Переменился он или нет?

— Мало, бакенбарды только отпустил.

— Мне сказывали, — продолжала Фатеева с грустной усмешкой, — что жена его поколачивает.

Понятно, что Клеопатра Петровна о всех своих сердечных отношениях говорила совершенно свободно — и вряд ли в глубине души своей не сознавала, что для нее все уже кончено на свете, и если предавалась иногда материальным заботам, то в этом случае в ней чисто говорил один только животный инстинкт всякого живого существа, желающего и стремящегося сохранить и обеспечить свое существование.

— При его росте это не мудрено, — отвечал ей Вихров.

— Да, росту, да и души, пожалуй, он — небольшой, — произнесла как-то протяжно Клеопатра Петровна. — А помните ли, — продолжала она, — как мы в карты играли?.. Давайте теперь в карты играть, а то мне как-то очень скучно!

— Но тебе не вредно разве это будет? — спросила ее Прыхина.

— Нисколько, мне скука вреднее всего!.. А вы будете со мной играть? — прибавила она, обращаясь к Вихрову.

— Если вы хотите, — отвечал ей тот.

— Ну, так вот мы и станем втроем играть, — продолжала Клеопатра Петровна, — только вы выйдите на минутку: я платье распущу немножко, а то я очень уж для вас выфрантилась, — ступайте, я сейчас позову вас.

Вихров с Катишь вышли в зало — у этой доброй девушки сейчас же слезы показались на глазах.

— Какова, а? — спросила она, указывая головой на дверь Клеопатры Петровны. — Видеть ее не могу, и все фантазирует: и то-то она сделает, и другое… Уж вы, Вихров, ездите к ней почаще, — прибавила она.

— Непременно, — отвечал он, исполненный почти рыданий в душе.

— Потому что доктор мне сказывал, — продолжала Катишь, — что она может еще пожить несколько времени, если окружена будет все приятными впечатлениями, а чего же ей приятнее, как ни видеть вас!

На этих словах в зало вошла знакомая Вихрову Марья, глаза у которой сделались совсем оловянными и лицо сморщилось.

— Что, Маша, забыла уж моего Ивана? — не утерпел и пошутил с ней Вихров.

— Ну его к ляду, судырь, бог с ним! — отвечала она. — Пожалуйте-с, вас просит Клеопатра Петровна.

— Вы старайтесь ей проигрывать, у ней теперь денег нет — и это будет ее волновать, если она будет проигрывать, — шепнула Вихрову Катишь.

Когда они возвратились к Клеопатре Петровне, она сидела уж за карточным столом, закутанная в шаль. На первых порах Клеопатра Петровна принялась играть с большим одушевлением: она обдумывала каждый ход, мастерски разыгрывала каждую игру; но Вихров отчасти с умыслом, а частью и от неуменья и рассеянности с самого же начала стал страшно проигрывать. Катишь тоже подбрасывала больше карты, главное же внимание ее было обращено на больную, чтобы та не очень уж агитировалась.

— Как, однако, вы дурно играете! — воскликнула Клеопатра Петровна Вихрову.

— Да, я давно уж не играл — и, кроме того, несчастлив очень — ничего не идет.

— Зато вы в любви счастливы, — произнесла опять с какою-то горькою усмешкою Клеопатра Петровна.

Вихров на это промолчал и даже немного потупился.

— А вот я так наоборот: в картах счастлива, зато в любви несчастлива, — прибавила с прежнею горькою ирониею Фатеева.

— Счастлива и ты, — подхватила Прыхина.

— Кто же меня еще любит? Разве вот он еще немножко любит, — проговорила Клеопатра Петровна, указывая на Вихрова.

— И он любит, — отвечала Катишь. — Ведь вы любите ее? — отнеслась она к Вихрову.

— Люблю, — отвечал он, и слезы против воли послышались в его голосе.

— Нет, уж нынче не любит, — подхватила Фатеева. — Однако будет играть! Мне что-то очень нехорошо!.. — прибавила она, кладя карты и отодвигая от себя стол.

— Конечно, будет! — подхватила Прыхина уже встревоженным голосом.

— Будет сегодня! — повторила еще раз Фатеева, протягивая Вихрову руку.

— Ну, так я уеду, а вы отдохните, — говорил он, пожимая ей руку.

— Да, я отдохну; только вы смотрите же, приезжайте ко мне скорее!

— Непременно приеду, — отвечал он.

— Как можно скорее! — повторила Фатеева.

— Да поцелуйтесь же, господи, на прощанье-то! Гадко ведь видеть даже вас! — воскликнула Катишь, видя, что Вихров стоит только перед Фатеевой и пожимает ей руку.

— Ну, поцелуемтесь! — произнесла и та с улыбкою.

— Поцелуемтесь! — сказал и Вихров.

Они поцеловались, и оба при этом немного сконфузились.

Катишь вышла провожать Вихрова на крыльцо.

— В самом деле, поскорее приезжайте; ей очень недолго осталось жить, — проговорила она мрачным голосом и стоя со сложенными на груди руками, пока Вихров садился в экипаж.

Случалось ли с вами, читатель, чтобы около вас умирало близкое вам существо? Не правда ли, что при этом, кроме мучительнейшего чувства жалости, вас начинает терзать то, что все ваши маленькие вины и проступки, которые вы, может быть, совершили против этого существа, вырастают в вашем воображении до ужасающей величины? Вам кажется, будто вы-то именно и причина, что пропадает и погибает молодая жизнь, и вы (по крайней мере, думается вам так) готовы были бы лучше сами умереть за эту жизнь; но ничто уж тут не поможет: яд смерти разрушает дорогое вам существование и оставляет вашу совесть страдать всю жизнь оттого, что несправедливо, и нечестно, и жестоко поступали вы против этого существа. В такого именно рода чувствованиях возвратился герой мой домой. Его, по обыкновению, встретила улыбающаяся и цветущая счастьем Груша.

— Где это, барин, так долго вы были? — спросила она.

— У Фатеевой, — отвечал Вихров без всякой осторожности.

— Вот у кого! — произнесла Груша протяжно и затем почти сейчас же ушла от него из кабинета.

Вихров целый вечер после того не видал ее и невольно обратил на это внимание.

— Груша! — крикнул он.

Та что-то не показывалась.

— Груша! — повторил он громче и уж несколько строго.

— Сейчас! — отвечала та явно неохотным тоном и затем пришла к нему.

Вихров очень хорошо видел по ее личику, что она дулась на него.

— Это что такое значит? — спросил он ее.

— Что такое значит? — спросила Груша, в свою очередь.

— А то, что вы гневаетесь, кажется, на меня.

— Нет-с, — отвечала та. — Что вам гнев-то мой?! — прибавила она, немного помолчав.

— А то, что ты вздор думаешь; я ездил к Клеопатре Петровне чисто по чувству сострадания. Она скоро, вероятно, умрет.

— Умрет, да, как же!.. Нет еще, поживет!.. — почти воскликнула Груша.

— Нет, умрет! — прикрикнул на нее с своей стороны Вихров. — А ты не смей так говорить! Ты оскорбляешь во мне самое святое, самое скорбное чувство, — пошла!

Груша струсила и ушла.