Люди сороковых годов

Дня через три Вихров опять уже ехал по новому поручению, в тарантасе, с непременным членом земского суда.

Губернатор послал его в этот раз на довольно даже опасное поручение: помощник его, непременный член суда (сам исправник схитрил и сказался больным), был очень еще молодой человек, с оловянными, тусклыми глазами и с отвислыми губами.

— Лес этот, где мы будем отыскивать бегунов, большой? — спросил его Вихров.

— Больсой-с, я думаю-с! — просюсюкал член суда.

— Что ж, нам надобно будет взять народу, мужиков?

— Возьмем-с, я сбегаю-с.

Вихров больше и говорить с ним не стал, видя, что какого-нибудь совета полезного от него получить не было возможности; чем более они потом начали приближаться к месту их назначения, тем лесистее делались окрестности; селений было почти не видать, а все пошли какие-то ровные поляны, кругом коих по всему горизонту шел лес, а сверху виднелось небо.

— Ты Поярково-то самое знаешь? — спросил Вихров кучера, посмотрев в предписание, в котором было сказано, что бегуны укрываются в лесах близ деревни Поярково.

— Знаю-с, — отвечал тот.

— Подъехав к селению, — продолжал ему приказывать Вихров, — ты остановись у околицы, а вы сходите и созовите понятых и приведите их ко мне, — обратился он к члену суда.

— Слушаю-с, — отвечал тот.

Кучер у первой же попавшейся на дороге и очень большой деревни остановил лошадей.

— Вот и Поярково! — сказал он, обращаясь к Вихрову.

— Я пойду-с теперь, — сказал непременный член и как-то ужасно неловко вылез из тарантаса. Когда он встал на ноги, то оказалось (Вихров до этого видел его только сидящим)… оказалось, что он был необыкновенно худой, высокий, в какой-то длинной-предлинной ваточной шинели, надетой в рукава и подпоясанной шерстяным шарфом; уши у него были тоже подвязаны, а на руках надеты зеленые замшевые перчатки; фамилия этого молодого человека была Мелков; он был маменькин сынок, поучился немного в корпусе, оттуда она по расстроенному здоровью его взяла назад, потом он жил у нее все в деревне — и в последнюю баллотировку его почти из жалости выбрали в члены суда. Настоящее служебное поручение было первое еще в жизни для него. Выскочив из тарантаса, он побежал в деревню и только что появился в ней, как на него со всех сторон понеслись собаки. Отмахиваясь от них своими длинными рукавами, он закричал, но собаки еще пуще на него накинулись, и одна из них, более других смелая, стала хватать его за шинель и разорвала ее. Мелков закричал благим матом и, вскочив потом, как сумасшедший, на скат лесу, начал оттуда ругаться:

— Черти, дьяволы! Выпустили ваших собак, уймите их — говорят вам!

Находившиеся на улице бабы уняли, наконец, собак, а Мелков, потребовав огромный кол, только с этим орудием слез с бревна и пошел по деревне. Вихров тоже вылез из тарантаса и стал осматривать пистолеты свои, которые он взял с собой, так как в земском суде ему прямо сказали, что поручение это не безопасно.

Мелков, впрочем, не заставил себя долго ждать. Он собрал человек двадцать мужиков, вызвал сотского и со всей этой ватагой шел к Вихрову, продолжая все ругаться:

— Дьяволы экие, завели каких собак; я вот всех вас в суд представлю!

— Вот-с, привел, — сказал он, подходя к Вихрову. — Это вот губернаторский чиновник, — сказал он мужикам.

Сотский и все мужики сняли при этом сейчас же шапки. Макушки на головах у них оказались выстриженными.

— В лесу около вашего селенья, — начал Вихров, обращаясь к мужикам, — проживают и скрываются бегуны-раскольники, без паспортов, без видов; правительство не желает этого допускать — и потому вы должны пособить нам переловить всех их.

Мужики некоторое время молчали, — и только один или двое из них произнесли неполным голосом:

— Здесь словно бы никаких бегунов не проживает.

— А вот это мы увидим, когда осмотрим лес, — сказал Вихров. — Сотский, ты должен лучше всех знать: есть здесь слух о каких-нибудь бегунах? — обратился он вдруг к сотскому.

Тот, стоя все еще с непокрытой головой, покраснел весь при этом.

— Нет, ваше благородие, не слыхали мы, — произнес он с дрожащими губами.

— Ну, я по твоему лицу вижу, что ты слыхал, — сказал ему Вихров и затем обратился к Мелкову: — Есть с вами какое-нибудь оружие?

— А вот-с — кол! — отвечал тот, показывая на кол свой, который он все еще держал в руках.

— Ну, это еще не защита, вот вам лучше пистолет, — произнес Вихров, подавая ему пистолет, и при этом не без умысла показал мужикам и свой пистолет.

Некоторые мужики почесали при этом у себя затылки.

— Ежели вы нам не поможете и ежели что с нами случится, — продолжал Вихров, относясь к мужикам, — вы все за это ответите — и потому в этом случае берегите не нас, а себя!

Мужики молчали.

Вихров велел сотскому показывать дорогу и пошел. Мелков, очень слабый, как видно, на ногах, следуя за ним, беспрестанно запинался. Мужики шли сзади их. Время между тем было далеко за полдень. Подойдя к лесу, Вихров решился разделить свои силы.

— Послушайте, — сказал он Мелкову, — вы с половиной понятых осмотрите правую сторону леса, а я с остальными — левую.

— Слушаю-с, — отвечал тот, как-то ужасно глупо держа в руке, одетой в зеленую замшевую перчатку, пистолет.

— У вас палец не пролезает сквозь скобку пистолета, и вам стрелять будет нельзя, — сказал ему Вихров.

— Да-с, виноват-с, — отвечал тот и поспешил губами снять перчатку, положил ее в карман, а пистолет взял уже голою рукою.

Все тронулись, наконец.

Сотский пошел около Вихрова — по-прежнему без шапки. Он заметно его притрухивал. Вихров посмотрел на него и вздумал этим настроением его воспользоваться.

— Ежели ты не приведешь меня прямо к тому месту, где живут бегуны, я тебя в лесу же убью из этого пистолета, — проговорил он ему негромко.

— Да я покажу-с, мне что, — отвечал тоже негромко сотский и повел, как видно, очень знакомой ему дорогой.

В самой середине леса они подошли к небольшому шалашу.

— Вот туто-тко-с! — сказал сотский, показывая Вихрову на шалаш.

— За мной, сюда! — сказал тот мужикам и сам первый вошел, или, лучше сказать, спустился в шалаш, который сверху представлял только как бы одну крышу, но под нею была выкопана довольно пространная яма или, скорей, комната, стены которой были обложены тесом, а свет в нее проходил сквозь небольшие стеклышки, вставленные в крышу. Сход шел по небольшой лесенке; передняя стена комнаты вся уставлена была образами, перед которыми горели три лампады; на правой стороне на лавке сидел ветхий старик, а у левой стены стояла ветхая старушка.

— Что вы тут делаете? — спросил Вихров, почти не зная, с чего ему начать.

— Молимся мы здесь, — отвечал старик, вставая перед ним.

— Что же, ты давно здесь живешь? — спросил Вихров, все еще находившийся в недоумении, что ему делать.

— Пятый год, — отвечал старик.

Из мужиков в шалаш сошел только один сотский.

— Зачем же ты тут живешь? — продолжал Вихров спрашивать старика.

— Где же мне жить-то? Кому я теперь надобен? — отвечал старик.

— А это — жена твоя? — спросил Вихров, показывая на старуху.

— Нет, — отвечал старик, отрицательно покачав головой.

— Кто же ты такая? — спросил Вихров и старушку.

— Странница, судырь, я.

— А здесь давно ли?

— Да вчерашнего дня вот зашла к старику.

— Зачем же ты зашла к нему?

— Он, судырь, учитель мой старинный; зашла спросить у него, куда мне идти… я еще темная.

— А он — зрячий?

— Он уж, судырь, давно в искусе пребывает.

— Ты откуда же родом, дедушка? — спросил Вихров опять старика.

— Не помню я; давно уж это было, как я ушел из дому, — отвечал старик угрюмо.

— Зачем же ты ушел, собственно?

— По священному писанию: оставит человек отца и мать свою и грядет ко мне, — отвечал старик.

Вихров решительно недоумевал — как взять этих стариков.

— Ну, я вас должен взять отсюда, — проговорил он наконец, собравшись с духом.

— Что же, бери, ежели мы нады кому, — отвечал старик с усмешкой.

— Пойдем, старушка, и ты, — сказал Вихров старухе.

— Слушаю-с, — отвечала та, и все они вышли из шалаша.

— Прикажете их связывать? — спросил сотский.

— Свяжи! — сказал ему Вихров и старался не глядеть на стариков.

Мужики из селенья стояли молча и мрачно смотрели на все это. Сотский связал руки старику своим кушаком, а старухе — своим поясом.

В это время вдруг раздался невдалеке выстрел; мужики сейчас же обернулись в ту сторону, Вихров тоже взмахнул глазами туда; затем раздался крик и треск сучьев, и вскоре появился между деревьями бегущий непременный член. Вслед за ним подходили и понятые, сопровождавшие его.

— Меня было зарезали! — кричал Мелков.

— Кто зарезал? — спросил Вихров.

— Солдат, должно быть, беглый; я пошел и землянку тут нашел, а он выскочил оттуда прямо на меня с ножом; я только что пистолетом отборонился и побежал, а эти черти, — прибавил он, указывая на мужиков, — хоть бы один пошевелился, — стоят только.

— Это что еще значит?.. Кто у вас еще тут проживает и кому вы пристанодержательствуете? — обратился Вихров строго к мужикам. — Говорить сейчас же, а не то все вы отвечать за то будете!

— Это точно, что наслышаны мы были, что тут проживает беглый солдат, — отвечал один мужик.

— Отчего же вы не доносили о том начальству? — спросил Вихров.

— Где же доносить-то: донеси на него, он и селенье, пожалуй, выжжет.

— Поймайте его и представьте, — он и не может вам повредить.

— Его поймаешь, — другой на место его придет и отплатит нам за него. Мы боимся того, — вся ваша воля, — продолжали говорить мужики.

— Стало быть, тут у вас постоянный притон?

— Да, может быть, и постоянный, кто его знает!.. Начальство уж само смотри за тем, мы ему не сторожа на то!.. — подхватил другой мужик.

— Нам только от них дела да беспокойства, — продолжал первый мужик.

— Да как же, паря!.. Немало чиновников-то наезжает, словно орды какой!.. — произнес первый мужик.

Вихров очень хорошо видел, что все мужики были страшно озлоблены, а потому он счел за лучшее прекратить с ними всякий разговор.

— Ну, веди этих стариков, — сказал он сотскому.

Тот повел.

Вихров и непременный член пошли за ним. Мужики с мрачными лицами тоже шли за ними.

Старик-раскольник начал хромать на одну ногу, потом сгорбился, тяжело дыша, всем станом.

Вихров не утерпел и спросил его:

— Что такое, старик, с тобой?

— Умираю, ваше благородие, ведь девяносто пятый год тоже живу.

— Да что же ты чувствуешь?

— У сердца схватило, рученьки ломит, дыханье сперло, — говорил старик, и дыханье у него, в самом деле, прерывалось.

— Ну, развяжи ему скорей руки! — воскликнул Вихров.

Сотский сейчас и с заметным удовольствием развязал его. Вихров в это время оглянулся, чтобы посмотреть, как старуха идет; та шла покойно. Вихров хотел опять взглянуть на старика, но того уж не было…

— Где же старик? — спросил он.

— Тут за кусты, надо быть, зашел, — отвечал сотский.

— Как ушел за кусты?.. Ищи его скорей.

Сотский зашел за некоторые кусты.

— Нет его тут? — проговорил он.

— Ищите же вы все! — воскликнул Вихров мужикам.

— Где же тут его искать? Темно становится — и лес-то велик, — отвечали те в один почти голос и явно насмешливым тоном.

Солнце в самом деле уже село, и начинались сумерки. Вихров очень хорошо понимал, что он был одурачен — и вышел из себя от этого.

— А когда вы так, то я вас всех посажу за него в острог, — обратился он к мужикам. — Я знаю, что если вы сами не странники, то странноприимники, — это все равно.

При этом лица у мужиков у всех немного сконфузились.

Покуда все это происходило, вся гурьба уже подошла к деревне.

— Собак ваших уберите, а не то я их всех колом! — закричал вдруг Мелков.

Сотский побежал вперед убирать собак.

Вихров, с своей оставшейся странницей и в сопровождении Мелкова, вошел в ближайшую избу. Было уже совсем темно. Хозяйка в этом доме — и, должно быть, девка, а не баба — засветила огонек. Вихров подметил, что она с приведенной странницей переглянулась, и даже они поклонились друг другу.

— Как тебя зовут? — начал он спрашивать старуху.

— Матреной.

— А по отчеству?

— Не помню, не знаю.

— А замужняя или девица?

— Девица.

В это время хозяйка подошла поправить лучину в светце.

— Ой, батюшки, окаянная, обожгла как руку-то! — воскликнула она вдруг, и в ту же минуту горящая лучина выпала у нее из рук и погасла.

В избе сделалась совершенная темнота.

— Огня скорей засвечайте! — воскликнул Вихров, не сомневаясь уже более, что это опять была придуманная штука.

Он слышал, как девка-хозяйка подошла к шестку, неторопливо там стала присекать огня к тряпочному труту и зажгла об него серную спичку, а от нее зажгла и лучину; изба снова осветилась. Вихров окинул кругом себя глазами, — старухи уже перед ним не было.

— Где старуха? И она убежала! — воскликнул он испуганным и бешеным голосом.

В избе, кроме его, Мелкова и девки-хозяйки, никого не было.

— Где старуха? — ревел Вихров. — Ты сказывай! — обратился он к девке-хозяйке.

— Да я почем знаю? Я не стерегла ее.

Вихров едва совладел с собой; он видел, что вся деревня была пристанодержатели бегунов, — и ему оставалось одно: написать обо всем этом постановление, что он и сделал — и потребовал всех понятых, сотского и хозяйку, чтобы они приложили руки к этому постановлению.

Понятые, хозяйка и сотский поглядели сначала друг на друга, а потом прежний же мужик проговорил:

— Нет, мы рукоприкладствовать не станем.

— Почему же?

— Так, по вере нашей нам прикладывать тут рук нечего.

— Отчего же другие раскольники прикладывают руки — ты, стало быть, признаешь это за печать антихриста?

— Печать антихристова! — проговорил, усмехаясь, мужик. — Известно! — прибавил он что-то такое.

— Так вы решительно не прикладываете рук? — спросил Вихров.

— Нету-ти, — отвечали все почти в один голос.

У Вихрова в это мгновение мелькнула страшная в голове мысль: подозвать к себе какого-нибудь мужика, приставить ему пистолет ко лбу и заставить его приложить руку — и так пройти всех мужиков; ну, а как который-нибудь из них не приложит руки, надобно будет спустить курок: у Вихрова кровь даже при этом оледенела, волосы стали дыбом.

— Уходите все отсюда скорей! — проговорил он негромко мужикам, но голос его, вероятно, был так страшен, что те, толкая даже друг друга, стали поспешно выходить из избы.

Вихров затем, все еще продолжавший дрожать, взглянул на правую сторону около себя и увидел лежащий пистолет; он взял его и сейчас же разрядил, потом он взглянул в противоположную сторону и там увидел невиннейшее зрелище: Мелков спокойнейшим и смиреннейшим образом сидел на лавке и играл с маленьким котенком. Вихрова взбесило это.

— Что же вы тут сидите и ничего не делаете? — сказал он ему презрительным тоном.

Мелков сейчас же вскочил на ноги и робко вытянулся перед ним.

— Достаньте, по крайней мере, есть: я есть смертельно хочу! — проговорил Вихров, в самом деле ничего не евший с утра.

— Дай поесть чего-нибудь! — отнесся Мелков несмело к хозяйке.

— Чего дать-то? У нас ничего нет.

— Как ничего нет? Яйца есть, молоко есть!

— Нету у нас ничего того, — отвечала девка.

— Ну хоть хлебца дай! — упрашивал ее Мелков.

— И хлеба нет!.. Остался после обеда, да свиньям бросили!

— Ведь мы у тебя не даром, а за деньги просим, — толковал ей Мелков.

— Что мне ваши деньги! Разве я не видывала денег? — отвечала девка.

У Вихрова вся кровь подступала к голове от гнева; он вдруг встал на ноги.

— Дай зажженную лучину, — сказал он хозяйке.

Та подала ему.

— Я сам себе найду пищу; идите за мной! — прибавил он Мелкову и вслед за тем пошел в голбец.

Осветивши всю местность там, он увидел оригинальное зрелище: на земляном полу были разбиты и выпущены сотни три яиц и стоял огромной лужей квас; даже рубленая капуста была вся раскидана.

— Здесь уж все поубрали! — проговорил он, возвращаясь из голбца, и с той же зажженной лучиной перешел в другую избу, и там прямо прошел в голбец, где нашел почти то же самое — с тою только разницею, что яйца были перебиты в квасу и там распущены.

Остальные избы освидетельствовать Вихров послал уже Мелкова. Тот невдолге возвратился и был как-то сконфужен; с волос и с картуза у него что-то такое текло.

— Там тоже так! Везде все яицы перебиты.

— Но в чем вы все перемочены? — спросил его Вихров.

— Облили чем-то, дьяволы: я иду по сеням в тени, вдруг облили помоями сто ли-то… «Девушка, говорит, не видала и вылила на голову», — ишь какая! — бормотал непременный член.

Вихров и об этом написал постановление.