Неточные совпадения
Почтмейстер. Да из собственного его письма. Приносят ко
мне на почту письмо. Взглянул на адрес — вижу: «в Почтамтскую улицу».
Я так и обомлел. «Ну, —
думаю себе, — верно, нашел беспорядки по почтовой части и уведомляет начальство». Взял да и распечатал.
Я даже
думаю (берет его под руку и отводит в сторону),
я даже
думаю, не было ли на
меня какого-нибудь доноса.
«Ах, боже мой!» —
думаю себе и так обрадовалась, что говорю мужу: «Послушай, Луканчик, вот какое счастие Анне Андреевне!» «Ну, —
думаю себе, — слава богу!» И говорю ему: «
Я так восхищена, что сгораю нетерпением изъявить лично Анне Андреевне…» «Ах, боже мой! —
думаю себе.
Городничий.
Я сам, матушка, порядочный человек. Однако ж, право, как
подумаешь, Анна Андреевна, какие мы с тобой теперь птицы сделались! а, Анна Андреевна? Высокого полета, черт побери! Постой же, теперь же
я задам перцу всем этим охотникам подавать просьбы и доносы. Эй, кто там?
Хлестаков. Сделайте милость, садитесь.
Я теперь вижу совершенно откровенность вашего нрава и радушие, а то, признаюсь,
я уж
думал, что вы пришли с тем, чтобы
меня… (Добчинскому.)Садитесь.
Вы, может быть,
думаете, что
я только переписываю; нет, начальник отделения со
мной на дружеской ноге.
Хлестаков. Ты растолкуй ему сурьезно, что
мне нужно есть. Деньги сами собою… Он
думает, что, как ему, мужику, ничего, если не поесть день, так и другим тоже. Вот новости!
Осип. Да, хорошее. Вот уж на что
я, крепостной человек, но и то смотрит, чтобы и
мне было хорошо. Ей-богу! Бывало, заедем куда-нибудь: «Что, Осип, хорошо тебя угостили?» — «Плохо, ваше высокоблагородие!» — «Э, — говорит, — это, Осип, нехороший хозяин. Ты, говорит, напомни
мне, как приеду». — «А, —
думаю себе (махнув рукою), — бог с ним!
я человек простой».
Хотели было даже
меня коллежским асессором сделать, да,
думаю, зачем.
И
я теперь живу у городничего, жуирую, волочусь напропалую за его женой и дочкой; не решился только, с которой начать, —
думаю, прежде с матушки, потому что, кажется, готова сейчас на все услуги.
«Иван Александрович, ступайте департаментом управлять!»
Я, признаюсь, немного смутился, вышел в халате: хотел отказаться, но
думаю: дойдет до государя, ну да и послужной список тоже…
Бобчинский. Ей-ей, не
я! и не
думал…
Не так ли, благодетели?»
— Так! — отвечали странники,
А про себя
подумали:
«Колом сбивал их, что ли, ты
Молиться в барский дом?..»
«Зато, скажу не хвастая,
Любил
меня мужик!
У батюшки, у матушки
С Филиппом побывала
я,
За дело принялась.
Три года, так считаю
я,
Неделя за неделею,
Одним порядком шли,
Что год, то дети: некогда
Ни
думать, ни печалиться,
Дай Бог с работой справиться
Да лоб перекрестить.
Поешь — когда останется
От старших да от деточек,
Уснешь — когда больна…
А на четвертый новое
Подкралось горе лютое —
К кому оно привяжется,
До смерти не избыть!
Софья.
Подумай же, как несчастно мое состояние!
Я не могла и на это глупое предложение отвечать решительно. Чтоб избавиться от их грубости, чтоб иметь некоторую свободу, принуждена была
я скрыть мое чувство.
Стародум (берет у Правдина табак). Как ни с чем? Табакерке цена пятьсот рублев. Пришли к купцу двое. Один, заплатя деньги, принес домой табакерку. Другой пришел домой без табакерки. И ты
думаешь, что другой пришел домой ни с чем? Ошибаешься. Он принес назад свои пятьсот рублев целы.
Я отошел от двора без деревень, без ленты, без чинов, да мое принес домой неповрежденно, мою душу, мою честь, мои правилы.
Скотинин.
Я никогда не
думаю и наперед уверен, что коли и ты
думать не станешь, то Софьюшка моя.
— Сижу
я намеднись в питейном, — свидетельствовала она, — и тошно
мне, слепенькой, стало; сижу этак-то и все
думаю: куда, мол, нонче народ против прежнего гордее стал!
"Ежели
я теперича их огнем раззорю… нет, лучше голодом поморю!.." —
думал он, переходя от одной несообразности к другой.
—
Я столько раз
думала, что теперь ничего не
думаю и не знаю.
«Так и
я, и Петр, и кучер Федор, и этот купец, и все те люди, которые живут там по Волге, куда приглашают эти объявления, и везде, и всегда»,
думала она, когда уже подъехала к низкому строению Нижегородской станции и к ней навстречу выбежали артельщики.
Ни минуты не
думая, Анна села с письмом Бетси к столу и, не читая, приписала внизу: «
Мне необходимо вас видеть. Приезжайте к саду Вреде.
Я буду там в 6 часов». Она запечатала, и Бетси, вернувшись, при ней отдала письмо.
«Неужели
я могу сойти туда на лед, подойти к ней?»
подумал он.
«Она еще тут! —
подумала она. — Что
я скажу ей, Боже мой! что
я наделала, что
я говорила! За что
я обидела ее? Что
мне делать? Что
я скажу ей?»
думала Кити и остановилась у двери.
—
Я не знаю, — отвечал он, не
думая о том, что говорит. Мысль о том, что если он поддастся этому ее тону спокойной дружбы, то он опять уедет ничего не решив, пришла ему, и он решился возмутиться.
«Если не
я, то кто же виноват в этом?» невольно
подумал он, отыскивая виновника этих страданий, чтобы наказать его; но виновника не было.
— И
я вижу, что вы
думаете, что он дурной человек?
Я была несчастлива и
думала, что нельзя быть несчастнее, но того ужасного состояния, которое теперь испытываю,
я не могла себе представить.
Кити покраснела. Она
думала, что она одна поняла, зачем он приезжал и отчего не вошел. «Он был у нас, —
думала она, — и не застал и
подумал,
я здесь; но не вошел, оттого что
думал — поздно, и Анна здесь».
«Глупая говядина! Неужели
я такой?»
думал он.
—
Я знаю, — перебила она его, — как тяжело твоей честной натуре лгать, и жалею тебя.
Я часто
думаю, как для
меня ты погубил свою жизнь.
Ты говоришь выйти замуж за Алексея и что
я не
думаю об этом.
Они не знают, как он восемь лет душил мою жизнь, душил всё, что было во
мне живого, что он ни разу и не
подумал о том, что
я живая женщина, которой нужна любовь.
—
Мне не кажется важным, не забирает
меня, что ж ты хочешь?… — отвечал Левин, разобрав, что то, что он видел, был приказчик, и что приказчик, вероятно, спустил мужиков с пахоты. Они перевертывали сохи. «Неужели уже отпахали?»
подумал он.
— То есть, ты
думаешь, что у
меня есть недостаток чего-то?
— Нет, —
подумав, отвечал Левин, —
мне еще надо съездить.
Испуганный тем отчаянным выражением, с которым были сказаны эти слова, он вскочил и хотел бежать за нею, но, опомнившись, опять сел и, крепко сжав зубы, нахмурился. Эта неприличная, как он находил, угроза чего-то раздражила его. «
Я пробовал всё, —
подумал он, — остается одно — не обращать внимания», и он стал собираться ехать в город и опять к матери, от которой надо было получить подпись на доверенности.
Левин слушал слова, и они поражали его. «Как они догадались, что помощи, именно помощи? —
думал он, вспоминая все свои недавние страхи и сомнения. Что
я знаю? что
я могу в этом страшном деле, —
думал он, — без помощи? Именно помощи
мне нужно теперь».
— Не
думаю, опять улыбаясь, сказал Серпуховской. — Не скажу, чтобы не стоило жить без этого, но было бы скучно. Разумеется,
я, может быть, ошибаюсь, но
мне кажется, что
я имею некоторые способности к той сфере деятельности, которую
я избрал, и что в моих руках власть, какая бы она ни была, если будет, то будет лучше, чем в руках многих
мне известных, — с сияющим сознанием успеха сказал Серпуховской. — И потому, чем ближе к этому, тем
я больше доволен.
— Ну, так доволен своим днем. И
я тоже. Во-первых,
я решил две шахматные задачи, и одна очень мила, — открывается пешкой.
Я тебе покажу. А потом
думал о нашем вчерашнем разговоре.
«Вот положение! ―
думал он, ― Если б он боролся, отстаивал свою честь,
я бы мог действовать, выразить свои чувства; но эта слабость или подлость… Он ставит
меня в положение обманщика, тогда как
я не хотел и не хочу этим быть».
― Да, тебе интересно. Но
мне интерес уж другой, чем тебе. Ты вот смотришь на этих старичков, ― сказал он, указывая на сгорбленного члена с отвислою губой, который, чуть передвигая нога в мягких сапогах, прошел им навстречу, ― и
думаешь, что они так родились шлюпиками.
Не
думай, чтобы
я сравнивала…
— Третье, чтоб она его любила. И это есть… То есть это так бы хорошо было!.. Жду, что вот они явятся из леса, и всё решится.
Я сейчас увижу по глазам.
Я бы так рада была! Как ты
думаешь, Долли?
— Нет, — сказала она, раздражаясь тем, что он так очевидно этой переменой разговора показывал ей, что она раздражена, — почему же ты
думаешь, что это известие так интересует
меня, что надо даже скрывать?
Я сказала, что не хочу об этом
думать, и желала бы, чтобы ты этим так же мало интересовался, как и
я.
— Что, что ты хочешь
мне дать почувствовать, что? — говорила Кити быстро. — То, что
я была влюблена в человека, который
меня знать не хотел, и что
я умираю от любви к нему? И это
мне говорит сестра, которая
думает, что… что… что она соболезнует!.. Не хочу
я этих сожалений и притворств!
— Как не
думала? Если б
я была мужчина,
я бы не могла любить никого, после того как узнала вас.
Я только не понимаю, как он мог в угоду матери забыть вас и сделать вас несчастною; у него не было сердца.
«Ведь любит же она моего ребенка, —
подумал он, заметив изменение ее лица при крике ребенка, моего ребенка; как же она может ненавидеть
меня?»
— Это было рано-рано утром. Вы, верно, только проснулись. Maman ваша спала в своем уголке. Чудное утро было.
Я иду и
думаю: кто это четверней в карете? Славная четверка с бубенчиками, и на мгновенье вы мелькнули, и вижу
я в окно — вы сидите вот так и обеими руками держите завязки чепчика и о чем-то ужасно задумались, — говорил он улыбаясь. — Как бы
я желал знать, о чем вы тогда
думали. О важном?
Ты не поверишь, но
я до сих пор
думала, что
я одна женщина, которую он знал.