Неточные совпадения
—
Я уже
думал, что вы не приедете сегодня, — заговорил он приятным голосом, любезно покачиваясь, подергивая плечами и показывая прекрасные белые зубы. — Разве что на дороге случилось?
«Ну, ты,
я вижу, точно нигилист», —
подумал Николай Петрович.
—
Я сам так
думаю, — заметил одобрительно Аркадий. — «Stoff und Kraft» написано популярным языком.
— Да, — заметил Николай Петрович, — он самолюбив. Но без этого, видно, нельзя; только вот чего
я в толк не возьму. Кажется,
я все делаю, чтобы не отстать от века: крестьян устроил, ферму завел, так что даже
меня во всей губернии красным величают; читаю, учусь, вообще стараюсь стать в уровень с современными требованиями, — а они говорят, что песенка моя спета. Да что, брат,
я сам начинаю
думать, что она точно спета.
— Не беспокойся, — промолвил он. —
Я не позабудусь именно вследствие того чувства достоинства, над которым так жестоко трунит господин… господин доктор. Позвольте, — продолжал он, обращаясь снова к Базарову, — вы, может быть,
думаете, что ваше учение новость? Напрасно вы это воображаете. Материализм, который вы проповедуете, был уже не раз в ходу и всегда оказывался несостоятельным…
— И этот вопрос,
я полагаю, лучше для вас же самих не разбирать в подробности. Вы, чай, слыхали о снохачах? Послушайте
меня, Павел Петрович, дайте себе денька два сроку, сразу вы едва ли что-нибудь найдете. Переберите все наши сословия да
подумайте хорошенько над каждым, а мы пока с Аркадием будем…
«Брат говорит, что мы правы, —
думал он, — и, отложив всякое самолюбие в сторону,
мне самому кажется, что они дальше от истины, нежели мы, а в то же время
я чувствую, что за ними есть что-то, чего мы не имеем, какое-то преимущество над нами…
— Нет, это мешает, мешает! — воскликнула Евдоксия и приказала, однако, своей прислужнице распорядиться и насчет завтрака, и насчет шампанского. — Как вы об этом
думаете? — прибавила она, обращаясь к Базарову. —
Я уверена, вы разделяете мое мнение.
— Есть, — отвечала Евдоксия, — да все они такие пустые. Например, mon amie [Моя приятельница (фр.).] Одинцова — недурна. Жаль, что репутация у ней какая-то… Впрочем, это бы ничего, но никакой свободы воззрения, никакой ширины, ничего… этого. Всю систему воспитания надобно переменить.
Я об этом уже
думала; наши женщины очень дурно воспитаны.
— Танцую. А вы почему
думаете, что
я не танцую? Или
я вам кажусь слишком стара?
— Экой ты чудак! — небрежно перебил Базаров. — Разве ты не знаешь, что на нашем наречии и для нашего брата «неладно» значит «ладно»? Пожива есть, значит. Не сам ли ты сегодня говорил, что она странно вышла замуж, хотя, по мнению моему, выйти за богатого старика — дело ничуть не странное, а, напротив, благоразумное.
Я городским толкам не верю; но люблю
думать, как говорит наш образованный губернатор, что они справедливы.
Одинцова произнесла весь этот маленький спич [Спич (англ.) — речь, обычно застольная, по поводу какого-либо торжества.] с особенною отчетливостью, словно она наизусть его выучила; потом она обратилась к Аркадию. Оказалось, что мать ее знавала Аркадиеву мать и была даже поверенною ее любви к Николаю Петровичу. Аркадий с жаром заговорил о покойнице; а Базаров между тем принялся рассматривать альбомы. «Какой
я смирненький стал», —
думал он про себя.
Базаров говорил все это с таким видом, как будто в то же время
думал про себя: «Верь
мне или не верь, это
мне все едино!» Он медленно проводил своими длинными пальцами по бакенбардам, а глаза его бегали по углам.
А вот доброе существо
меня не отвергает», —
думал он, и сердце его снова вкушало сладость великодушных ощущений.
— Как зачем? разве вам у
меня не весело? Или вы
думаете, что об вас здесь жалеть не будут?
— Напрасно вы это
думаете. Впрочем,
я вам не верю. Вы не могли сказать это серьезно. — Базаров продолжал сидеть неподвижно. — Евгений Васильич, что же вы молчите?
—
Думайте, что хотите, но
мне будет скучно, когда вы уедете.
—
Меня эти сплетни даже не смешат, Евгений Васильевич, и
я слишком горда, чтобы позволить им
меня беспокоить.
Я несчастлива оттого… что нет во
мне желания, охоты жить. Вы недоверчиво на
меня смотрите, вы
думаете: это говорит «аристократка», которая вся в кружевах и сидит на бархатном кресле.
Я и не скрываюсь:
я люблю то, что вы называете комфортом, и в то же время
я мало желаю жить. Примирите это противоречие как знаете. Впрочем, это все в ваших глазах романтизм.
«Ты кокетничаешь, —
подумал он, — ты скучаешь и дразнишь
меня от нечего делать, а
мне…» Сердце у него действительно так и рвалось.
— В самом деле? Знаете,
я бы очень желала знать, о чем вы
думаете?
Полчаса спустя служанка подала Анне Сергеевне записку от Базарова; она состояла из одной только строчки: «Должен ли
я сегодня уехать — или могу остаться до завтра?» — «Зачем уезжать?
Я вас не понимала — вы
меня не поняли», — ответила ему Анна Сергеевна, а сама
подумала: «
Я и себя не понимала».
«Зачем же он
меня не спрашивает, почему
я еду? и так же внезапно, как и он? —
подумал Аркадий.
«Эге-ге!.. —
подумал про себя Аркадий, и тут только открылась ему на миг вся бездонная пропасть базаровского самолюбия. — Мы, стало быть, с тобою боги? то есть — ты бог, а олух уж не
я ли?»
— Извините
меня, глупую. — Старушка высморкалась и, нагиная голову то направо, то налево, тщательно утерла один глаз после другого. — Извините вы
меня. Ведь
я так и
думала, что умру, не дождусь моего го… o… o…лубчика.
— Лазаря петь! — повторил Василий Иванович. — Ты, Евгений, не
думай, что
я хочу, так сказать, разжалобить гостя: вот, мол, мы в каком захолустье живем.
Я, напротив, того мнения, что для человека мыслящего нет захолустья. По крайней мере,
я стараюсь, по возможности, не зарасти, как говорится, мохом, не отстать от века.
— Странно!
я никого не ненавижу, — промолвил,
подумавши, Аркадий.
— Да! На короткое время… Хорошо. — Василий Иванович вынул платок и, сморкаясь, наклонился чуть не до земли. — Что ж? это… все будет.
Я было
думал, что ты у нас… подольше. Три дня… Это, это, после трех лет, маловато; маловато, Евгений!
— Да вы
думаете,
я денег хочу? — перебил ее Базаров. — Нет,
мне от вас не деньги нужны.
— Вы
думаете? А
я знаю руку, которая захочет, и пальцем
меня сшибет.
—
Я сам так
думаю. Полагаю также неуместным вникать в настоящие причины нашего столкновения. Мы друг друга терпеть не можем. Чего больше?
«Умру, —
подумал он, — узнают; да
я не умру.
Базаров тихонько двинулся вперед, и Павел Петрович пошел на него, заложив левую руку в карман и постепенно поднимая дуло пистолета… «Он
мне прямо в нос целит, —
подумал Базаров, — и как щурится старательно, разбойник! Однако это неприятное ощущение. Стану смотреть на цепочку его часов…» Что-то резко зыкнуло около самого уха Базарова, и в то же мгновенье раздался выстрел. «Слышал, стало быть ничего», — успело мелькнуть в его голове. Он ступил еще раз и, не целясь, подавил пружинку.
— Напрасно ж ты уважал
меня в этом случае, — возразил с унылою улыбкою Павел Петрович. —
Я начинаю
думать, что Базаров был прав, когда упрекал
меня в аристократизме. Нет, милый брат, полно нам ломаться и
думать о свете: мы люди уже старые и смирные; пора нам отложить в сторону всякую суету. Именно, как ты говоришь, станем исполнять наш долг; и посмотри, мы еще и счастье получим в придачу.
«За что он
меня так благодарит? —
подумал Павел Петрович, оставшись один. — Как будто это не от него зависело! А
я, как только он женится, уеду куда-нибудь подальше, в Дрезден или во Флоренцию, и буду там жить, пока околею».
Катя подняла глаза кверху и промолвила: «Да», а Аркадий
подумал: «Вот эта не упрекает
меня за то, что
я красиво выражаюсь».
— Вы
думаете? А что, если
я убежден в том, что говорю? Если
я нахожу, что
я еще не довольно сильно выразился?
—
Я надеюсь, что эти слова ко
мне не относятся, — возразил с волнением Аркадий, —
я надеюсь, что ты не
думаешь расстаться со
мной.
— А разве… — начала было Анна Сергеевна и,
подумав немного, прибавила: — Теперь он доверчивее стал, говорит со
мною. Прежде он избегал
меня. Впрочем, и
я не искала его общества. Они большие приятели с Катей.
— Не
думаю. Но, может быть,
мне не следовало упоминать об этом. «А ты вперед не хитри», — прибавил он про себя.
(«Да помоги же
мне, помоги!» — с отчаянием
думал Аркадий, но Катя по-прежнему не поворачивала головы.)
— Полноте, Евгений Васильич. Вы говорите, что он неравнодушен ко
мне, и
мне самой всегда казалось, что
я ему нравлюсь
Я знаю, что
я гожусь ему в тетки, но
я не хочу скрывать от вас, что
я стала чаще
думать о нем. В этом молодом и свежем чувстве есть какая-то прелесть…
Вы
думаете, что
я говорю легкомысленно?
— Вы
думаете? — промолвила она. — Что ж?
я не вижу препятствий…
Я рада за Катю… и за Аркадия Николаича. Разумеется,
я подожду ответа отца.
Я его самого к нему пошлю. Но вот и выходит, что
я была права вчера, когда
я говорила вам, что мы оба уже старые люди… Как это
я ничего не видала? Это
меня удивляет!
Одинцова посмотрела на Базарова. Горькая усмешка подергивала его бледное лицо. «Этот
меня любил!» —
подумала она — и жалко ей стало его, и с участием протянула она ему руку.
— Евгений, — продолжал Василий Иванович и опустился на колени перед Базаровым, хотя тот не раскрывал глаз и не мог его видеть. — Евгений, тебе теперь лучше; ты, бог даст, выздоровеешь; но воспользуйся этим временем, утешь нас с матерью, исполни долг христианина! Каково-то
мне это тебе говорить, это ужасно; но еще ужаснее… ведь навек, Евгений… ты
подумай, каково-то…
— Эх, Анна Сергеевна, станемте говорить правду. Со
мной кончено. Попал под колесо. И выходит, что нечего было
думать о будущем. Старая шутка смерть, а каждому внове. До сих пор не трушу… а там придет беспамятство, и фюить!(Он слабо махнул рукой.) Ну, что ж
мне вам сказать…
я любил вас! это и прежде не имело никакого смысла, а теперь подавно. Любовь — форма, а моя собственная форма уже разлагается. Скажу
я лучше, что какая вы славная! И теперь вот вы стоите, такая красивая…
— Великодушная! — шепнул он. — Ох, как близко, и какая молодая, свежая, чистая… в этой гадкой комнате!.. Ну, прощайте! Живите долго, это лучше всего, и пользуйтесь, пока время. Вы посмотрите, что за безобразное зрелище: червяк полураздавленный, а еще топорщится. И ведь тоже
думал: обломаю дел много, не умру, куда! задача есть, ведь
я гигант! А теперь вся задача гиганта — как бы умереть прилично, хотя никому до этого дела нет… Все равно: вилять хвостом не стану.