Неточные совпадения
«Крепок ты на язык и человек себе на уме», —
подумал я.
Удушливый зной принудил
меня, наконец,
подумать о сбережении последних наших сил и способностей.
Я так
думаю, по простому моему разуму: собак больше для важности, так сказать, держать следует…
— «Что вы это, Бог с вами!» А у ней опять жар,
думаю я про себя.
Вот именно такое доверие все семейство Александры Андреевны ко
мне возымело: и
думать позабыли, что у них дочь в опасности.
Старушка
меня со слезами благодарит; а
я про себя
думаю: «Не стою
я твоей благодарности».
Чувствую
я, что больная моя себя губит; вижу, что не совсем она в памяти; понимаю также и то, что не почитай она себя при смерти, — не
подумала бы она обо
мне; а то ведь, как хотите, жутко умирать в двадцать пять лет, никого не любивши: ведь вот что ее мучило, вот отчего она, с отчаянья, хоть за
меня ухватилась, — понимаете теперь?
— Эх! — сказал он, — давайте-ка о чем-нибудь другом говорить или не хотите ли в преферансик по маленькой? Нашему брату, знаете ли, не след таким возвышенным чувствованиям предаваться. Наш брат
думай об одном: как бы дети не пищали да жена не бранилась. Ведь
я с тех пор в законный, как говорится, брак вступить успел… Как же… Купеческую дочь взял: семь тысяч приданого. Зовут ее Акулиной; Трифону-то под стать. Баба, должен
я вам сказать, злая, да благо спит целый день… А что ж преферанс?
«Что ж это за помещик наконец!» —
думал я.
— «Ну, —
подумал я про себя, — плохо тебе, Михайло Михайлыч…» А вот выздоровел и жив до сих пор, как изволите видеть.
Кричит: «Нет!
меня вам не провести! нет, не на того наткнулись! планы сюда! землемера
мне подайте, христопродавца подайте сюда!» — «Да какое, наконец, ваше требование?» — «Вот дурака нашли! эка! вы
думаете:
я вам так-таки сейчас мое требование и объявлю?.. нет, вы планы сюда подайте, вот что!» А сам рукой стучит по планам.
С отчаяньем ударил бедняк по клавишам, словно по барабану, заиграл как попало… «
Я так и
думал, — рассказывал он потом, — что мой спаситель схватит
меня за ворот и выбросит вон из дому». Но, к крайнему изумлению невольного импровизатора, помещик, погодя немного, одобрительно потрепал его по плечу. «Хорошо, хорошо, — промолвил он, — вижу, что знаешь; поди теперь отдохни».
Проклятый дощаник слабо колыхался под нашими ногами… В миг кораблекрушения вода нам показалась чрезвычайно холодной, но мы скоро обтерпелись. Когда первый страх прошел,
я оглянулся; кругом, в десяти шагах от нас, росли тростники; вдали, над их верхушками, виднелся берег. «Плохо!» —
подумал я.
Я остановился в недоумении, оглянулся… «Эге! —
подумал я, — да это
я совсем не туда попал:
я слишком забрал вправо», — и, сам дивясь своей ошибке, проворно спустился с холма.
«Вот как только
я выйду на тот угол, —
думал я про себя, — тут сейчас и будет дорога, а с версту крюку
я дал!»
Я невольно полюбовался Павлушей. Он был очень хорош в это мгновение. Его некрасивое лицо, оживленное быстрой ездой, горело смелой удалью и твердой решимостью. Без хворостинки в руке, ночью, он, нимало не колеблясь поскакал один на волка… «Что за славный мальчик!» —
думал я, глядя на него.
«Э! —
подумал я, — да он сочиняет…» Вдруг он вздрогнул и умолк, пристально всматриваясь в чащу леса.
— Да уж это
я знаю. А вот и ученый пес у тебя и хороший, а ничего не смог.
Подумаешь, люди-то, люди, а? Вот и зверь, а что из него сделали?
В избе Аннушки не было; она уже успела прийти и оставить кузов с грибами. Ерофей приладил новую ось, подвергнув ее сперва строгой и несправедливой оценке; а через час
я выехал, оставив Касьяну немного денег, которые он сперва было не принял, но потом,
подумав и подержав их на ладони, положил за пазуху. В течение этого часа он не произнес почти ни одного слова; он по-прежнему стоял, прислонясь к воротам, не отвечал на укоризны моего кучера и весьма холодно простился со
мной.
— И сам ума не приложу, батюшка, отцы вы наши: видно, враг попутал. Да, благо, подле чужой межи оказалось; а только, что греха таить, на нашей земле.
Я его тотчас на чужой-то клин и приказал стащить, пока можно было, да караул приставил и своим заказал: молчать, говорю. А становому на всякий случай объяснил: вот какие порядки, говорю; да чайком его, да благодарность… Ведь что, батюшка,
думаете? Ведь осталось у чужаков на шее; а ведь мертвое тело, что двести рублев — как калач.
«Старшие!» —
подумал я и не без сожаления поглядел на бедного старика. Он ощупался, достал из-за пазухи кусок черствого хлеба и принялся сосать, как дитя, с усилием втягивая и без того впалые щеки.
«А! а! —
подумал я, — вот он — главный кассир».
— Что? грозить
мне вздумал? — с сердцем заговорил он. — Ты
думаешь,
я тебя боюсь? Нет, брат, не на того наткнулся! чего
мне бояться?..
Я везде себе хлеб сыщу. Вот ты — другое дело! Тебе только здесь и жить, да наушничать, да воровать…
— Пошел! — сказал
я кучеру. «Вот она, старая-то Русь!» —
думал я на возвратном пути.
«Ну, —
подумал я при виде Хлопакова, — какая-то его нынешная поговорка?»
«Вот оно, слово-то!» —
подумал я.
«Ученая птица!» —
подумал я.
Я остановился. Дай,
думаю, посмотрю лошадей известного степного заводчика г-на Чернобая.
«О, Аркадия!» —
подумал я.
Что,
думал я, глядя на умирающие деревья, чай, стыдно и горько вам?..
Однако,
подумал я, глядя на его изнеможенное лицо, нельзя ли его вытащить отсюда? Может быть, еще есть возможность его вылечить… Но Авенир не дал
мне докончить мое предложение.
— Да нет, — перебил он
меня, — такие ли бывают хозяева! Вот видите ли, — продолжал он, скрутив голову набок и прилежно насасывая трубку, — вы так, глядя на
меня, можете
подумать, что
я и того… а ведь
я, должен вам признаться, воспитанье получил средственное; достатков не было. Вы
меня извините,
я человек откровенный, да и наконец…
Лакей ушел;
я жду себе и
думаю: что-то будет? чай, заломит, бестия, цену страшную, даром что богата.
Что вам угодно?» Делать нечего,
подумал я про себя, объясню ей мое обстоятельство.
Мучусь! за что,
думал я, погубил несчастную девку!
С утра до вечера, бывало, только и
думаю: чем бы
мне ее порадовать?
А!
подумал я, была не была!..
Что ж вы
думаете? ведь узнала барыня Матрену и
меня узнала, старая, да жалобу на
меня и подай: беглая, дескать, моя девка у дворянина Каратаева проживает; да тут же и благодарность, как следует, предъявила.
— Нет-с, еще не служу, а
думаю скоро определиться. Да что служба?.. Люди — вот главное. С какими
я здесь людьми познакомился!..
«Вот как, —
подумал я, — какие слова употребляет».
— Почему! Да по одному звуку вашего голоса: вы так небрежно
мне отвечаете… А
я совсем не то, что вы
думаете…
— А признайтесь-ка, — прибавил он, вдруг взглянув на
меня сбоку, —
я должен вам казаться большим чудаком, как говорится, оригиналом, или, может быть, пожалуй, еще чем-нибудь похуже: может быть, вы
думаете, что
я прикидываюсь чудаком?
— Однако, — прибавил он,
подумав немного, —
я, кажется, обещал вам рассказать, каким образом
я женился. Слушайте же. Во-первых, доложу вам, что жены моей уже более на свете не имеется, во-вторых… а во-вторых,
я вижу, что
мне придется рассказать вам мою молодость, а то вы ничего не поймете… Ведь вам не хочется спать?
Думал я, нет ли чего в прошедшем?
Я стал, что вы
думаете?
я стал таскаться по соседям.
Я даже не позволял самому себе
думать, что
я предаюсь горькому удовольствию иронии…
Впрочем, хлопоты Василисы Васильевны насчет воспитания Пантюши ограничились одним мучительным усилием: в поте лица наняла она ему в гувернеры отставного солдата из эльзасцев, некоего Биркопфа, и до самой смерти трепетала, как лист, перед ним: ну,
думала она, коли откажется — пропала
я! куда
я денусь? где другого учителя найду?
«О, да ты „не тронь
меня“, —
подумал я, в свою очередь украдкой посматривая на ее гибкий стан, впалую грудь и угловатые, проворные движения.
Ну,
подумал я, быть грозе.
Неточные совпадения
Почтмейстер. Да из собственного его письма. Приносят ко
мне на почту письмо. Взглянул на адрес — вижу: «в Почтамтскую улицу».
Я так и обомлел. «Ну, —
думаю себе, — верно, нашел беспорядки по почтовой части и уведомляет начальство». Взял да и распечатал.
Я даже
думаю (берет его под руку и отводит в сторону),
я даже
думаю, не было ли на
меня какого-нибудь доноса.
«Ах, боже мой!» —
думаю себе и так обрадовалась, что говорю мужу: «Послушай, Луканчик, вот какое счастие Анне Андреевне!» «Ну, —
думаю себе, — слава богу!» И говорю ему: «
Я так восхищена, что сгораю нетерпением изъявить лично Анне Андреевне…» «Ах, боже мой! —
думаю себе.
Городничий.
Я сам, матушка, порядочный человек. Однако ж, право, как
подумаешь, Анна Андреевна, какие мы с тобой теперь птицы сделались! а, Анна Андреевна? Высокого полета, черт побери! Постой же, теперь же
я задам перцу всем этим охотникам подавать просьбы и доносы. Эй, кто там?
Хлестаков. Сделайте милость, садитесь.
Я теперь вижу совершенно откровенность вашего нрава и радушие, а то, признаюсь,
я уж
думал, что вы пришли с тем, чтобы
меня… (Добчинскому.)Садитесь.