Теперь непременно
я думать должна —
Отцу моему так угодно.
Пусть воля моя неизменно одна,
Пусть всякая дума бесплодна,
Я честно исполнить отцовский приказ
Решилась, мои дорогие.
Герой, выводивший своих сыновей
Туда, где смертельней сраженье, —
Не верю, чтоб дочери бедной своей
Ты сам не одобрил решенья!»
_____
Вот что
я подумала в долгую ночь,
И так я с отцом говорила…
Я думала: «Я умерла для семьи,
Всё милое, всё дорогое
Теряю… нет счета печальных потерь!..»
Мать как-то спокойно сидела,
Казалось, не веря еще и теперь,
Чтоб дочка уехать посмела,
И каждый с вопросом смотрел на отца.
Потом он улегся на голом полу,
Всё скоро уснуло в сторожке,
Я думала, думала… лежа в углу
На мерзлой и жесткой рогожке…
Сначала веселые были мечты:
Я вспомнила праздники наши,
Огнями горящую залу, цветы,
Подарки, заздравные чаши,
И шумные речи, и ласки… кругом
Всё милое, всё дорогое —
Но где же Сергей?.. И подумав о нем,
Забыла я всё остальное!
Неточные совпадения
Когда б не доблестная кровь
Текла в вас —
я б молчал.
Но если рветесь вы вперед,
Не веря ничему,
Быть может, гордость вас спасет…
Достались вы ему
С богатством, с именем, с умом,
С доверчивой душой,
А он, не
думая о том,
Что станется с женой,
Увлекся призраком пустым
И — вот его судьба!..
И что ж?.. бежите вы за ним,
Как жалкая раба!
Нет, вы
подумайте сперва —
Зайду
я к вам опять!..
_____
Ушел и не был целый день…
Подумав, и то
я простила:
«Как мог он болтать?
Подумай!..
Я завтра увижусь с тобой…»
Ушел он, грозящий и гневный,
А
я, чуть жива, пред иконой святой
Упала — в истоме душевной…
«
Подумай!..»
Я целую ночь не спала,
Молилась и плакала много.
Я музыку знала,
я пела,
Я даже отлично скакала верхом,
Но
думать совсем не умела.
Я только в последний, двадцатый мой год
Узнала, что жизнь не игрушка,
Да в детстве, бывало, сердечко вздрогнет,
Как грянет нечаянно пушка.
Жилось хорошо и привольно; отец
Со
мной не говаривал строго;
Осьмнадцати лет
я пошла под венец
И тоже не
думала много…
И гнев мою душу больную палил,
И
я волновалась нестройно,
Рвалась, проклинала… но не было сил
Ни времени
думать спокойно.
А может случиться —
подумать боюсь! —
Я первого мужа забуду,
Условиям новой семьи подчинюсь
И сыну не матерью буду,
А мачехой лютой?.. Горю от стыда…
Прости
меня, бедный изгнанник!
Тебя позабыть! Никогда! никогда!
Ты сердца единый избранник…
А он улыбался: не
думал он спать,
Любуясь красивым пакетом;
Большая и красная эта печать
Его забавляла…
С рассветом
Спокойно и крепко заснуло дитя,
И щечки его заалели.
С любимого личика глаз не сводя,
Молясь у его колыбели,
Я встретила утро…
Я вмиг собралась.
Сестру заклинала
я снова
Быть матерью сыну… Сестра поклялась…
Кибитка была уж готова.
Как мог он сдержать это слово?
_____
Я слушала музыку, грусти полна,
Я пению жадно внимала;
Сама
я не пела, — была
я больна,
Я только других умоляла:
«
Подумайте:
я уезжаю с зарей…
Послала дорогу искать ямщика,
Кибитку рогожей закрыла,
Подумала: верно, уж полночь близка,
Пружинку часов подавила:
Двенадцать ударило! Кончился год,
И новый успел народиться!
Откинув циновку, гляжу
я вперед —
По-прежнему вьюга крутится.
Какое ей дело до наших скорбей,
До нашего нового года?
И
я равнодушна к тревоге твоей
И к стонам твоим, непогода!
Своя у
меня роковая тоска,
И с ней
я борюсь одиноко…
В Иркутске проделали то же со
мной,
Чем там Трубецкую терзали…
Байкал. Переправа — и холод такой,
Что слезы в глазах замерзали.
Потом
я рассталась с кибиткой моей
(Пропала санная дорога).
Мне жаль ее было:
я плакала в ней
И
думала,
думала много!
— Ни то, ни другое. Я завтракаю. Мне, право, совестно. Дамы,
я думаю, уже встали? Пройтись теперь отлично. Вы мне покажите лошадей.
Неточные совпадения
Почтмейстер. Да из собственного его письма. Приносят ко
мне на почту письмо. Взглянул на адрес — вижу: «в Почтамтскую улицу».
Я так и обомлел. «Ну, —
думаю себе, — верно, нашел беспорядки по почтовой части и уведомляет начальство». Взял да и распечатал.
Я даже
думаю (берет его под руку и отводит в сторону),
я даже
думаю, не было ли на
меня какого-нибудь доноса.
«Ах, боже мой!» —
думаю себе и так обрадовалась, что говорю мужу: «Послушай, Луканчик, вот какое счастие Анне Андреевне!» «Ну, —
думаю себе, — слава богу!» И говорю ему: «
Я так восхищена, что сгораю нетерпением изъявить лично Анне Андреевне…» «Ах, боже мой! —
думаю себе.
Городничий.
Я сам, матушка, порядочный человек. Однако ж, право, как
подумаешь, Анна Андреевна, какие мы с тобой теперь птицы сделались! а, Анна Андреевна? Высокого полета, черт побери! Постой же, теперь же
я задам перцу всем этим охотникам подавать просьбы и доносы. Эй, кто там?
Хлестаков. Сделайте милость, садитесь.
Я теперь вижу совершенно откровенность вашего нрава и радушие, а то, признаюсь,
я уж
думал, что вы пришли с тем, чтобы
меня… (Добчинскому.)Садитесь.