Лариса. Что вы говорите! Разве вы забыли? Так я вам опять повторю все сначала. Я год страдала, год не могла забыть вас, жизнь стала для меня пуста; я решилась наконец выйти замуж за Карандышева, чуть не за первого встречного.
Я думала, что семейные обязанности наполнят мою жизнь и помирят меня с ней. Явились вы и говорите: «Брось все, я твой». Разве это не право? Я думала, что ваше слово искренне, что я его выстрадала.
Неточные совпадения
Вожеватов. А
я тaк
думаю, что бросит она его скорехонько. Теперь еще она как убитая; а вот оправится да поглядит на мужа попристальнее, каков он… (Тихо.) Вот они, легки на помине-то…
Лариса. Так это еще хуже. Надо
думать, о чем говоришь. Болтайте с другими, если вам нравится, а со
мной говорите осторожнее. Разве вы не видите, что положение мое очень серьезно? Каждое слово, которое
я сама говорю и которое
я слышу,
я чувствую.
Я сделалась очень чутка и впечатлительна.
Кнуров. Ничего тут нет похвального, напротив, это непохвально. Пожалуй, с своей точки зрения, он не глуп: что он такое… кто его знает, кто на него обратит внимание! А теперь весь город заговорит про него, он влезает в лучшее общество, он позволяет себе приглашать
меня на обед, например… Но вот что глупо: он не
подумал или не захотел
подумать, как и чем ему жить с такой женой. Вот об чем поговорить нам с вами следует.
Карандышев (с сердцем). Так правду эту вы знайте про себя! (Сквозь слезы.) Пожалейте вы
меня хоть сколько-нибудь! Пусть хоть посторонние-то
думают, что вы любите
меня, что выбор ваш был свободен.
Лариса. На ваш вопрос
я вам не отвечу, Сергей Сергеич, можете
думать обо
мне что вам угодно.
Паратов. Об вас
я всегда буду
думать с уважением, но женщины вообще, после вашего поступка, много теряют в глазах моих.
Паратов. Представьте, господа,
я и сам о том же
думаю; вот как мы сошлись.
Паратов. Конечно,
я, и гораздо более виноват, чем вы
думаете.
Я должен презирать себя.
Робинзон. Они пошутить захотели надо
мной; ну, и прекрасно, и
я пошучу над ними.
Я с огорчения задолжаю рублей двадцать, пусть расплачиваются. Они
думают, что
мне общество их очень нужно — ошибаются;
мне только бы кредит; а то
я и один не соскучусь,
я и solo могу разыграть очень веселое. К довершению удовольствия, денег бы занять…
Робинзон. Какой народ! Удивляюсь. Везде поспеют; где только можно взять, все уж взято, непочатых мест нет. Ну, не надо, не нуждаюсь
я в нем. Ты ему не говори ничего, а то он
подумает, что и
я хочу обмануть; а
я горд.
Робинзон. Да ты — чудак,
я вижу. Ты
подумай: какой же
мне расчет отказываться от таких прелестей!
Вожеватов. Да какая столица! Что ты, в уме ли! О каком Париже ты
думаешь? Трактир у нас на площади есть «Париж», вот
я куда xoтeл с тобой ехать.
Вожеватов. А ты полагал, в настоящий? Хоть бы ты немножко
подумал. А еще умным человеком считаешь себя! Ну, зачем
я тебя туда возьму, с какой стати? Клетку, что ли, сделать да показывать тебя?
Кнуров.
Я все
думал о Ларисе Дмитриевне.
Мне кажется, она теперь находится в таком положении, что нам, близким людям, не только позволительно, но мы даже обязаны принять участие в ее судьбе.
«В глазах, как на небе, светло…» Ха, ха, ха! (Истерически смеется.) Подите от
меня! Довольно!
Я уж сама об себе
подумаю. (Опирает голову на руку.)
Вы расстроены,
я не смею торопить вас ответом.
Подумайте! Если вам будет угодно благосклонно принять мое предложение, известите
меня; и с той минуты
я сделаюсь вашим самым преданным слугой и самым точным исполнителем всех ваших желаний и даже капризов, как бы они странны и дороги ни были. Для
меня невозможного мало. (Почтительно кланяется и уходит в кофейную.)
Неточные совпадения
Почтмейстер. Да из собственного его письма. Приносят ко
мне на почту письмо. Взглянул на адрес — вижу: «в Почтамтскую улицу».
Я так и обомлел. «Ну, —
думаю себе, — верно, нашел беспорядки по почтовой части и уведомляет начальство». Взял да и распечатал.
Я даже
думаю (берет его под руку и отводит в сторону),
я даже
думаю, не было ли на
меня какого-нибудь доноса.
«Ах, боже мой!» —
думаю себе и так обрадовалась, что говорю мужу: «Послушай, Луканчик, вот какое счастие Анне Андреевне!» «Ну, —
думаю себе, — слава богу!» И говорю ему: «
Я так восхищена, что сгораю нетерпением изъявить лично Анне Андреевне…» «Ах, боже мой! —
думаю себе.
Городничий.
Я сам, матушка, порядочный человек. Однако ж, право, как
подумаешь, Анна Андреевна, какие мы с тобой теперь птицы сделались! а, Анна Андреевна? Высокого полета, черт побери! Постой же, теперь же
я задам перцу всем этим охотникам подавать просьбы и доносы. Эй, кто там?
Хлестаков. Сделайте милость, садитесь.
Я теперь вижу совершенно откровенность вашего нрава и радушие, а то, признаюсь,
я уж
думал, что вы пришли с тем, чтобы
меня… (Добчинскому.)Садитесь.