Неточные совпадения
Бобчинский. Сначала вы сказали,
а потом
и я сказал. «Э! — сказали мы с Петром Ивановичем. —
А с какой стати сидеть ему здесь, когда дорога ему лежит в Саратовскую губернию?» Да-с.
А вот он-то
и есть этот чиновник.
Хлестаков. Да
вот тогда вы дали двести, то есть не двести,
а четыреста, — я не хочу воспользоваться вашею ошибкою; — так, пожалуй,
и теперь столько же, чтобы уже ровно было восемьсот.
Анна Андреевна. После?
Вот новости — после! Я не хочу после… Мне только одно слово: что он, полковник?
А? (С пренебрежением.)Уехал! Я тебе вспомню это!
А все эта: «Маменька, маменька, погодите, зашпилю сзади косынку; я сейчас».
Вот тебе
и сейчас!
Вот тебе ничего
и не узнали!
А все проклятое кокетство; услышала, что почтмейстер здесь,
и давай пред зеркалом жеманиться:
и с той стороны,
и с этой стороны подойдет. Воображает, что он за ней волочится,
а он просто тебе делает гримасу, когда ты отвернешься.
Да объяви всем, чтоб знали: что
вот, дискать, какую честь бог послал городничему, — что выдает дочь свою не то чтобы за какого-нибудь простого человека,
а за такого, что
и на свете еще не было, что может все сделать, все, все, все!
Анна Андреевна. Мы теперь в Петербурге намерены жить.
А здесь, признаюсь, такой воздух… деревенский уж слишком!., признаюсь, большая неприятность…
Вот и муж мой… он там получит генеральский чин.
Анна Андреевна.
Вот хорошо!
а у меня глаза разве не темные? самые темные. Какой вздор говорит! Как же не темные, когда я
и гадаю про себя всегда на трефовую даму?
— Анна Андреевна именно ожидала хорошей партии для своей дочери,
а вот теперь такая судьба: именно так сделалось, как она хотела», —
и так, право, обрадовалась, что не могла говорить.
Городничий. Я здесь напишу. (Пишет
и в то же время говорит про себя.)
А вот посмотрим, как пойдет дело после фриштика да бутылки толстобрюшки! Да есть у нас губернская мадера: неказиста на вид,
а слона повалит с ног. Только бы мне узнать, что он такое
и в какой мере нужно его опасаться. (Написавши, отдает Добчинскому, который подходит к двери, но в это время дверь обрывается
и подслушивавший с другой стороны Бобчинский летит вместе с нею на сцену. Все издают восклицания. Бобчинский подымается.)
Мишка. Да для вас, дядюшка, еще ничего не готово. Простова блюда вы не будете кушать,
а вот как барин ваш сядет за стол, так
и вам того же кушанья отпустят.
Почтмейстер. Сам не знаю, неестественная сила побудила. Призвал было уже курьера, с тем чтобы отправить его с эштафетой, — но любопытство такое одолело, какого еще никогда не чувствовал. Не могу, не могу! слышу, что не могу! тянет, так
вот и тянет! В одном ухе так
вот и слышу: «Эй, не распечатывай! пропадешь, как курица»;
а в другом словно бес какой шепчет: «Распечатай, распечатай, распечатай!»
И как придавил сургуч — по жилам огонь,
а распечатал — мороз, ей-богу мороз.
И руки дрожат,
и все помутилось.
Аммос Федорович (в сторону).
Вот выкинет штуку, когда в самом деле сделается генералом!
Вот уж кому пристало генеральство, как корове седло! Ну, брат, нет, до этого еще далека песня. Тут
и почище тебя есть,
а до сих пор еще не генералы.
Городничий. Не верьте, не верьте! Это такие лгуны… им
вот эдакой ребенок не поверит. Они уж
и по всему городу известны за лгунов.
А насчет мошенничества, осмелюсь доложить: это такие мошенники, каких свет не производил.
Говорят, что я им солоно пришелся,
а я,
вот ей-богу, если
и взял с иного, то, право, без всякой ненависти.
Хлестаков. Да что? мне нет никакого дела до них. (В размышлении.)Я не знаю, однако ж, зачем вы говорите о злодеях или о какой-то унтер-офицерской вдове… Унтер-офицерская жена совсем другое,
а меня вы не смеете высечь, до этого вам далеко…
Вот еще! смотри ты какой!.. Я заплачу, заплачу деньги, но у меня теперь нет. Я потому
и сижу здесь, что у меня нет ни копейки.
Осип. Да, хорошее.
Вот уж на что я, крепостной человек, но
и то смотрит, чтобы
и мне было хорошо. Ей-богу! Бывало, заедем куда-нибудь: «Что, Осип, хорошо тебя угостили?» — «Плохо, ваше высокоблагородие!» — «Э, — говорит, — это, Осип, нехороший хозяин. Ты, говорит, напомни мне, как приеду». — «
А, — думаю себе (махнув рукою), — бог с ним! я человек простой».
Городничий (в сторону, с лицом, принимающим ироническое выражение).В Саратовскую губернию!
А?
и не покраснеет! О, да с ним нужно ухо востро. (Вслух.)Благое дело изволили предпринять. Ведь
вот относительно дороги: говорят, с одной стороны, неприятности насчет задержки лошадей,
а ведь, с другой стороны, развлеченье для ума. Ведь вы, чай, больше для собственного удовольствия едете?
— потому что, случится, поедешь куда-нибудь — фельдъегеря
и адъютанты поскачут везде вперед: «Лошадей!»
И там на станциях никому не дадут, все дожидаются: все эти титулярные, капитаны, городничие,
а ты себе
и в ус не дуешь. Обедаешь где-нибудь у губернатора,
а там — стой, городничий! Хе, хе, хе! (Заливается
и помирает со смеху.)
Вот что, канальство, заманчиво!
Городничий (в сторону).Славно завязал узелок! Врет, врет —
и нигде не оборвется!
А ведь какой невзрачный, низенький, кажется, ногтем бы придавил его. Ну, да постой, ты у меня проговоришься. Я тебя уж заставлю побольше рассказать! (Вслух.)Справедливо изволили заметить. Что можно сделать в глуши? Ведь
вот хоть бы здесь: ночь не спишь, стараешься для отечества, не жалеешь ничего,
а награда неизвестно еще когда будет. (Окидывает глазами комнату.)Кажется, эта комната несколько сыра?
Аммос Федорович.
А я на этот счет покоен. В самом деле, кто зайдет в уездный суд?
А если
и заглянет в какую-нибудь бумагу, так он жизни не будет рад. Я
вот уж пятнадцать лет сижу на судейском стуле,
а как загляну в докладную записку —
а! только рукой махну. Сам Соломон не разрешит, что в ней правда
и что неправда.
Как сказал он мне это,
а меня так
вот свыше
и вразумило.
А!
вот: «Спешу между прочим уведомить тебя, что приехал чиновник с предписанием осмотреть всю губернию
и особенно наш уезд (значительно поднимает палец вверх).
Анна Андреевна. Ну, скажите, пожалуйста: ну, не совестно ли вам? Я на вас одних полагалась, как на порядочного человека: все вдруг выбежали,
и вы туда ж за ними!
и я
вот ни от кого до сих пор толку не доберусь. Не стыдно ли вам? Я у вас крестила вашего Ванечку
и Лизаньку,
а вы
вот как со мною поступили!
Каморочка под лестницей:
Кровать да печь железная,
Шандал да самовар.
В углу лампадка теплится.
А по стене картиночки.
—
Вот он! — сказал Макар. —
Его превосходительство! —
И щелкнул пальцем бравого
Военного в звездах.
Пришел дьячок уволенный,
Тощой, как спичка серная,
И лясы распустил,
Что счастие не в пажитях,
Не в соболях, не в золоте,
Не в дорогих камнях.
«
А в чем же?»
— В благодушестве!
Пределы есть владениям
Господ, вельмож, царей земных,
А мудрого владение —
Весь вертоград Христов!
Коль обогреет солнышко
Да пропущу косушечку,
Так
вот и счастлив я! —
«
А где возьмешь косушечку?»
— Да вы же дать сулилися…
—
А кто сплошал,
и надо бы
Того тащить к помещику,
Да все испортит он!
Мужик богатый… Питерщик…
Вишь, принесла нелегкая
Домой его на грех!
Порядки наши чудные
Ему пока в диковину,
Так смех
и разобрал!
А мы теперь расхлебывай! —
«Ну… вы его не трогайте,
А лучше киньте жеребий.
Заплатим мы:
вот пять рублей...
—
А вот гляди (
и молотом,
Как перышком, махнул):
Коли проснусь до солнышка
Да разогнусь о полночи,
Так гору сокрушу!
Случалось, не похвастаю,
Щебенки наколачивать
В день на пять серебром!
«
А статских не желаете?»
— Ну,
вот еще со статскими! —
(Однако взяли — дешево! —
Какого-то сановника
За брюхо с бочку винную
И за семнадцать звезд.)
Купец — со всем почтением,
Что любо, тем
и потчует
(С Лубянки — первый вор!) —
Спустил по сотне Блюхера,
Архимандрита Фотия,
Разбойника Сипко,
Сбыл книги: «Шут Балакирев»
И «Английский милорд»…
Шли долго ли, коротко ли,
Шли близко ли, далеко ли,
Вот наконец
и Клин.
Селенье незавидное:
Что ни изба — с подпоркою,
Как нищий с костылем,
А с крыш солома скормлена
Скоту. Стоят, как остовы,
Убогие дома.
Ненастной, поздней осенью
Так смотрят гнезда галочьи,
Когда галчата вылетят
И ветер придорожные
Березы обнажит…
Народ в полях — работает.
Заметив за селением
Усадьбу на пригорочке,
Пошли пока — глядеть.
Г-жа Простакова (увидя Кутейкина
и Цыфиркина).
Вот и учители! Митрофанушка мой ни днем, ни ночью покою не имеет. Свое дитя хвалить дурно,
а куда не бессчастна будет та, которую приведет Бог быть его женою.
Цыфиркин.
А там другую,
вот те
и умноженье.
Скотинин. Да с ним на роду
вот что случилось. Верхом на борзом иноходце разбежался он хмельной в каменны ворота. Мужик был рослый, ворота низки, забыл наклониться. Как хватит себя лбом о притолоку, индо пригнуло дядю к похвям потылицею,
и бодрый конь вынес его из ворот к крыльцу навзничь. Я хотел бы знать, есть ли на свете ученый лоб, который бы от такого тумака не развалился;
а дядя, вечная ему память, протрезвясь, спросил только, целы ли ворота?
Г-жа Простакова. Не умирал!
А разве ему
и умереть нельзя? Нет, сударыня, это твои вымыслы, чтоб дядюшкою своим нас застращать, чтоб мы дали тебе волю. Дядюшка-де человек умный; он, увидя меня в чужих руках, найдет способ меня выручить.
Вот чему ты рада, сударыня; однако, пожалуй, не очень веселись: дядюшка твой, конечно, не воскресал.
—
А пришли мы к твоей княжеской светлости
вот что объявить: много мы промеж себя убивств чинили, много друг дружке разорений
и наругательств делали,
а все правды у нас нет. Иди
и володей нами!
А скудельный сосуд про себя скажет:
вот и я на что-нибудь пригодился, хотя
и получаю содержания два рубля медных в месяц!
—
Вот смотрите! — говорил он обывателям, — как только меня завидите, так сейчас в тазы бейте,
а потом зачинайте поздравлять, как будто я
и невесть откуда приехал!
—
Вот и ты, чертов угодник, в аду с братцем своим сатаной калеными угольями трапезовать станешь,
а я, Семен, тем временем на лоне Авраамлем почивать буду.
— Так
вот, сударь, как настоящие-то начальники принимали! — вздыхали глуповцы, —
а этот что! фыркнул какую-то нелепицу, да
и был таков!
Вот вышла из мрака одна тень, хлопнула: раз-раз! —
и исчезла неведомо куда; смотришь, на место ее выступает уж другая тень
и тоже хлопает, как попало,
и исчезает…"Раззорю!","Не потерплю!" — слышится со всех сторон,
а что разорю, чего не потерплю — того разобрать невозможно.
Несмотря на то что он не присутствовал на собраниях лично, он зорко следил за всем, что там происходило. Скакание, кружение, чтение статей Страхова — ничто не укрылось от его проницательности. Но он ни словом, ни делом не выразил ни порицания, ни одобрения всем этим действиям,
а хладнокровно выжидал, покуда нарыв созреет.
И вот эта вожделенная минута наконец наступила: ему попался в руки экземпляр сочиненной Грустиловым книги:"О восхищениях благочестивой души"…
И вот настала минута, когда эта мысль является не как отвлеченный призрак, не как плод испуганного воображения,
а как голая действительность, против которой не может быть
и возражений.
Каким образом об этих сношениях было узнано — это известно одному богу; но кажется, что сам Наполеон разболтал о том князю Куракину во время одного из своих petits levе́s. [Интимных утренних приемов (франц.).]
И вот в одно прекрасное утро Глупов был изумлен, узнав, что им управляет не градоначальник,
а изменник,
и что из губернии едет особенная комиссия ревизовать его измену.
На третий день сделали привал в слободе Навозной; но тут, наученные опытом, уже потребовали заложников. Затем, переловив обывательских кур, устроили поминки по убиенным. Странно показалось слобожанам это последнее обстоятельство, что
вот человек игру играет,
а в то же время
и кур ловит; но так как Бородавкин секрета своего не разглашал, то подумали, что так следует"по игре",
и успокоились.
— По делом за то, что всё это было притворство, потому что это всё выдуманное,
а не от сердца. Какое мне дело было до чужого человека?
И вот вышло, что я причиной ссоры
и что я делала то, чего меня никто не просил. Оттого что всё притворство! притворство! притворство!…
― Ну, как же! Ну, князь Чеченский, известный. Ну, всё равно.
Вот он всегда на бильярде играет. Он еще года три тому назад не был в шлюпиках
и храбрился.
И сам других шлюпиками называл. Только приезжает он раз,
а швейцар наш… ты знаешь, Василий? Ну, этот толстый. Он бонмотист большой.
Вот и спрашивает князь Чеченский у него: «ну что, Василий, кто да кто приехал?
А шлюпики есть?»
А он ему говорит: «вы третий». Да, брат, так-то!
— Ну
вот, графиня, вы встретили сына,
а я брата, — весело сказала она. —
И все истории мои истощились; дальше нечего было бы рассказывать.
«
Вот это будет толк!» думал Левин, запрятывая в ягдташ теплых
и жирных дупелей. «
А, Ласочка, будет толк?»
—
А, нашла!
Вот умница, — сказал он, вынимая изо рта Ласки теплую птицу
и кладя ее в полный почти ягдташ. — Нашел, Стива! — крикнул он.
— Да, но спириты говорят: теперь мы не знаем, что это за сила, но сила есть,
и вот при каких условиях она действует.
А ученые пускай раскроют, в чем состоит эта сила. Нет, я не вижу, почему это не может быть новая сила, если она….
—
А вот что мы сделаем завтра. Долли, зови его обедать! Позовем Кознышева
и Песцова, чтоб его угостить московскою интеллигенцией.