Неточные совпадения
— Помни, ребята, — объяснял Ермилов ученикам-солдатам, — ежели, к примеру, фихтуешь, так
и фихтуй умственно, потому фихтование в бою есть вещь первая,
а главное, помни, что колоть неприятеля надо на полном выпаде в грудь, коротким ударом,
и коротко назад из груди штык вырви… Помни, из груди коротко назад, чтобы ён рукой не схватал…
Вот так: р-раз — полный выпад
и р-раз — назад. Потом р-раз — д-ва, р-раз — д-ва, ногой коротко притопни, устрашай его, неприятеля, р-раз — два!
— Погоди, брат, недельку поживешь, на ум каша-то не пойдет, ничего не захочешь! Я, брат, в охотку-то сперва-наперво похлеще твоего ел,
а теперь
и глядеть-то на еду противно,
вот что!
— От свинцу, от работы. Сперва завалы делаются, пишши никакой не захочется, потом человек ослабнет,
а там положили в больницу,
и умер.
Вот я теперь ничего не ем, только чаем
и живу, да водки когда выпью при получке…
— Теперь
вот извольте взять эту тряпицу
и завяжите ей себе рот, как я, чтобы пыль при ссыпке не попала. Вредно. — Кавказский подал Луговскому тряпку,
а другой завязал себе нижнюю часть лица. Луговский сделал то же. Они начали вдвоем снимать рамки
и высыпать «товар» на столы. В каждой раме было не менее полпуда, всех рамок для кубика было десять. При ссыпке белая свинцовая пыль наполнила всю комнату.
— Да,
вот иностранцам скабрезные шансонетки можно петь,
а нам, толкователям Гоголя
и Грибоедова, приходится под заграничные песни голодом сидеть…
«
Вот, — думал Колесов, — приеду в Москву. Устроюсь где-нибудь в конторе, рублей на пятьдесят в месяц. Года два прослужу, дадут больше… Там, бог даст, найду себе по сердцу какую-нибудь небогатую девушку, женюсь на ней,
и заживем…
И чего не жить! Человек я смирный, работящий, вина в рот не беру… Только бы найти место,
и я счастлив…
А Москва велика, люди нужны… Я человек знающий, рекомендация от хозяина есть, значит,
и думать нечего».
—
А вот что, заложим до утра ваше пальто,
а деньги достанем, завтра
и выкупим, — предложили ему.
—
И сам не знаю что!
А вот пойдем-ка в трактир, я тебя чайком напою,
а там
и подумаем.
— Malheur [Несчастье! (франц.)]! Не везет…
А? Каково… Нет, вы послушайте… Ставлю на шестерку куш — дана. На-пе — имею. Полкуша на-пе, очки вперед — пятерку — взял… Отгибаюсь — уменьшаю куш — бита. Иду тем же кушем, бита. Ставлю насмарку — бита… Три —
и подряд!
Вот не везет!..
Вспомнил он, как его не пустили в церковь, как он пошел в трактир, напился пьян, неделю без просыпу пил, как его выгнали со службы за пьянство
и как он, спустив с себя приличное платье, стал завсегдатаем погребка…
Вот уж с лишком год, как он день сидит в нем,
а на ночь выходит на угол улицы
и протягивает руку за пятаком на ночлег, если не получает его от загулявшего в погребке гостя или если товарищи по «клоповнику» не раздобудутся деньгами.
«Оттого, что рабочий, если его спросят, чем он занимается, ответит: „Работаю“,
а если его спросят, где он живет, он назовет свой угол…
Вот отчего…» — думал Иванов
и шел вперед без цели…
—
Вот градусник. Показывает всегда семь градусов, зимой
и летом. Еще зимой теплее бывает… Босяки раза два приходили, ночевать просились, зимою-то…
А ведь нынче у нас июль…
Жара стояла смертельная, горы, пыль, кремнем раскаленным пахнет, люди измучились, растянулись,
а чуть команда: «Песенники, вперед»,
и ожило все, подтянулось. Загремит по горам раскатистая, лихая песня, хошь
и не особенно складная,
а себя другим видишь.
Вот здесь, в России, на ученьях солдатских песни все про бой да про походы поются,
а там, в бою-то, в чужой стороне, в горах диких, про наши поля да луга, да про березку кудрявую, да про милых сердцу поются...
Ей ужасно хочется увидеть невесту… У ней озябли ноги, она дрожит сама от холода,
а все стоит
и не отводит от окна глаз.
Вот, наконец, он подходит к окну
и знакомыми томными глазами нежно смотрит на свою даму…
— Я, брат Родя, у вас тут теперь каждый день так обедаю, — пробормотал он, насколько позволял набитый полный рот говядиной, — и это все Пашенька, твоя хозяюшка, хозяйничает, от всей души меня чествует. Я, разумеется, не настаиваю, ну да и не протестую.
А вот и Настасья с чаем! Эка проворная! Настенька, хошь пивца?
Неточные совпадения
Бобчинский. Сначала вы сказали,
а потом
и я сказал. «Э! — сказали мы с Петром Ивановичем. —
А с какой стати сидеть ему здесь, когда дорога ему лежит в Саратовскую губернию?» Да-с.
А вот он-то
и есть этот чиновник.
Хлестаков. Да
вот тогда вы дали двести, то есть не двести,
а четыреста, — я не хочу воспользоваться вашею ошибкою; — так, пожалуй,
и теперь столько же, чтобы уже ровно было восемьсот.
Анна Андреевна. После?
Вот новости — после! Я не хочу после… Мне только одно слово: что он, полковник?
А? (С пренебрежением.)Уехал! Я тебе вспомню это!
А все эта: «Маменька, маменька, погодите, зашпилю сзади косынку; я сейчас».
Вот тебе
и сейчас!
Вот тебе ничего
и не узнали!
А все проклятое кокетство; услышала, что почтмейстер здесь,
и давай пред зеркалом жеманиться:
и с той стороны,
и с этой стороны подойдет. Воображает, что он за ней волочится,
а он просто тебе делает гримасу, когда ты отвернешься.
Да объяви всем, чтоб знали: что
вот, дискать, какую честь бог послал городничему, — что выдает дочь свою не то чтобы за какого-нибудь простого человека,
а за такого, что
и на свете еще не было, что может все сделать, все, все, все!
Анна Андреевна. Мы теперь в Петербурге намерены жить.
А здесь, признаюсь, такой воздух… деревенский уж слишком!., признаюсь, большая неприятность…
Вот и муж мой… он там получит генеральский чин.