Неточные совпадения
Хлестаков (придвигаясь).Да ведь это вам кажется
только,
что близко; а вы вообразите себе,
что далеко. Как бы я был счастлив, сударыня, если б мог прижать вас в свои объятия.
Хлестаков (пишет).Ну, хорошо. Отнеси
только наперед это письмо; пожалуй, вместе и подорожную возьми. Да зато, смотри, чтоб лошади хорошие были! Ямщикам скажи,
что я буду давать по целковому; чтобы так, как фельдъегеря, катили и песни бы пели!.. (Продолжает писать.)Воображаю, Тряпичкин умрет со смеху…
Аммос Федорович. А черт его знает,
что оно значит! Еще хорошо, если
только мошенник, а может быть, и того еще хуже.
Анна Андреевна. После? Вот новости — после! Я не хочу после… Мне
только одно слово:
что он, полковник? А? (С пренебрежением.)Уехал! Я тебе вспомню это! А все эта: «Маменька, маменька, погодите, зашпилю сзади косынку; я сейчас». Вот тебе и сейчас! Вот тебе ничего и не узнали! А все проклятое кокетство; услышала,
что почтмейстер здесь, и давай пред зеркалом жеманиться: и с той стороны, и с этой стороны подойдет. Воображает,
что он за ней волочится, а он просто тебе делает гримасу, когда ты отвернешься.
Хлестаков. Черт его знает,
что такое,
только не жаркое. Это топор, зажаренный вместо говядины. (Ест.)Мошенники, канальи,
чем они кормят! И челюсти заболят, если съешь один такой кусок. (Ковыряет пальцем в зубах.)Подлецы! Совершенно как деревянная кора, ничем вытащить нельзя; и зубы почернеют после этих блюд. Мошенники! (Вытирает рот салфеткой.)Больше ничего нет?
Анна Андреевна. Пойдем, Машенька! я тебе скажу,
что я заметила у гостя такое,
что нам вдвоем
только можно сказать.
Анна Андреевна. Цветное!.. Право, говоришь — лишь бы
только наперекор. Оно тебе будет гораздо лучше, потому
что я хочу надеть палевое; я очень люблю палевое.
Городничий. Я здесь напишу. (Пишет и в то же время говорит про себя.)А вот посмотрим, как пойдет дело после фриштика да бутылки толстобрюшки! Да есть у нас губернская мадера: неказиста на вид, а слона повалит с ног.
Только бы мне узнать,
что он такое и в какой мере нужно его опасаться. (Написавши, отдает Добчинскому, который подходит к двери, но в это время дверь обрывается и подслушивавший с другой стороны Бобчинский летит вместе с нею на сцену. Все издают восклицания. Бобчинский подымается.)
Анна Андреевна. Очень почтительным и самым тонким образом. Все чрезвычайно хорошо говорил. Говорит: «Я, Анна Андреевна, из одного
только уважения к вашим достоинствам…» И такой прекрасный, воспитанный человек, самых благороднейших правил! «Мне, верите ли, Анна Андреевна, мне жизнь — копейка; я
только потому,
что уважаю ваши редкие качества».
А вы — стоять на крыльце, и ни с места! И никого не впускать в дом стороннего, особенно купцов! Если хоть одного из них впустите, то…
Только увидите,
что идет кто-нибудь с просьбою, а хоть и не с просьбою, да похож на такого человека,
что хочет подать на меня просьбу, взашей так прямо и толкайте! так его! хорошенько! (Показывает ногою.)Слышите? Чш… чш… (Уходит на цыпочках вслед за квартальными.)
Деньги бы
только были, а жизнь тонкая и политичная: кеятры, собаки тебе танцуют, и все
что хочешь.
Знать не хочу господ!..»
Тем
только успокоили,
Что штоф вина поставили
(Винцо-то он любил).
Г-жа Простакова. Ах, мой батюшка! Да извозчики-то на
что ж? Это их дело. Это таки и наука-то не дворянская. Дворянин
только скажи: повези меня туда, — свезут, куда изволишь. Мне поверь, батюшка,
что, конечно, то вздор,
чего не знает Митрофанушка.
Стародум. О сударыня! До моих ушей уже дошло,
что он теперь
только и отучиться изволил. Я слышал об его учителях и вижу наперед, какому грамотею ему быть надобно, учася у Кутейкина, и какому математику, учася у Цыфиркина. (К Правдину.) Любопытен бы я был послушать,
чему немец-то его выучил.
Стародум. В одном
только: когда он внутренне удостоверен,
что служба его отечеству прямой пользы не приносит! А! тогда поди.
Ибо желать следует
только того,
что к достижению возможно; ежели же будешь желать недостижимого, как, например, укрощения стихий, прекращения течения времени и подобного, то сим градоначальническую власть не токмо не возвысишь, а наипаче сконфузишь.
Но когда он убедился,
что злодеяние уже совершилось, то чувства его внезапно стихают, и одна
только жажда водворяется в сердце его — это жажда безмолвия.
"Было
чего испугаться глуповцам, — говорит по этому случаю летописец, — стоит перед ними человек роста невеликого, из себя не дородный, слов не говорит, а
только криком кричит".
Один
только раз он выражается так:"Много было от него порчи женам и девам глуповским", и этим как будто дает понять,
что, и по его мнению, все-таки было бы лучше, если б порчи не было.
Даже спал
только одним глазом,
что приводило в немалое смущение его жену, которая, несмотря на двадцатипятилетнее сожительство, не могла без содрогания видеть его другое, недремлющее, совершенно круглое и любопытно на нее устремленное око.
Если глуповцы с твердостию переносили бедствия самые ужасные, если они и после того продолжали жить, то они обязаны были этим
только тому,
что вообще всякое бедствие представлялось им чем-то совершенно от них не зависящим, а потому и неотвратимым.
Грустилов в первую половину своего градоначальствования не
только не препятствовал, но даже покровительствовал либерализму, потому
что смешивал его с вольным обращением, к которому от природы имел непреодолимую склонность.
Узнал бригадир,
что Митька затеял бунтовство, и вдвое против прежнего огорчился. Бунтовщика заковали и увели на съезжую. Как полоумная, бросилась Аленка на бригадирский двор, но путного ничего выговорить не могла, а
только рвала на себе сарафан и безобразно кричала...
Наконец он не выдержал. В одну темную ночь, когда не
только будочники, но и собаки спали, он вышел, крадучись, на улицу и во множестве разбросал листочки, на которых был написан первый, сочиненный им для Глупова, закон. И хотя он понимал,
что этот путь распубликования законов весьма предосудителен, но долго сдерживаемая страсть к законодательству так громко вопияла об удовлетворении,
что перед голосом ее умолкли даже доводы благоразумия.
Только когда уж совсем рассвело, увидели,
что бьются свои с своими же и
что сцена этого недоразумения происходит у самой околицы Навозной слободы.
Известно
только,
что этот неизвестный вопрос во
что бы ни стало будет приведен в действие.
Можно
только сказать себе,
что прошлое кончилось и
что предстоит начать нечто новое, нечто такое, от
чего охотно бы оборонился, но
чего невозможно избыть, потому
что оно придет само собою и назовется завтрашним днем.
По примеру всех благопопечительных благоустроителей, он видел
только одно:
что мысль, так долго зревшая в его заскорузлой голове, наконец осуществилась,
что он подлинно обладает прямою линией и может маршировать по ней сколько угодно.
Тут
только понял Грустилов, в
чем дело, но так как душа его закоснела в идолопоклонстве, то слово истины, конечно, не могло сразу проникнуть в нее. Он даже заподозрил в первую минуту,
что под маской скрывается юродивая Аксиньюшка, та самая, которая, еще при Фердыщенке, предсказала большой глуповский пожар и которая во время отпадения глуповцев в идолопоклонстве одна осталась верною истинному богу.
Так шел он долго, все простирая руку и проектируя, и
только тогда, когда глазам его предстала река, он почувствовал,
что с ним совершилось что-то необыкновенное.
Когда человек и без законов имеет возможность делать все,
что угодно, то странно подозревать его в честолюбии за такое действие, которое не
только не распространяет, но именно ограничивает эту возможность.
Но летописец недаром предварял события намеками: слезы бригадировы действительно оказались крокодиловыми, и покаяние его было покаяние аспидово. Как
только миновала опасность, он засел у себя в кабинете и начал рапортовать во все места. Десять часов сряду макал он перо в чернильницу, и
чем дальше макал, тем больше становилось оно ядовитым.
— Без закона все,
что угодно, можно! — говорил секретарь, —
только вот законов писать нельзя-с!
Он не был ни технолог, ни инженер; но он был твердой души прохвост, а это тоже своего рода сила, обладая которою можно покорить мир. Он ничего не знал ни о процессе образования рек, ни о законах, по которому они текут вниз, а не вверх, но был убежден,
что стоит
только указать: от сих мест до сих — и на протяжении отмеренного пространства наверное возникнет материк, а затем по-прежнему, и направо и налево, будет продолжать течь река.
Он спал на голой земле и
только в сильные морозы позволял себе укрыться на пожарном сеновале; вместо подушки клал под головы́ камень; вставал с зарею, надевал вицмундир и тотчас же бил в барабан; курил махорку до такой степени вонючую,
что даже полицейские солдаты и те краснели, когда до обоняния их доходил запах ее; ел лошадиное мясо и свободно пережевывал воловьи жилы.
Изложив таким манером нечто в свое извинение, не могу не присовокупить,
что родной наш город Глупов, производя обширную торговлю квасом, печенкой и вареными яйцами, имеет три реки и, в согласность древнему Риму, на семи горах построен, на коих в гололедицу великое множество экипажей ломается и столь же бесчисленно лошадей побивается. Разница в том
только состоит,
что в Риме сияло нечестие, а у нас — благочестие, Рим заражало буйство, а нас — кротость, в Риме бушевала подлая чернь, а у нас — начальники.
Только на осьмой день, около полдён, измученная команда увидела стрелецкие высоты и радостно затрубила в рога. Бородавкин вспомнил,
что великий князь Святослав Игоревич, прежде нежели побеждать врагов, всегда посылал сказать:"Иду на вы!" — и, руководствуясь этим примером, командировал своего ординарца к стрельцам с таким же приветствием.
Что из него должен во всяком случае образоваться законодатель, — в этом никто не сомневался; вопрос заключался
только в том, какого сорта выйдет этот законодатель, то есть напомнит ли он собой глубокомыслие и административную прозорливость Ликурга или просто будет тверд, как Дракон.
Из всех этих слов народ понимал
только: «известно» и «наконец нашли». И когда грамотеи выкрикивали эти слова, то народ снимал шапки, вздыхал и крестился. Ясно,
что в этом не
только не было бунта, а скорее исполнение предначертаний начальства. Народ, доведенный до вздыхания, — какого еще идеала можно требовать!
Затем по всем улицам накурили смирною и ливаном, [Смирна и ливан — здесь: восточные благовонные смолы, ладан.] и тогда
только обнадежились,
что вражья сила окончательно посрамлена.
Очень часто мы замечаем, — говорит он, —
что предметы, по-видимому, совершенно неодушевленные (камню подобные), начинают ощущать вожделение, как
только приходят в соприкосновение с зрелищами, неодушевленности их доступными".
Только тогда Бородавкин спохватился и понял,
что шел слишком быстрыми шагами и совсем не туда, куда идти следует. Начав собирать дани, он с удивлением и негодованием увидел,
что дворы пусты и
что если встречались кой-где куры, то и те были тощие от бескормицы. Но, по обыкновению, он обсудил этот факт не прямо, а с своей собственной оригинальной точки зрения, то есть увидел в нем бунт, произведенный на сей раз уже не невежеством, а излишеством просвещения.
Издатель позволяет себе думать,
что изложенные в этом документе мысли не
только свидетельствуют,
что в то отдаленное время уже встречались люди, обладавшие правильным взглядом на вещи, но могут даже и теперь служить руководством при осуществлении подобного рода предприятий.
Так, например, известно было,
что, находясь при действующей армии провиантмейстером, он довольно непринужденно распоряжался казенною собственностью и облегчал себя от нареканий собственной совести
только тем,
что, взирая на солдат, евших затхлый хлеб, проливал обильные слезы.
Ему бы смешно показалось, если б ему сказали,
что он не получит места с тем жалованьем, которое ему нужно, тем более,
что он и не требовал чего-нибудь чрезвычайного; он хотел
только того,
что получали его сверстники, а исполнять такого рода должность мог он не хуже всякого другого.
— Вполне ли они известны? — с тонкою улыбкой вмешался Сергей Иванович. — Теперь признано,
что настоящее образование может быть
только чисто классическое; но мы видим ожесточенные споры той и другой стороны, и нельзя отрицать, чтоб и противный лагерь не имел сильных доводов в свою пользу.
Несмотря на то,
что снаружи еще доделывали карнизы и в нижнем этаже красили, в верхнем уже почти всё было отделано. Пройдя по широкой чугунной лестнице на площадку, они вошли в первую большую комнату. Стены были оштукатурены под мрамор, огромные цельные окна были уже вставлены,
только паркетный пол был еще не кончен, и столяры, строгавшие поднятый квадрат, оставили работу, чтобы, сняв тесемки, придерживавшие их волоса, поздороваться с господами.
Сам Каренин был по петербургской привычке на обеде с дамами во фраке и белом галстуке, и Степан Аркадьич по его лицу понял,
что он приехал,
только чтоб исполнить данное слово, и, присутствуя в этом обществе, совершал тяжелый долг.
Левин отдал косу Титу и с мужиками, пошедшими к кафтанам за хлебом, чрез слегка побрызганные дождем ряды длинного скошенного пространства пошел к лошади. Тут
только он понял,
что не угадал погоду, и дождь мочил его сено.
«Я ничего не открыл. Я
только узнал то,
что я знаю. Я понял ту силу, которая не в одном прошедшем дала мне жизнь, но теперь дает мне жизнь. Я освободился от обмана, я узнал хозяина».