Неточные совпадения
— Зачем
же, папаша, мы ездим в Воздвиженское?
Там очень скучно!.. — проговорил почти строгим голосом Павел.
Когда ружье было подано, братец Сашенька тотчас
же отвинтил у него замок, смазал маслом, ствол продул, прочистил и, приведя таким образом смертоносное орудие в порядок, сбегал к своей бричке и достал
там порох и дробь.
Там на крыльце ожидали их Михайло Поликарпыч и Анна Гавриловна. Та сейчас
же, как вошли они в комнаты, подала мороженого; потом садовник, из собственной оранжереи Еспера Иваныча, принес фруктов, из которых Еспер Иваныч отобрал самые лучшие и подал Павлу. Полковник при этом немного нахмурился. Он не любил, когда Еспер Иваныч очень уж ласкал его сына.
Анна Гавриловна, — всегда обыкновенно переезжавшая и жившая с Еспером Иванычем в городе, и видевши, что он почти каждый вечер ездил к князю, — тоже, кажется, разделяла это мнение, и один только ум и высокие качества сердца удерживали ее в этом случае: с достодолжным смирением она сознала, что не могла
же собою наполнять всю жизнь Еспера Иваныча, что, рано или поздно, он должен был полюбить женщину, равную ему по положению и по воспитанию, — и как некогда принесла ему в жертву свое материнское чувство, так и теперь задушила в себе чувство ревности, и (что бы
там на сердце ни было) по-прежнему была весела, разговорчива и услужлива, хотя впрочем, ей и огорчаться было не от чего…
— Да
там зачем
же? — отозвался было Насосыч.
— Потом он с теми
же учениками, — продолжал Павел, — зашел нарочно в трактир и вдруг
там спрашивает: «Дайте мне порцию акрид и дивиева меду!»
— Да что
же у вас, жених, что ли,
там какой есть, который вам нравится?
Павел пробовал было хоть на минуту остаться с ней наедине, но решительно это было невозможно, потому что она то укладывала свои ноты, книги, то разговаривала с прислугой; кроме того, тут
же в комнате сидела, не сходя с места, m-me Фатеева с прежним могильным выражением в лице; и, в заключение всего, пришла Анна Гавриловна и сказала моему герою: «Пожалуйте, батюшка, к барину; он один
там у нас сидит и дожидается вас».
— Так что
же вы говорите, я после этого уж и не понимаю! А знаете ли вы то, что в Демидовском студенты имеют единственное развлечение для себя — ходить в Семеновский трактир и пить
там? Большая разница Москва-с, где — превосходный театр, разнообразное общество, множество библиотек, так что, помимо ученья, самая жизнь будет развивать меня, а потому стеснять вам в этом случае волю мою и лишать меня, может быть, счастья всей моей будущей жизни — безбожно и жестоко с вашей стороны!
— Да, он всегда желал этого, — произнес, почти с удивлением, Постен. — Но потом-с!.. — начал он рассказывать каким-то чересчур уж пунктуальным тоном. — Когда сам господин Фатеев приехал в деревню и когда все мы — я, он, Клеопатра Петровна — по его
же делу отправились в уездный город, он
там, в присутствии нескольких господ чиновников, бывши, по обыкновению, в своем послеобеденном подшефе, бросается на Клеопатру Петровну с ножом.
— Справедливое слово, Михайло Поликарпыч, — дворовые — дармоеды! — продолжал он и
там бунчать, выправляя свой нос и рот из-под подушки с явною целью, чтобы ему ловчее было храпеть, что и принялся он делать сейчас
же и с замечательной силой. Ванька между тем, потихоньку и, видимо, опасаясь разбудить Макара Григорьева, прибрал все платье барина в чемодан, аккуратно постлал ему постель на диване и сам сел дожидаться его; когда
же Павел возвратился, Ванька не утерпел и излил на него отчасти гнев свой.
Заморив наскоро голод остатками вчерашнего обеда, Павел велел Ваньке и Огурцову перевезти свои вещи, а сам, не откладывая времени (ему невыносимо было уж оставаться в грязной комнатишке Макара Григорьева), отправился снова в номера, где прямо прошел к Неведомову и тоже сильно был удивлен тем, что представилось ему
там: во-первых, он увидел диван, очень как бы похожий на гроб и обитый совершенно таким
же малиновым сукном, каким обыкновенно обивают гроба; потом, довольно большой стол, покрытый уже черным сукном, на котором лежали: череп человеческий, несколько ручных и ножных костей, огромное евангелие и еще несколько каких-то больших книг в дорогом переплете, а сзади стола, у стены, стояло костяное распятие.
— Второй год уж!..
Там профессора или пьянствуют или с женами ссорятся: что
же мне было при этом присутствовать? — проговорил поспешно Салов.
Самое большое, чем он мог быть в этом отношении, это — пантеистом, но возвращение его в деревню, постоянное присутствие при том, как старик отец по целым почти ночам простаивал перед иконами, постоянное наблюдение над тем, как крестьянские и дворовые старушки с каким-то восторгом бегут к приходу помолиться, — все это, если не раскрыло в нем религиозного чувства, то, по крайней мере, опять возбудило в нем охоту к этому чувству; и в первое
же воскресенье, когда отец поехал к приходу, он решился съездить с ним и помолиться
там посреди этого простого народа.
— Нет, и никогда не возвращу! — произнесла Клеопатра Петровна с ударением. — А то, что он будет писать к генерал-губернатору — это решительный вздор! Он и тогда, как в Петербург я от него уехала, писал тоже к генерал-губернатору; но Постен очень покойно свез меня в канцелярию генерал-губернатора; я рассказала
там, что приехала в Петербург лечиться и что муж мой требует меня, потому что домогается отнять у меня вексель. Мне сейчас
же выдали какой-то билет и написали что-то такое к предводителю.
— Отчего
же?
Там есть очень много умных и высокообразованных людей.
Павел, когда он был гимназистом, студентом, все ей казался еще мальчиком, но теперь она слышала до мельчайших подробностей его историю с m-me Фатеевой и поэтому очень хорошо понимала, что он — не мальчик, и особенно, когда он явился в настоящий визит таким красивым, умным молодым человеком, — и в то
же время она вспомнила, что он был когда-то ее горячим поклонником, и ей стало невыносимо жаль этого времени и ужасно захотелось заглянуть кузену в душу и посмотреть, что теперь
там такое.
— С моей стороны очень просто вышло, — отвечал Салов, пожимая плечами, — я очутился тогда, как Ир, в совершенном безденежье; а
там слух прошел, что вот один из этих
же свиней-миллионеров племянницу свою, которая очутилась от него, вероятно, в известном положении, выдает замуж с тем только, чтобы на ней обвенчаться и возвратить это сокровище ему назад… Я и хотел подняться на эту штуку…
Они увидели
там книгу с рисунками индейских пагод и их богов, и Петин, вскочив на стул, не преминул сейчас
же представить одного длинновязого бога, примкнутого к стене, а Замин его поправлял в этом случае, говоря: «Руки попрямее, а колени повыпуклее!» — и Петин точь-в-точь изобразил индейского бога.
— Видал-с в трактирах, но не глядывал в них. Мы больше газеты смотрим — потому те нам нужней: объявления
там разные и всякие есть… Что
же вы сочинять будете изволить? — спросил он потом Вихрова.
С письмом этим Вихров предположил послать Ивана и ожидал доставить ему удовольствие этим, так как он
там увидится с своей Машей, но сердце Ивана уже было обращено в другую сторону; приехав в деревню, он не преминул сейчас
же заинтересоваться новой горничной, купленной у генеральши, но та сейчас сразу отвергла все его искания и прямо в глаза назвала его «сушеным судаком по копейке фунт».
Юлия на это ей ничего не сказала, но Катишь очень хорошо видела, что она сильно ее заинтересовала Вихровым, а поэтому, поехав через неделю опять к Клеопатре Петровне, она и
там не утерпела и сейчас
же той отрапортовала...
По этому письму Катишь сейчас
же сбегала к Захаревским, узнала
там все и написала к приятельнице...
— Ну, и грубили тоже немало, топором даже граживали, но все до случая как-то бог берег его; а тут, в последнее время, он взял к себе девчорушечку что ни есть у самой бедной вдовы-бобылки, и девчурка-то действительно плакала очень сильно; ну, а мать-то попервоначалу говорила: «Что, говорит, за важность: продержит, да и отпустит
же когда-нибудь!» У этого
же самого барина была еще и другая повадка: любил он, чтобы ему крестьяне носили все, что у кого хорошее какое есть: капуста
там у мужика хороша уродилась, сейчас кочень капусты ему несут на поклон; пирог ли у кого хорошо испекся, пирога ему середки две несут, — все это кушать изволит и похваливает.
— Да ведь, любезный, — возразил Вихров, —
там сейчас
же и в разврат это переходит.
Он и пишет ей: «Как
же это, маменька?» — «А так
же, говорит, сын любезный, я, по материнской своей слабости, никак не могла бы отказать тебе в том; но тетка к тебе никак уж этой девушки не пустит!» Он, однако, этим не удовлетворился: подговорил
там через своих людей, девка-то бежала к нему в Питер!..
Живин тоже несся с довольно толстою дамою; а Кергель, подхватив прехорошенькую девушку, сейчас
же отлетел с ней в угол залы и начал
там что-то такое выделывать галопное и вместе с тем о чем-то восторженно нашептывал ей.
— Нет, мало! Такой
же худой, как и был. Какой учености, братец, он громадной! Раз как-то разговорились мы с ним о Ватикане. Он вдруг и говорит, что
там в такой-то комнате такой-то образ висит; я сейчас после того, проехавши в город, в училище уездное,
там отличное есть описание Рима, достал, смотрю… действительно такая картина висит!
— Как
же вы, милостивый государь, будучи русским, будучи туземцем здешним, позволяете себе говорить, что это варварство, когда какого-то
там негодяя и его дочеренку посадили в острог, а это не варварство, что господа поляки выжгли весь ваш родной город?
Окончив письмо, она послала служителя взять себе карету, и, когда та приведена была, она сейчас
же села и велела себя везти в почтамт;
там она прошла в отделение, где принимают письма, и отдала чиновнику написанное ею письмо.
Первый, как человек, привыкший делать большие прогулки, сейчас
же захрапел; но у Вихрова сделалось такое волнение в крови, что он не мог заснуть всю ночь, и едва только забрезжилась заря, как он оделся и вышел в монастырский сад.
Там он услыхал, что его кличут по имени. Это звала его Юлия, сидевшая в довольно небрежном костюме на небольшом балкончике гостиницы.
— Отлично! — подхватил Вихров, и, не откладывая в дальний ящик, они сейчас
же отправились на озеро, взяв с собой только еды и ни капли питья, наняли
там у рыбаков лодку и поехали.
— В какую
же должность меня
там определят? — спросил Вихров.
Подходя к своей гостинице, он еще издали заметил какую-то весьма подозрительной наружности, стоящую около подъезда, тележку парой, а потом, когда он вошел в свой номер, то увидал
там стоящего жандарма с сумкой через плечо. Сомненья его сейчас
же все разрешились.
— Сделайте милость! — воскликнул инженер. — Казна, или кто
там другой, очень хорошо знает, что инженеры за какие-нибудь триста рублей жалованья в год служить у него не станут, а сейчас
же уйдут на те
же иностранные железные дороги, а потому и дозволяет уж самим нам иметь известные выгоды. Дай мне правительство десять, пятнадцать тысяч в год жалованья, конечно, я буду лучше постройки производить и лучше и честнее служить.
— Нельзя
же ведь, все-таки мы присутствие
там составим… — объяснил ему на это Миротворский.
Там разложили на козлах несколько досок и поставили гроб. Открыть его Вихров сначала думал было велеть убийце, но потом сообразил, что это может выйти пытка, — таким образом гроб открыть опять выискался тот
же корявый мужик.
— Но как
же, однако, она умерла
там?
— Чем
же они
там питались?
Словом, вся эта служба производила впечатление, что как будто бы она была точно такая
же, как и наша, и только дьякона, священника и алтаря, со всем, что
там делается, не было, — как будто бы алтарь отрублен был и отвалился; все это показалось Вихрову далеко не лишенным значения.
Тысячи мрачных мыслей наполнили голову Юлии после разговора ее с братом. Она именно после того и сделалась больна. Теперь
же Вихров говорил как-то неопределенно. Что ей было делать? И безумная девушка решилась сама открыться в чувствах своих к нему, а
там — пусть будет, что будет!
— «Оттого, говорят, что на вас дьявол снисшел!» — «Но отчего
же, говорю, на нас, разумом светлейших, а не на вас, во мраке пребывающих?» «Оттого, говорят, что мы живем по старой вере, а вы приняли новшества», — и хоть режь их ножом, ни один с этого не сойдет… И как ведь это вышло: где нет раскола промеж народа,
там и духа его нет; а где он есть — православные ли, единоверцы ли, все в нем заражены и очумлены… и который здоров еще, то жди, что и он будет болен!
Сам
же Клыков, как слышал я, ускакал в Петербург, вероятно,
там выдумает что-нибудь отличное! — заключил Захаревский и, видимо, от сдерживаемой досады не в состоянии даже был покойно сидеть на месте, а встал и начал ходить по комнате.
Я спросил дежурного чиновника: «Кто это такой?» Он говорит: «Это единоверческий священник!» Губернатор, как вышел, так сейчас
же подошел к нему, и он при мне
же стал ему жаловаться именно на вас, что вы
там послабляли, что ли, раскольникам… и какая-то становая собирала какие-то деньги для вас, — так что губернатор, видя, что тот что-то такое серьезное хочет ему донести, отвел его в сторону от меня и стал с ним потихоньку разговаривать.
Вихров затем, все еще продолжавший дрожать, взглянул на правую сторону около себя и увидел лежащий пистолет; он взял его и сейчас
же разрядил, потом он взглянул в противоположную сторону и
там увидел невиннейшее зрелище: Мелков спокойнейшим и смиреннейшим образом сидел на лавке и играл с маленьким котенком. Вихрова взбесило это.
— Здесь уж все поубрали! — проговорил он, возвращаясь из голбца, и с той
же зажженной лучиной перешел в другую избу, и
там прямо прошел в голбец, где нашел почти то
же самое — с тою только разницею, что яйца были перебиты в квасу и
там распущены.
Пока она думала и надеялась, что Вихров ответит ей на ее чувство, — она любила его до страсти, сентиментальничала, способна была, пожалуй, наделать глупостей и неосторожных шагов; но как только услыхала, что он любит другую, то сейчас
же поспешила выкинуть из головы все мечтания, все надежды, — и у нее уже остались только маленькая боль и тоска в сердце, как будто бы
там что-то такое грызло и вертело.
— Ну, ну! Всегда одно и то
же толкуете! — говорил инженер, идя за Петром Петровичем, который выходил в сопровождении всех гостей в переднюю.
Там он не утерпел, чтобы не пошутить с Груней, у которой едва доставало силенки подать ему его огромную медвежью шубу.
— «У нас, говорит, состояния нет на то!» — «Что ж, говорю, вашему супругу
там бы место найти; вот, говорю, отличнейшая
там должность открылась: две с половиной тысячи жалованья, мундир 5-го класса, стеречь Минина и Пожарского, чтоб не украли!» — «Ах, говорит, от кого
же это зависит?» — «Кажется, говорю, от обер-полицеймейстера».