Неточные совпадения
Осип. Давай их, щи, кашу
и пироги! Ничего,
всё будем есть. Ну, понесем чемодан! Что, там другой выход есть?
Анна Андреевна. Ему
всё бы только рыбки! Я не иначе хочу, чтоб наш дом был первый в столице
и чтоб у меня в комнате такое было амбре, чтоб нельзя было войти
и нужно бы только этак зажмурить глаза. (Зажмуривает глаза
и нюхает.)Ах, как хорошо!
Марья Антоновна (отдвигаясъ).Для чего ж близко?
все равно
и далеко.
Осип. Да что завтра! Ей-богу, поедем, Иван Александрович! Оно хоть
и большая честь вам, да
все, знаете, лучше уехать скорее: ведь вас, право, за кого-то другого приняли…
И батюшка будет гневаться, что так замешкались. Так бы, право, закатили славно! А лошадей бы важных здесь дали.
Пойдешь ли пашней, нивою —
Вся нива спелым колосом
К ногам господским стелется,
Ласкает слух
и взор!
Сам Государев посланный
К народу речь держал,
То руганью попробует
И плечи с эполетами
Подымет высоко,
То ласкою попробует
И грудь с крестами царскими
Во
все четыре стороны
Повертывать начнет.
Доля народа,
Счастье его,
Свет
и свобода
Прежде
всего!
Солдат ударил в ложечки,
Что было вплоть до берегу
Народу —
все сбегается.
Ударил —
и запел...
И тут настала каторга
Корёжскому крестьянину —
До нитки разорил!
А драл… как сам Шалашников!
Да тот был прост; накинется
Со
всей воинской силою,
Подумаешь: убьет!
А деньги сунь, отвалится,
Ни дать ни взять раздувшийся
В собачьем ухе клещ.
У немца — хватка мертвая:
Пока не пустит по миру,
Не отойдя сосет!
В конце села под ивою,
Свидетельницей скромною
Всей жизни вахлаков,
Где праздники справляются,
Где сходки собираются,
Где днем секут, а вечером
Цалуются, милуются, —
Всю ночь огни
и шум.
— А потому терпели мы,
Что мы — богатыри.
В том богатырство русское.
Ты думаешь, Матренушка,
Мужик — не богатырь?
И жизнь его не ратная,
И смерть ему не писана
В бою — а богатырь!
Цепями руки кручены,
Железом ноги кованы,
Спина… леса дремучие
Прошли по ней — сломалися.
А грудь? Илья-пророк
По ней гремит — катается
На колеснице огненной…
Все терпит богатырь!
Милон. Это его ко мне милость. В мои леты
и в моем положении было бы непростительное высокомерие считать
все то заслуженным, чем молодого человека ободряют достойные люди.
Разделенные на отряды (в каждом уже с вечера был назначен особый урядник
и особый шпион), они разом на
всех пунктах начали работу разрушения.
А Бородавкин
все маневрировал да маневрировал
и около полдён достиг до слободы Негодницы, где сделал привал. Тут
всем участвующим в походе роздали по чарке водки
и приказали петь песни, а ввечеру взяли в плен одну мещанскую девицу, отлучившуюся слишком далеко от ворот своего дома.
Бросились
и туда, но тут увидели, что
вся слобода уже в пламени,
и начали помышлять о собственном спасении.
Таким образом оказывалось, что Бородавкин поспел как раз кстати, чтобы спасти погибавшую цивилизацию. Страсть строить на"песце"была доведена в нем почти до исступления. Дни
и ночи он
все выдумывал, что бы такое выстроить, чтобы оно вдруг, по выстройке, грохнулось
и наполнило вселенную пылью
и мусором.
И так думал
и этак, но настоящим манером додуматься все-таки не мог. Наконец, за недостатком оригинальных мыслей, остановился на том, что буквально пошел по стопам своего знаменитого предшественника.
Но бумага не приходила, а бригадир плел да плел свою сеть
и доплел до того, что помаленьку опутал ею
весь город. Нет ничего опаснее, как корни
и нити, когда примутся за них вплотную. С помощью двух инвалидов бригадир перепутал
и перетаскал на съезжую почти
весь город, так что не было дома, который не считал бы одного или двух злоумышленников.
И в пример приводит какого-то ближнего помещика, который, будучи разбит параличом, десять лет лежал недвижим в кресле, но
и за
всем тем радостно мычал, когда ему приносили оброк…
А градоначальник
все сидит
и выскребает
все новые
и новые попуждения…
Ликование было общее, а вместе со
всеми ликовал
и Глупов.
Одет в военного покроя сюртук, застегнутый на
все пуговицы,
и держит в правой руке сочиненный Бородавкиным"Устав о неуклонном сечении", но, по-видимому, не читает его, а как бы удивляется, что могут существовать на свете люди, которые даже эту неуклонность считают нужным обеспечивать какими-то уставами.
О бригадире
все словно позабыли, хотя некоторые
и уверяли, что видели, как он слонялся с единственной пожарной трубой
и порывался отстоять попов дом.
— Для
всех и больше
всего для тебя.
Осматривание достопримечательностей, не говоря о том, что
всё уже было видено, не имело для него, как для Русского
и умного человека, той необъяснимой значительности, которую умеют приписывать этому делу Англичане.
Она решила, что малую часть приданого она приготовит
всю теперь, большое же вышлет после,
и очень сердилась на Левина за то, что он никак не мог серьезно ответить ей, согласен ли он на это или нет.
Несмотря на то, что снаружи еще доделывали карнизы
и в нижнем этаже красили, в верхнем уже почти
всё было отделано. Пройдя по широкой чугунной лестнице на площадку, они вошли в первую большую комнату. Стены были оштукатурены под мрамор, огромные цельные окна были уже вставлены, только паркетный пол был еще не кончен,
и столяры, строгавшие поднятый квадрат, оставили работу, чтобы, сняв тесемки, придерживавшие их волоса, поздороваться с господами.
Но где, когда
и зачем это
все было, он не знал.
Брат лег
и ― спал или не спал ― но, как больной, ворочался, кашлял
и, когда не мог откашляться, что-то ворчал. Иногда, когда он тяжело вздыхал, он говорил: «Ах, Боже мой» Иногда, когда мокрота душила его, он с досадой выговаривал: «А! чорт!» Левин долго не спал, слушая его. Мысли Левина были самые разнообразные, но конец
всех мыслей был один: смерть.
Одни, к которым принадлежал Катавасов, видели в противной стороне подлый донос
и обман; другие ― мальчишество
и неуважение к авторитетам. Левин, хотя
и не принадлежавший к университету, несколько раз уже в свою бытность в Москве слышал
и говорил об этом деле
и имел свое составленное на этот счет мнение; он принял участие в разговоре, продолжавшемся
и на улице, пока
все трое дошли до здания Старого Университета.
Всё это случилось в одно время: мальчик подбежал к голубю
и улыбаясь взглянул на Левина; голубь затрещал крыльями
и отпорхнул, блестя на солнце между дрожащими в воздухе пылинками снега, а из окошка пахнуло духом печеного хлеба,
и выставились сайки.
Свияжский переносил свою неудачу весело. Это даже не была неудача для него, как он
и сам сказал, с бокалом обращаясь к Неведовскому: лучше нельзя было найти представителя того нового направления, которому должно последовать дворянство.
И потому
всё честное, как он сказал, стояло на стороне нынешнего успеха
и торжествовало его.
Дарья Александровна выглянула вперед
и обрадовалась, увидав в серой шляпе
и сером пальто знакомую фигуру Левина, шедшего им навстречу. Она
и всегда рада ему была, но теперь особенно рада была, что он видит ее во
всей ее славе. Никто лучше Левина не мог понять ее величия.
Но у нас теперь он прямо попал на отрицательную литературу, усвоил себе очень быстро
весь экстракт науки отрицательной,
и готов.
Сработано было чрезвычайно много на сорок два человека.
Весь большой луг, который кашивали два дня при барщине в тридцать кос, был уже скошен. Нескошенными оставались углы с короткими рядами. Но Левину хотелось как можно больше скосить в этот день,
и досадно было на солнце, которое так скоро спускалось. Он не чувствовал никакой усталости; ему только хотелось еще
и еще поскорее
и как можно больше сработать.
— То есть как тебе сказать… Стой, стой в углу! — обратилась она к Маше, которая, увидав чуть заметную улыбку на лице матери, повернулась было. — Светское мнение было бы то, что он ведет себя, как ведут себя
все молодые люди. Il fait lа сour à une jeune et jolie femme, [Он ухаживает зa молодой
и красивой женщиной,] a муж светский должен быть только польщен этим.
Константин Левин уже отвлекся, стал представлять председателя
и Алешку-дурачка; ему казалось, что это
всё идет к делу.
Еще отец, нарочно громко заговоривший с Вронским, не кончил своего разговора, как она была уже вполне готова смотреть на Вронского, говорить с ним, если нужно, точно так же, как она говорила с княгиней Марьей Борисовной,
и, главное, так, чтобы
всё до последней интонации
и улыбки было одобрено мужем, которого невидимое присутствие она как будто чувствовала над собой в эту минуту.
Он прошел вдоль почти занятых уже столов, оглядывая гостей. То там, то сям попадались ему самые разнообразные,
и старые
и молодые,
и едва знакомые
и близкие люди. Ни одного не было сердитого
и озабоченного лица.
Все, казалось, оставили в швейцарской с шапками свои тревоги
и заботы
и собирались неторопливо пользоваться материальными благами жизни. Тут был
и Свияжский,
и Щербацкий,
и Неведовский,
и старый князь,
и Вронский,
и Сергей Иваныч.
Кити смотрела на
всех такими же отсутствующими глазами, как
и Левин. На
все обращенные к ней речи она могла отвечать только улыбкой счастья, которая теперь была ей так естественна.
Он приписывал это своему достоинству, не зная того, что Метров, переговорив со
всеми своими близкими, особенно охотно говорил об этом предмете с каждым новым человеком, да
и вообще охотно говорил со
всеми о занимавшем его, неясном еще ему самому предмете.
«Не торопиться
и ничего не упускать», говорил себе Левин, чувствуя
всё больший
и больший подъем физических сил
и внимания ко
всему тому, что предстояло сделать.
Вообще Михайлов своим сдержанным
и неприятным, как бы враждебным, отношением очень не понравился им, когда они узнали его ближе.
И они рады были, когда сеансы кончились, в руках их остался прекрасный портрет, а он перестал ходить. Голенищев первый высказал мысль, которую
все имели, именно, что Михайлов просто завидовал Вронскому.
И забыв
всё, радостно побежала ему навстречу.
Но она всё-таки не рассмотрела бы его лица, если б опять молния, скрывшая звезды, не осветила его. При свете молнии она рассмотрела
всё его лицо
и, увидав, что он спокоен
и радостен, улыбнулась ему.
Николай Левин продолжал говорить: — Ты знаешь, что капитал давит работника, — работники у нас, мужики, несут
всю тягость труда
и поставлены так, что сколько бы они ни трудились, они не могут выйти из своего скотского положения.
Его брат, Дарья Александровна
и Степан Аркадьич,
все в полном туалете, уже ждали его, чтобы благословить образом.
— По делом за то, что
всё это было притворство, потому что это
всё выдуманное, а не от сердца. Какое мне дело было до чужого человека?
И вот вышло, что я причиной ссоры
и что я делала то, чего меня никто не просил. Оттого что
всё притворство! притворство! притворство!…
Она тотчас же сошлась с приказчицей
и в первый же день пила с нею
и с приказчиком чай под акациями
и обсуждала
все дела.
— Да, да, прощай! — проговорил Левин, задыхаясь от волнения
и, повернувшись, взял свою палку
и быстро пошел прочь к дому. При словах мужика о том, что Фоканыч живет для души, по правде, по-Божью, неясные, но значительные мысли толпою как будто вырвались откуда-то иззаперти
и,
все стремясь к одной цели, закружились в его голове, ослепляя его своим светом.
Усложненность петербургской жизни вообще возбудительно действовала на него, выводя его из московского застоя; но эти усложнения он любил
и понимал в сферах ему близких
и знакомых; в этой же чуждой среде он был озадачен, ошеломлен,
и не мог
всего обнять.