Неточные совпадения
Анна Андреевна. Ему всё
бы только рыбки! Я
не иначе хочу, чтоб наш дом был первый в столице и чтоб у меня в комнате такое было амбре, чтоб нельзя было войти и нужно
бы только этак зажмурить глаза. (Зажмуривает глаза и нюхает.)Ах,
как хорошо!
Городничий (дрожа).По неопытности, ей-богу по неопытности. Недостаточность состояния… Сами извольте посудить: казенного жалованья
не хватает даже на чай и сахар. Если ж и были
какие взятки, то самая малость: к столу что-нибудь да на пару платья. Что же до унтер-офицерской вдовы, занимающейся купечеством, которую я будто
бы высек, то это клевета, ей-богу клевета. Это выдумали злодеи мои; это такой народ, что на жизнь мою готовы покуситься.
Как бы, я воображаю, все переполошились: «Кто такой, что такое?» А лакей входит (вытягиваясь и представляя лакея):«Иван Александрович Хлестаков из Петербурга, прикажете принять?» Они, пентюхи, и
не знают, что такое значит «прикажете принять».
Хлестаков. Я — признаюсь, это моя слабость, — люблю хорошую кухню. Скажите, пожалуйста, мне кажется,
как будто
бы вчера вы были немножко ниже ростом,
не правда ли?
Хлестаков. Покорно благодарю. Я сам тоже — я
не люблю людей двуличных. Мне очень нравится ваша откровенность и радушие, и я
бы, признаюсь, больше
бы ничего и
не требовал,
как только оказывай мне преданность и уваженье, уваженье и преданность.
Городничий. Жаловаться? А кто тебе помог сплутовать, когда ты строил мост и написал дерева на двадцать тысяч, тогда
как его и на сто рублей
не было? Я помог тебе, козлиная борода! Ты позабыл это? Я, показавши это на тебя, мог
бы тебя также спровадить в Сибирь. Что скажешь? а?
Хлестаков. Право,
как будто и
не ел; только что разохотился. Если
бы мелочь, послать
бы на рынок и купить хоть сайку.
Городничий (в сторону).Славно завязал узелок! Врет, врет — и нигде
не оборвется! А ведь
какой невзрачный, низенький, кажется, ногтем
бы придавил его. Ну, да постой, ты у меня проговоришься. Я тебя уж заставлю побольше рассказать! (Вслух.)Справедливо изволили заметить. Что можно сделать в глуши? Ведь вот хоть
бы здесь: ночь
не спишь, стараешься для отечества,
не жалеешь ничего, а награда неизвестно еще когда будет. (Окидывает глазами комнату.)Кажется, эта комната несколько сыра?
Ой! ночка, ночка пьяная!
Не светлая, а звездная,
Не жаркая, а с ласковым
Весенним ветерком!
И нашим добрым молодцам
Ты даром
не прошла!
Сгрустнулось им по женушкам,
Оно и правда: с женушкой
Теперь
бы веселей!
Иван кричит: «Я спать хочу»,
А Марьюшка: — И я с тобой! —
Иван кричит: «Постель узка»,
А Марьюшка: — Уляжемся! —
Иван кричит: «Ой, холодно»,
А Марьюшка: — Угреемся! —
Как вспомнили ту песенку,
Без слова — согласилися
Ларец свой попытать.
Крестьяне,
как заметили,
Что
не обидны барину
Якимовы слова,
И сами согласилися
С Якимом: — Слово верное:
Нам подобает пить!
Пьем — значит, силу чувствуем!
Придет печаль великая,
Как перестанем пить!..
Работа
не свалила
бы,
Беда
не одолела
бы,
Нас хмель
не одолит!
Не так ли?
«Да, бог милостив!»
— Ну, выпей с нами чарочку!
Оро́бели наследники:
А ну
как перед смертию
Лишит наследства? Мало ли
Лесов, земель у батюшки?
Что денег понакоплено,
Куда пойдет добро?
Гадай! У князя в Питере
Три дочери побочные
За генералов выданы,
Не отказал
бы им!
В другую пору то-то
быДосталось Ваське шустрому,
А тут и
не заметили,
Как он проворной лапкою
Веретено потрогивал,
Как прыгал на него
И
как оно каталося,
Пока
не размоталася
Напряденная нить!
Бурмистр потупил голову,
—
Как приказать изволите!
Два-три денька хорошие,
И сено вашей милости
Все уберем, Бог даст!
Не правда ли, ребятушки?.. —
(Бурмистр воротит к барщине
Широкое лицо.)
За барщину ответила
Проворная Орефьевна,
Бурмистрова кума:
— Вестимо так, Клим Яковлич.
Покуда вёдро держится,
Убрать
бы сено барское,
А наше — подождет!
Г-жа Простакова (обробев и иструсясь).
Как! Это ты! Ты, батюшка! Гость наш бесценный! Ах, я дура бессчетная! Да так ли
бы надобно было встретить отца родного, на которого вся надежда, который у нас один,
как порох в глазе. Батюшка! Прости меня. Я дура. Образумиться
не могу. Где муж? Где сын?
Как в пустой дом приехал! Наказание Божие! Все обезумели. Девка! Девка! Палашка! Девка!
Еремеевна(заплакав). Я
не усердна вам, матушка! Уж
как больше служить,
не знаешь… рада
бы не токмо что… живота
не жалеешь… а все
не угодно.
Стародум. Они жалки, это правда; однако для этого добродетельный человек
не перестает идти своей дорогой. Подумай ты сама,
какое было
бы несчастье, ежели б солнце перестало светить для того, чтоб слабых глаз
не ослепить.
Правдин. Удовольствие, которым государи наслаждаются, владея свободными душами, должно быть столь велико, что я
не понимаю,
какие побуждения могли
бы отвлекать…
Скотинин. Да с ним на роду вот что случилось. Верхом на борзом иноходце разбежался он хмельной в каменны ворота. Мужик был рослый, ворота низки, забыл наклониться.
Как хватит себя лбом о притолоку, индо пригнуло дядю к похвям потылицею, и бодрый конь вынес его из ворот к крыльцу навзничь. Я хотел
бы знать, есть ли на свете ученый лоб, который
бы от такого тумака
не развалился; а дядя, вечная ему память, протрезвясь, спросил только, целы ли ворота?
Правдин.
Как вы подкрались, господин Скотинин! Этого
бы я от вас и
не чаял.
Ходя по улицам с опущенными глазами, благоговейно приближаясь к папертям, они
как бы говорили смердам:"Смотрите! и мы
не гнушаемся общения с вами!", но, в сущности, мысль их блуждала далече.
— Смотри, братцы!
как бы нам тово… отвечать
бы за него, за прохвоста,
не пришлось! — присовокупляли другие.
— Уж
как мне этого Бонапарта захотелось! — говаривала она Беневоленскому, — кажется, ничего
бы не пожалела, только
бы глазком на него взглянуть!
Один только раз он выражается так:"Много было от него порчи женам и девам глуповским", и этим
как будто дает понять, что, и по его мнению, все-таки было
бы лучше, если б порчи
не было.
Таким образом оказывалось, что Бородавкин поспел
как раз кстати, чтобы спасти погибавшую цивилизацию. Страсть строить на"песце"была доведена в нем почти до исступления. Дни и ночи он все выдумывал, что
бы такое выстроить, чтобы оно вдруг, по выстройке, грохнулось и наполнило вселенную пылью и мусором. И так думал и этак, но настоящим манером додуматься все-таки
не мог. Наконец, за недостатком оригинальных мыслей, остановился на том, что буквально пошел по стопам своего знаменитого предшественника.
Это просто со всех сторон наглухо закупоренные существа, которые ломят вперед, потому что
не в состоянии сознать себя в связи с
каким бы то ни было порядком явлений…
Но бумага
не приходила, а бригадир плел да плел свою сеть и доплел до того, что помаленьку опутал ею весь город. Нет ничего опаснее,
как корни и нити, когда примутся за них вплотную. С помощью двух инвалидов бригадир перепутал и перетаскал на съезжую почти весь город, так что
не было дома, который
не считал
бы одного или двух злоумышленников.
— Об этом мы неизвестны, — отвечали глуповцы, — думаем, что много всего должно быть, однако допытываться боимся:
как бы кто
не увидал да начальству
не пересказал!
Не забудем, что летописец преимущественно ведет речь о так называемой черни, которая и доселе считается стоящею
как бы вне пределов истории. С одной стороны, его умственному взору представляется сила, подкравшаяся издалека и успевшая организоваться и окрепнуть, с другой — рассыпавшиеся по углам и всегда застигаемые врасплох людишки и сироты. Возможно ли какое-нибудь сомнение насчет характера отношений, которые имеют возникнуть из сопоставления стихий столь противоположных?
В то время существовало мнение, что градоначальник есть хозяин города, обыватели же суть
как бы его гости. Разница между"хозяином"в общепринятом значении этого слова и"хозяином города"полагалась лишь в том, что последний имел право сечь своих гостей, что относительно хозяина обыкновенного приличиями
не допускалось. Грустилов вспомнил об этом праве и задумался еще слаще.
Одет в военного покроя сюртук, застегнутый на все пуговицы, и держит в правой руке сочиненный Бородавкиным"Устав о неуклонном сечении", но, по-видимому,
не читает его, а
как бы удивляется, что могут существовать на свете люди, которые даже эту неуклонность считают нужным обеспечивать какими-то уставами.
Но так
как он все-таки был сыном XVIII века, то в болтовне его нередко прорывался дух исследования, который мог
бы дать очень горькие плоды, если б он
не был в значительной степени смягчен духом легкомыслия.
И если б
не подоспели тут будочники, то несдобровать
бы «толстомясой», полететь
бы ей вниз головой с раската! Но так
как будочники были строгие, то дело порядка оттянулось, и атаманы-молодцы, пошумев еще с малость, разошлись по домам.
— Состояние у меня, благодарение богу, изрядное. Командовал-с; стало быть,
не растратил, а умножил-с. Следственно,
какие есть насчет этого законы — те знаю, а новых издавать
не желаю. Конечно, многие на моем месте понеслись
бы в атаку, а может быть, даже устроили
бы бомбардировку, но я человек простой и утешения для себя в атаках
не вижу-с!
Как бы то ни было, но безобразная глуповская затея разрешилась гораздо неожиданнее и совсем
не от тех причин, которых влияние можно было
бы предполагать самым естественным.
— То-то! уж ты сделай милость,
не издавай! Смотри,
как за это прохвосту-то (так называли они Беневоленского) досталось! Стало быть, коли опять за то же примешься,
как бы и тебе и нам в ответ
не попасть!
Но на седьмом году правления Фердыщенку смутил бес. Этот добродушный и несколько ленивый правитель вдруг сделался деятелен и настойчив до крайности: скинул замасленный халат и стал ходить по городу в вицмундире. Начал требовать, чтоб обыватели по сторонам
не зевали, а смотрели в оба, и к довершению всего устроил такую кутерьму, которая могла
бы очень дурно для него кончиться, если б, в минуту крайнего раздражения глуповцев, их
не осенила мысль: «А ну
как, братцы, нас за это
не похвалят!»
Смотритель подумал с минуту и отвечал, что в истории многое покрыто мраком; но что был, однако же, некто Карл Простодушный, который имел на плечах хотя и
не порожний, но все равно
как бы порожний сосуд, а войны вел и трактаты заключал.
— Что ж! по мне пожалуй! Только
как бы ей, правде-то твоей,
не набежать на рожон!
Дома он через минуту уже решил дело по существу. Два одинаково великих подвига предстояли ему: разрушить город и устранить реку. Средства для исполнения первого подвига были обдуманы уже заранее; средства для исполнения второго представлялись ему неясно и сбивчиво. Но так
как не было той силы в природе, которая могла
бы убедить прохвоста в неведении чего
бы то ни было, то в этом случае невежество являлось
не только равносильным знанию, но даже в известном смысле было прочнее его.
Но глуповцам приходилось
не до бунтовства; собрались они, начали тихим манером сговариваться,
как бы им «о себе промыслить», но никаких новых выдумок измыслить
не могли, кроме того, что опять выбрали ходока.
Хотя же и дальше терпеть согласны, однако опасаемся: ежели все помрем, то
как бы бригадир со своей Аленкой нас
не оклеветал и перед начальством в сумненье
не ввел.
Тут открылось все: и то, что Беневоленский тайно призывал Наполеона в Глупов, и то, что он издавал свои собственные законы. В оправдание свое он мог сказать только то, что никогда глуповцы в столь тучном состоянии
не были,
как при нем, но оправдание это
не приняли, или, лучше сказать, ответили на него так, что"правее
бы он был, если б глуповцев совсем в отощание привел, лишь
бы от издания нелепых своих строчек, кои предерзостно законами именует, воздержался".
Как ни были забиты обыватели, но и они восчувствовали. До сих пор разрушались только дела рук человеческих, теперь же очередь доходила до дела извечного, нерукотворного. Многие разинули рты, чтоб возроптать, но он даже
не заметил этого колебания, а только
как бы удивился, зачем люди мешкают.
Так, например, наверное обнаружилось
бы, что происхождение этой легенды чисто административное и что Баба-яга была
не кто иное,
как градоправительница, или, пожалуй, посадница, которая, для возбуждения в обывателях спасительного страха, именно этим способом путешествовала по вверенному ей краю, причем забирала встречавшихся по дороге Иванушек и, возвратившись домой, восклицала:"Покатаюся, поваляюся, Иванушкина мясца поевши".
— Я даже изобразить сего
не в состоянии, почтеннейшая моя Марфа Терентьевна, — обращался он к купчихе Распоповой, — что
бы я такое наделал и
как были
бы сии люди против нынешнего благополучнее, если б мне хотя по одному закону в день издавать предоставлено было!
А глуповцы стояли на коленах и ждали. Знали они, что бунтуют, но
не стоять на коленах
не могли. Господи! чего они
не передумали в это время! Думают: станут они теперь есть горчицу, —
как бы на будущее время еще
какую ни на есть мерзость есть
не заставили;
не станут —
как бы шелепов
не пришлось отведать. Казалось, что колени в этом случае представляют средний путь, который может умиротворить и ту и другую сторону.
Когда он стал спрашивать, на
каком основании освободили заложников, ему сослались на какой-то регламент, в котором будто
бы сказано:"Аманата сечь, а будет который уж высечен, и такого более суток отнюдь
не держать, а выпущать домой на излечение".
В конце июля полили бесполезные дожди, а в августе людишки начали помирать, потому что все, что было, приели. Придумывали,
какую такую пищу стряпать, от которой была
бы сытость; мешали муку с ржаной резкой, но сытости
не было; пробовали,
не будет ли лучше с толченой сосновой корой, но и тут настоящей сытости
не добились.
Громадные кучи мусора, навоза и соломы уже были сложены по берегам и ждали только мания, чтобы исчезнуть в глубинах реки. Нахмуренный идиот бродил между грудами и вел им счет,
как бы опасаясь, чтоб кто-нибудь
не похитил драгоценного материала. По временам он с уверенностию бормотал...
И, главное, подавать нищим, потому что нищие
не о мамоне пекутся, а о том,
как бы душу свою спасти", — присовокупляла она, протягивая при этом руку.