Неточные совпадения
— Может, за то бил, что была она лучше его, а ему завидно. Каширины, брат, хорошего
не любят, они ему завидуют, а принять
не могут, истребляют! Ты вот спроси-ка бабушку,
как они отца твоего со света сживали. Она всё скажет — она неправду
не любит,
не понимает. Она вроде святой, хоть и вино пьет, табак нюхает. Блаженная,
как бы. Ты держись за нее крепко…
— Сволочи!
Какого вы парня зря извели! Ведь ему
бы цены
не было лет через пяток…
Я весь день вертелся около нее в саду, на дворе, ходил к соседкам, где она часами пила чай, непрерывно рассказывая всякие истории; я
как бы прирос к ней и
не помню, чтоб в эту пору жизни видел что-либо иное, кроме неугомонной, неустанно доброй старухи.
— То-то! Теперь помереть — это будет
как бы вовсе и
не жил, — всё прахом пойдет!
—
Не сказал
бы — горе нудит… Эх,
какая девка заплуталась…
— Со всячинкой. При помещиках лучше были; кованый был народ. А теперь вот все на воле, — ни хлеба, ни соли! Баре, конечно, немилостивы, зато у них разума больше накоплено;
не про всех это скажешь, но коли барин хорош, так уж залюбуешься! А иной и барин, да дурак,
как мешок, — что в него сунут, то и несет. Скорлупы у нас много; взглянешь — человек, а узнаешь, — скорлупа одна, ядра-то нет, съедено. Надо
бы нас учить, ум точить, а точила тоже нет настоящего…
Невидимо течет по улице сонная усталость и жмет, давит сердце, глаза.
Как хорошо, если б бабушка пришла! Или хотя
бы дед. Что за человек был отец мой, почему дед и дядья
не любили его, а бабушка, Григорий и нянька Евгенья говорят о нем так хорошо? А где мать моя?
— Вот оно, чего ради жили, грешили, добро копили! Кабы
не стыд,
не срам, позвать
бы полицию, а завтра к губернатору… Срамно!
Какие же это родители полицией детей своих травят? Ну, значит, лежи, старик.
— Кабы всё-то знал, так
бы многого, поди, люди-то
не делали
бы. Он, чай, батюшка, глядит-глядит с небеси-то на землю, — на всех нас, да в иную минуту
как восплачет да
как возрыдает: «Люди вы мои, люди, милые мои люди! Ох,
как мне вас жалко!»
Знакомство с барчуками продолжалось, становясь всё приятней для меня. В маленьком закоулке, между стеною дедова дома и забором Овсянникова, росли вяз, липа и густой куст бузины; под этим кустом я прорезал в заборе полукруглое отверстие, братья поочередно или по двое подходили к нему, и мы беседовали тихонько, сидя на корточках или стоя на коленях. Кто-нибудь из них всегда следил,
как бы полковник
не застал нас врасплох.
— Ну да, еще
бы! А
как же? Ты кого
не простишь, ты — всех простишь, ну да-а, эх вы-и…
Часто бывало, что целая строка становилась для меня невидимой, и
как бы честно я ни старался поймать ее, она
не давалась зрению памяти.
Иду я домой во слезах — вдруг встречу мне этот человек, да и говорит, подлец: «Я, говорит, добрый, судьбе мешать
не стану, только ты, Акулина Ивановна, дай мне за это полсотни рублей!» А у меня денег нет, я их
не любила,
не копила, вот я, сдуру, и скажи ему: «Нет у меня денег и
не дам!» — «Ты, говорит, обещай!» — «
Как это — обещать, а где я их после-то возьму?» — «Ну, говорит, али трудно у богатого мужа украсть?» Мне
бы, дурехе, поговорить с ним, задержать его, а я плюнула в рожу-то ему да и пошла себе!
Дед погрозил ему: «
Как бы эти шутки опять в Сибирь тебя
не воротили, Максим!»
Я очень ценил его слова. Иногда он ложился на седалище, покрытое мною дерном, и поучал меня,
не торопясь,
как бы с трудом вытаскивая слова.
— Это она второй раз запивает, — когда Михайле выпало в солдаты идти — она тоже запила. И уговорила меня, дура старая, купить ему рекрутскую квитанцию. Может, он в солдатах-то другим стал
бы… Эх вы-и… А я скоро помру. Значит — останешься ты один, сам про себя — весь тут, своей жизни добытчик — понял? Ну, вот. Учись быть самому себе работником, а другим —
не поддавайся! Живи тихонько, спокойненько, а — упрямо! Слушай всех, а делай
как тебе лучше…
Это было самое тихое и созерцательное время за всю мою жизнь, именно этим летом во мне сложилось и окрепло чувство уверенности в своих силах. Я одичал, стал нелюдим; слышал крики детей Овсянникова, но меня
не тянуло к ним, а когда являлись братья, это нимало
не радовало меня, только возбуждало тревогу,
как бы они
не разрушили мои постройки в саду — мое первое самостоятельное дело.
Оба они
как будто долго бежали, утомились, всё на них смялось, вытерлось, и ничего им
не нужно, а только
бы лечь да отдохнуть.
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Ему всё
бы только рыбки! Я
не иначе хочу, чтоб наш дом был первый в столице и чтоб у меня в комнате такое было амбре, чтоб нельзя было войти и нужно
бы только этак зажмурить глаза. (Зажмуривает глаза и нюхает.)Ах,
как хорошо!
Городничий (дрожа).По неопытности, ей-богу по неопытности. Недостаточность состояния… Сами извольте посудить: казенного жалованья
не хватает даже на чай и сахар. Если ж и были
какие взятки, то самая малость: к столу что-нибудь да на пару платья. Что же до унтер-офицерской вдовы, занимающейся купечеством, которую я будто
бы высек, то это клевета, ей-богу клевета. Это выдумали злодеи мои; это такой народ, что на жизнь мою готовы покуситься.
Как бы, я воображаю, все переполошились: «Кто такой, что такое?» А лакей входит (вытягиваясь и представляя лакея):«Иван Александрович Хлестаков из Петербурга, прикажете принять?» Они, пентюхи, и
не знают, что такое значит «прикажете принять».
Хлестаков. Я — признаюсь, это моя слабость, — люблю хорошую кухню. Скажите, пожалуйста, мне кажется,
как будто
бы вчера вы были немножко ниже ростом,
не правда ли?
Хлестаков. Покорно благодарю. Я сам тоже — я
не люблю людей двуличных. Мне очень нравится ваша откровенность и радушие, и я
бы, признаюсь, больше
бы ничего и
не требовал,
как только оказывай мне преданность и уваженье, уваженье и преданность.