Неточные совпадения
— Теперь можно всё сказать! — говорит отъезжающий. — Я
не то что оправдываюсь, но мне
бы хотелось, чтобы ты по крайней мере понял меня,
как я себя понимаю, а
не так,
как пошлость смотрит на это дело. Ты говоришь, что я виноват перед ней, — обращается он к тому, который добрыми глазами смотрит на него.
— Вот ты чорт
какой! — сказал Назарка. — Ты
бы к Марьянке хорунжиной подъехал. Что она ни с кем
не гуляет?
Казаки на кордон побежали,
как бы другие
не ушли!
— Да ведь и так скучно, дядя, в станице или на кордоне; а разгуляться поехать некуда. Все народ робкий. Вот хоть
бы Назар. Намедни в ауле были; так Гирей-хан в Ногаи звал за конями, никто
не поехал; а одному
как же?
Дядя Ерошка, глядя на свои ноги, обутые в мокрые поршни, раздумчиво покачивал головой,
как бы удивляясь ловкости и учености хорунжего, и повторял про себя: «Нимрод гицкий!Чего
не выдумает?»
Но ежели
бы вы имели желание, по согласию моему, так
как моя жена есть женщина глупая в нашем сословии,
не могла в настоящее время вполне вразумить ваши слова вчерашнего числа.
А так
как вам желается, то я,
как сам офицерского звания, могу во всем согласиться лично с вами, и
как житель здешнего края,
не то
как бы по нашему обычаю, а во всем могу соблюсти условия…
— Однако
не желаю вас задерживать, — сказал хорунжий, обжигаясь и допивая свой стакан. — Я
как есть тоже имею сильную охоту до рыбной ловли и здесь только на побывке,
как бы на рекриации от должности. Тоже имею желание испытать счастие,
не попадутся ли и на мою долю дары Терека. Надеюсь, вы и меня посетите когда-нибудь испить родительского, по нашему станичному обычаю, — прибавил он.
— Гм! Коли
бы наш брат курить стал, беда! Вон ведь недалеко горы-то, — сказал Лукашка, указывая в ущелье, — а
не доедешь!..
Как же вы домой одни пойдете: темно? Я вас провожу, коли хотите, — сказал Лукашка: — вы попросите у урядника.
— Ну, Митрий Андреич, спаси тебя Бог. Кунаки будем. Теперь приходи к нам когда. Хоть и
не богатые мы люди, а всё кунака угостим. Я и матушке прикажу, коли чего нужно: каймаку или винограду. А коли на кордон придешь, я тебе слуга, на охоту, за реку ли, куда хочешь. Вот намедни
не знал:
какого кабана убил! Так по казакам роздал, а то
бы тебе принес.
Ежели
бы мысли в голове лежали так же,
как папиросы в мешке, то можно было
бы видеть, что за все эти четырнадцать часов ни одна мысль
не пошевелилась в нем.
— Я знаю, что я составляю исключение. (Он видимо был смущен.) Но жизнь моя устроилась так, что я
не вижу
не только никакой потребности изменять свои правила, но я
бы не мог жить здесь,
не говорю уже жить так счастливо,
как живу, ежели
бы я жил по-вашему. И потом, я совсем другого ищу, другое вижу в них, чем вы.
— Я
бы пришел, но, право, я
не понимаю, что мы будем делать,
какую роль мы будем играть.
— Счастья
не хочешь, — повторила Устенька шопотом и привставая. — А счастлива ты, ей-Богу!
Как тебя любят! Ты корявая такая, а тебя любят. Эх, кабы я да на твоем месте была, я
бы постояльца вашего так окрутила! Посмотрела я на него,
как у нас были, так, кажется, и съел
бы он тебя глазами. Мой дедушка — и тот чего мне
не надавал! А ваш, слышь, из русских богач первый. Его денщик сказывал, что у них свои холопи есть.
— По казачьей гостеприимной старине, одна старушечья глупость, — сказал хорунжий, объясняя и
как бы исправляя слова старухи: — в России, я думаю,
не только шепталок, сколько ананасных варений и мочений кушали в свое удовольствие.
В самом деле,
не погубить
бы мне себя, тогда
как на мою долю могло
бы выпасть великое счастие стать мужем графини Б***, камергером или дворянским предводителем.
— Да что, надо
бы на той неделе сыграть. Мы готовы, — отвечала старуха просто, спокойно,
как будто Оленина
не было и нет на свете. — Я всё для Марьянушки собрала и припасла. Мы хорошо отдадим. Да вот немного
не ладно. Лукашка-то наш что-то уж загулял очень. Вовсе загулял! Шалит! Намедни приезжал казак из сотни, сказывал, он в Ногаи ездил.
Добрый кабардинец засеменил всеми ногами вдруг,
не зная, на
какую ступить, и
как бы желая на крыльях подняться кверху; но Лукашка paз огрел его плетью по сытым бокам, огрел другой, третий, — и кабардинец, оскалив зубы и распустив хвост, фыркая, заходил на задних ногах и на несколько шагов отделился от кучки казаков.
После помазания больному стало вдруг гораздо лучше. Он не кашлял ни разу в продолжение часа, улыбался, целовал руку Кити, со слезами благодаря ее, и говорил, что ему хорошо, нигде не больно и что он чувствует аппетит и силу. Он даже сам поднялся, когда ему принесли суп, и попросил еще котлету. Как ни безнадежен он был, как ни очевидно было при взгляде на него, что он не может выздороветь, Левин и Кити находились этот час в одном и том же счастливом и робком,
как бы не ошибиться, возбуждении.
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Ему всё
бы только рыбки! Я
не иначе хочу, чтоб наш дом был первый в столице и чтоб у меня в комнате такое было амбре, чтоб нельзя было войти и нужно
бы только этак зажмурить глаза. (Зажмуривает глаза и нюхает.)Ах,
как хорошо!
Городничий (дрожа).По неопытности, ей-богу по неопытности. Недостаточность состояния… Сами извольте посудить: казенного жалованья
не хватает даже на чай и сахар. Если ж и были
какие взятки, то самая малость: к столу что-нибудь да на пару платья. Что же до унтер-офицерской вдовы, занимающейся купечеством, которую я будто
бы высек, то это клевета, ей-богу клевета. Это выдумали злодеи мои; это такой народ, что на жизнь мою готовы покуситься.
Как бы, я воображаю, все переполошились: «Кто такой, что такое?» А лакей входит (вытягиваясь и представляя лакея):«Иван Александрович Хлестаков из Петербурга, прикажете принять?» Они, пентюхи, и
не знают, что такое значит «прикажете принять».
Хлестаков. Я — признаюсь, это моя слабость, — люблю хорошую кухню. Скажите, пожалуйста, мне кажется,
как будто
бы вчера вы были немножко ниже ростом,
не правда ли?
Хлестаков. Покорно благодарю. Я сам тоже — я
не люблю людей двуличных. Мне очень нравится ваша откровенность и радушие, и я
бы, признаюсь, больше
бы ничего и
не требовал,
как только оказывай мне преданность и уваженье, уваженье и преданность.