…Но Буря Придёт

Nameless Ghost (2024)

Вымышленный мир или иная история нашего? Решать то читателю. Мрачная сага из мира суровой архаики, наследия века вождей и героев на фоне полуторатысячелетнего противостояния столкнувшихся на западе континента ушедших от Великой Зимы с их прародины к югу дейвонов и арвейрнов, прежде со времён эпохи бронзы занявших эти земли взамен исчезнувших народов каменного века. История долгой войны объединивших свои племена двух великих домов Бейлхэ и Скъервиров, растянувшейся на сто лет меж двумя её крайне горячими фазами. История мести, предательства, верности, гибели. Суровые верования, жестокие нравы времён праотцов, пережитки пятнадцативековой вражды и резни на кровавом фронтире народов — и цена за них всем и для каждого…

ГОД ЧЕТВЁРТЫЙ…СЛОВНО НАДВОЕ РАЗОРВАВШИСЬ… Нить 12

Паривший над пустошью горный орёл рея в выси над необъятным простором равнины равнодушно взирал своим оком на многие тысячи и десятки тысяч людей там внизу, их блестевшее в заревесолнца оружие, отблесками голодной стали отражавшееся в зрачках хищной птицы. С двух сторон пустоши точно две прочерченные волнышаг за шагом сближались они, медленно и твёрдо сходясь, трепеща по ветру грозным шелестом стягов и знаков-полотнищ каждого шедшего на эту битвусемейства, чьи воители храбро шагалинавстречу врагу. Собранные воедино воинства двух народов с обоих сторон шли навстречу.

В ту ночь Майри, нежданно вернувшаяся из стычки на пустоши обратно в намёт и напугавшая сонную лучницу своим окровавленным видом и полным отчаяния взором, весь тёмный час до рассвета беззвучно и горько рыдала, уткнувшись в грудь Гидьды, тщетно пытавшейся утешить потрясённую чем-то и до полусмерти ипуганную дочерь Конута — с тревогой взиравшую в непроглядную тьму дикой пустоши, где давно стих далёкий лязг стали.

Но с рассветом она молча встала на ноги, отерев от следов крови броню, подтянув туже охват и надев на голову глухой шелом — словно ничего и не случилось в ночи, словно и не было этих горьких и мучительных слёз… И несмотря на все увещевания подруги остаться в намёте, не лезть в самое сердце сражения, дочь Конута отстранила её удерживающую ладоньи незаметно смешалась с толпами выстраивавшихся в ряды воинов соседнего кóгура, к кому присоединялись уцелевшие и оставшиеся без старшего люди Бычьей Башки. И когда над воинством разнёсся передаваемый от одного к другому устами их вершних приказ выступать, она следом за всеми тронулась вперёд, уже не ожидая от судьбы ничего кроме смерти. Словно незримая нить той надежды, прежде удерживавшая её сердце, нежданно оборвалась, не оставив уже ничего кроме тяжкой и безнадёжной усталости. Но скоро уже и она завершится… едва только сталь тут сомкнётся со сталью на этом безлесом просторе.

Шагая среди великого множества пешцев дейвóнского войска она устало взирала на сплочённые воедино бок к боку, плечо к плечу ряды земляков — шагавших тут пешими и коннымпод цокот десятков и тысяч копыт. Вторя другим голосам их надрывно гудел боевой турий рог средьзагона из Рагни, устремляя в едином порыве шагвоинства. Сверкавшие на солнце в его лучах оголённые хищные жала мечей, острые шипы копий на вскинутых ввысь долгих древках, колючие шишки цепных шипоцветов и клювы клевцов, шевелившееся при движении море кольчуг, чешуйниц, полосчаток и тяжёлых сплошных плитчаток, звеневшая сбруя и конский храп — всё сливалось в один грозный шум скоройбитвы, что вот-вот произойдёт на этом ещё не примятом ногами воителей и их скакунов чистом поле.

Трепетали стяги орнов разных уделов Дейвóнала́рды, приведённых под рукой её дяди на предстоявшее решающее сражение, призванное положить конец тянувшейся вот уже четыре года войне. И в самом сердце их воинств на длинном древке в руках стягоносца колыхался в алеющем утреннем свете сверкающий блеском там вышитых золотом нитей чёрный стяг их семейства, некогдабывший тут символом всех дейвóнов под рукой потомков Дейна — взмывший ввысь грозный ворон, распахнувший огромные крылья над вихреязыким пылающимсолнцем.

Она устремила взгляд вдаль, словно та птица вздымаясь ввысь в небо над морем телеси голов, улетая к восходу. Там в нескольких сотнях шагов от дейвóнов двигалась встречно — так же бесстрашно и неостановимо — подобная им стена вражьего воинства. Реяли на вскинутых пиках стяги и полотнища множества к битве пришедших совсех краёв Эйрэ домов детей Бури Несущего. Растянувшисьот края до края безжизненной пустоши ряды а́рвейрнов шаг за шагом неумолимо приближались к их воинству, точно как и дейвóны оставив позади себя в стане все вороты и сцепленные в круг перекатыс огни́щами — без страха приняв вызов противника идти в бой лицом к лицу. Топот множестваног, тяжестьпоступи тысяч копыт и звон стали, уже алчущей в скором сражении алого, вечноголодной — достигали её ушей, заставляя метатьсяв волнении сердце.

Где-то там во главе своего воинства шёл молодой и воительный áрвеннид Тийре из древнего рода владетелей Бейлхэ, кровь самого Врагобойца, Бесстрашный — чьё прозвище ещё тогда стало ведомо дочери Конута в час её неволив Аг-Слéйбхе — и заслуживший именоваться им не единожды в каждойиз битвэтой долгой кровавой войны. И где-то там подле верного друга шёл он…

Взор её впился с волнением в трепетавшие на ветру многочисленные полотнища воинства недругов. Перед взором дочери Конута развевался вдали хорошо ейзнакомый алый вкруг белого стяг дома Бейлхэ, на котором сидевший на могучем коряжистом дубе орёл хищно стиснул в когтях человеческий череп — голову побеждённого прародителемТийре жестокосердного Грайлэ Кро-э́дрокаэ́раха, брошенную рукойпобедителя под корни того вековечного древа, что росло подле стен его бурры, где верной женой его Айб были после на свет рождены сыновья, чья кровь дала жизнь кийну храбрых воителей и владык земель Эйрэ.

Сердце дейвóнки взволнованно застучало в предвестии скорой, грядущей уже через считанные мгновения битвы. Два могучих народа и их союзники вновь, как и век назад некогда — как и во все века прежде — сошлись в беспощаднойкровавой войне не на жизнь, а на смерть, сейчас сталкиваясь в решительной и последней пучине мечей; чтобы кто-то один из них снова обрёл тут победу, а второй — только гибель…

И это неостановимо — как и сама та тяжёлая поступь всех тысяч и тысяч идущих навстречу друг другу в лик смерти воителей, чьи ноги уверенно, мерно и тяжко ступали по травянистому лику мертвящей в предчувствии алого ливня безжизненной пустоши, чья земля была некогда прежде напоена кровью их предков — и в чьи курганы уже полегли поутру и все те, кто пал в жутком ночном столкновении — чьи тела были собраны сородичами ещё до рассвета, не препятствуя каждый друг другу забрать своих павших.

Майри встряхнула головой, отогнавот себя когтем впившийся в сердце ей трепет — заставив себя продолжать шагать вместе с идущими в бой соплеменниками, чтобы хотя бы ещё раз — пусть и суждено быть им нынче последним — снова встретиться с ним…

Воинства неумолимо сближались всё ближе и ближе, под тяжкоюпоступью множества ног и копыт пригибая, вытаптывая прежде зелёное море желтевших в дыхании осени трав. Скоро, совсем скоро две эти стальные волны сблизятся настолько, что яростный блеск глаз друг друга станет различим в узких прорезях шлемов — и в какой-то миг ринутся страшнымжестоким прибоем сражения друг к другу, врубаясь грудь в грудь холодящими жалами копий, мечей и секир, хрипло рыча от неистовой лютости охватившей их жажды багряного сока из вен — и тысячи их тенью жизни полягут под ноги сражающихся, когда лишь жизнедавцыукажут достойного, более умелого, храброго и несломимого в битве — того, кто устоит и останется жив…

Шестьдесятков шагов оставалось идтидо противника, и Áррэйнэ правой рукоюпривычно привытянул правый клинок из уст ножен, сжимая своей покалеченной левой ладонью шершавую рукоять закинутого на плечо одноручника. Усталости не было — словно и не нанесли ему в прошлой ночи столь немалотяжёлых и едва не погибельных его ран… Словно и не было тамрокового удара меча, что чуть не остановил его сердце рукой шедшей подле дочери Конута древнейБогини-Убийцы. Чего ещё ждать ему нынче — когда сама она есть где-то там среди войск ихнарода, который его самогó никогда уж не примет, и который не будет его же народом — его, сына Бури Несущего, чьё грозное львиное имя живёт в его сердце, а кровь принадлежит кийну Килэйд, чьё имя давно стало трижды родным для него без тщедушных сомнений? Кто он? Некогда Рёрин… и сейчас только Áррэйнэ — и два их не могут стоять один рядом с другимв этот день судьбоносного рока. Свой выбор он сделал давно.

Четыредесятка шагов оставалось пройти им в этой неумолимоймедленной поступидо врага, что так же бесстрашно шагал вперёд прямо на них, уже опуская вниз жала своихдолгих копий, ощетинясь клыками распахнутой пасти тысячезубого хищного змея из бездны, взиравшего смертью из мглы. Áррэйнэ чуть обернулся назад и взглянул на товарища, ехавшего верхом посреди первого конного строя — ожидая лишьзнака броситься в бой. Тийре словно почуял взор Льва и на миг обернулся к нему, пристально глядя глаза в глаза.

Áрвеннид резко остановил скакунаи взнялввысь согнутую в локте правую руку.

По этому знаку правителя Эйрэ строй растянувшегося на многие сотни шагов по обе стороны от них воинства замер, припынив своё неостановимое прежде движение точно бегущая на берег суши прибоем волна ощетинившегося клинками, копейными древками и секирами бурного моря, отпрянув назад и замерев — там, где враг уже был совсем рядом, на сколько шагов от удара — застывая в напряжённом, взволнованном ожидании знака к сражению.

Напротив них в миг точно так же в молчании остановилось и многотысячное войско дейвóнских домов, отозвавшись пугающим гулом железа брони и раскатистым кожаным скрипом от сбруи застывших на месте наездников. Лишь воздёртые резким порывом на них налетевшего ветра полотнища стягов вдруг встрепенулись как будтоживые.

Áрвеннид вновь тронул с места коня, проезжая сквозь расступавшиеся перед ним самые передние ряды выставивших жала их пик к неприятелю воиновиз Стремительных Ратей, ведомых тут в бой его другом. Тот в ожидании встал там, где и остановил свой шаг вместе с его спешенными людьми из Р’уáйг Ламн-á-слеáна, уже ощерившими строй клинками, секирами и пиками-шипцами — пристально глядя на сына Дэйгрэ сквозь узкие прорези очниц звероглавой наличнины. Конь Тийре замер подле Льва А́рвейрнов, всхрапнув и покорно застыв на месте.

Áрвеннид на миг встретился взором со своим первым ратоводцем и спрятал в ножны оголенный прежде клинок клайомха. Затем освободившейся рукой снял с головы шлем с наличником.

— Идём, Лев. Пришёл срокговорить.

Он кинул взором на немо застывшие там в ожидании ряды противника, где под вороньим стягом их древнегоорна вёл всё огромное войско дейвóнских семейств скригга рода Дейнблодбéреар.

Áррэйнэ даже не кивнул головой — спокойно развернувшись изашагаввперёд следом за тронувшимс места коня áрвеннидомон двинулся подле того, пригибая ногами ещё не примятую тут и не окрасившуюся пока алым цветом их жизней траву.

Они остановились на середине пути до противника, чьи недалёкие от них ряды копий с секирами хищно и пристально зрилина выехавшего навстречу им áрвеннида всех домов Эйрэи сопровождавшего его пешим Льва Арвейрнов, который так и не сняв с головы шлема с выбитым там звероликим обличьем спокойно и твёрдо стоял перед ними, правый меч бросив в ножнах, а левый закинув себена плечо — словно не перед боем, а отправляясь в мирное странствие.

Сомкнутые прежде единой копейной стеною загоныдейвóнов зашевелились, расступаясь в передних рядах — и навстречу им, ожидавшим посередине пустой полосы поля битвы меж двумя воинствами, выехал вороной конь в белой накидке поверх защищённого полной бронёй крупа, нёсший на себе в высоком седле Доннара Бурого. Подле него скакуна пустил Айнир — вершний Ярнвегг и самый молодой из первых кóгуриров воинства Дейвóналáрды, сам прославленный Книжник. Как и ожидавшие их, они не произносили ни слова, так же спокойно и твёрдо выехав вместе навстречу тем, кто был равен им — и кто теперьперед самым началом сражения вдруг пожелал говорить с ними лицом к лицу.

Конь Доннара резко застыл под его твёрдой дланьюв трёх шагах от владетеля Эйрэ, и два военачальника встретились взорами один на один. Сын Бурого замер верхом на шаг сзади от скригги, так же сняв с головы шлем, и приторочив свой долгий двуручныйблодва́рпэ к креплению ниже бедра, положив ладонь левой руки на навершиерукояти в виде волчьей пасти. Но смотрел он отнюдь не на áрвеннида — а на того, кто безмолвно стоялпешим с левого бока отНéамхéйглаха, спокойно и неподвижно застыв там под взорами тех, кто стоял совсем рядом напротив, и всех тех, кто взирал на него многотысячным взглядом из сбившихся в строй рядов войска Дейвоналарды.

Молчание повисло над полем, застыв иво взорах оглядывавших друг друга и оценивавших один одного ратоводцев, когда слова промеж ними ещё не были сказаны. Лишь громко всхрапнул чей-то конь, заставив взволнованный люд средь обоих тут воинств на миг резко вздрогнуть втревоге предчувствияневедомого.

Доннар легонько похлопал коня по его крепкой шее, успокаивая встревоженное животное, и поднялвверх наличнинушлема — дав понять, что готов теперь выслушать то, что желают сказать ему с глазу на глаз здесьпротивники.

— Прежде чем скоро начнётся сражение, и многие лягут к закату в курганы рядом с костями наших предков, — заговорив первым, по-дейвóнски обратился к нему Нéамхéйглах, — я хотел бы поговорить с тобой как равный с равным, ёрл Доннар.

— Я не ёрл, — спустя мгновение спокойно, хотя и немного настороженно ответил Доннар Бурый, внимательно глядя на восседавшего перед ним конно молодого владетеляЭйрэ, — я всего лишь защитник Дейвóналáрды и скригга Несущих Кровь Дейна — пусть мои предки и некогда были первыми ёрлами дейвóнов. Но я внимательно слушаю тебя, áрвеннид.

Остановивший своегоскакуна возле коня скриггиАйнир всё так же пристально смотрел на Льва А́рвейрнов, стоявшего пешим подле Нéамхéйглаха — словно хотел некой силой узрить сквозьглухую наличину шлема его скрытое стальюлицо, встречаясь сквозь щель лишь со взором прищуренных зеленоватых глаз в узких прорезях воронёного металла. Но тот будто и не замечал пристального взгляда кóгурира, глядя лишь на его внимавшего а́рвенниду родителя.

— Странно, если скригга Дейнова рода доселе не получил самых главных вестей из Высокого Чертога, которые ещё вчера мне принёс муж достойный доверия — о кончине владычества Скъервиров… — проговорил áрвеннид, пристально глядяв невозмутимое внешне лицо Доннара. Тот тем не менее поразился тому, как вдруг эта тайная весть о недавних событиях в Красной Палате так внезапно и скоро достигла ушей ихпротивников — а уж лица застывших от них в двух десятках шагов и услышавших это дейвонских воителей и ратоводцев, кто не стоял на совете у Бурого перед сражением, были полны изумления. По застывшей толпе побежал напряжённый, взволнованный шепоток, из уст в уста передавая услышанное.

— Ты верно хотел бы поговорить со мной насчёт своей жизни или жизни твоих ратоводцев, если сражение вдруг обернётся для вас поражением с пленом? — сам спросил áрвеннида скригга Дейнблодбéреар, уходя от прямого ответа — не зная, что там и сказать тому, — я могу пообещать тебе, что…

— Не об этом хочу я с тобой говорить, — не дослушав, вдруг перебил говорившего Доннара Тийре, — а о мире.

Несколько мгновений вокруг них стояла тишина, когда смолкли взволнованно зашептавшие и передававшие это из уст в уста голоса сотен воинов в плотных рядах его воинства за спиной Доннара — и лишь ударяя тяжёлыми копытами оземь всхрапывали встревоженные скакуны. Такаяже тишина была и за спинами а́рвеннида и Убийцы Ёрлов, где встревоженно стихли загоны владетеляЭйрэ, ощеренные копьями и остроюсталью мечей и секир, уже готовые к битве.

— Мир? — Доннар словно не верил ушам своим — если не враждебно, то ошеломлённо глядя на áрвеннида, словно подозревая в словах его некую скрытую там западню, — о каком мире ты говоришь?

— Мир — с вами?! — чутьне выкрикнул в голос Айнир, гневно смотря в сторону Тийре — хотя взор его был и попрежде направленна всё также непроницаемо и безмолвностоявшего подле них Льва.

— Какой мир, áрвеннид — ты шутишь? — раздались потрясённые голоса военачальников а́рвейрнов из-за спины. Оба воинства зашумели тысячами голосов, громко переговариваясь.

— Что за мир ещё с ними такой?!

— Не тот час и место о мире теперь толковать!

— Не на то мы сюда собрались!

Расталкивая преграждавших ему путь копейных, из плотных рядов дейвóнского воинства на несколько шагов вперёд выскочил скригга сильнейшего из орнов Помежий — старый Áсквъёльд Долгобородый из Ёрваров. Пряча за поясной ремень вокруг полосчатки оголённый клинок и сорвав рукавицы онгневно вскинулстиснутую в кулак руку.

— Ты потешаешься, áрвеннид, раз выставляешь себя дураком? Какой мир? Думаешь, Борна Старый захочет этого мира — он, сын Каменной Руки, что стоит позади тебя и ведёттвоё войско?!

Вытянутая рука позабывшего про учтивость старого скригги Ёрваров указала вперёд, где несколькими рядами дальше хмурый точно грозовое небо в ночи молча сидел на конеОтец Воинства а́рвейрнов — сняв с головы глухой шлем и сведя нахмуренные седые брови пристально зрилна происходившее, не произнося ни единого слова — точно безмолвная глыба извечного льда, не исторгнув ни звука из стиснутых словнотиски кузнеца сухихгуб. Лицо его было мрачно.

— Или ты думаешь, что мы сами теперь захотим мира с ним?! — вытянутый палец Áсквъёльда резко метнулся в сторону Убийцы Ёрлов — так и не пошевелившегося и даже не дрогнувшего в этот миг встречи с глазами разъярившегося старого скригги Ёрваров, — доколе жив среди вас этот зверь — этот выродок нашего племени!

Тийре, однако, остался спокоен, непоколебим даже этими полными ярости словами старого дейвóнского ратоводца и былого владыки восточных Помежий.

— Можешь не верить словам моим, почтенный глава дома Ёрваров — как и все прочие вы. Сам Лев А́рвейрнов прежде просил меня лично о том, дабы остановить эту многолетнюю распрю — если на то будет и ваша в том твёрдая воля — так как это он сам пожелал, чтобы меж нами вновьстал мир.

— Он? Пожелал мир?! — презрительно переспросил áрвеннида старый Áсквъёльд, тыча перстом в сторону Ёрлов Убийцы.

— Я! — доселе молчавший вдруг выкрикнул Áррэйнэ с захлестнувшей его резко яростью, сбросив с левого плеча лежавший на нём меч — вогнав жалящее лезвие геáры сквозь дёрн прямо в землю у ног. Взгляды взиравших на Льва сошлись на его залитой кровью груди, где открылась зияющая, не залатанная ничем та прореха в броне, вся в запёкшейся черни вокруг этой ночью разорванных жалом клинкасреди склёпанных узких полосиц колец.

По вражьим рядам пробежалнастороженный и взволнованный шёпот, когда глаза многих тысячсмотрели на эту ничем не прикрытую дыру средь железа со следами запёкшейся крови. Многие уже прослышали вести о том, будто Убийцу Ёрлов настиг ночью в сердце клинок самой Хищницы, нанесённый рукой Её Тени — но не все принимали за правду, словно веря в упорно ходившие слухи будто бы он неуязвим и едва ль не бессмертен — вернувшийся с тёмной холодной тропы к норам змея, не погибший ни в одном из сражений даже против многократно большего врага. И вот теперь видя эту смертельную рану на нём, они словно со страхом узрели обратное, и всё равно устрашились не меньше — самогó его несломимого духа.

— В самое сердце его… а он жив… — пронёсся над их рядами взволнованный шёпот из множества уст.

–… или и впрямь он бессмертен?

— Может он сам Пламенеющий?

–… и раны ему нипочём…

— Я и впрямь — верите вы или нет — хочу мира меж нами!

Всё более возрастающий гомон полетел над толпой точно ветер, понёсся над замершими рядами двух воинств.

— Мир?

— Какой мир?

— И вправду он так говорит?

— Лев — и мира вдруг просит?

— Что он задумал?

— Он что — умом повредился?

— Лев, опомнись!

— Мир?

— Áррэйнэ, да что ты сейчас говоришь?

— Какой ещё мир? Нынче?!

Выкрики эти становились всё громче, взволнованнее, раздаваясь с обеих сторон. Застывшие перед битвой плотно сплоченными рядами воители и ратоводцы Дейвóнала́рды и Эйрэс союзниками поверить никак не могли, что они сошлись за своими вождями на этом изведавшем ночью вкус крови безжизненном поле лишь для того, чтобы услышать необычные для этого роком уже осенённого местанежданные слова о примирении.

Из глубины ощетиненных копьями к небу дейвóнских рядов долетел чей-то окрик на северном говоре:

— Убоялся, что вчера едва ноги унёс от Богини руки — вот и мира теперь спешно просит! Если бы мать твоя знала, какого она породит к солнцу выродка племени Дейна — да к тому же и труса, что за жизнь перед боем так жалко цепляется — умертвила бы тебя, гада, в собственном чреве!

Áррэйнэ даже не шелохнулся, когда эти полоснувшие по нему какножом прямо в самое сердце слова отозвались и чьим-то раскатистым смехом из вражьих рядов. Он лишь повернул слегка голову к тому месту, откуда раздался безликий тот голос в толпе.

— Что же ты, храбрец, мне в лицо безоружному то не решился сказать — или хотя бы стрелу из-за спин чужих выпустить? Чего же мне это никто из вас прежде в лицо не сказал — в пылающую Ночь Смерти в Аг-Слéйбхе, или под Вингой — и в любом из минувших сражений?! И вчера на вот этом вот поле — сколько вас было там тех, кто показал спину и трусливо сбежал точно зайцы, прежде чем я один стольких отправил ко Всеотцу?! Не из них ты сам будешь?!

— Смотрите!!! — он резко рванул с клюва сцепкиудерживавший на голове шлем ременьи сорвал с себя сталь его, насадив горловинойна рукоять вонзённого в землю меча. Правой ладонью Áррэйнэ стянул плетёную вязь наголовника с толстой подбивкой, освободив голову. В слипшихся от пота волосах струёй заиграл свежий ветер, шерстивший незримыми пальцами море травы — там, где ещё не стояли ряды их загонов, где и попрежде жила ещё жизнь, не замершая в ожидании вот-вот готового пролиться багрового ливня.

— Ну же — смотрите все на меня! Все — и кто меня чтит как саму Его пасть Пламенеющего — и кто меня проклинает и ненавидит в страхе от одного моего только имени!

Взор его резко упёрся в стоящие перед ним ряды воинств противника.

— Вот он я — перед вами! Посмотрите в лицо мне — если хочется вам увидать тут того, кого прежде лишь те из вас зрили, кто того уже сам не расскажет! Вот он я!!!

Он перевёл дыхание, ощущая на себе сошедшиеся словно копейные жала пронзительно острые и настороженные, внимательные и взволнованные тысячи глаз своих недругов, с которыми он хотел мира — тех, кто был по крови и его же народом.

Краем глаза он увидел, как внезапно осёкся прежде разъярённый седобородый Áсквъёльд, словно онемев при виде открывшегося ему лица Убийцы Ёрлов, взволнованно шепча себе что-то под нос и не сводя с него пристально сощуренных подслеповатых очей — словно старик вдруг увидел перед собоюкого-то другого, давно позабытого. Как с сомнением зрилна него Доннар Бурый, морща лоб в воспоминаниях. И как с яростью и удивлением одновременно глядел на него совсем близко стоявший тут Айнир, признав в Áррэйнэ из кийна Килэйд и недавно встреченного в самом сердце их стерквéгга лазутчика Эсу из древорубов, и того уже забытого им вражеского дáлам-лу́адэ, спешенного его копьём у излучины топкой Болотины четыре зимыназад — трижды его, Льва А́рвейрнов. Того, кто лишил жизни его старших братьев и множество родичей, кто стал его кровным, триждызаклятым врагом и столь же опасным противником — и того, кто отобрал у Дейнблодбéреар их дочь и сестру, их Майри — даровавший ей жизнь и свободу, но забравший взамен её женское сердце.

— Не верите мне, моим словам о мире — что же, не верьте! Потому как для вас всех я враг пострашнее иных — Ужас Винги иЁрлов Убийца, Лев А́рвейрнов — выродок вашего рода, так вы сказали?! И ненавидите тем меня трижды сильней, чем даже самогó Старого — за одно лишь то, кто я! Да, я дейвóн по крови́ — как и все вы! Но не по вашей вине разве а́рвейрны стали народом моим — те, чья кровь во мне также течёт?! Не вы ли лишили меня преждеродичей, всего орна и дома, истребив всех их до единого человека — своих единокровцев, таких же детей Всеотца — те, кто уже не стоит среди вас пусть, но чьи имена всё одно мне известны и памятны?!

Взор его, не назвавшего ничьего имени, метнулся по строю врагов, упёршись на миг словно жало копья прямо вАйнира — столь быстро, что никто того больше средь всех не заметил, никто не постиг — кроме самогó сына Доннара, вздрогнувшего в этот миг словно от некоего прозрения, точно понявшего что-то.

— Дважды лишили меня вы семьи — и в эту вот распрю отняв самых близких из тех, кто взрастил меня как своего, точносына — не дейвóны ли, не вы?! Так не мне ли вас всех ненавидеть, весь род ваш — сильнее заБорну, который доселе вам помнит отца своего и всё то, что с ним сделали, чей знак он доселе несётот вас впамять? Не мне ли вас всех ненавидеть — ненавидеть стократнострашнее его — и убивать, убивать, убивать без пощады и милости?! Не мне ли — скажите?!

Он вновь перевёл дух, глядя на оцепеневшие перед его яростью лица врагов, и слыша, как затихли его соплеменники позади за спиной.

— Можете мне не верить. Но я впрямь хочу мира меж нами…

Он, обернувшись на миг вкруг себя, вновь пробежался пронзительным взором по плотным рядам и своих, и врагов, заставляя людей цепенеть.

— Ты спросил сейчас, почтенный сын Трира, почему я назвал тебя ёрлом? — вновь обратился к скригге Дейнблодбéреар áрвеннид Эйрэ.

— Век назад твой прославленный предок первым прибыл с посланием мирак моему прадеду Хугу, положив десятилетней той распремеж нами конец. Значит сейчаспришёл мой час сказатьэто первым… и вот я пришёл говорить с тобой нынче о мире, если ты до сих пор мне не веришь. Не со Скъервирами, кому веры мне не было — но с одним из потомков великого Дейна от крови Горящего, с тобой, вашим нынешним скриггой, а быть может и будущим ёрлом — кто ведёт свойнарод, кто был и есть во все веки защитник Дейвóналáрды — с тобой я готов говорить… если и ты готов также услышать мои слова как владетель владетеля.

Ряды обоих воинств глухо молчали, лишь тихим шёпотом из уст в уста передавая слова предводителей от края до края необъятной пустоши, переполненной тысячами сошедшихся тут. Молчал и скригга Дейнблодбéреар — взволнованный, напряжённый, не верящий в услышанное тут.

— Скажи — за что ты сражаешься, почтенный Бруннэ? — внезапно спросил у того Áррэйнэ, пристально взглянув в глаза скригги Дейнова рода.

— Разве кто-тоиз вас — или нас… — он на миг обернулся к своим людям, стеноюстоявшим в безмолвноми напряжённом ожидании сзади, — хочет новых земель или жирной богатой добычи отэтой войны — или хотя бы той славы воителей, чтобы в веках не смолкала великими песнями и сказаниями в родовых свитках? Есть такие?! Ради одной толькомести, из ненависти мы давно уже льём эту кровь, стыдясь отступиться перед иными, признав свои жертвы напрасными — мы и вы — или в чём-то неправ я?!

Ряды обоих воинств молчали, внимая его громким словам. Лишь ветер трепал в своих вихрях полотнища стяговдомов на воздетых ввысь древках.

— Может решил кто из вас, что я и мой друг перед множеством вашего воинства струсили словно два зайца, страшась поражения в битве? Мы здесь — в сердце вашегокрая — и пришли без преград, и не трясёмся осинами перед вами! И если с тобою наш áрвеннид речь вдруг о мире завёл — то не от того, что мы стали слабы!

И даже если мы верх не одержим над воинством ваших домов, то победа такая вам горькой покажется — смерти не лучше — потому как после неё в каждом селище слышаться будет по умершим плач, а в сияющих Халльсверд их стены числа твоих павших воителей не вместят, рухнув в пыль — сколько их туда явится — я, зрящий сквозь смерть, своей кровью тебе в том клянусь! Гордиться ли ты будешь такою победою, ёрл? Скажи — боимся ли мы, предлагая тебе сейчас мир — или ты и все люди твои хотят нового кровопролития?

Он замолк, пристально глядя на возвышавшегося перед ним конно скриггу орна Дейна.

Над полем стояла могильная тишина. Лишь чей-то выкрик, раздавшийся где-то из дальних рядов их дейвóнского воинства, внезапно взлетел одинокоюптицей над полем:

— Бурого в ёрлы! Хватит нам ярма Скъервиров!

Воинство зашумело, и в нараставшем гуле донёсся одобрительный ропот.

— Бурого! Бурого!

— Айнир… — тихо обратился Доннар к сыну, не оборачивая к тому головы, пока смотрел в сторону стоявших перед ним áрвеннида Эйрэ с Убийцею Ёрлов, — ты моя последняя кровь средь живых, мой единственный сын — тот, кто станет последующим скриггою орна, когда меня заберёт смерть… а быть может и следующим ёрлом нашего народа. Скажи — что ты сам думаешь обо всём этом?

Айнир также смотрел неотрывно вперёд, и рука его, лежавшая на волкоглавой рукояти меча, то стискивалась до бескровной белизны костяшек, то снова ослабляла пальцы, напряжённо дрожавшие от волнения.

— Отец… Не знаю, чего я хочу сейчас больше. Презрев закон данного слова убить его прямо здесь — за братьев и всех им сражённых друзей… и за неё — или же преклонить колени перед тем, что он говорит… — проговорил он отрешённо, даже не поворотив к родителю головы.

— За неё? — Доннар удивлённо повернул голову вполоборота к сыну, не понимая, о ком он сейчас говорит — но Айнир умолк, всё также пристально глядя на стоявшего перед ними Льва А́рвейрнов.

— Или ты лжец, что желаешь нас с толку сбить и хитрокозную западню темподстроить… — сурово, но уже без прежней той гневной ярости в голосе произнёс из первых рядов старый Áсквъёльд, пристально глядя на Áррэйнэ, — или же ты…

Он не договорил, запнувшись на полуслове и продолжая взирать на Убийцу Ёрлов.

— Верно, Долгобородый! С чего ему верить? — донеслись выкрики его младших родичей из орна Ёрваров, шедших в бой вместе со скриггой.

— С твоим домом, щенок потаскухи — пока жив я, мира Катайр не знают! — из рядов своих конных презрительно выкрикнул Гвенбранн Два Камня, привстав в стременах и издали обращаясь к владетелю Эйрэ, — и плевать мне, что ты тут толкуешь с твоим недорезком! Даже отцовских земель всех лишившись не стану молить тебя сам о прощении! Плевал я умётом на мир твой предложенный! Битва решит!

— Не верите мне?! — крикнул Áррэйнэ, обращаясь лицом сперва к тем, а потом и к другим — понимая, что нынчене только враги, но его сородичи потрясены всем услышанным из его уст, его словами о мире, сказанными им — самим Арвейрнским Львом, — не верите тому, что я не победы, но мира хочу — и для моих людей, и для вас, своих недругов также? Всему, что я сказал вам — не хотите поверить? Так у меня есть причин тех в избытке, чтобы я не желал продолжения этой войны! Одну я назвал вам — коль услышать смогли вы…

Он умолк на мгновение, точно запнувшись — и встретился взором со старым Асквъёльдом.

— Зовёте меня выродком — так ты сказал, почтенный Ёрвар? Смотрите!

Рывками распуская ремни стяжек и вцепившись обеими ладонями в створы своей полосчатки, Áррэйнэ с усилием раскрыл её, отшвыривая разнятую броню с толстой стёганой подбойкой на землю, замотанной в сочащиеся кровью тряпки левой рукой ухватившись за ворот нательнойрубахи.

Соратники — а тем больше противники, к кому он обращён был лицом — недоумевали, глядя на то, как Лев скидывает с себя рубаху, оголённый до пояса — весь со спины и на груди с шеей укрытый множеством шрамов — и давних, заживших, и ещё совсем свежих — перевязанный вокруг рёбер спредплечьем уже побуревшими от тихо сочившейся крови тряпицами поверх ран. Обеими руками, не взирая на перевязь по отрубленным пальцам на левой ладони, он стал срывать с себя окровавленную повязку, с треском разрывая ногтяминеподатливую плотную ткань.

— Смотрите — те, кто назвал меня выродком! Я знаю мне данноеимя — теперь уже дважды я знаю его! Вы все здесь на моей земле — там, где был прежний дом, где жил прежний мой род — знайте это, если кто их уже позабыл!

Палец его взвился ввысь, указавна восток, где чернела в лучах восходящего солнца вершина взмывающей к небу Еловой Проплеши, возносившаяся выше иных междувзгорий лежавшего там Буревийного кряжа.

Он увидел, как переменился в лице ошеломлённый Áсквъёльд, чей орн издревле обитал по восточным Помежьям Дейвóнала́рды — и кто знал тех, чьим домом была преждеэта земля — тех, кто жил здесь ещё со времён их прихода по правую руку от Дейна с заснеженных долов Урхейминорда.

— Там — там у этой горы был мой дом! Там я родился от славных их именами матери и отца — и человек, имя которого вы некогда произносили с трепетом, мой предок своею рукоюотметил меня знаком их, дал мне имя, которое вы знаете и теперь — имя Льва! Смотрите — те, кто назвал меня выродком — потому что мне дважды известенсвой род! Я Áррэйнэ Убийца Ёрлов из дома Килэйд — и прежде моё имя было Рёрин сын Хедаля Снъялле, правнук Ходура Рёйрэ — первого из Львов Дейвóналáрды! Я, последний из них — убитых своими сородичами и забытых всеми людьми за той лживой молвоюпро Гнев Всеотца — вот кто я! Вот оно — моё прежнее имя, что я ношу и доселе!!! Довольно ли вам его?!

Пальцы его впились в оголённую на груди вчерашнюю рану. Едва затянувшаяся за ночь под искусными швами Коннала из Габ, из-под ногтей Льва она брызнула кровью, кропя по коже и стекая до пояса алыми струйками.

Спокойно и твёрдо, словно и не ощущая той боли раскрывшейся раны, пятернёй он размазал багряную струйку по коже и медленно стёр её краем ладони, едва притрагиваясь к незаметно выступавшим поверх неё наростам знака, носимого с детства — там, где врезалась нестираемым символом Львов его хищная голова, сейчас появившись глазам всех то зрившихв кровавом пятне.

— Смотри, ёрл! И вы все смотрите!

Он повернулся к глазам наблюдавших за ним многих сотен и тысяч людей двух народов, чтобы они могли видеть вырисовавшиеся на его теле очертания Львиного лика, хищно ощеренного и свирепого, знака его позабытого рода, его прежнего орна — тех, чьё имя он нёс отрождения и доселе…

— Неважно кто я. И так первой причины достаточно той, почему я желаю сейчас завершить эту распрю без славы. Довольно уже стало пролито крови меж всеми домами… Довольно смертей… Сколько ещё их хотите вы зрить?!

Глухое молчание встречало его слова из обоих рядов точно стены сомкнувшихся воинств.

Надев рубаху, окрасившуюся на груди сочившимся из раны алым, он вновь обвёл противников взглядом.

— Одного того сказанного уже хватит стократ. Если вы не слепы, если вы так же годны как и тенаши предки — век назад прекратившие прежний раздор — то и вы должны тоже понять, что нет и не будет в войне тойни нам, и ни вам ни добычи, ни славы, не будет победы уже никому, даже взявшему верх. Довольно уже смертей… Или мало их в ваших домах? Сколькоещё вы хотите? Вот почему я хочу сейчас мира меж нами.

Лев замолчал.

А из онемевших рядов — и а́рвейрнов, и дейвóнов — из тысяч их уст поплыл потрясённый, взволнованныйшёпот и говор.

— Ужель он…

–…неужели и впрямь он — кровь Ходура?

— Львиный знак — вы видали?

— Это и вправду он…

— И подле нас весь час он сражался, вёл нас — один из их Львов!

–…и он хочет мира?

— Лев просит мира!

Лица слышавших этислова людей были полны недоверия, ошарашенного потрясения от поведанного в этот миг. Стоял онемевший, узнавший его теперь лично воочию старый Áсквъёльд, не в силах исторгнуть ни слова из уст. И даже его верный друг стоял словно ударенный в темя дубиной — так и не в силах поверить во всёто, кем был Áррэйнэ прежде — кто он есть…

— Или и впрямь он один из них?

— Ясам ещё помню отца его, помню и самогó старого Ходура!

— Да, это он…

— Быть не может того! — полный недоверия и потрясения одновременно раздался чей-то окрик из дейвóнских рядов, заставивший прочих притихнуть на миг.

— Может… — раздалось позади Убийцы Ёрлов чьё-то громкое слово.

Ряды а́рвейрнов отпряли в стороны, пропуская вперёд вороного коня, который медленно ступал по вытоптанной траве широкими копытами, неся на спине Отца Воинства Эйрэ. Став посередине Борна из Бранн пристально посмотрел вперёд, заставив содрогнуться под своим тяжёлым взором каждого из взиравших на него противников, воочию зривших перед собой непримиримого врага народа Дейна.

— Может… — повторил он опять, натужно произнося это по-дейвóнски — будто речь его кровных врагов исторгалась из уст старика через страшную силу, преломляя его самого.

— И он не лжёт. Едва в первый раз увидав его на полыхавшем пожарище там у горы, я сразу признал в нём потомка великого Рёйрэ — словно сквозьвек миновавших годовя вновь вижу в нём ликего грозного предка, будто отражение в бегущей воде. Это он — последний из них…

— Но отчего ты молчал до сих пор, гаэйлин? — спросил Борну взволнованный Тийре. Тот же самый вопрос читался и во взоре застывшего напротив них Доннара Бурого.

— Áрвеннид… если бы ты только мог чувствовать то же, что я… чувствовать это всю жизнь… — Борна стиснул морщинистую ладонь в стальной рукавице в огромный кулак, вздымая перед собой.

— Разве мог Пламенеющий мне дароватьвоздаяния большего за кровь моего отца и семьи, за меня… — высохшая костлявая рука старика дотронулась до оголившегося под воротом полосчатки морщинистого горла, на котором неистребимо синела кольцом та зловещая отметина от петли.

–…чем возможность увидеть воочию, как заклятых врагов сокрушает в прах тот, кто своею бегущею кровью и именем, всей своей доблестью должен был быть самым первым из их жерядов — он, выросший а́рвейрном дейвóн, он — последний из Львов… Он — плоть и кровь, сам дух Ходура Рёйрэ, величайшего из воителей среди народа Дейна — которого словно сама Судьба послала ко мне… и которого сами они, свой же народ, сделали некогда тем, кем он есть — сделали его таким же как я…

Борна на миг бросил взгляд в глаза Аррэйнэ, встретившись с ним своим пристальным взором.

— Как я — кого именно дом его некогда сделал таким, как и он…

Старый вновь обернулся глазами к владетелю Эйрэ.

— Если бы ты только мог понять меня, áрвеннид…

С пылавшей в глазах негасимой яростью старый воительоглядывал строй замеревшего в скольких шагах он них недруга, словно одним тольковзглядом вгоняя им в землю любого,кого только касался его ненавидящий взор.

— Если бы ты только мог… Тебе самому бы пришлось тем прожить мою жизнь…

Тишина ненадолго застыланад пустошью, когда Борна развернул скакуна и положив широкую ладонь на долгий черен отцовского клайомха сновавернулся в ряды воинств Эйрэ, грузной скалой возвышаясь над пешими копьеносцамиБранн и иных домов юга — суровый и несломимый, с трудом уже держащий в руке древний меч, но всё одно вновь готовый к очередной бессчётной битве не прощавший и не желавший прощать то столетний старик.

— Даже если и так — и он и впрямь есть потомок великогоРёйрэ… — Доннар пристально глянул на Áррэйнэ, тем не менее обращаясь к владетелю Эйрэ, — то как знать нам, что это не ваша уловка перед сражением — чтобы тем миром отвлечь нас и заставить потерять бдительность?

Со всех сторон раздавались всё громче суровые выкрики, мешаясь тут всеми наречиями собравшихся многихплемён из обоих народов с союзниками:

— Да если и так — разве будем мы слушать его, кровопийцу?

— Не слушай их, Бурый! Они враги!

— Мы не речи сюда пришли слушать, а биться с соломой!

— Áрвеннид, довольно их увещевать! Не видишь — они сами войны лишь желают!

— С чего мы замиряться должны с ними, мохнорылыми выползками?

— Битва решит исход божьеюволей, а не пустые слова!

— Áррэйнэ, веди нас! Ужель сам ты простил им всё то, о чём тут говорил?!

— Битва решит, ёрл! Веди нас!

— Хватит их слушать, Бурый! Битва решит, кто возьмёт!

— Не верь им! С чего им желать теперь мира?!

— Какой ещё мир с ними, áрвеннид?! На копья собак!

— Битва решит, как всё будет!