…Но Буря Придёт

Nameless Ghost (2024)

Вымышленный мир или иная история нашего? Решать то читателю. Мрачная сага из мира суровой архаики, наследия века вождей и героев на фоне полуторатысячелетнего противостояния столкнувшихся на западе континента ушедших от Великой Зимы с их прародины к югу дейвонов и арвейрнов, прежде со времён эпохи бронзы занявших эти земли взамен исчезнувших народов каменного века. История долгой войны объединивших свои племена двух великих домов Бейлхэ и Скъервиров, растянувшейся на сто лет меж двумя её крайне горячими фазами. История мести, предательства, верности, гибели. Суровые верования, жестокие нравы времён праотцов, пережитки пятнадцативековой вражды и резни на кровавом фронтире народов — и цена за них всем и для каждого…

ГОД ТРЕТИЙ"…ПРОКЛЯТИЕ ТРИЖДЫ ТОБОЮ ЗАСЛУЖЕННОЕ…"Нить 16

Долог и шумен был этот Великий Совет всех прибывших ко Столу Ёрлов скригг каждого из дейвóнских семейств.

Много было произнесено громких речей и увещеваний, много взварилось там споров и свар, много токота посохов об пол и звона мечей в поясных ножнах их разгорячившихся и не находивших меж собой общего хозяев прозвучало в тот долгий день под сводами обнесённого лесами мастеров-камников и уже отстроенного после Огненной Ночи Высокого Чертога. Казалось, день тот готов был закончиться едва ли не кровной враждой меж иными из орнов сварившихся тут скригг и их свердсманов — если бы не священный ещё со времён Дейна обычай под страхом вечного изгнания не чинить распрей и кровопролития в Красной Палате высокой обители ёрлов.

Нынешний скригга Дейнблодбéреар Доннар Бурый всё же добился своего — спустя полдня зычных пререканий и пересуд в древних стенах Хатхáлле все прежде несогласные орны запада и юга Дейвóнала́рды дали своё изволение на продолжение затянувшейся и уже обременявшей многих из них войны с владетелем Эйрэ, и обязались привести из низменных приморских земель всё то требуемое от них Советом снаряжённое воинство и припасы, дабы этим летом пополненные войска смогли выступить на захваченные áрвеннидом земли юга. Взамен же правящий дом Скъервиров признавал за ними возвращение многих прежних их вольностей, утраченных при владычестве прошлых ёрлов Хъярульва и Къёхвара — как требовал того нынешний скригга сáмого великого из семейств Прибрежий и Островных земель, потомок древних Владетелей Моря Ройг Твёрдое Колено из дома Утир, занявший то место после павших в кровопролитной битве у Я́рнфъялл-гéйрда старшего брата Виганда Широкого с младшими сыновьями и случайной гибели в штормовом море старшего из отпрысков Брейдура — прежде подчинявшихся воле сидящих за Столом Ёрлов без прекословия.

Как и ожидалось, с согласия старейших каждого из съехавшихся сюда больших и малых семейств и правящего дома Скъервиров, за коего от лица юного ещё сына упокойного Стейне, безвольного и немощного Вигара Малого ответствовал опекавший его старший родич Сигвар Клонсэ — глава всех купеческих и торговых дел владетельного орна, хранитель казны и печатей — по всеобщей их воле Доннар Бруннэ во всеуслышание был громогласно наречён вершним над всем воинством Дейвóнала́рды. В его праве было вместо недавно почившего Эрхи Древнего возначалить с этой поры силы всех орнов и повести на врага — ибо никто из лучших ратоводцев страны не мог нынче сравниться в военном искусстве со старшим сыном Трира Кольчуги, лучшим среди своего орна военачальником, признанным и поддержанным в том всеми, тем более Скъервирами — сейчас крайне нуждавшимися в надёжных и сильных союзниках. Пылких речей нового скригги Дейнблодбéреар хватило и без того, чтобы переломить всяких колеблющихся.

Там же на Великом Совете сообща определялись и меты грядущих выправ в это лето. Решалось, сколько кто даст из своих уделов воинов и коней, железа и кож, хлеба и мяса, припасов и снастей для осады, кто из западных орнов Прибрежий будет заготавливать впрок для воинства рыбу и соль, чьи лари дадут сколько мер серебра или горящего камня на все эти нужды, и кто из свердсманов поведёт в бой каждый из собранных когуров — кто людей своих семейств под их стягами, а кто в подчинённом дому ёрлов постоянном воинстве.

Дочерь Конута прибыла вместе с дядей в прекраснейшую среди всех чертогов Винги Красную Палату под своды Хатхáлле — хотя и сильно пострадавшего после учинённой воинством Убийцы Ёрлов Огненной Ночи, но не менее величественного. Но она не была среди участвовавших в Совете владетельных мужей, молча сидя рядом с прочими знатными гостями и жёнами их на резных ясеневых скамьях вокруг Стола Ёрлов. Скригги всех семейств свердсманов восседали рядом с нынешним малолетним правителем и его роднёй, около которых на обитом знаками владетельного дома деревянном возвышении с почётом была разложена развёрнутая скрутка ветхого уже дара áрвеннида Мурхадда, чьей волей владыкам дейвóнов некогда были дарованы обширные западные уделы Эйрэ, о чём и нынче не преминул заявить во всеуслышание главенствовавший тут Клонсэ, властно указав перстом на эти выцветшие уже письмена и печати как на полноправное владение своего дома — которое по неизбежной в грядущем победе даст новые владения всем участвовавшим в тянущейся распре свердсманам семейств Дейвóнала́рды.

Вновь и вновь тот проклятый, изветшалый кусок писчей кожи в перевязи пронизанных нитью цветастой плетёнки сухих восковинок печатей служил поводом для очередного кровопролития…

Обрядившись в тот день из привычных ей домотканых одеяний в богатый, расшитый серебром наряд с доставшимися от матери нашейными украшениями из привозимых с далёкого северного моря искристо-жёлтых горящих камней, дочерь Стерке с восхищением оглядывала величественные и искуснейше изукрашенные многоцветием красок, резьбы и лепнины высокие своды и стены чертога, где прежде века назад до повергнувшей их власть смуты и распрей меж всеми родами Дейвóнала́рды восседали её гордые предки.

С едва утаиваемым отвращением Майри издали наблюдала за бывшим тут главным среди Совета, проницательным и казалось всеслышащим Сигваром Клонсэ и его вёрткой роднёй, подававшей ему в руки всё новые и новые скрутки посланий с указами, над коими без устали корпели сидящие в отдалении писцы. Изредка молодая женщина сама ловила на себе пристальный, издали жгущий её взор старшего из сыновей Когтя — присутствовавшего здесь нового вершнего стражей, молодого статного красавца Горма Норквеммира, который больше разглядывал дочерей собравшихся тут свердсманов, чем участвовал в речах. И с некой жалостью она взирала на робко сидевшего за изукрашенным ткаными вышивками Столом Ёрлов — совсем ещё мальчишку с тонкой шеей и полуосмысленным взором — Вигара Малого, худую кровь почившего два лета тому назад Къёхвара Стейне, вокруг которого ежечасно суетились прочие из дома Скъервиров, постоянно что-то нашептывая ему рассеянному на ухо, подавая остро начиненные перья с печатями к подносимым на подпись указам и поправляя дурно сидевшие на нём и вечно оползающие богато расшитые одеяния, подобающие владыке дейвóнов и иных народов во всех обретённых от предков уделах и землях.

Когда долго тянувшийся Великий Совет наконец завершился, а утомлённого и едва державшегося на ногах малолетнего Вигара служки и молочный брат Ульф увели под руки в опочивальню, тогда в ярко освещённых сотнями восковых свечей древних стенах трапезной палаты Хатхáлле хозяева учинили обильный пир. На него собрались помимо созванных сегодня заседавших тут свердсманов также первейшие семейства ходагéйрда и близлежащих владений, богатейшие из купцов и владельцев ремёсел.

Явились на пир и прибывшие в Вингу посланники из всех союзных с Дейвóнала́рдой земель, и от ардну́рских владык Малой державы из Сорфрáмандлáндида. По договору с домом дейвонских владетелей, присягнув именем своего Единого и Единственного они пообещали, что за серебро Скъервиров наймиты из Ж'айш-арамли́ — могущественного Войска Песков — должны будут к осени полною силой выступить через раскрытый для них проход Каменной Глотки Ф'ам-альхажа́ри меж хребтами Больших и Малых Сорфъяллерне к южным уделам на помощь владетелям Винги, дополнив уже появившихся ранее. Люди владетеля Зейда Мутахи́д-аль-Аэ́ды поклялись взнять сталь как против воинства Эйрэ, так и для подавления смуты в отпавших там от Стола Ёрлов Вольных Городах.

И где-то с края столов подле уже захмелевшего Фийны из Бейлхэ, пусть и почётным, но малозначащим нынче тут гостем теснился вершащий союзными Скъервирам кийнами арвейрнов Гвенбранн Два Камня, без устали полня пустевшую чашу хозяйскими винами, с кислым лицом воззирая вокруг на богатых и знатных соседей.

Горячее поветрие от непрестанно подносимых служками в расшитых двуцветных нарядах к пиршественным столам из стряпных многочисленной жареной дичи, рыбы и прочих яств с пахом свежего пива, медов, настоек и вин напомнило дочери Конута о родном доме в Хейрнáбю́гдэ, о тех славных временах осенних празднеств с танцами, песнями и гаданиями, где также было шумно и весело в кругу собравшихся земляков и родни в чертоге у старого Хеннира. И позабыв о тревогах Майри отдалась на волю веселья и танцев. Рядом с ней за столом была и явившаяся сюда с супругом, снова ходившая на сносях молодая Грелёд Хёрдсдо́ттейр из Хейрна́бю́гдэ, с которой дочь Конута радостно вела долгие разговоры, делясь с подругой вестями и повествуя о своей доле последних двух лет — то, что могла рассказать ей из знамого.

Пир был богатым и шумным, полным веселья. Благо на тешивших гостей искусных музыкантов прижимистый Сигвар Клонсэ не поскупился, словно давая понять всем, что и после утраты большей части людей их семейства на ратных полях — когда безжалостный серп воинства Льва А́рвейрнов пожал едва ли не весь сноп колосьев мужей рода Скъервиров — то и сейчас их дом как и прежде силён и богат, не потеряв своей власти — пусть уже не мощью копейного кулака, но как и прежде щедрыми ручьями серебра из ларей одаривая верность старых и новых союзников.

Доннар Бурый в тот вечер не знал в речах отдыха. С большинством скригг значимых орнов Дейвóнала́рды успел он переговорить на пиру, в том числе и с обходительным, но несгибаемым в своей воле Ройгом Твёрдое Колено из далёкого закатного Ве́стрэсъёлхёфне, подле которого тихо, безмолвно внимая речам отца с прочими скриггами встала как тень его дочерь — высокая тощая девочка лет десяти.

— Ты знаешь, почтенный, за что я заслужил своё прозвище? — вдруг прервал их учтивую беседу о грядущих военных выправах чуть более низкорослый чем Доннар, но ещё более широкий в плечах и могучий глава дома Утир, пристально взглянув в лицо скригги Дейнблодбéреар своими пронзительными серо-голубыми глазами на угловатом лице — один из которых был чуть более серым как тяжёлые дождевые тучи, а другой более голубым как небо над океаном.

— Поделись этим, достойный — раз вряд ли найду я столь знающих правду как сам ты… — ответил Доннар, пожав плечами, — ведь неспроста ты об этом обмолвился?

— Верно, Бурый. Мы оба присягнули сегодня на верность владетелю, обещая поддержку в сражении с áрвеннидом Эйрэ — но есть и иные долги между нами со Скъервирами. У тебя они есть, как известно… Ты слышал наверное, что в час восстания Прибрежий дом Утир оказался расколотым надвое — и мой брат встал на сторону ёрла, а я взнял оружие против дейвóнов.

— Никому то не тайна, почтенный. Многих ваших домов сыновья в те года были порознь в час смуты.

— Как и давали им имени два — и своё, и дейвонское… И каждый сам избирал с коим жить. Мог бы брат мой быть Бу́эном, а я… Къёхваром… — покривился глава дома Утир, — но из нас каждый сам себе выбрал дорогу и прозвище.

— Наслышан про это, почтенный. Однако к чему эта история из минувшего?

— Так слушай. Спустя год непрерывных сражений восстание было разбито. Наши вожди во главе со старым Кербаллом пали под силами воинства Скъервиров, а последние укрепи потомков А́ргвидд-Мар рушились и пылали под огненными камнями загонов Эльдлéйте, преградившего реки цепями и кольями против наших шедших в подмогу судов. Суровый и жёсткий, ни к кому он не знал ни крупицы пощады. Но я уцелел, хоть и был среди них…

Прервав речь, Ройг взял с блюда большую морскую ракушку, лежавшую подле разваренных лап морских раков и гадов с присосками.

— Когда всех наших сдавшихся или схваченных земляков вывели перед Раудом, он велел преклонить колени перед собой как посланником Хъярульва — дабы встретить смерть без мук себе и их родичам, что воздаст он упорствующим. Все — сильные и ослабшие духом, живые и раненные — под принуждением столь страшной судьбы для ближайших склонились пред ним, пали ниц. Всех их тотчас обезглавили люди Эльдлéйте — одного за другим.

Нож в ладони у Ройга умело поддел створу ракушки, раскрывая захлопнутый панцирь попавшего в кипень глубинного жителя моря — и искусно поднял его мягкое тело вильцом, извлекая наружу. Брызнув смешанной с кислью и солью подливы на мякоть, скригга Утир лениво стал рвать челюстями змеящийся сгусток. Бурый молча сидел подле Хардурне, терпеливо внимая владетелю запада.

— А меня, ещё юного, в этот миг обуял дикий страх — которого я верно не испытывал ни прежде, ни после за жизнь. Я тоже пытался пасть ниц, желая спасти своих брата с отцом и сестёр, кого люди Эльдлéйте не пощадят — но колени мои точно одеревенели, их свела страшная судорога, и правое вообще не могло согнуться. Так я и стал перед ним полусогнутый на бок, охваченный страхом и ненавистью одновременно, пытаясь склониться против собственной воли — но тщетно.

Огненный Взор засмеялся, увидев меня таковым — и сказал своим людям, что хоть у кого-то колено осталось твердо из изменников. И так вот из страха перед смертью и вопреки судьбе я смог уцелеть, пробыв пленником в Винге целые десять зим, прежде чем смог возвратиться в Прибрежья к родне.

С того часа я понял, что никогда больше не преклонюсь перед Скъервирами, что оба колена мои будут прочно тверды. Лишь упорство и смелость страшны тем — всех пресмыкающихся они не щадят. И волей Владыки Моря я стал во главе нашего древнего дома вместо моего угодливого ёрлам брата — и возьму своё причитающееся, что забрали когда-то твои пришедшие с севера предки… потом, как придёт это время. А пока что Когтю немедля нужны корабли к берегам вдоль Полночного моря, броня и оружие — и он их получит. Ибо он знает, что я для него так же важен как ты — и вынужден быть нам союзником больше, чем мы дому Скъервиров. Так что почтенный Доннар — позволь я подниму эту чашу за твоё здоровье и за успех наших воинств в это лето.

Скригга Дейнблодбéреар молча поднял чашу с вином, встречая приветствие нового владыки Прибрежий и Островов.

Рядом с мочившим усы в винном хмеле Гвенбранном Два Камня подле уже перебравшего Фийны лениво воссел на скамье низкорослый и плотный посланец владыки из Малой державы Ардну́ра — с усмешкою гладя ладонью кудрявую бороду в завитках и внимая горячим речам собеседника, говорившего с ним по-дейвонски восточным наречием, кое гость разбирал без труда как и здешнее.

— Ну разве владетелем можно назвать того выщенка, славный Дахха́б? Конюх он, а не арвеннид! Как согнулись колени у фе́йнагов старых домов, чтоб на верность ему присягнуть?

— Да… к-к-аакой он… владетель? — икнул пьяный Фийна, с трудом держа чашу в ладони, — братоу-бийца…

— Верно, почтенный! А ведь Килуха сын был первее рождён, и не какой потаскухой как этот! Говорят, Родри проклял его перед смертью — и весь его род до скончания века, и так дважды проклятый. Щенок этот родича кровного как поросёнка зарезал, проткнул его в Домайнэ-лох — и ради чего только? Срам!

— Но ведь и ты сам вот, достойный, как молвят… — усмехнулся арднурец, огладив рукой бороду.

— Я Киана в битве убил за измену присяге, собаку! — перебив гостя фыркнул Два Камня, — а не за бабу какую-то, сучку из Конналов эту! Поделить не могли, кто иметь её будет из них, потаскуху… И такому владетелю кланяться?

— Я владетелем д-до-олжен был… быть по чести́… Я… — Фийна икнул, приложившись к вину.

— Присягают порой не тому, часословы и свитки кого благородней и чище — а тому, кто способен на многое, попирая свой страх и усталость пред недругом… — гость из дальних краёв говорил по-дейвонски гортанно, но чисто, и степенно оглаживал пальцами бороду, глядя на Да́клойха, — знаю сам ратоводца, чья кровь благородна от матери славой их древнего дома народа песков, кто древнéй рода наших мухаррибов — хоть не брал её наш властелин как жену по закону… Но дрожат нечестивцы и трусы пред взором его, устрашённые яростью этого воина, слава кого не померкла подобным рождением, свитками чести забытым. И Единым клянусь — сам его ты узришь, когда Рубящий Меч дома Заи́д придёт сюда с войском по зову почтенного Сигвара, уже взяв успех в отбивании юга. Сам себе он закон в поле битвы, как и твой недруг из Бейлхэ или лучший его ратоводец, что прозван тем именем страшного хищника.

— Тьху! Какой там закон с часословами?! Безродный щенок огнековцевой дочки! И жениться по чести не стал, как отец — а сношает владетеля Конналов дочь, потаскуху с болота… — фыркнул южанину Гвенбранн, — племянницу этого… чтоб его дальше скривило, урода проклятого…

— У К-конна-лов этих… в крови́… пол-ловина воды из их… лужи… — поддакнул тому Фийна, — Т-тедель-мид этот… дед её… с-сукин тот с-сын… на круинну тогда меня первый… потребовал гнать вон… с Высокого Кресла… скотина! А братец, предатель… мальчишку того своего держал к-конюхом прежде!

— Да тот Тийре как конюхом был — таковым и остался! — одобрительно хлопнул его по плечу ухмыльнувшийся Даклойх, — там этот Безусый за ниточки дёргает им как бараном на привязи глупым, и дом Габ при дворе выпирает наверх… Я Тремя поклянусь — вот увидишь, сумеет как жаждет и внучку свою под него как жену подложить вместо этой дурёхи!

— П-под-ложит… А Б-без-зусый… подлец… я ему позапрошлой весною писал — я… на краткой ноге с благороднейшим Къёхвар-ром… миром решим с ним все наши р-раздоры помежные… стань я владетелем Эйрэ… как должен был некогда. Так он… лис этот хитрый… мне пишет: «должно быть… с-страдаешь ты, Фийна, почтенный… без хмеля родной стороны… всё дейвонскими винами горе своё утешаешь. Я пришлю тебе, вспомнилось чтобы…»

— И прислал? — покривился глава дома Катайр.

— П-прислал… целых сорок два бутыля… От свежайшего, до мно… многолетнего все… по годам, как я изгнан из Эйрэ… Подлец же какой! Издевается тонко так…

Посланник ардну́рцев поморщился краешком рта, приподняв над лбом брови. Уж он-то бараном себя не считал — этот тощий как жердь и похожий на крысу союзник владетельных Скъервиров, любивший жать руки всем так, словно пальцы сломать им желает — хоть мог бы учтивости ради и знать, что достойный и кровью от семени древних владетелей гость перед ним также назван был именем гордого зверя с рогами, повелителя стад и бойца, чьих копыт иногда устрашится и хищный враг волк, а таранный удар головы вышибает и двери овчарни — словно сам Мир Сотрясший Хазáт-аль-элáм, Низверзающий Твердь. Что возьмёшь с него — жердь… Впрямь и в сердце он с камнем, и вторым в его жёлуде с плешью, как молвят тут оные.

— Но видит Единый и вечно Единственный, что успеха добился он в воинском деле не тем, как по чести ль с законом отец его чреслами двигал с той девой… — ардну́рец налил себе в кубок из цельного камня зелёного света хмельного напитка из мёда, вдыхая его аромат, — и вовсе не он — а ты сам вот, достойный — сидишь здесь бродягой без прежних уделов как пёс на цепи у владетеля Сигвара…

Два Камня поморщился, словно в кубок плеснул ему кисли почтенный посланник владыки Ардну́ра.

— С лихвой всё верну — изойдут они кровью, поганые вы́блюдки! Помогут вернуть юг для Сигвара люди твои до зимы — а я уже сам размозжу́ обе бóшки у морды кривой и урода его, клянусь ликом Ард-Дагда!

— Придётся тебе попотеть — ведь и арвеннид твой уступать не намерен всё взятое… — посланник огладил ладонью курчавую чёрную бороду.

— Какой он мне мой?! — покривился Два Камня, — мой род присягал дому Скъервиров с древних времён, старше Мурхадда дара!

— Которым трусливые кийны Помежий подтёрлись, едва лишь пришёл к ним с кровавым железом в руках этот новый владетель Высокого Кресла, — посланник ардну́рцев хлебнул глоток мёда, блаженно икнув, и куснул с кости мясо копчёного угря.

— И новой присягой свой гуз подотрут — едва лишь вернусь я туда прежде Скъервиров! — Два Камня рванул с вильца кус перепавшей ему на их стол лососины.

— Пожелаю успеха тебе в том порыве, достойный. Владетель наш вместе с мудрейшими лучших советников дома муха́ррибов в первый год распри и ломаной медной чешуйки поставить не чаяли на спор, что жребий Единого выдаст победу владетелю Эйрэ в стране разобщённой средь многих уделов — сумевшему встать после страшных потерь Ночи Смерти на ноги, и силой отваги с умением дать вам отпор, захватив столь немало земель с городами…

Гвенбранн чуть поостыв вопросил благородного гостя с далёкого юга:

— Твердят — в вашем воинстве тысяч за сотню копейных? С такою бы силой всё Эйрэ вкатать можно в гной, и их Лев тот хвалёный бессилен окажется!

— Врут те слухи, достойный… — поморщился с кислой ухмылкой почтенный Дахха́б, — дважды точно уж… Клянусь ликом Единого — если было бы так, не стенал бы наш славный владыка-муха́рриб, что с юга его словно волки терзают проклятые небом сыны черноликого, а подлые точно собаки с коростой соседи из прочих уделов Ардну́ра что ни год как крылатая жёлтая смерть прилетают на наши владения.

Он поставил на стол опустошенный кубок из камня, на миг обернувшись от Даклойха в сторону рявкнув по-своему громко:

— Эй, Хинзир — сын свиньи ты ленивый и конокрадово семя! Господин твой без хмеля сидит как иссохший колодец — а ты жрёшь в обе глотки, и даже подать мне вина позабыл?!

Отскочив от запеченных в яблоках уток к хозяину живо метнулся один из людей, торопливо наполнив медовым напитком зелёную чашу и угодливо кланяясь.

— И зачем я тебя, конокрада, с собою взял к северу? — кисло поморщился первый посланник мухарриба, пока служка рассыпавшись в лести хвалил господина за добросердечие с милостью, — тебе же ослов воровать на роду напредре́шено трижды, а не служить по чести́ господам первородного дома Заид!

— Присягаю Единым, хозяин — какие ослы? Их же красть это самое дно, нет позора превыше, чем эту скотину презренную свесть! — округлил тот глаза, — ладно конь там — достойнейший зверь… Да и то — мои руки чисты от чужого, порази меня жало Манат если лгу!

— Да тебя и дубина по лбу не излечит, брехливый ты пёс… — покривился почтенный посланник мухарриба, — хорошо, что хоть служишь отменно. Может хоть да на что и сгодишься ты тут, сын свиньи вороватый… И довольно тягать себе лучшее мясо, как будто того я не вижу!

— И у вас нелады́ происходят в уделах? — кисло поморщившись Гвенбранн слушал почтенного гостя.

— Не без этого… Эти изменники прежним владетелям нашего славного дома Заи́д и так откололись от их господина в час распри два века назад — и плетут свои сети из козней и происков, смущая дела наши со всеми соседями, вмешавшись в ту ссору на юге от Эйрэ. И нынче от войск нечестивца Кавада у нас разорения море — а если сойдутся в союз они с третьим уделом на западе, противными богу злодеями дома Асва́д — будет там просто полный… хари́к.

— Чего?

— Уж не стану браниться, достойный — пожар. Очень сильный пожар. Дурно будет там — плохо…

Он смолк на мгновение, хмурясь — затем отхлебнул хмель из кубка и глянул на говоривших вдали скриггу Дейнова рода с главой дома Утир.

— Но Воинство Ж'айш-арамли́ будет здесь — раз призвал нас владетель Хатхалле. Ибо клятвам верны мы как дети Единого и вечно Единственного под луной.

— Как и его серебру… — тихо фыркнул Два Камня.

— Что ты молвишь, почтенный? — поднял брови ардну́рец, не расслышав слов Даклойха.

— Говорю — уж скорей бы! — угрюмо промолвил уже захмелевший от вин и жевавший гусиное крылышко Гвенбранн.

— Тороплив ты, достойный… Не спеши кликать ветер, не высеяв древы вокруг голых пашен — иначе как видишь, песок лишь пожрёт всё взращённое прежде — и хватит ли сил откопать их из-под покрова той мощи тебе неподвластной? — учтиво и умно ответил посланник, насмешливо щурясь в глаза собеседника — как будто той хитрой, над словом возвышенно связанной мыслью сказав перед Да́клойхом то, что уже потерял он свой дом прародителей собственным пылом и глупостью…

Когда Ха́рдурне удалился к столам их семейства и прочих домов Аргвидд-Мар, его разговор занял подошедший к Бурому сам хранитель казны и печатей владетеля.

— Ройг как всегда неуступчив — как и прежде был в час его службы в Хатхáлле, — негромко заговорил старый Клонсэ, — и теперь, волей рока заняв чин главы их семейства после сражённого брата с племянниками Ха́рдурне волен в своём желании вернуть прежнюю власть от прадавних Владетелей Моря. Словно он уже вознамерился отделиться от дейвóнских уделов, как те бунтующие южане у самых отрогов Сорфъя́ллерне.

— Дейвóнала́рда ковалась в единый кусок железом дейвóнов и кровью всех прочих народов, почтенный — и знаем мы оба, что когда и железо ржавеет, то прежняя прочность не так уж незыблема. Однако твой дом ещё отделался малой ценой для сохранности наших уделов, дабы получить помощь Прибрежий в войне с áрвеннидом.

— Дав им палец однажды, можно потом потерять и всю руку в пасти Владыки Моря… — хмуро усмехнулся скригга Скъервиров, — ты это знаешь и сам, почтенный. Недаром их предки и а́рвейрны были одного корня, как говорят то сказания…

Хранитель казны и печатей за эти два года осунулся, поседел и иссох весь с лица. Взор его стал ещё более пронзительным и угрюмым, хоть и не утратившим прежней колкой проницательности и хитрости. Он всё так же оставался тем прежним Скъервиром, коим и был всю жизнь, вознявшись при Стейне до самых вершин своей власти в их доме, а теперь держа её в собственных узловатых руках, пока малый наследник погибшего Къёхвара слаб был здоровьем и некрепок умом.

— Мой владетельный родич так неразумно втянул нас в столь непростую, как не казалось сначала, распрю с домом áрвеннидов… Что бы не веяли обо мне пустословцы, я всегда был против открытой войны с владетелем Эйрэ — так как сражения это лишь деньги и кровь — а то и другое не бесконечны и в наших могучих домах… И желанных плодов мы могли бы достичь тихим ходом руками самих же семейств а́рвейрнов. Но Стейне избрал иной путь, уповая на скорый успех грубой силой железа.

Сигвар смолк на мгновение, хмурясь.

— Теперь после его гибели я вынужден обоими плечами подпирать эту рухнувшую подпору нашего дома, дабы не обрушить единство дейвóнских уделов перед пришедшим нежданно потопом с восхода.

Держа в ладони кубок с вином Доннар пристально взглянул в глаза Клонсэ.

— Ведь и сам ты держал на ладони те угли, почтенный, которыми Стейне разжёг этот гибельный жар…

— Как и все большие и малые дома дейвóнов и их союзников, Бурый — как и ваш дом среди прочих. Или не твой славный родич Эрха не произнёс ни единого слова в своё несогласие перед ёрлом — он, чьих речей прислушивались все семейства? В тот день Большого Совета все возняли мечи в знак согласия с волею Къёхвара. Да, я хорошо знаю, почтенный, что наши семейства давно не в ладу, что орн Дейна не забывает утраты их власти — и то, что мой родич виновен в убийстве твоего храброго брата…

— Двух братьев, почтенный…

Глаза их на миг снова встретились, и Бурый, казалось, готов был прожечь Когтя взглядом насквозь — явственно дав тому знать, что кровь эта не прощена и поныне, и по разумению нового скригги Дейнблодбéреар также лежит и на Клонсэ, всегда бывшем советником Къёхвара.

— Двух. Мертвецов за века́ у нас много набралось в обоих семействах… — ответно прищурился Сигвар, — но теперь наша общая ноша важнее всех распрь между орнами — потому я и вынужден искать прочного союза с твоим домом Дейна, не боясь потерять этим малого, дабы мы все не утратили больше. Вряд ли с тобой будет разговаривать áрвеннид всех земель Эйрэ, встреться ты с ним к лицу в этот час, Бурый — чьих родичей от рук вашего орна в Ночь Смерти полегло много больше…

— Может и так, Сигвар… — скригга Дейнблодбéреар задумчиво оглядывал пиршественную залу и всех собравшихся в ней, разыскивая взором дочь Конута.

— Так, почтенный Доннар, так… — кивнул скригга Скъервиров, — ты и сам хорошо понимаешь, как тяжела та огромная ноша, которую я взвалил на себя, ратуя о спасении наших домов. Так же тяжела как и твоя — после смерти вашего старого скригги примирять всех в орне Дейна: как желающих мира с нашим семейством, так и алчущих разразить войну против Скъервиров. Таких много среди Дейнблодбéреар, почтенный — и тех, и других — тебе это известно лучше меня.

Скригги двух великих дейвонских домов снова встретились взорами, пристально глядя друг другу в глаза.

— Ты помнишь, как мудро поступил твой славный предшественник, вняв голосу разума и не желая кровавой усобицы среди дейвóнских уделов, дабы сохранить дом и страну нерушимыми. Как и ты, я тоже хочу только этого — как бы не думали про меня тут иные — и жертвую многим. Но и допустить утраты власти моего орна я не желаю, и не допущу того — клянусь Всеотцом и хищными зубами Эльда…

— Не могу оперечить тебе в том, достойный. Дела наших домов за века слишком уж омрачились багряным… но пред общим врагом в этот час нету места для мести — и ту общую жертву, что мы понесли на войне, мне непросто забыть.

— Так, Бурый — а сколько их будет ещё, тех утрат… Скольких наших детей из обоих семейств мы лишились за распрю уже? Как и ты, я иду на уступки во многом — и готов к тому больше, чем прежде — в том свидетель мне твой новый чин.

— Что же — взаправду то так… — пожал Бурый плечами, в согласии кивнув.

— И ещё… — скригга Скъервиров смолк на мгновенье, — дабы мир был прочнее, плетут воедино не только одни лишь дела все могучие люди. Ты ведь знаешь одну поговорку, что древнее всех наших домов и уделов?

— И какую же, почтенный? Их столь много — в каждом доме своя есть порой. Вот у нас…

— Ту, что кровь не прощают…

Скригга Дейнова рода молчал, пристально глядя на Сигвара, чей взор был так же прям.

— Всем известна она средь народов, достойный.

— А ты знаешь другую — которая подле неё точно тень?

— Нет, почтенный — не помню такой, — пожал Доннар плечами.

— Ту, что кровь только кровь порождает…

Скригга Скъервиров смолк, обопёршись всем телом на посох.

— Забывают иные о ней иногда — или может быть вовсе не знают, что как зелье любое та правда двояка. Кровь есть смерть — и она же есть жизнь. Кровь пролитая тянет другую — и нет меры в том вечно, нельзя препынить этот дождь воздаяния, так уж то повелось…

Но и кровь к крови также рождает иную — даря жизнь для грядущих, продляя наш род. Дому ёрлов дейвонов уж скоро нужны будут чьи-то невесты, как знаешь. И не только невесты…

Глаза скригг снова встретились.

— Я довольно сказал. Ты и сам ведь не глуп, славный Доннар. Ибо жертвовать нужно порой больше прочих — дабы кровь порождала лишь кровь… но то было бы в радость для нас, а не в гнев и скорбь горя.

Сигвар снова умолк, глядя Бурому в прямо в глаза.

— Жаль, что сын твой приехать не смог с тобой рядом к Совету… Знаю, Бурый, как дорог тебе он теперь — став последним из крови твоей корня Дейна. Для него я готов сам отдать даже то, что ценнее чем всё серебро в погребах под Хатхалле — ту, что разумом схожая с Айниром — лишь бы выждать с женитьбой ему хоть два года…

Взор скригги Скъервиров потеплел, кивком головы указав на сидевшую подле родителей юную девушку с рыжим каштаном волос, что задорно смеялась и слушала россказни родичей, средь которых виднелись и новый конюший их с братом — кто слыл теперь будущим первым писцом у владетеля, раз уж старый предшественник был сильно хвор и с лежанки уже не вставал.

— Кровь есть жизнь — ибо так лишь должно быть под солнцем. И подумай об этом, почтенный глава дома Дейна — ибо сам ты свидетель, как много мой дом вам готов даровать, ожидая поддержки с согласием вашим в грядущем.

Хранитель казны и печатей умолк. Бурый же, пристально глянув на девушку, словно взвесив незримые Сигвару помыслы с мерами, лишь учтиво кивнул головой.

— Что же… под осень, я думаю, сможет явиться он в Вингу и сам — коль пролягут на то его помыслы, самому чтоб воззрить на такую достойную братову внучку твою, почтенный. Но обещать тебе в том ничего не могу, ибо сердцу его не хозяин и я. А мой сын, как ты знаешь, упрям… и он тоже кровь Дейна.

— Всеотец ему в помощь — и надеюсь, твоё в том напутствие также…

Учтиво попрощавшись со скриггой Дейнблодбéреар, Сигвар покинул того, направившись к выходу из пиршественной залы — неся на себе всю ту тяжкую ношу из су́деб и дел множества земель и семейств Дейвóнала́рды. Бурый же, к которому подошёл его давний товарищ Ме́йнар Быстрый, после краткого разговора с достойным Стиргéйром Сильным из Къеттиров сел наконец за обильно накрытый стол, намереваясь дать отдых речам и труда животу. Подняв взгляд, он встретится им с ещё одним из Скъервиров.

Напротив Доннара на скамье расположился дальний родич Клонсэ из младшей ветви их дома — вернувшийся из уделов юга Храфнварр Прямой, вот уже два года как возначаливавший воинство Верхней укрепи после гибели старого Ульфгейра Ржавого.

— Рад встрече, почтенный. Сколько раз я был в Винге за весь этот час, но с тобою не виделся в доме ёрлов лицом к лицу, — учтиво поприветствовал его Доннар, — много доброго я услышал о храбрости Гераде в час Огненной Ночи. С нежданной кончиной твоего родича Айнира от дурной воды в час выправы мало осталось в вашем семействе мужей столь прославленных отвагой и мужеством.

Храфнварр одобрительно кивнул в ответ.

— Благодарю за слова, почтенный Доннар. Рад встрече с первым из Дейнблодбéреар. Пусть даст Всеотец мир между нашими семьями.

Оба воителя крепко пожали друг другу протянутые через стол руки.

— Печально было узнать о кончине достойного Хаттэиз Стрюмме-гейрда. Я так надеялся, что это будет самый разумный из голосов Скъервиров — но у богов оказалась иная на то воля.

Храфнварр пожал плечами, угрюмо вздохнув.

— Мой родич Айнир всегда был за примирение наших семейств, и так некстати взяла его хворь от кишок в трудный час. Впрочем мы с ним всегда были бельмами на глазу нашего дома — хоть и для всех остаёмся всё теми же Скъервирами.

— Однако же Клонсэ благоволит тебе и прислушивается к речам и советам Прямого, как знаю я?

— Может и так — но это он теперь скригга всего нашего дома, а не я. И ноша его тяжела, а хитрость и упрямство в стремлении сохранить власть Скъервиров над дейвóнскими землями после гибели Стейне нам обоим известны. А я… я всего лишь один из нашего дома и вершу укрепью ходагéйрда.

— Я уповаю, что ты будешь и дальше добрым советчиком Когтю, почтенный Храфнварр. Прямосердечия тебе не занимать, как и ума. Да и я вижу, ты уже не один, как о тебе всё твердили иные — что будто бы Гераде суров и не знает даже собственной тени?

Подле Прямого за столом по левую руку сидела молодая женщина в вышитом серебром лазоревом платье, чьё лицо с редкими ещё морщинками в уголках синих глаз было усыпано тонким золотом ярких веснушек точно рябью от солнца, и из-под лёгкого наголовного платка по плечам падали две толстые ярко-рыжие косы с заплетенными в них лазурными нитями. Она почтительно преклонила голову перед скриггой Дейнблодбéреар. Рядом с женщиной на скамье сидел бойкий мальчик лет девяти, а на коленях она держала двух ещё маленьких девочек-близняшек чуть старше года, робко державшихся ручками за мать, чьи короткие пока волнистые волосёнки были так же рыжи как и у неё самой.

— Достойный Доннар, это моя супруга из славного в Эйрэ семейства. Те неучтивые языки, кто молвили про неё здесь иное, уже не говорят… — кратко сказал Храфнварр — точно отрезал, — её имя Гвенхивер-мерх-Кинир — и я не знаю другого более милого мне.

— Рад видеть, что достойнейший из дома Скъервиров наконец обрёл своё счастье, почтенная! — учтиво ответил ейДоннар, преклонив голову, — пусть будут теплы стены вашего дома вовеки!

— Благодарим тебя, тиу́рр! — кратко ответила женщина, улыбнувшись, и посмотрела на мужа. Взгляд её был счастлив.

Подле старого Когтя за стол сел подозванный служками фе́йнаг Катайр, льстиво лыбясь владетелю Скъервиров, с чьей он милости жил при Хатхалле, лишившись земель своих прежних уделов. Гвенбранн, долгий как жердь, недовольно прихлёбывал хмель из старинного рога, говоря о делах их семейства с почтенным хранителем казны и печатей.

— Раз так требуешь нынче, достойнейший, конечно же выведу воинство к бою. Но только людей наскребу здесь с трудом одну тысячу копий. Племянник, скотина, едва лишь разбил его воинство Ллугайд в то лето, немедля ему присягнул и сдал наши укрепи все точно трус. Прозри то наперёд — придушил бы его в колыбели, паршивца! Вот как знал этот старый кривец, когда выбыл я в Вингу, чтоб взять мой удел в свою власть…

— Видно вправду как знал… — Коготь пристально глянул на Гвенбранна, — или кто нашептал ему вовремя?

— Может и так… Если кто из моих же — если только узнаю про то — своею рукой с того шкуру спущу как с телёнка! — Два Камня оскалился, стиснув кулак.

— И при Высоком Чертоге, как вышло, водился один очень долгий язык. Надеюсь, один лишь… — рука Когтя бесстрастно, но сильно и резко пилила ножом колбасу на тарелке.

— Когда уж подохнет проклятый Клох-скайтэ! — Гвенбранн в ярости стукнул рукою о доски столешницы, — чтобы скайт-ши его до скончанья времён в темень Эйле по скалам тащили!

— Наслышан, как стал он теперь всех Помежий хозяином, и всех непокорных изгнал, либо вырубил в корень.

— Всё так… Одни трусы кругом, как ни плюнь куда! А прочие фейнаги сразу ему присягнули, и выщенку Дэйгрэ склонились под власть… — Два Камня уныло хлебнул хмель из рога, моча в нём короткую щётку усов, — уж вернусь — перевешаю всех как собак, будут дохнуть на сучьях восьмину! Ты, почтеннейший, хоть и твёрд дланью сам — но уж милостив был к тем изменникам с юга. Всех казнил — как и должно владетелю, правда — а ещё ведь и жёстче бы стоило! Заведённый порядок сломать захотели! Я бы их… я бы…

— Рог держи — расплескаешь так с пылом под ноги… — Сигвар бесстрастно налил себе в кубок вина, — хмель стал дорог теперь уж втройне, как на юге война с мятежами…

— Как верну свой удел — я их кровь расплескаю! И до Каменной Тени руку́ дотяну — поглоти его Эйле, кривую скотину из Кинир! — Да́клойх желчно скривился, взирая на стены Хатхалле, где он был лишь непрошеный по́ чести гость, не хозяин, — мои предки владели всем речищем Чёрной — триста лет эти земли лежали под властью у Катайр! Но принёс к нам тот ветер смрадной из-за гор эту старую дрянь из Га́ирнеан-глас… Удружил же нам Дэйгрэ, грызи его Шщар! Прислал пса своего…

— Кто давно уж до волка озлобился, — так же бесстрастно опять перебил Коготь гостя, кинув в сторону взгляд на другой из столов. Два Камня заметил то.

— Я-то думал, давно передохло всё семя его. А она-ка, гляди — в твоём доме хозяйкою даже теперь… — Гвенбранн криво метнул взгляд направо, к тому из столов вдалеке, — знал бы старый кривец этот с сердцем из камня, скольких внуков дейвонских ему наплодила она тут за годы.

Фейнаг Катайр скривился, скаля зубы в ухмылке и глядя на женскую стать в рыжем пламени кос поверх синего платья.

— Жаль, дочурку его не успел оценить тогда в Ард-Кнойх — Нож со сворой гостивши с неё там не слазили…

Скригга Скъервиров молча вкушал колбасу из копчёной дичи́ны с подливой из сливы с мукой в чесноке. Вполуха лишь слушая речи льстивого нынче без меры союзника, с широкой улыбкой спокойно орудовал он своим острым ножом и вильцом, нарезая мясное кольцо на куски, сталью лезвия гулко царапая донце тарелки — как будто пилил ею кость.

— Храбр ты, Гвенбранн — ничего не страшишься…

— Не из трусов сам буду — на том и стою́! — хмыкнул Даклойх.

— Живи же ты долго, достойный. А знаешь, к такому что нужно подспорьем? — спросил он Два Камня с какой-то усмешкой.

— И чего? Мужской корень для снадобий, слышал, годится…

— Мужской корень… — насмешливо хмыкнул в ответ ему Сигвар, — язык!

— Чей? Людской? Или дикого вепря хромого? — почесал висок Даклойх, задумавшись — вспоминая приметы с советами травников.

— Твой. И чтобы был роста не длиньше… — Коготь ткнул вильцом в мясо, наколов на зубцы новый кус колбасы, — может Ллугайд забыл свою дочь — раз и сердце его всё из камня, как видно — но и ветра не нужно слова́ эти вдуть в чьи-то уши вблизи, чтобы люди твои без владетеля вскоре остались.

— А что я тут такого сказал-то, почтенный? — скривился глава дома Катайр.

— То, что лучше держи за зубами — пока они есть ещё… — скригга Скъервиров смолк и поднёс на вильце к губам кус колбасы — хищно впившись в горячее мясо с подливою цвета как кровь.

Гвенбранн скис, обернувшись нахмуренными взором на стол, где со скриггою Дейнова рода сидел подле дочери Ллугайда Меченый, державший жену за ладонь. И опять льстиво лыбясь в усы и почтительно поклонясь обратился к владетелю Скъервиров:

— Не дождётся тот старый волчара с уродом своим моего покаяния… Пусть подавится всеми уделами Катайр! Лучше жрать буду кору как лось, чем склонюсь перед Ллугайдом, чтоб он подох — забери его Эйле!

Он умолкнул на миг — и лицо его стало ещё умилённей и льстивей.

— Только может быть всё же подбавишь немного монет мне, почтеннейший? А то люди без денег роптать начинают, им жрать что-то всегда подавай…

— Не тревожься, подам. А ты сам прямо нынче бери всех своих, людей Рианн с Ам-Ро́дри — и скачите к востоку.

— Куда? — деловито спросил скриггу Скъервиров Даклойх, захрустев на зубах свиным окороком.

— За Огненный Столп — травить волка.

— Ужель посчитаюсь я с этим кривцом, поглоти его Эйле? — в глазах Гвенбранна вспыхнул огонь.

— Может и с ним. Ведь волков сейчас в Эйрэ в избытке, — усмехнулся в ответ ему Сигвар, — и коих порой травить нужно со всех трёх сторон, если шанс выпадает внезапно…

— А с четвёртой? — Два Камня на миг перестал жевать окорок, — я же всё-таки к шейнам отцовскою волей ходил, и считать уж обучен.

— Вот и ты с двух сторон за двоих постарайся, дабы вернуть себе земли отца и всех Катайр, — Коготь дружески хлопнул союзника дланью по шее, — или хочешь ты как и тот пьяница Фийна полвека сидеть при Высоком Чертоге и киснуть за чашей?

— Ну уж нет… — Гвенбранн резко рванул с ко́сти мясо, — не заждёшься, почтенный. Считай, что одною ногою я там.

Празднество было в разгаре. Столы ломились от обилия окороков, колбас, вареного и жареного мяса, привезённых издали живыми морских и изловленных тут речных рыб с голыми мягкими тварями и ракушками, свежатины дичи и запечённых гусей с перепёлками, мясных и иных пирогов. Созванные в Высокий Чертог музыканты с певцами искусно уже потешали гостей ёрла своим превеликим умением: гудели рогатые козьи мешки с нарисованными на них дивными обличьями говорящих зверей, птиц, рыб и неведомых духов, надрывались рожки и трубы с свистульницами, звенели струны лир, лютен и колесцовиц, ухали и бренчали большие, малые и ручные бубны.

В это самое время Майри кружила в парном танце-перешаге поручь с увлекшим ее туда и расспрашивающим дочерь Конута о последних событиях в Вéстрэвéйнтрифъя́ллерн и о её двух годах неволи в Эйрэ старым ратоводцем и главою копейных людей орна Ра́удэ Къеттиром Кроводышащим, когда перед ней словно резко нависшая тень возникла высокая стать в верховнице, на которой блеснул тонко вышитый знак их семейства из стаи кружащих над кручей теней хищных птиц.

Она в смущении вскинула взгляд ввысь, и вздрогнув от волнения встретилась с тем, кого уже позабыла три года как — и по ком давно выплакала все скупые в тот час горькие слёзы.

— Позволь, почтенный Трирсон, на следующий танец забрать у тебя эту деву столь славного рода? — учтиво промолвил тот, обращаясь к утомившемуся уже немолодому Къеттиру Блодондуру.

— Был бы сам я в твоих же годах молодых, и не подпорти мне вражье копьё бок с ногой подчас смуты той в Аскхаддгéйрде… — с печалью вздохнул старый ратоводец, отирая со лба ладонью обильно выступивший пот, — так ни за какое золото не позволил бы тебе того, Хаукар — забрать у меня даже на один пляс такую чудесную деву. Но увы, мои молодые лета уж давно миновали в отличие от твоих с ней… Ступайте вы в круг, а я дам себе отдых уже.

Прихрамывая от давней боевой раны и взявшей его усталости ратоводец из Ра́удэ отошел от них прочь, и Майри осталась один на один с былым наречённым женихом, обличье которого уже исподволь вытравилось из её памяти.