…Но Буря Придёт

Nameless Ghost (2024)

Вымышленный мир или иная история нашего? Решать то читателю. Мрачная сага из мира суровой архаики, наследия века вождей и героев на фоне полуторатысячелетнего противостояния столкнувшихся на западе континента ушедших от Великой Зимы с их прародины к югу дейвонов и арвейрнов, прежде со времён эпохи бронзы занявших эти земли взамен исчезнувших народов каменного века. История долгой войны объединивших свои племена двух великих домов Бейлхэ и Скъервиров, растянувшейся на сто лет меж двумя её крайне горячими фазами. История мести, предательства, верности, гибели. Суровые верования, жестокие нравы времён праотцов, пережитки пятнадцативековой вражды и резни на кровавом фронтире народов — и цена за них всем и для каждого…

ГОД ПЕРВЫЙ. ПРЯДЬ ПЕРВАЯ…ВЕТЕР ИЗ БЕЗДНЫ Нить 12

Выйдя из кáдарнле в Нижнее городище Áррэйнэ поспешил к тому месту, где по словам их приятелей мог бы быть Тийре. Там, миновав ряд развесивших свой товар на жердях и подвесах красильщиков, кожевников и ткачей, у многочисленных лавок лудильщиков и кузнецов Малого торжища он тщетно крутил головой во все стороны, пытаясь найти средь толпы сына Дэйгрэ. Лев хотел уже было отправиться дальше, как порывистый ветер согнал с неба хмарь, и сияющий солнечный свет залил город. Стоя между навесами в падавших сверху лучах, сын Медвежьей Рубахи копаясь в лотках перебирал там подковы и гвозди для скакунов их десятка, придирчиво выискивая изъяны и лучший товар отбирая в суму, пристёгнутую к седлу жеребца.

— Эй, будущий áрвеннид! — как в детстве шутя тихо кликнул товарища Áррэйнэ, подкравшись на цыпочках сзади и резко охлопнув того кулаком по плечу.

— Змей тебя… кто же опять обнаглел так?! — Тийре всполо́шенно обернулся, в запале готовый подковою тюкнуть по лбу пошутившего.

— Да тише ты, дурень! И ты за подкову чуть что?! — пошутил было Аррэйнэ, защищаясь притворно от крепких объятий товарища.

— Живой! — Тийре с силою тюкнул приятеля в спину ладонью, — вернулся, злодей ты такой! Живой!

— Вернулся, как видишь! А вы уже вещи мои поделили наверное за зиму?

— Лев, да где же тебя носило так долго? Думали мы, если будет зимой перемирие, так хоть попытаемся выкупить или обменять на кого из пленённых дейвóнов — так и того не случилось…

— Жив я, и даже серебро вам сберёг — своими ногами до срока вернулся, — Áррэйнэ ответно похлопал друга по плечу, — но сначала давай расскажу с чем явился.

— Так — давай-ка присядем тут где потише, а то от этого торгового гула башка гудит. Давай вон к конюшням туда!

Друзья вышли из тесных, переполненных людом кузнечных рядов, и уселись на жердях ближайшей к торжищу коновязи подле лавок красильщиков, привязав жеребца за поводья к забору. Сидя рядом плечо о плечо они неторопливо переговариваясь обо всём, что произошло с каждым из них за эти долгие месяцы порознь.

— Слышал уже, что отец твой в ту осень погиб? — негромко спросил у товарища Тийре.

— Ага… — глухо ответил сын Ллура, не глядя на друга, — как раз перед тем выходом на Помежья наш родич Арáвн рассказал, как в Аг-Слéйбхе с делами приехал… Как там хоть было — слыхал ты?

— Слыхал. Ещё и война не началась — как раз, когда в дейвóнских краях всех наших торговых гостей, ремесленников и странников начали в открытую убивать, а кто уцелел в той резне — изгонять из своих прежних селищ прочь в Эйрэ или к нашим союзникам. Их обоз уже был у пределов Áйтэ-криóханн, как вдруг налетела из леса почти сотня конных — то ли разбойники, то ли люди их ёрла — и кричат: давай старшего, дело есть срочное. Старый Ллур едва вышел вперёд расспросить, кто и по чьему указу их останавливает — как эта гнида, вожак их, клевцом его в голову — и сразу же насмерть свалил.

— А остальные хоть как? Аравн много не рассказал, как я спешно с десятком своим отбывал. Даже не знаю, кто вместо Ллура теперь стал старейшим у Килэйд.

— Почтенный Аилдэ, племянник твоего деда Белга теперь фе́йнаг в Килэйд-а-мóр. Про тебя всё расспрашивал этой зимой, как ко двору приезжал с домом Донег — хотел разыскать, надеясь на перемирие и выкуп за пленных. А остальных ваших тогда те Шщаровы выплодки до нитки обобрали и избили, возы со снастями сожгли — и назад в лесу скрылись. И то твои были рады, что все прочие живы остались. Бывало, иных разбойничающие дейвóны и их наймиты из наших там вырезáли под корень всех разом.

— Слышал такое…

— Ага. Так и погребли старика там же в чужой земле — самим бы до дому пешими было добраться, не то что с телом. Знаешь ведь верно, Арáвн рассказал не иначе.

— Знаю… — Áррэйнэ еле слышно произнёс это, стискивая рукоять геары и вновь отпуская её побелевшими пальцами, — жаль, до неволи не всё им попомнить успел тогда, выползкам…

— Попомнишь. Скоро, надеюсь, попомнишь.

Áррэйнэ поведал другу о том, что услышал он в дебрях Помежий, и как добирался домой из неволи — что увидал там в дейвóнских краях из приготовлений врага к выступлению.

— Скáйт-ши их пожри! Эта весть гаже некуда… — сплюнувший Тийре нахмурился, услышав о возможно уже идущем к Аг-Слéйбхе загоне врага, — кому из вершних тут рассказал?

— Только нашему Кинуху, да ещё Илинну — тому десятнику из Дубрав, что подобрал меня за Черновраньей.

— Ясно. Надо об этом самому́ главе воинства тут доложить. Пусть высылает дозорных, пока есть час упредить — может хоть да кого уследят там.

— Обрадуй меня, Тийре, что сейчас там иной человек дела воинства вершит?

— Размечтался ты, Лев! Главой там по-прежнему гусь этот жирный из Модронов.

— Тьху ты! — Аррэйнэ сплюнул с досадой, — и всё одно, пойдём к толстопузому нынче же. Нужно без промедления рассказать ему о тех дейвóнах в лесах.

Поднявшись выше по склону горы товарищи попали в Среднее городище. По проездам тут вместо бревенчатых деревянных настилов лежал мощёный рубленый камень, и над простором ардкáтраха зеленью веток уже отцветавших садов и высокими черепичными крышами раскинулись тéахи приближённых к áрвенниду людей и богатых купцов самых знатных семейств.

У ворот в крепкой каменной изгороди, защищавшей богатый чертог главы воинства тверди Онноха Флáитхъю́лли, Тийре кратко постучал в затворённые створы висевшей тут на цепи деревянною колотушкой, затем ударил ещё раз. Скрипнула кованая завеса, и средь досок ворот раскрылось смотровое оконце.

— А-а, это ты… — разочарованно протянул стражник, глянув в проём, — чего тебе нужно от гаэ́йлина?

— Передай почтенному Онноху, что я и мой друг, седьмой десятник из второй тысячи прибыли с важным сообщением из Помежий для главы воинства тверди, — спокойно ответил Тийре, кивнув на товарища, о коем вёл речь.

Стражник безучастно окинул Áррэйнэ взором, буркнув под нос себе «ладно», и снова исчез, гулко захлопнув оконце. За высоким забором послышались его отдаляющиеся шаги, а у ворот затопал ногами другой дозорный.

Тень от конька на крыше огромного тéаха успела уже проползти на весь шаг от того её прежнего места, где была по приходу их — а ответа всё не было. Тийре, нахмурившись, принялся бить колотушкой по доскам ворот ещё раз, гораздо сильнее чем прежде.

— Эйле возьми вас! — раздался недовольный и заспанный голос дозорного за высоким забором, — что за бродяги там шляются?

— Сам ты бродяга! — не стерпел такой несправедливой хулы Тийре, с силой бухнув ножищей о затворённую створу ворот, — спят там у вас среди дня что ли?

— Ага — за такое плетями секут у нас в кадарнле! — добавил в поддержку товарищу Аррэйнэ.

— Сейчас придёт гаэ́йлин и спустит на вас своих псов, тёмным Ллугом клянусь! А колотушку я сам о башку твою стукну, дурак, пока та пополам не сломается! — послышалось из-за ворот угрозливое ворчание стражника.

— Я Тийре сльохт-Бейлхэ, первый десятник второй тысячи — и я уже когда послал за твоим хозяином, чтобы передать важные вести с Помежий! Ты там спишь что ли, пьянь, или на воротах стоишь?! — зло рявкнул младший сын Дэйгрэ, громыхнув кулаком по тёсаным доскам оконца.

— Отворяй, человек! Сколько же нам тут стоять? — сердито подал голос и Áррэйнэ.

— Сейчас отворю вам — назад побежите до самых врат Эйле!

За дверями раздался приближающийся издали от чертога недовольный и властный голос:

— Кто смеет чести́ть моих людей? Эй, Коннал, кого там принёс сюда змей подчас празднества?

— Двое оборванцев из кáдарнле, гаэйлин — одного ты и так давно знаешь… — пробурчал привратник, встречая хозяина, — этот… сын этой самой…

— Гаэ́йлин — это Тийре, первый десятник второй тысячи. Прости за тревогу почтенный — у нас к тебе срочные вести с Помежий… — негромко молвил сын Медвежьей Рубахи, стишив прежний запал и пытаясь быть в меру учтивым.

Калитка в воротах со скрипом раскрылась, и в проёме друзья увидали мужчину в годах старше полувека. Пышно одетый в шитые золотой нитью одежды, он опирался на точёный костяной посох из редкостного рога морского зверя-рыбы, привозимого купцами с далёкого северного моря.

— А ты кто? — мазанув взором навскользь по Тийре он свысока смерил взглядом стоявшего рядом с тем Льва.

— Седьмой дáлам-лу́адэ второго дéих-лáмна, гаэ́йлин, — ответил тот, преклонив голову перед вершащим воинством тверди, — у меня к тебе срочные вести из мест восточнее Дэирэ. Я сам только поутру прибыл оттуда с людьми Конналов.

— Седьмой десяток в той сотне давно уж без старшего… Да и тебя не припомню я тут, — лицо у Онноха из надменного стало подозрительным, он пристально впился своим колким взором в стоявшего перед ним парня.

— Я был в дейвóнской неволе всю зиму, гаэйлин — и лишь недавно сумел убежать назад в Эйрэ.

— А-а, вот как… — Оннох ещё раз смерил его холодным и пристальным взглядом, — а то я решил, что и ты сам дейвóн.

— Так и есть, почтенный Оннох… Я а́рвейрн по крови на четверть, но с малых лет вырос в Эйрэ у Килэйд и верно служу áрвенниду.

— А-а-а, Килэйд — данники Донег… — припомнил с трудом этот кийн глава воинства тверди, сразу скривившись с тем видом, будто постиг, что возводит твердыню на зыбком песке и со статуей молвит.

— Мы не данники их, почтенный. Дом Килэйд пусть мал, но служит лишь нашему владетелю на Высоком Кресле, а Донег издавна наши союзники и соседи.

Оннох молча смотрел на того — холодно, едва ли не враждебно. Затем процедил сквозь зубы:

— Так чего ты от меня хочешь?

— Гаэ́йлин — когда я бежал из неволи, то уже на нашей стороне Помежий в пешем дне пути отсюда в лесах слыхал топот коней, дейвóнскую речь и скрип многих возов. Похоже, что враг уже выслал сюда воинство. И если так, надо…

— Постой-ка… Ты говоришь, целый загон — и у самой горы? — Оннох презрительно покривился, — ни одно донесение от Помежий мне не пришло, чтобы где-то заметили дейвóнов конных или пеших. Утром прибыли с голубями последние вести, что к западу всё тихо, и тем больше в ближайших уделах Каменного Узла. Зато мохнорылые седмину назад взяли в осаду Клох-э́байн на севере — вот это известно вам, мальчишки?

— Клох-э́байн в осаде? — удивился Тийре.

— Не перебивай речь старших, сопляк, кто много больше тебя дело знает! Да, Клох-э́байн дейвóны око́лили — и нам надо туда отправлять помощь, пока ёрл не перерезал пути к северным землям, выбив тамошних фе́йнагов поодиночке.

— Гаэйлин — и всё же Трем посягну, что я слышал их там, идущих у Черновраньей!

— Все западные большаки и перевалы у нас под надзором — и ворон не пролетит — а по лесам помежных земель ещё разлиты болота. От Помежий наши укрепи на каждом шагу. Откуда им провезти обозы? Или по небу они у тебя пролетели на крыльях с гусями? Может ещё и вóроты у них ты видал?

— А вдруг они втайне весь путь шли лесами вдали от селений? Гаэ́йлин, прошу — распорядись отправить хоть три дáламлáох в дозоры! Я проведу в те места, где их встретил — нужно тех выследить, пока враги не улизнули ещё куда.

Из-за спины надменно слушавшего речь парня Онноха показался домоправитель в расшитой суконной верховни́це, почтительно тронув хозяина за державшую посох руку в самоцветных перстнях.

— Гаэ́йлин, гости ждут тебя…

— Передай им, что я буду уже через миг — не успеют и дичь с поросёнком разрезать. И пусть языки подадут под сметаной отдельными блюдами, а птицу с подливой из сливок с грибами. Ты вино с пряным мёдом подал им к столу — из тех меченых бочек, что мне наливаешь?

— Да, гаэ́йлин. Поспеши, а то почтенный Коннал из Ти́арн уже бурчит, что не с кем ему говорить за столом тут из равных по чину — того и гляди уйдёт, не посватав твою племянницу за своего старшего.

— Ступай, Риангáбар — я скоро.

Щедрый снова обернулся ко Льву.

— Так ты даже не видел, а слышал лишь что-то? Хороши мне известия, лучше не скажешь… Ты ещё мальчишка — а я уже десяток лет возглавляю воинство тверди, и не слыхал ещё от молочных зубов, чтобы до конца половодий дейвóны, даже если бы они летали как птицы, смогли бы пригнать вороты с осадным обозом к горе! Рассказывай эти сказки ему вот, дружку своему! — он лишь кивнул головой в сторону молчавшего Тийре, даже не назвав того по имени, — а с меня пустословий довольно! Радуйся, что ты десятник по-прежнему тут, раз за тебя старый Кинух так просил передо мной поутру.

— Гаэйлин…

— Ещё посмотрим, что ты за птица, отродье дейвóнское… — он свысока смерил умолкшего Áррэйнэ колким презрительным взглядом и повернувшись исчез в калитке.

Дверь гулко захлопнулась, и тяжёлые шаги Онноха стали затихать за высоким забором. Как клыки лязгнули створы затворяемого прислугой засова.

— Совсем толстопузый не рад тебя видеть… — фыркнул нахмуренный Áррэйнэ, раздосадованный тем, что глава воинства тверди не стал даже слушать тревожных известий, — а я для него вообще словно первый вражина, раз мордой на наших не вышел.

— Оннох дядя моих братьев — только сам я ему не родня… — Тийре бессильно махнул рукой, — ему бы в радость, свинье, чтобы я сгинул как можно скорее в первой же битве — чтобы какой-то нагулёныш старого Дэйгрэ не портил родню его славным племянникам, а любимому Уи́ллуху разум не выносил…

— Но Шщар тебе в кость, дурню набитому! — он вдруг озлобленно показал стиснутый кулачище в сторону захлопнувшихся дверей дома Щедрого, — я перед тобой шею гнуть не начну, старый Модронов пень, слышишь ты — никогда! Дерьмо с сухим горохом жрать буду, а не склонюсь — и уж точно не сдохну!

— Быть может пойти… — начал было Áррэйнэ, но Тийре прервал друга:

— Нет, Лев… — он несогласно покачал головой, — отец в последнее время совсем не рад меня видеть.

— С чего это? Раньше же áрвеннид тебя всякий раз принимал. Или натворил ты чего? Дочерь какого фе́йнага может попортил? — усмехнулся Лев, шутя толкнув товарища в бок — точно намекнув тому что-то известное им обоим.

— Скажешь тоже… — махнул рукой Тийре, и взгляд его стал отчего-то угрюмым — видимо Аррэйнэ был в том не так уж от правды далёк, — этот жирный мешок ему уши затёр своей лестью поганой, и изливает на меня старику всякую хулу. А племянничек Гваул его уже стал прямь как вершний над стражей — на порог не пускает в чертог. Хоть сегодня не зрил его морды — убыл на два дня к своим родичам гнида, к закату вернётся лишь.

— Хоть бы кость из того поросёнка нам перепала… — потянув носом манящий пах мяса из-за забора угрюмо вздохнул изголодавшийся Лев, почесав пустой с утра живот, — совсем не чтит гостей, умёта кусок…

— Жди, ага… Скорее придёт сюда море, чем эта свинья без корысти поделится чем…

— Пойдём, Тийре, — Аррэйнэ хлопнул товарища по плечу, увлекая того за собой, — ползи он в утробу к скáйт-ши, этот Модрон… Хочу в святилище заглянуть, отблагодарить Троих подношением, что дорогу до дома сплели мне…

— Пойдём. И я их почту́, пусть все Трое услышат… Есть сказать что в избытке.

Солнце стояло в выси над Воротной долиной, залив Глвиддглинн сияющим золотом яркого света. Ветер, летя меж вершинами круч, нёс на незримых крылах ароматы проснувшихся к лету лесов и цветущих лугов вкруг ардкáтраха.

Вдвоём они сели на краешке древней, истёртой ветрами, дождями и временем высокой стены у закатного бока их кáдарнле, и принялись праздновать добрый исход бегства Áррэйнэ из дейвóнского плена. Из рук в руки ходил большой жбан, полный свежего пива на хмеле и восковице, а на плаще у их ног были крупно нарезаны чёрствый уже грубый хлеб из ячменя, чеснок, солонина и клин козьего сыра.

— Да плевать мне с горы на всех Модронов, Лев! Ты жив — вот что главное! Никуда эти мохнорылые из леса не денутся… хватит на нас с тобой их желудей — уже скоро в избытке посыплются!

— Так значит, áрвеннид наконец-то выводит загоны в выправу? — довольный это услышать спросил Áррэйнэ, отерев губы ладонью и отставляя от себя полупустой уже жбан.

— И ведь скоро, так? — в глазах его на миг вспыхнул огонь — и вовсе не тот, который разжигает хмель.

— Да, воинство кийнов уже собирается тут у горы, и через две седмины подтянутся остальные — с южных земель и с востока от гор, — Тийре сам потянулся за жбаном, — думаю, к Короткой Ночи мы и выступим за Помежья. Отец хочет занять все союзные земли и осадить у дейвонов ближайшие укрепи — Греннискъёльдгéйрд, Стейнстóдинн, Тревáгаргéйрд — а оттуда уже двинуть воинство дальше к полудню, чтобы занять Каменный Узел.

— Не сломать бы нам зубы о Каменный Столп и Трёхпутье… Ёрл там отстроил надёжные тверди и нагнал воинства как муравьёв.

— Родитель надеется на тех фе́йнагов, что они не станут принимать земляков боем, а вместе с нами вышвырнут дейвóнских хондмактэ с их воинством прочь.

— Немалый срок ждать того тут… — нахмурился Áррэйнэ, — сколько дней впустую потратим на сборы, когда это можно было начать много раньше…

— И это отцу говорили, Короткой Ночи не ждать — но где уже там против его главных советчиков! Как же — зимой торные дороги на запад заметены вьюгами, воевать и дейвóны в ту снежную пору не станут — а собранное у горы воинство только попусту будет объедать нам казну и портить тут девок до сáмого лета… Знаешь чьи речи? А ты ещё дозоры у него выпрашивал…

— Ещё в празднество Белтэ был нам самый час выступать на врага. Говорил же тебе — на свои глаза зрил, как дейвóны уже ранней весною к выправе готовились. Я ещё был в неволе, как столько их всадников из разных семейств на Помежья явились, что хоть гать ими прямо мости́ по болотам — отборные свердсманы лучших дейвóнских домов. А возглавляли их, как я понял, лучшие ратоводцы из Скъервиров.

Áррэйнэ смолкнул на миг. Жбан в ладони так и не дошёл до рта.

— И Несущие Кровь Дейна… — добавил он тише.

Тийре молчал, глядя на тревожащий сердце далёкий закатный небокрай. Там, за Воротным перевалом в двух днях пути пешим ходом за узкой полоской союзных земель начинались ближайшие уделы противника, где возможно уже в этот час звенит сталь неумолимо идущей сюда как морская волна смертоносной навалы.

— Это будет большая война, Лев… — наконец произнёс он негромко, — все прежние распри нам пьяною дракой покажутся…

— А что говорит Старый? — спросил друга Áррэйнэ, обгладывая свиное ребро.

— Что говорит?! — криво усмехнулсясын Дэйгрэ, — только кто бы его тут как прежде послушал сейчас? Модроны эти вот что ли?

— Так что хоть советовал Борна? Что сказал он владетелю?

— Осенью советовал он отцу и этому толстобрюхому, что во всех кáдарнле на Помежьях для защиты от внезапного появления там Ночных Птиц впереди вражьего воинства по всем открытым местам надо вбивать острые колья, чтобы не могли они внутрь беспрепятственно высадиться — и укрепить, и двойными дозорами снабдить все те бурры по перевалам с дорогами, что ведут к городищам. Да и в самом Аг-Слéйбхе это сделать не помешало бы.

— И что?

— Так этот жирный дурак поднял Отца Воинства перед всеми фе́йнагами на смех, что не станет он даром переводить серебро из казны на его стариковские глупости, когда нам нужно снаряжать пешее воинство с обозом и осадными снастями в выправу на запад и в Каменный Узел. Борна ему и ответил с презрением: «по словам и толк виден…» и с тех пор в ардкáтрахе ногой не ступал. Доходят сюда слухи, старик укрепляет южные уделы вокруг Каменного Узла, первее всего ожидая оттуда врага.

Тийре умолк на мгновение, хмурясь.

— Вот только Отец Воинства ещё в том году сказал áрвенниду, что родился при одной Великой Распре — а умрёт при второй…

Сын Дэйгрэ резко отхлебнул из жбана большой глоток пива, всмотревшись глазами в темнеющий облачной хмарью изломанный кряжами край небосвода на западе.

Áррэйнэ повернул взволнованный взор к сыну Дэйгрэ, встретившись с ним глазами.

— Второй? — глухо переспросил он товарища.

— Именно. Я сам это слышал — а кому из ратоводцев сейчас сто́ит верить, как не Старому? Он — зривший Великую Распрю — говорит, что второй ей подобной нам не миновать. Къёхвар пошлёт все семейства дейвóнов на нас, всё дома за ним встали. А возглавит их сам Эрха Древний — величайший воитель за век… кто сам от первого до последнего дня не опускал в час Мор-Когадд меча…

Ветер гнал облака над Воротной долиной, своей силой сгоняя их в плотную чернь, закрывая свет солнца на небе, и сгустившийся мрак набегал серой тенью на стены их тверди. Вихри рвали ковёр чернолесья, пригибая колючие ветви укрывших двурогую Крáиннэ чащ на её крутых склонах.

— Чего это птицы так с сáмого полдня кружат над хребтом у Гнилого Распадка? — кивнув головою в тот бок Лев хлебнул ещё пива, передавая почти пустой уже жбан товарищу, и потянулся за солониной.

— Ай — это братья охоту загонную утром устроили. Вороньё не иначе на свежую падаль слетается… — махнул рукой Тийре, глянув мельком в тот бок, где вдали над покровом лесов вились тёмные метки поднявшихся птиц.

— Веселятся себе от души перед са́мой выправой, и беды им побоку… Уи́ллух так вообще — будет к осени первый жених во всём Эйрэ.

Младший сын Дэйгрэ умолк на мгновение.

— Угощает всех встречных — довольный как хряк в желудях под дубами. Всё шутил, что меня позовёт средь друзей на ту свадьбу, козлина… Тьху! — он вдруг злобно плюнул и быстро хлебнул во весь рот, запрокинув кувшин — так что хмель побежал ручейками за ворот по жилистой шее.

— Угадаю-ка дай, кто невеста? — помолчав, спросил Аррэйнэ друга, — всё ведь та же — из Конналов, старшая?

— Что тут спрашивать, Лев… сам ведь знаешь, — махнул рукой Тийре, — ну, на год мой родитель лишь срок растянул, мол — война-де, иных дел бездонно. Зря я обрадовался… всё одно уж как есть — свадьба будет.

— Да, паршивое дело… — вздохнул Лев с сочувствием к другу, — обскакал тебя братец и тут, раз пузатый ему в сватовстве весляром подрядился.

— А то… Будто мало у Кáдаугана тех дочерей от второй от супруги, из ихней породы которая — так нет же, давай мол нам эту вперёд, по-порядку! И так ничего кроме имени Бейлхэ мне от отца не досталось — так и всё, чего сам добиваюсь, и тут он забрать снова хочет, умёт этот пёсий… Тьху! — Тийре в ярости сплюнул под ноги.

— А ты сам что?

— А я сам не Уи́ллух, чинами не вышел… — покривился сын Дэйгрэ, нахмурясь, — не десятнику лезть в зятья к самим Конналам — когда прочат для Этайн в супруги наследника Бейлхэ.

— А она сама что? — спросил Лев, принимая кувшин в свои руки.

— Да полгода уже как не видел… Так, лишь пару словечек успел передать через их земляков, кто тут служит — вон, младший сын её дяди Аэ́дана сотником в воинстве, первый помощник мне в этом.

— Цел Гайрэ сам хоть?

— Целее тебя. Сам давно я уже не бывал там в Глеáнлох как распря началась. Да и то, лишь молчит она всё — может тоже уже подчинилась желанью родителей о замужестве с братом… — Тийре смолк, почесав пятернёй горло под воротом.

— Вот послал мне Шуршащий проклятье — что занозил башку той из девок, кого получить не смогу! Говорил даже с братом по чести — мол, есть же ещё дочерей у Кáдаугана, и мордашкой красивее младшие… и роднёй на десятой воде лишь по Модронам будут Уиллуху — не наложит почтеннейший Ллугнамар гейс на такое супружество.

— А твой старший чего?

— Ничего… Просил его — откажись ты от Этайн — послужу тебе верно, по-братски! Так ржёт тот, скотина: «что, в Аг-Слéйбхе уже баб не стало, или с девок в стряпных у нас нечего взять? Что ты лезешь в дела отца с дядей?» А родитель мой только кивает в согласии с Оннохом.

— Зря ты, Тийре, тогда вот гонцом от отца в их Глеанлох попёрся! — усмехнулся сочувственно Лев, передав кувшин другу.

— Сам вот вижу, что зря… Шщар наверное хвост сотню раз извернул, чтобы сплести так события… Так подгадил мне по сердцу…

Он отхлебнул из почти что пустого кувшина, задумавшись.

— Как росли при дворце вместе с нею и Гвендолен — пока отец её тут был на службе конюшим при воинстве — так такая крапива была, всё мы дрались с ней, помнишь же сам.

— Ага! Забудешь такую, кто подковой меня приложил, а тебе разбил нос — как козой мы её раз назвали… — ухмыльнулся в ответ ему Лев, отхлебнув в свою очередь пива.

— Во-во! — сын Медвежьей Рубахи шутя потёр пальцем себе переносицу, — и не думал ведь прежде, что взгляну вдруг на Этайн. А теперь…

— Видно тоже подковою хочешь ты в лоб? — усмехнулся товарищу Аррэйнэ.

— Скажешь тоже… А могла б и ножом — с её нравом! — Тийре хмыкнул, кромсая железом на полосы кус солонины.

— Храни Трое от бабы такой! — сын Ллура шутя сделал пальцами знак-оберег от дурного.

— Столько лет ведь не виделись с ней… Позабыл её трижды уже — сколько девок успел перебрать, — сын Дэйгрэ воткнул нож в круг засохшего козьего сыра, — а как вот увидал — подросла…

Тийре шутя приподнял пред собой две раскрытых ладони — как будто явив тот размер, о чём молвил теперь.

— Нет, хоть видал я иных и красивее, правда…

— Ага — вот таких… — Лев с ухмылкой привзнял две ладони к груди, отодвинув их дальше в три раза.

— А иди ты… Как бы тебе рассказать? Хорошо с ней быть рядом… — он умолк на мгновение, глядя прищурившись в небо, залитое солнечным светом.

— И плевать ей на то, что я младший лишь сын без законного брака владетеля…

— Не рассказывай — вижу, как искрой Пламенеющего по башке тебе стукнуло — будто девок нет больше на свете! — с сочувствием усмехнулся товарищу А́ррэйнэ, — всё же зря ты в Глеа́нлох поехал тогда…

— Видно зря… — усмехнулся невесело младший сын Дэйгрэ.

Ветер рвал облака, клубя мглу над вершинами Глвидд-ог-слейббóтха — точно серой волной нагоняя их пену прибоя небес к берегам древней тверди владетелей Эйрэ. Гнулись ветви дубов в мрачной роще на склонах Лесистой горы.

— Всё своё воинство двинет на нас ёрл, поднимет все орны дейвóнов. Даже немирные Скъервирам семейства встанут подле него против Эйрэ, — вновь заговорив о войне нахмурился Áррэйнэ, точно взвешивая в произнесённых словах всю незримую тяжесть грядущей навалы.

— Точно, Лев. Всех Ночных Птиц, которые ещё не изведали поражений, всю осадную мощь ринет Стейне на нас в одночасье. Даже я, зрящий сквозь смерть, и то страшусь всей той силы, что придёт вскоре десятками когуров — и может застичь нас к тому неготовыми. Если наши же сородичи из Узла и попрежде присягают на верность дейвóнам, и готовы ударить нам в бок, а северные кийны дерзко отказываются прислать людей на сбор воинства — как выстоять против многих десятков хендску́льдрэ? Их камень с огнём застилают свет солнца, как рассказывал мне дядя Ку́линн, будучи некогда очевидцем осады взбунтовавшегося против гнёта их ёрла во главе прочих южных уделов Аскхаддгéйрда — как владетели старых домов возжелали вновь вéршить пределами юга.

Тийре на миг умолк, скрипнув зубами.

— Тогда Рауд Эльдлéйтэ из Скъервиров огнём и железом истреблял всех врагов поголовно — и не склонявшихся, и просивших пощады. Немногие на опустошенном юге пережили его безмилосердное прошествие воинства, стиравшее гейрды с земли…

А сейчас во главе их стоять будет даже не он, а сам Эрха… И как выстоять против их тысяч Железной Стены, которых у ёрла не в пример нам в избытке — чья копейная мощь вот уже целый век вмиг сметает любого врага точно взор Смертоокого, не ведая поражений? Фе́йнаги западных земель в этот месяц съехались ко двору отца и твердят в один голос, что стоит немедля искать мира со Стейне — хоть и всецело по того же мерилам, всё как он пожелает… Даже Конналы поражения опасаюся — это с их-то бесчисленным воинством, лучшим на западе Эйрэ.

Сын Медвежьей Рубахи нахмурился, смолкнув на миг.

— А кто-то небось и дейвóнские клятвы их ёрлу разучивает, новому владетелю присягнуть…

Ветер выл над простором долины, сотрясая могучие кроны дубов, что вздымались над укрепью рощей священного леса. Облака точно о́стовы хищных челнов пролетали над ними, устремляясь в полёте своём за черту небокрая — и их тени стремительно мчались над твердью ардкатраха Эйрэ.

— Дрянные дела, Лев… Одолеть нам дейвóнов не знаю как даже. Если вообще одолеем… — в голосе сына Дэйгрэ на миг почудилось неверие.

— Тем больше с такими вершними как эта свинья Оннох, да чтоб его… Тьху!!! — озлобленно сплюнул сын арвеннида.

— Ему говорят, что враги уже рядом у са́мой горы — а он нас поношает и выставляет за двери. А у самих ещё воинство кийнов не собрано, ни один вóрот не снаряжен и не готов к выправе в Помежья… ээх! — Тийре бессильно махнул рукой, — и так собрались сразиться с Железной Стеной… Под себя сделать со́ смеху можно!

— Послушай, Тийре… — негромко сказал другу Áррэйнэ, хлопнув рукой по плечу того, — что бы ни говорили, кем бы не считали тебя по родству эти Модроны — ты умнее свиных этих рыл, что отцу твоему сели скопом на шею. И придёт день, поймут они это — да хрюкать в слезах будет поздно.

— Льстишь ты мне, Áррэйнэ, точно девке какой… — усмехнулся сын Дэйгрэ, — да плевать мне с горы на всех Модронов, и что они про меня думают, эти выблюдки — раздави их окру́г Пламенеющего. Я рад, что ты жив и вернулся!

Тийре оживился, и кувшин снова взвился ко рту.

— Думал — ты в норах костей уже, или в мире ином среди скáйт-ши… От Ан-Шора я слышал, что вторая тысяча скоро выйдет на запад, так что до Помежий или до Горного Зуба будем идти рядом. А там только Пламенеющий знает, что кому суждено…

— Сплюнь, Шщар тебе в зуб! Уж ты-то не думаешь сдохнуть до срока, пока такие свиньи как Оннох плюют в сторону Тийре, сына áрвеннида, а? — Áррэйнэ, желая ободрить друга хлопнул его по плечу, — вот я-то пока умирать не собрался, прежде чем не отыщу того мохнорылого, кто у Болотины в спину мне ткнул!

— Сперва ты найди того выползка…

— И найду!!! Встречу в бою где — своею рукой ему вырежу сердце живому, выблю́дку… — стиснул Лев кулачище, — лица его я под шеломом не видел — но голос уж крепко запомнил, не спутаю!

— Встретишь когда-то… — согласно кивнул захмелевший сын Дэйгрэ, пристально глядя куда-то над небокраем Воротного перевала, где над зеленью чащ черной рябью тревожащих точек кружились вспорхнувшие птицы — откуда вот-вот как придёт уже грозно бегущая к спящему тихому берегу бьющая навзничь волна скорой вражьей навалы…

Войско владетеля Дейвоналарды с рассветом готовилось выйти из Винги. Служки закончили вьючить коней, кузнецы завершили работу с подковами. Грузили возы, запрягали быков в многопарные упряжи тяжких метальных снастей. Гам речей, храп коней, топот ног и копыт, грохот многих колёс по камням ходагейрда пугал ещё зривших последние сны горожан, когда тысячи воителей ёрла и верных владетелю орнов Срединных Земель и Прибрежий уже начинали свой ход сквозь раскрытые настежь тяжёлые створы Хли́дхельст на восток — к краям Эйрэ.

Мать Костей зрила ме́ртвящим взором сквозь мглу, привечая усмешкою отблесков стали всех тех, кто сейчас выходил из ворот, устремляясь к рассвету — тех, кто нёс её тень за собой, пожинать там железом противников дома владетельных Скъервиров.

Къёхвар лично отдал все приказы собравшимся вершним, завершив свой последний Совет в стенах Винги, и затем отпустил ратоводцев по тысячам, повелев выходить. Став во дворе у ворот из Хатхалле он вёл на прощание речь о делах, доверяемых старшему родичу.

— Что же, почтенный — вверяю тебе ходагейрд и Высокий Чертог. Жаль, что ты не желаешь десницею Виганда взять, положившись лишь только на помощь Прямого.

— Как моя бабка твердила: «Лучше чёрствым хлеб съесть, чем заплесшим весь выкинуть…» — Сигвар прищуренно глянул на ёрла с какой-то усмешкой.

— Проясни твою мудрость, почтенный… — нахмурился Стейне, — не силён я как ты в поговорках Арднура.

— Я, владетель, стал сед головой ещё прежде, чем ты деву впервые на ложе познал… — Клонсэ учтиво кивнул на прощание ёрлу, — и умею людей выбирать. Виганд брат Раннвейг, и умён в свою меру — и конюшим он есть недурным… Но прости — Храфнварр хоть сам упрям и с тобой не в ладах, но с него будет толк мне стократ, чем от Громкого, кто грешков перед домом твоим начесал уже больше чем пёс какой блох, свой язык о руку́ тебе вечно втирая…

— Выбор твой… — Къёхвар кисло кивнул, одобряя решение Когтя — и стремительно бросил свой взор на Высокий Чертог, где средь верхних покоев в распахнутых створах окна замелькала манящая сердце владетеля женская стать в алом поверх одежд — и махнула рукой, посылая последний привет сыну Нъяля, кто её покидал на седмины, а может и месяцы долгой выправы к уделам врага.

— Как твой сын — рад возврату в Хатхалле?

— Да, владетель — достойный дан чин, кой он будет блюсти не посра́мив, надеюсь.

Ёрл взглянул на занявшего место Бъярпотэ наследника Когтя, кто уже возначалил всю стражу в Высоком Чертоге, и теперь во главе их стоял во дворе, провожая владетеля — хмуро глядя куда-то на стены Хатхáлле.

— Что-то он тут невесел, смотрю… В первый день был живее твой Горм, как сюда заявился с дороги. Заболел может с нашей воды, нахлебавшись три года с колодцев Помежий?

Сигвар глянул на сына, чьё лицо до сих пор было взрезано тяжкой печатью огромной досады — словно Горм всё никак не был в силах чего-то понять.

— Не могу того знать я, достойный — его сердцу и я не хозяин, увы… Может вправду вода в тех колодцах послаще — как знать?

Там, где стены Хатхалле смотрели к закату, зря оконцами веж на слиянье Широкой и Топкой, еле видною тенью ёрл Къёхвар узрел вдруг иную стоявшую женскую стать — чья коса под лучами взошедшего солнца сверкнула искрой рыжины́ как огонь.

— Турса! — ёрл окрикнул того, подзывая к себе. Родич, прервав разговор с одноруким помощником Винридом, кто был с ним же в загоне Бъярпо́тэ в дороге к востоку, подошёл к их владетелю, хмуро кивнув и оправив охват верховницы.

— Да, почтенный! Что скажешь?

— Выйдешь первым. Загон твой пусть путь охраняет и шлёт наперёд всех гонцов, чтобы владетели нам расчищали дороги и готовили сменных коней и припасы в пути. Чтобы было всё живо, без всяких протяжек — или тех кто не понял протянут в верёвках до Хли́дъярн тотчас.

— Ясно, владетельный — сделаем живо.

— Ты уж точно исполнишь — при виде твоём у иных и умёт из поно́ж побежит…

Стейне прищурился, глядя на хмурого родича — заприметив во рту его свежую дырку в зубах.

— Как Ножово добро? Ты же вроде хотел приглядеть?

— Приглядел… — Турса как-то скривился в улыбке, отчего щербина́ его рта из-под правой щеки показалась вовсю, — есть иное вино, что на запах отлично — а хлебнёшь, и плевать вот потянет тотчас.

— Оно видно… — владетель вдруг хитро прищурился, глядя родичу в рот.

— Что за дверь повстречал ты вдруг ночью тут жвалами, Лапа? Или мелкий сопляк её врезал тебе невзначай?

— Да огонь поленился разжечь я, дурак, и попёрся во тьме по чертогу — будет мне вот наука теперь… — хмуро хмыкнул владетелю Турса, кривя́сь. Но владетель Хатхалле и так вразуме́л, что их родич и в детстве приврать не умел — и доселе тому Пень совсем не умелец. Видно дверь та была необычно крепка, что его — исполина средь Скъервиров — тут повстречала внезапно.