Неточные совпадения
Хлестаков. Вы, как я вижу,
не охотник до сигарок. А я признаюсь:
это моя слабость. Вот еще насчет женского полу, никак
не могу быть равнодушен. Как вы? Какие вам больше нравятся — брюнетки или блондинки?
Городничий. Жаловаться? А кто тебе помог сплутовать, когда ты строил мост и написал дерева на двадцать тысяч, тогда как его и на сто рублей
не было? Я помог тебе, козлиная борода! Ты позабыл
это? Я, показавши
это на тебя,
мог бы тебя также спровадить в Сибирь. Что скажешь? а?
Городничий.
Не может быть! Там нет
этого.
Артемий Филиппович. Человек десять осталось,
не больше; а прочие все выздоровели.
Это уж так устроено, такой порядок. С тех пор, как я принял начальство, —
может быть, вам покажется даже невероятным, — все как мухи выздоравливают. Больной
не успеет войти в лазарет, как уже здоров; и
не столько медикаментами, сколько честностью и порядком.
Городничий (читает).«Как сивый мерин».
Не может быть! вы
это сами написали.
Г-жа Простакова (обробев и иструсясь). Как!
Это ты! Ты, батюшка! Гость наш бесценный! Ах, я дура бессчетная! Да так ли бы надобно
было встретить отца родного, на которого вся надежда, который у нас один, как порох в глазе. Батюшка! Прости меня. Я дура. Образумиться
не могу. Где муж? Где сын? Как в пустой дом приехал! Наказание Божие! Все обезумели. Девка! Девка! Палашка! Девка!
Софья. Подумай же, как несчастно мое состояние! Я
не могла и на
это глупое предложение отвечать решительно. Чтоб избавиться от их грубости, чтоб иметь некоторую свободу, принуждена
была я скрыть мое чувство.
Правдин. Ко мне пакет? И мне никто
этого не скажет! (Вставая.) Я прошу извинить меня, что вас оставлю.
Может быть,
есть ко мне какие-нибудь повеления от наместника.
Стародум(целуя сам ее руки). Она в твоей душе. Благодарю Бога, что в самой тебе нахожу твердое основание твоего счастия. Оно
не будет зависеть ни от знатности, ни от богатства. Все
это прийти к тебе
может; однако для тебя
есть счастье всего
этого больше.
Это то, чтоб чувствовать себя достойною всех благ, которыми ты
можешь наслаждаться…
Стародум. Так. Только, пожалуй,
не имей ты к мужу своему любви, которая на дружбу походила б. Имей к нему дружбу, которая на любовь бы походила.
Это будет гораздо прочнее. Тогда после двадцати лет женитьбы найдете в сердцах ваших прежнюю друг к другу привязанность. Муж благоразумный! Жена добродетельная! Что почтеннее
быть может! Надобно, мой друг, чтоб муж твой повиновался рассудку, а ты мужу, и
будете оба совершенно благополучны.
— И так
это меня обидело, — продолжала она, всхлипывая, — уж и
не знаю как!"За что же, мол, ты бога-то обидел?" — говорю я ему. А он
не то чтобы что, плюнул мне прямо в глаза:"Утрись, говорит,
может,
будешь видеть", — и
был таков.
Прыщ
был уже
не молод, но сохранился необыкновенно. Плечистый, сложенный кряжем, он всею своею фигурой так, казалось, и говорил:
не смотрите на то, что у меня седые усы: я
могу! я еще очень
могу! Он
был румян, имел алые и сочные губы, из-за которых виднелся ряд белых зубов; походка у него
была деятельная и бодрая, жест быстрый. И все
это украшалось блестящими штаб-офицерскими эполетами, которые так и играли на плечах при малейшем его движении.
Очень
может быть, что так бы и кончилось
это дело измором, если б бригадир своим административным неискусством сам
не взволновал общественного мнения.
Он
не без основания утверждал, что голова
могла быть опорожнена
не иначе как с согласия самого же градоначальника и что в деле
этом принимал участие человек, несомненно принадлежащий к ремесленному цеху, так как на столе, в числе вещественных доказательств, оказались: долото, буравчик и английская пилка.
Начальник
может совершать всякие мероприятия, он
может даже никаких мероприятий
не совершать, но ежели он
не будет при
этом калякать, то имя его никогда
не сделается популярным.
При первом столкновении с
этой действительностью человек
не может вытерпеть боли, которою она поражает его; он стонет, простирает руки, жалуется, клянет, но в то же время еще надеется, что злодейство,
быть может, пройдет мимо.
Казалось, что ежели человека, ради сравнения с сверстниками, лишают жизни, то хотя лично для него,
быть может, особливого благополучия от сего
не произойдет, но для сохранения общественной гармонии
это полезно и даже необходимо.
— Состояние у меня, благодарение богу, изрядное. Командовал-с; стало
быть,
не растратил, а умножил-с. Следственно, какие
есть насчет
этого законы — те знаю, а новых издавать
не желаю. Конечно, многие на моем месте понеслись бы в атаку, а
может быть, даже устроили бы бомбардировку, но я человек простой и утешения для себя в атаках
не вижу-с!
Я, конечно,
не хочу
этим выразить, что мундир
может действовать и распоряжаться независимо от содержащегося в нем человека, но, кажется, смело можно утверждать, что при блестящем мундире даже худосочные градоначальники — и те
могут быть на службе терпимы.
Почувствовавши себя на воле, глуповцы с какой-то яростью устремились по той покатости, которая очутилась под их ногами. Сейчас же они вздумали строить башню, с таким расчетом, чтоб верхний ее конец непременно упирался в небеса. Но так как архитекторов у них
не было, а плотники
были неученые и
не всегда трезвые, то довели башню до половины и бросили, и только,
быть может, благодаря
этому обстоятельству избежали смешения языков.
Нельзя сказать, чтоб предводитель отличался особенными качествами ума и сердца; но у него
был желудок, в котором, как в могиле, исчезали всякие куски.
Этот не весьма замысловатый дар природы сделался для него источником живейших наслаждений. Каждый день с раннего утра он отправлялся в поход по городу и поднюхивал запахи, вылетавшие из обывательских кухонь. В короткое время обоняние его
было до такой степени изощрено, что он
мог безошибочно угадать составные части самого сложного фарша.
Я же, с своей стороны, изведав
это средство на практике,
могу засвидетельствовать, что
не дальше, как на сих днях благодаря оному раскрыл слабые действия одного капитан-исправника, который и
был вследствие того представлен мною к увольнению от должности.
Дома он через минуту уже решил дело по существу. Два одинаково великих подвига предстояли ему: разрушить город и устранить реку. Средства для исполнения первого подвига
были обдуманы уже заранее; средства для исполнения второго представлялись ему неясно и сбивчиво. Но так как
не было той силы в природе, которая
могла бы убедить прохвоста в неведении чего бы то ни
было, то в
этом случае невежество являлось
не только равносильным знанию, но даже в известном смысле
было прочнее его.
Из рассказов летописца видно, что они и рады
были не бунтовать, но никак
не могли устроить
это, ибо
не знали, в чем заключается бунт.
Тут открылось все: и то, что Беневоленский тайно призывал Наполеона в Глупов, и то, что он издавал свои собственные законы. В оправдание свое он
мог сказать только то, что никогда глуповцы в столь тучном состоянии
не были, как при нем, но оправдание
это не приняли, или, лучше сказать, ответили на него так, что"правее бы он
был, если б глуповцев совсем в отощание привел, лишь бы от издания нелепых своих строчек, кои предерзостно законами именует, воздержался".
Стало
быть, все дело заключалось в недоразумении, и
это оказывается тем достовернее, что глуповцы даже и до сего дня
не могут разъяснить значение слова"академия", хотя его-то именно и напечатал Бородавкин крупным шрифтом (см. в полном собрании прокламаций № 1089).
Не вопрос о порядке сотворения мира тут важен, а то, что вместе с
этим вопросом
могло вторгнуться в жизнь какое-то совсем новое начало, которое, наверное, должно
было испортить всю кашу.
А глуповцы стояли на коленах и ждали. Знали они, что бунтуют, но
не стоять на коленах
не могли. Господи! чего они
не передумали в
это время! Думают: станут они теперь
есть горчицу, — как бы на будущее время еще какую ни на
есть мерзость
есть не заставили;
не станут — как бы шелепов
не пришлось отведать. Казалось, что колени в
этом случае представляют средний путь, который
может умиротворить и ту и другую сторону.
И вот настала минута, когда
эта мысль является
не как отвлеченный призрак,
не как плод испуганного воображения, а как голая действительность, против которой
не может быть и возражений.
Но
это был все-таки либерализм, а потому и он успеха иметь
не мог, ибо уже наступила минута, когда либерализма
не требовалось вовсе.
Никто
не станет отрицать, что
это картина
не лестная, но иною она
не может и
быть, потому что материалом для нее служит человек, которому с изумительным постоянством долбят голову и который, разумеется,
не может прийти к другому результату, кроме ошеломления.
Никакому администратору, ясно понимающему пользу предпринимаемой меры, никогда
не кажется, чтоб
эта польза
могла быть для кого-нибудь неясною или сомнительною.
Может быть, так и разрешилось бы
это дело исподволь, если б мирному исходу его
не помешали замыслы некоторых беспокойных честолюбцев, которые уже и в то время
были известны под именем"крайних".
К сожалению, летописец
не рассказывает дальнейших подробностей
этой истории. В переписке же Пфейферши сохранились лишь следующие строки об
этом деле:"Вы, мужчины, очень счастливы; вы
можете быть твердыми; но на меня вчерашнее зрелище произвело такое действие, что Пфейфер
не на шутку встревожился и поскорей дал мне принять успокоительных капель". И только.
На пятый день отправились обратно в Навозную слободу и по дороге вытоптали другое озимое поле. Шли целый день и только к вечеру, утомленные и проголодавшиеся, достигли слободы. Но там уже никого
не застали. Жители, издали завидев приближающееся войско, разбежались, угнали весь скот и окопались в неприступной позиции. Пришлось брать с бою
эту позицию, но так как порох
был не настоящий, то, как ни палили, никакого вреда, кроме нестерпимого смрада, сделать
не могли.
— Я
не буду судиться. Я никогда
не зарежу, и мне
этого нe нужно. Ну уж! — продолжал он, опять перескакивая к совершенно нейдущему к делу, — наши земские учреждения и всё
это — похоже на березки, которые мы натыкали, как в Троицын день, для того чтобы
было похоже на лес, который сам вырос в Европе, и
не могу я от души поливать и верить в
эти березки!
После помазания больному стало вдруг гораздо лучше. Он
не кашлял ни разу в продолжение часа, улыбался, целовал руку Кити, со слезами благодаря ее, и говорил, что ему хорошо, нигде
не больно и что он чувствует аппетит и силу. Он даже сам поднялся, когда ему принесли суп, и попросил еще котлету. Как ни безнадежен он
был, как ни очевидно
было при взгляде на него, что он
не может выздороветь, Левин и Кити находились
этот час в одном и том же счастливом и робком, как бы
не ошибиться, возбуждении.
Он
не верит и в мою любовь к сыну или презирает (как он всегда и подсмеивался), презирает
это мое чувство, но он знает, что я
не брошу сына,
не могу бросить сына, что без сына
не может быть для меня жизни даже с тем, кого я люблю, но что, бросив сына и убежав от него, я поступлю как самая позорная, гадкая женщина, —
это он знает и знает, что я
не в силах
буду сделать
этого».
Она поехала в игрушечную лавку, накупила игрушек и обдумала план действий. Она приедет рано утром, в 8 часов, когда Алексей Александрович еще, верно,
не вставал. Она
будет иметь в руках деньги, которые даст швейцару и лакею, с тем чтоб они пустили ее, и,
не поднимая вуаля, скажет, что она от крестного отца Сережи приехала поздравить и что ей поручено поставить игрушки у кровати сына. Она
не приготовила только тех слов, которые она скажет сыну. Сколько она ни думала об
этом, она ничего
не могла придумать.
Как ни тяжело мне
было убедиться в
этом, я вижу, что
это так и
не может быть иначе.
Усложненность петербургской жизни вообще возбудительно действовала на него, выводя его из московского застоя; но
эти усложнения он любил и понимал в сферах ему близких и знакомых; в
этой же чуждой среде он
был озадачен, ошеломлен, и
не мог всего обнять.
Либеральная партия говорила или, лучше, подразумевала, что религия
есть только узда для варварской части населения, и действительно, Степан Аркадьич
не мог вынести без боли в ногах даже короткого молебна и
не мог понять, к чему все
эти страшные и высокопарные слова о том свете, когда и на
этом жить
было бы очень весело.
Содержание
было то самое, как он ожидал, но форма
была неожиданная и особенно неприятная ему. «Ани очень больна, доктор говорит, что
может быть воспаление. Я одна теряю голову. Княжна Варвара
не помощница, а помеха. Я ждала тебя третьего дня, вчера и теперь посылаю узнать, где ты и что ты? Я сама хотела ехать, но раздумала, зная, что
это будет тебе неприятно. Дай ответ какой-нибудь, чтоб я знала, что делать».
— Нет, если бы
это было несправедливо, ты бы
не мог пользоваться
этими благами с удовольствием, по крайней мере я
не мог бы. Мне, главное, надо чувствовать, что я
не виноват.
И Левина поразило то спокойное, унылое недоверие, с которым дети слушали
эти слова матери. Они только
были огорчены тем, что прекращена их занимательная игра, и
не верили ни слову из того, что говорила мать. Они и
не могли верить, потому что
не могли себе представить всего объема того, чем они пользуются, и потому
не могли представить себе, что то, что они разрушают,
есть то самое, чем они живут.
«Откуда взял я
это? Разумом, что ли, дошел я до того, что надо любить ближнего и
не душить его? Мне сказали
это в детстве, и я радостно поверил, потому что мне сказали то, что
было у меня в душе. А кто открыл
это?
Не разум. Разум открыл борьбу за существование и закон, требующий того, чтобы душить всех, мешающих удовлетворению моих желаний.
Это вывод разума. А любить другого
не мог открыть разум, потому что
это неразумно».
Очень
может быть, что благовидное лицо бабы в калошках много содействовало тому впечатлению благоустройства, которое произвел на Левина
этот крестьянский дом, но впечатление
это было так сильно, что Левин никак
не мог отделаться от него. И всю дорогу от старика до Свияжского нет-нет и опять вспоминал об
этом хозяйстве, как будто что-то в
этом впечатлении требовало его особенного внимания.
Он
не мог теперь никак примирить свое недавнее прощение, свое умиление, свою любовь к больной жене и чужому ребенку с тем, что теперь
было, то
есть с тем, что, как бы в награду зa всё
это, он теперь очутился один, опозоренный, осмеянный, никому
не нужный и всеми презираемый.
Казалось, очень просто
было то, что сказал отец, но Кити при
этих словах смешалась и растерялась, как уличенный преступник. «Да, он всё знает, всё понимает и
этими словами говорит мне, что хотя и стыдно, а надо пережить свой стыд». Она
не могла собраться с духом ответить что-нибудь. Начала
было и вдруг расплакалась и выбежала из комнаты.
И подача голосов
не введена у нас и
не может быть введена, потому что
не выражает воли народа; но для
этого есть другие пути.