Неточные совпадения
— Да,
может быть, какая-нибудь другая красота и
не помешает, но
эта… Я
не хочу тебя обидеть, мамочка, но мне все
это кажется лишним, — ну вот зачем у меня на столе вот
этот нож с необыкновенной ручкой, когда можно разрезать самым простым ножом. И даже удобнее:
этот цепляется. Или
эта твоя чистота — я уж давно хотел поговорить с тобою,
это что-то ужасное, сколько она берет времени! Ты подумай…
И в
этот же вечер, а
может быть, и в другой такой же веселый и легко разрушительный вечер, она позволила Линочке бросить зачем-то уроки рисования,
не то музыки…
И она сказала, что любит его —
не прощает и любит. И
это возможно? И как, какими словами назвать то чувство к отцу, которое сейчас испытывает сын его, Саша Погодин, — любовь? — ненависть и гнев? — запоздалая жажда мести и восстания и кровавого бунта? Ах, если бы теперь встретиться с ним…
не может ли Телепнев заменить его, ведь они друзьями
были!
— Экое горе, того-этого, какие мы с вами бесталанные! Только вы, я думаю, ошибаетесь, нельзя
этого допустить, чтобы у вас
не было таланта.
Может,
не обнаружился еще?
Это часто бывает с молодыми людьми. Таланты-то ведь бывают разные, того-этого,
не только что карандашиком или пером водить.
Колесников вдруг заволновался и заходил по комнате; и так как ноги у него
были длинные, а комната маленькая, то
мог он делать всего четыре шага. Но
это не смущало его, видимо, привык человек вертеться в маленьком помещении.
— Вот я, видите? — гудел он в высоте, как телеграфный столб. — Весь тут. Никто меня, того-этого,
не обидел, и жены моей
не обидел — нет же у меня жены! И невесты
не обидел, и нет у меня ничего личного. У меня на руке, вот на
этой, того-этого, кровь
есть, так
мог бы я ее пролить, имей я личное? Вздор! От одной совести сдох бы, того-этого, от одних угрызений.
Все
это было беспокойно, и до часу Елена Петровна
не ложилась, поджидала сына; потом долго молилась перед иконой Божьей Матери Утоли Моя Печали и хотела уснуть, но
не могла: вспоминался разговор и с каждою минутою пугал все больше.
— Помню. Фамилия очень простая: Стеклов. Судя по вопросам вашим,
не видно, чтобы вы
этот случай помнили или знали…
может быть, того-этого, тут просто совпадение? Всяко, говорю, бывает.
— Конечно, вздор!..
Не стоит говорить. Или вот борода его тоже нравится. Борода у него
была совсем мужицкая, четырехугольная, окладистая, русая, и почему-то помню, как он ее расчесывал; и когда вспомню
эту бороду, то уж
не могу ненавидеть его так, как хотел бы. Смешно!
— Сегодня у нас воскресенье? Ну, так деньги я добуду
не позже как к четвергу.
Эта тысяча положена отцом в банк до моего совершеннолетия, и я
могу ею распоряжаться, но только трудно
будет с векселем; надо узнать, как
это делается. Ты знаешь?
И вдруг — и Саша даже
не знал до сих пор, что
это может быть у людей! — Елена Петровна раза три громко и четко лязгнула зубами. «Как собака, которая ловит блох», — дико подумал Саша, холодея от страха и чувствуя, как на губах его выдавливается такая же дикая, ни с чем
не сообразная улыбка.
— Стыдно вам! Стыдно вам! Чему удивились, того-этого? Боже ты мой, какое непонимание! Как вдовица с лептой, того-этого, хоть какое-нибудь оправдание, а он в нос тычет: слава, того-этого! Преподлейший вздор, стыдно! Ну леший и леший, в
этом хоть смысл
есть… да ну вас к черту, Андрей Иваныч, говорил: оставьте балалайку. Нет,
не может, того-этого, интеллигент!
В
эту ночь, последнюю перед началом действия, долго гуляли, как новобранцы, и веселились лесные братья. Потом заснули у костра, и наступила в становище тишина и сонный покой, и громче зашумел ручей, дымясь и холодея в ожидании солнца. Но Колесников и Саша долго
не могли заснуть, взволнованные вечером, и тихо беседовали в темноте шалашика; так странно
было лежать рядом и совсем близко слышать голоса — казалось обоим, что
не говорят обычно, а словно в душу заглядывают друг к другу.
Жить рядом и видеть ежедневно лицо, глаза, жать руку и ласково улыбаться; слышать голос, слова, заглядывать в самую душу — и вдруг так просто сказать, что он лжет и обманывает кого-то! И
это думать давно, с самого начала, все время — и говорить «так точно», и жать руку, и ничем
не обнаруживать своих подлых подозрений. Но,
может быть, он и показывал видом, намеками, а Саша
не заметил… Что такое сказал вчера Колесников об Еремее, который ему
не понравился?
…А те бесчисленные,
не имеющие лица, которые где-то там шумят, разговаривают, судят и вечно подозревают? И если уж тот, кто видел близко,
может так страшно заподозрить, то
эти осудят без колебаний и, осудив, никогда
не узнают правды, и возьмут от него только то гнусное, что придумают сами, а чистое его, а благородное его… да
есть ли оно, благородное и чистое?
Может быть, и действительно — он вор, обманщик, гад?
— Так-с, теперь и Страшный суд
не надо! Для Сашеньки с Петенькой,
может быть, и Бога
не надо? Нет-с, ваш Сашенька зверь, и больше ничего! Вы читали, нет, вы читали, что
этот самый Сашка Жегулев на днях помещика пытал, на огне, подлец, жег подошвы, допытывался денег.
Это как вы назовете?
Не может быть, чтобы так кончилось все: закопают его в лесу, и уйдут навсегда из
этого места, и больше никогда и нигде
не будет никакого Колесникова, ни его слов, ни его голоса, ни его любви.
Но подхватили сани и понесли по скользкому льду, и стало больно и нехорошо, раскатывает на поворотах, прыгает по ухабам — больно! — больно! — заблудились совсем и три дня
не могут найти дороги; ложатся на живот лошади, карабкаясь на крутую и скользкую гору, сползают назад и опять карабкаются, трудно дышать, останавливается дыхание от натуги.
Это и
есть спор, нелепые возражения, от которых смешно и досадно. Прислонился спиной к горячей печке и говорит убедительно, тихо и красиво поводя легкою рукою...
Уже догадываясь, но все еще
не веря, Жегулев бросается за угол к тому окну, что из его комнаты, — и здесь все чужое,
может быть, по-своему и хорошее, но ужасное тем, что заняло оно родное место и стоит, ничего об
этом не зная. И понимает Жегулев, что их здесь нет, ни матери, ни Линочки, и нет уже давно, и где они — неизвестно.
Обыскали мертвого, но ничего свидетельствующего о личности
не нашли: кожаный потертый портсигар с одной сломанной папиросой, старую, порванную на сгибах карту уезда и кусок бинта для перевязки —
может быть, и Жегулев, а
может, и
не он. В десятке шагов от землянки набрели на золотые, старые с репетицией часы, но выбросил ли их
этот или, убегая, обронил другой, более настоящий Сашка Жегулев, решить
не могли.
И непременно наступит после
этого пятиминутное молчание: словно испугалась мышь громкого голоса и притаилась… И снова вздохи и шепот. Но самое страшное
было то, когда мать белым призраком вставала с постели и, став на колени, начинала молиться и говорила громко, точно теперь никто уже
не может ее слышать: тут казалось, что Линочка сейчас потеряет рассудок или уже потеряла его.
Эта газета, которую по утрам читала мать,
была опять-таки мучением для дочери: нужно
была проснуться раньше и каждое утро взглянуть, нет ли такого, чего
не может и
не должна читать Елена Петровна.