Неточные совпадения
Осип. Да
что завтра! Ей-богу, поедем, Иван Александрович! Оно хоть и
большая честь вам, да все, знаете, лучше уехать скорее: ведь вас, право, за кого-то другого приняли… И батюшка будет гневаться,
что так замешкались. Так бы, право, закатили славно! А лошадей бы важных здесь дали.
Хлестаков. Черт его знает,
что такое, только не жаркое. Это топор, зажаренный вместо говядины. (Ест.)Мошенники, канальи,
чем они кормят! И челюсти заболят, если съешь один такой кусок. (Ковыряет пальцем в зубах.)Подлецы! Совершенно как деревянная кора, ничем вытащить нельзя; и зубы почернеют после этих блюд. Мошенники! (Вытирает рот салфеткой.)
Больше ничего нет?
Оно
чем больше ломки, тем
больше означает деятельности градоправителя.
Осип. Любит он, по рассмотрению,
что как придется.
Больше всего любит, чтобы его приняли хорошо, угощение чтоб было хорошее.
Городничий. И не рад,
что напоил. Ну
что, если хоть одна половина из того,
что он говорил, правда? (Задумывается.)Да как же и не быть правде? Подгулявши, человек все несет наружу:
что на сердце, то и на языке. Конечно, прилгнул немного; да ведь не прилгнувши не говорится никакая речь. С министрами играет и во дворец ездит… Так вот, право,
чем больше думаешь… черт его знает, не знаешь,
что и делается в голове; просто как будто или стоишь на какой-нибудь колокольне, или тебя хотят повесить.
Да еще наговорил
больше,
чем нужно.
Городничий. Ведь оно, как ты думаешь, Анна Андреевна, теперь можно
большой чин зашибить, потому
что он запанибрата со всеми министрами и во дворец ездит, так поэтому может такое производство сделать,
что со временем и в генералы влезешь. Как ты думаешь, Анна Андреевна: можно влезть в генералы?
Слуга. Да хозяин сказал,
что не будет
больше отпускать. Он, никак, хотел идти сегодня жаловаться городничему.
Мишка.
Что ж, это
больше или меньше настоящего генерала?
Осип. Да так; все равно, хоть и пойду, ничего из этого не будет. Хозяин сказал,
что больше не даст обедать.
Когда в городе во всем порядок, улицы выметены, арестанты хорошо содержатся, пьяниц мало… то
чего ж мне
больше?
Бобчинский. Он, он, ей-богу он… Такой наблюдательный: все обсмотрел. Увидел,
что мы с Петром-то Ивановичем ели семгу, —
больше потому,
что Петр Иванович насчет своего желудка… да, так он и в тарелки к нам заглянул. Меня так и проняло страхом.
Аммос Федорович. Я думаю, Антон Антонович,
что здесь тонкая и
больше политическая причина. Это значит вот
что: Россия… да… хочет вести войну, и министерия-то, вот видите, и подослала чиновника, чтобы узнать, нет ли где измены.
Пускай народу ведомо,
Что целые селения
На попрошайство осенью,
Как на доходный промысел,
Идут: в народной совести
Уставилось решение,
Что больше тут злосчастия,
Чем лжи, — им подают.
Крестьяне наши трезвые,
Поглядывая, слушая,
Идут своим путем.
Средь самой средь дороженьки
Какой-то парень тихонький
Большую яму выкопал.
«
Что делаешь ты тут?»
— А хороню я матушку! —
«Дурак! какая матушка!
Гляди: поддевку новую
Ты в землю закопал!
Иди скорей да хрюкалом
В канаву ляг, воды испей!
Авось, соскочит дурь...
Молиться в ночь морозную
Под звездным небом Божиим
Люблю я с той поры.
Беда пристигнет — вспомните
И женам посоветуйте:
Усердней не помолишься
Нигде и никогда.
Чем больше я молилася,
Тем легче становилося,
И силы прибавлялося,
Чем чаще я касалася
До белой, снежной скатерти
Горящей головой…
«Худа ты стала, Дарьюшка!»
— Не веретенце, друг!
Вот то,
чем больше вертится,
Пузатее становится,
А я как день-деньской…
Еремеевна(заплакав). Я не усердна вам, матушка! Уж как
больше служить, не знаешь… рада бы не токмо
что… живота не жалеешь… а все не угодно.
Он был по службе меня моложе, сын случайного отца, воспитан в
большом свете и имел особливый случай научиться тому,
что в наше воспитание еще и не входило.
Тут увидел я,
что между людьми случайными и людьми почтенными бывает иногда неизмеримая разница,
что в
большом свете водятся премелкие души и
что с великим просвещением можно быть великому скареду.
Стародум. Оттого, мой друг,
что при нынешних супружествах редко с сердцем советуют. Дело в том, знатен ли, богат ли жених? Хороша ли, богата ли невеста? О благонравии вопросу нет. Никому и в голову не входит,
что в глазах мыслящих людей честный человек без
большого чина — презнатная особа;
что добродетель все заменяет, а добродетели ничто заменить не может. Признаюсь тебе,
что сердце мое тогда только будет спокойно, когда увижу тебя за мужем, достойным твоего сердца, когда взаимная любовь ваша…
Стародум(целуя сам ее руки). Она в твоей душе. Благодарю Бога,
что в самой тебе нахожу твердое основание твоего счастия. Оно не будет зависеть ни от знатности, ни от богатства. Все это прийти к тебе может; однако для тебя есть счастье всего этого
больше. Это то, чтоб чувствовать себя достойною всех благ, которыми ты можешь наслаждаться…
Больше полугода, как я в разлуке с тою, которая мне дороже всего на свете, и,
что еще горестнее, ничего не слыхал я о ней во все это время.
И начал он обдумывать свое намерение, но
чем больше думал, тем более запутывался в своих мыслях.
Тут только понял Грустилов, в
чем дело, но так как душа его закоснела в идолопоклонстве, то слово истины, конечно, не могло сразу проникнуть в нее. Он даже заподозрил в первую минуту,
что под маской скрывается юродивая Аксиньюшка, та самая, которая, еще при Фердыщенке, предсказала
большой глуповский пожар и которая во время отпадения глуповцев в идолопоклонстве одна осталась верною истинному богу.
Какой из этих двух вариантов заслуживает
большего доверия — решить трудно; но справедливость требует сказать,
что атрофирование столь важного органа, как голова, едва ли могло совершиться в такое короткое время.
Но летописец недаром предварял события намеками: слезы бригадировы действительно оказались крокодиловыми, и покаяние его было покаяние аспидово. Как только миновала опасность, он засел у себя в кабинете и начал рапортовать во все места. Десять часов сряду макал он перо в чернильницу, и
чем дальше макал, тем
больше становилось оно ядовитым.
По
большей части сих мероприятий (особенно если они употреблены благовременно и быстро) бывает достаточно; однако может случиться и так,
что толпа, как бы окоченев в своей грубости и закоренелости, коснеет в ожесточении.
Голова у этого другого градоначальника была совершенно новая и притом покрытая лаком. Некоторым прозорливым гражданам показалось странным,
что большое родимое пятно, бывшее несколько дней тому назад на правой щеке градоначальника, теперь очутилось на левой.
Во время градоначальствования Фердыщенки Козырю посчастливилось еще
больше благодаря влиянию ямщичихи Аленки, которая приходилась ему внучатной сестрой. В начале 1766 года он угадал голод и стал заблаговременно скупать хлеб. По его наущению Фердыщенко поставил у всех застав полицейских, которые останавливали возы с хлебом и гнали их прямо на двор к скупщику. Там Козырь объявлял,
что платит за хлеб"по такции", и ежели между продавцами возникали сомнения, то недоумевающих отправлял в часть.
Действовал он всегда
большими массами, то есть и усмирял и расточал без остатка; но в то же время понимал,
что одного этого средства недостаточно.
Голос обязан иметь градоначальник ясный и далеко слышный; он должен помнить,
что градоначальнические легкие созданы для отдания приказаний. Я знал одного градоначальника, который, приготовляясь к сей должности, нарочно поселился на берегу моря и там во всю мочь кричал. Впоследствии этот градоначальник усмирил одиннадцать
больших бунтов, двадцать девять средних возмущений и более полусотни малых недоразумений. И все сие с помощью одного своего далеко слышного голоса.
Существенные результаты такого учения заключались в следующем: 1)
что работать не следует; 2) тем менее надлежит провидеть, заботиться и пещись [Пещи́сь — заботиться, опекать.] и 3) следует возлагать упование и созерцать — и ничего
больше.
Предстояло атаковать на пути гору Свистуху; скомандовали: в атаку! передние ряды отважно бросились вперед, но оловянные солдатики за ними не последовали. И так как на лицах их,"ради поспешения", черты были нанесены лишь в виде абриса [Абрис (нем.) — контур, очертание.] и притом в
большом беспорядке, то издали казалось,
что солдатики иронически улыбаются. А от иронии до крамолы — один шаг.
Хотя очевидно было,
что пламя взяло все,
что могло взять, но горожанам, наблюдавшим за пожаром по ту сторону речки, казалось,
что пожар все рос и зарево
больше и
больше рдело.
Но таково было ослепление этой несчастной женщины,
что она и слышать не хотела о мерах строгости и даже приезжего чиновника велела перевести из
большого блошиного завода в малый.
Между тем дела в Глупове запутывались все
больше и
больше. Явилась третья претендентша, ревельская уроженка Амалия Карловна Штокфиш, которая основывала свои претензии единственно на том,
что она два месяца жила у какого-то градоначальника в помпадуршах. Опять шарахнулись глуповцы к колокольне, сбросили с раската Семку и только
что хотели спустить туда же пятого Ивашку, как были остановлены именитым гражданином Силой Терентьевым Пузановым.
Больше ничего от него не могли добиться, потому
что, выговоривши свою нескладицу, юродивый тотчас же скрылся (точно сквозь землю пропал!), а задержать блаженного никто не посмел. Тем не меньше старики задумались.
Представители этой школы совершенно искренно проповедуют,
что чем больше уничтожать обывателей, тем благополучнее они будут и тем блестящее будет сама история.
— Филат Иринархович, — говорил, —
больше на бумаге сулил,
что обыватели при нем якобы благополучно в домах своих почивать будут, а я на практике это самое предоставлю… да-с!
Но словам этим не поверили и решили: сечь аманатов до тех пор, пока не укажут, где слобода. Но странное дело!
Чем больше секли, тем слабее становилась уверенность отыскать желанную слободу! Это было до того неожиданно,
что Бородавкин растерзал на себе мундир и, подняв правую руку к небесам, погрозил пальцем и сказал...
Убеждение,
что это не злодей, а простой идиот, который шагает все прямо и ничего не видит,
что делается по сторонам, с каждым днем приобретало все
больший и
больший авторитет.
Сначала Беневоленский сердился и даже называл речи Распоповой"дурьими", но так как Марфа Терентьевна не унималась, а все
больше и
больше приставала к градоначальнику: вынь да положь Бонапарта, то под конец он изнемог. Он понял,
что не исполнить требование"дурьей породы"невозможно, и мало-помалу пришел даже к тому,
что не находил в нем ничего предосудительного.
Бородавкин чувствовал, как сердце его, капля по капле, переполняется горечью. Он не ел, не пил, а только произносил сквернословия, как бы питая ими свою бодрость. Мысль о горчице казалась до того простою и ясною,
что непонимание ее нельзя было истолковать ничем иным, кроме злонамеренности. Сознание это было тем мучительнее,
чем больше должен был употреблять Бородавкин усилий, чтобы обуздывать порывы страстной натуры своей.
Громада разошлась спокойно, но бригадир крепко задумался. Видит и сам,
что Аленка всему злу заводчица, а расстаться с ней не может. Послал за батюшкой, думая в беседе с ним найти утешение, но тот еще
больше обеспокоил, рассказавши историю об Ахаве и Иезавели.
Хотя же в Российской Державе законами изобильно, но все таковые по разным делам разбрелись, и даже весьма уповательно,
что большая их часть в бывшие пожары сгорела.
Она решила,
что малую часть приданого она приготовит всю теперь,
большое же вышлет после, и очень сердилась на Левина за то,
что он никак не мог серьезно ответить ей, согласен ли он на это или нет.
Несмотря на то,
что снаружи еще доделывали карнизы и в нижнем этаже красили, в верхнем уже почти всё было отделано. Пройдя по широкой чугунной лестнице на площадку, они вошли в первую
большую комнату. Стены были оштукатурены под мрамор, огромные цельные окна были уже вставлены, только паркетный пол был еще не кончен, и столяры, строгавшие поднятый квадрат, оставили работу, чтобы, сняв тесемки, придерживавшие их волоса, поздороваться с господами.
Из-под собаки, из-под ног охотников беспрестанно вылетали бекасы, и Левин мог бы поправиться; но
чем больше он стрелял, тем
больше срамился пред Весловским, весело палившим в меру и не в меру, ничего не убивавшим и нисколько этим не смущавшимся.
Княгиня Бетси, не дождавшись конца последнего акта, уехала из театра. Только
что успела она войти в свою уборную, обсыпать свое длинное бледное лицо пудрой, стереть ее, оправиться и приказать чай в
большой гостиной, как уж одна за другою стали подъезжать кареты к ее огромному дому на
Большой Морской. Гости выходили на широкий подъезд, и тучный швейцар, читающий по утрам, для назидания прохожих, за стеклянною дверью газеты, беззвучно отворял эту огромную дверь, пропуская мимо себя приезжавших.