Неточные совпадения
Но
что больше всего веселило в саду и придавало ему оживленный вид, так это постоянное движение.
Коврин приехал к Песоцким вечером, в десятом часу. Таню и ее отца, Егора Семеныча, он застал в
большой тревоге. Ясное, звездное небо и термометр пророчили мороз к утру, а между тем садовник Иван Карлыч уехал в город, и положиться было не на кого. За ужином говорили только об утреннике, и было решено,
что Таня не ляжет спать и в первом часу пройдется по саду и посмотрит, все ли в порядке, а Егор Семеныч встанет в три часа и даже раньше.
— Вы сегодня удивлялись,
что у нас так много ваших фотографий. Ведь вы знаете, мой отец обожает вас. Иногда мне кажется,
что вас он любит
больше,
чем меня. Он гордится вами. Вы ученый, необыкновенный человек, вы сделали себе блестящую карьеру, и он уверен,
что вы вышли такой оттого,
что он воспитал вас. Я не мешаю ему так думать. Пусть.
Она говорила с
большим чувством. Ему почему-то вдруг пришло в голову,
что в течение лета он может привязаться к этому маленькому, слабому, многоречивому существу, увлечься и влюбиться, — в положении их обоих это так возможно и естественно! Эта мысль умилила и насмешила его; он нагнулся к милому, озабоченному лицу и запел тихо...
Когда пришли домой, Егор Семеныч уже встал. Коврину не хотелось спать, он разговорился со стариком и вернулся с ним в сад. Егор Семеныч был высокого роста, широк в плечах, с
большим животом и страдал одышкой, но всегда ходил так быстро,
что за ним трудно было поспеть. Вид он имел крайне озабоченный, все куда-то торопился и с таким выражением, как будто опоздай он хоть на одну минуту, то все погибло!
Весь секрет успеха не в том,
что сад велик и рабочих много, а в том,
что я люблю дело — понимаешь? — люблю, быть может,
больше,
чем самого себя.
— Может, это и эгоизм, но откровенно говорю: не хочу, чтобы Таня шла замуж. Боюсь! Тут к нам ездит один ферт со скрипкой и пиликает; знаю,
что Таня не пойдет за него, хорошо знаю, но видеть его не могу! Вообще, брат, я
большой таки чудак. Сознаюсь.
— Но если бы вы знали, как он меня мучит! — сказала она, и слезы, горючие, обильные слезы брызнули из ее
больших глаз. — Он замучил меня! — продолжала она, ломая руки. — Я ему ничего не говорила… ничего… Я только сказала,
что нет надобности держать… лишних работников, если… если можно, когда угодно, иметь поденщиков. Ведь… ведь работники уже целую неделю ничего не делают… Я… я только это сказала, а он раскричался и наговорил мне… много обидного, глубоко оскорбительного. За
что?
— У тебя очень старое, умное и в высшей степени выразительное лицо, точно ты в самом деле прожил
больше тысячи лет, — сказал Коврин. — Я не знал,
что мое воображение способно создавать такие феномены. Но
что ты смотришь на меня с таким восторгом? Я тебе нравлюсь?
— Да, конечно. Вас, людей, ожидает великая, блестящая будущность. И
чем больше на земле таких, как ты, тем скорее осуществится это будущее. Без вас, служителей высшему началу, живущих сознательно и свободно, человечество было бы ничтожно; развиваясь естественным порядком, оно долго бы еще ждало конца своей земной истории. Вы же на несколько тысяч лет раньше введете его в царство вечной правды — и в этом ваша высокая заслуга. Вы воплощаете собой благословение божие, которое почило на людях.
— Но почему? — изумился монах. — Разве радость сверхъестественное чувство? Разве она не должна быть нормальным состоянием человека?
Чем выше человек по умственному и нравственному развитию,
чем он свободнее, тем
большее удовольствие доставляет ему жизнь. Сократ, Диоген и Марк Аврелий испытывали радость, а не печаль. И апостол говорит: постоянно радуйтеся. Радуйся же и будь счастлив.
Эта болезнь не особенно пугала его, так как ему было известно,
что его покойная мать жила точно с такою же болезнью десять лет, даже
больше; и доктора уверяли,
что это не опасно, и советовали только не волноваться, вести правильную жизнь и поменьше говорить.
Искренне, в глубине души, свою женитьбу на Тане он считал теперь ошибкой, был доволен,
что окончательно разошелся с ней, и воспоминание об этой женщине, которая в конце концов обратилась в ходячие живые мощи и в которой, как кажется, все уже умерло, кроме
больших, пристально вглядывающихся умных глаз, воспоминание о ней возбуждало в нем одну только жалость и досаду на себя.
Внизу под балконом играли серенаду, а черный монах шептал ему,
что он гений и
что он умирает потому только,
что его слабое человеческое тело уже утеряло равновесие и не может
больше служить оболочкой для гения.
Неточные совпадения
Осип. Да
что завтра! Ей-богу, поедем, Иван Александрович! Оно хоть и
большая честь вам, да все, знаете, лучше уехать скорее: ведь вас, право, за кого-то другого приняли… И батюшка будет гневаться,
что так замешкались. Так бы, право, закатили славно! А лошадей бы важных здесь дали.
Хлестаков. Черт его знает,
что такое, только не жаркое. Это топор, зажаренный вместо говядины. (Ест.)Мошенники, канальи,
чем они кормят! И челюсти заболят, если съешь один такой кусок. (Ковыряет пальцем в зубах.)Подлецы! Совершенно как деревянная кора, ничем вытащить нельзя; и зубы почернеют после этих блюд. Мошенники! (Вытирает рот салфеткой.)
Больше ничего нет?
Оно
чем больше ломки, тем
больше означает деятельности градоправителя.
Осип. Любит он, по рассмотрению,
что как придется.
Больше всего любит, чтобы его приняли хорошо, угощение чтоб было хорошее.
Городничий. И не рад,
что напоил. Ну
что, если хоть одна половина из того,
что он говорил, правда? (Задумывается.)Да как же и не быть правде? Подгулявши, человек все несет наружу:
что на сердце, то и на языке. Конечно, прилгнул немного; да ведь не прилгнувши не говорится никакая речь. С министрами играет и во дворец ездит… Так вот, право,
чем больше думаешь… черт его знает, не знаешь,
что и делается в голове; просто как будто или стоишь на какой-нибудь колокольне, или тебя хотят повесить.