Неточные совпадения
Хлестаков. А мне нравится здешний городок. Конечно, не так многолюдно — ну
что ж? Ведь это не столица. Не
правда ли, ведь это не столица?
Городничий. И не рад,
что напоил. Ну
что, если хоть одна половина из того,
что он говорил,
правда? (Задумывается.)Да как же и не быть
правде? Подгулявши, человек все несет наружу:
что на сердце, то и на языке. Конечно, прилгнул немного; да ведь не прилгнувши не говорится никакая речь. С министрами играет и во дворец ездит… Так вот, право,
чем больше думаешь… черт его знает, не знаешь,
что и делается в голове; просто как будто или стоишь на какой-нибудь колокольне, или тебя хотят повесить.
Хлестаков. По моему мнению,
что нужно? Нужно только, чтобы тебя уважали, любили искренне, — не
правда ли?
Аммос Федорович. А я на этот счет покоен. В самом деле, кто зайдет в уездный суд? А если и заглянет в какую-нибудь бумагу, так он жизни не будет рад. Я вот уж пятнадцать лет сижу на судейском стуле, а как загляну в докладную записку — а! только рукой махну. Сам Соломон не разрешит,
что в ней
правда и
что неправда.
И
правда,
что не голосом —
Нутром — свою «Голодную»
Пропели вахлаки.
— У нас забота есть.
Такая ли заботушка,
Что из домов повыжила,
С работой раздружила нас,
Отбила от еды.
Ты дай нам слово крепкое
На нашу речь мужицкую
Без смеху и без хитрости,
По
правде и по разуму,
Как должно отвечать,
Тогда свою заботушку
Поведаем тебе…
И писаря просил,
Да
правды из мошенника
И топором не вырубишь,
Что тени из стены!
Оно и
правда: можно бы!
Морочить полоумного
Нехитрая статья.
Да быть шутом гороховым,
Признаться, не хотелося.
И так я на веку,
У притолоки стоючи,
Помялся перед барином
Досыта! «Коли мир
(Сказал я, миру кланяясь)
Дозволит покуражиться
Уволенному барину
В останные часы,
Молчу и я — покорствую,
А только
что от должности
Увольте вы меня...
— Ах!
что ты?
что ты, внученька?..
Терпи, многокручинная!
Терпи, многострадальная!
Нам
правды не найти...
Имел он все,
что надобно
Для счастья: и спокойствие,
И деньги, и почет,
Почет завидный, истинный,
Не купленный ни деньгами,
Ни страхом: строгой
правдою,
Умом и добротой!
Как велено, так сделано:
Ходила с гневом на сердце,
А лишнего не молвила
Словечка никому.
Зимой пришел Филиппушка,
Привез платочек шелковый
Да прокатил на саночках
В Екатеринин день,
И горя словно не было!
Запела, как певала я
В родительском дому.
Мы были однолеточки,
Не трогай нас — нам весело,
Всегда у нас лады.
То
правда,
что и мужа-то
Такого, как Филиппушка,
Со свечкой поискать…
Простаков. То
правда, братец: весь околоток говорит,
что ты мастерски оброк собираешь.
Стародум. Фенелона? Автора Телемака? Хорошо. Я не знаю твоей книжки, однако читай ее, читай. Кто написал Телемака, тот пером своим нравов развращать не станет. Я боюсь для вас нынешних мудрецов. Мне случилось читать из них все то,
что переведено по-русски. Они,
правда, искореняют сильно предрассудки, да воротят с корню добродетель. Сядем. (Оба сели.) Мое сердечное желание видеть тебя столько счастливу, сколько в свете быть возможно.
Г-жа Простакова.
Правда твоя, Адам Адамыч; да
что ты станешь делать? Ребенок, не выучась, поезжай-ка в тот же Петербург; скажут, дурак. Умниц-то ныне завелось много. Их-то я боюсь.
Г-жа Простакова. Да коль пошло на
правду,
чему ты выучил Митрофанушку?
Цыфиркин. Теперь,
правда, не за
что, а кабы ты, барин, что-нибудь у меня перенял, не грех бы тогда было и еще прибавить десять.
И надо сказать
правду,
что он действовал в этом смысле довольно искусно.
Искусственные примеси сверху донизу опутали Глупов, и ежели можно сказать,
что в общей экономии его существования эта искусственность была небесполезна, то с не меньшею
правдой можно утверждать и то,
что люди, живущие под гнетом ее, суть люди не весьма счастливые.
— А пришли мы к твоей княжеской светлости вот
что объявить: много мы промеж себя убивств чинили, много друг дружке разорений и наругательств делали, а все
правды у нас нет. Иди и володей нами!
— А
что, братцы! ведь она, Клемантинка, хоть и беспутная, а
правду молвила! — говорили одни.
Больной, озлобленный, всеми забытый, доживал Козырь свой век и на закате дней вдруг почувствовал прилив"дурных страстей"и"неблагонадежных элементов". Стал проповедовать,
что собственность есть мечтание,
что только нищие да постники взойдут в царство небесное, а богатые да бражники будут лизать раскаленные сковороды и кипеть в смоле. Причем, обращаясь к Фердыщенке (тогда было на этот счет просто: грабили, но
правду выслушивали благодушно), прибавлял...
—
Что ж! по мне пожалуй! Только как бы ей, правде-то твоей, не набежать на рожон!
Случилось ему,
правда, встретить нечто подобное в вольном городе Гамбурге, но это было так давно,
что прошлое казалось как бы задернутым пеленою.
— Это точно,
что с
правдой жить хорошо, — отвечал бригадир, — только вот я какое слово тебе молвлю: лучше бы тебе, древнему старику, с
правдой дома сидеть,
чем беду на себя накликать!
Помощник градоначальника, видя,
что недоимки накопляются, пьянство развивается,
правда в судах упраздняется, а резолюции не утверждаются, обратился к содействию штаб-офицера.
—
Правда ли, девка Амалька,
что ты обманным образом власть похитила и градоначальницей облыжно называть себя изволила и тем многих людишек в соблазн ввела? — спрашивала ее Лядоховская.
И второе искушение кончилось. Опять воротился Евсеич к колокольне и вновь отдал миру подробный отчет. «Бригадир же, видя Евсеича о
правде безнуждно беседующего, убоялся его против прежнего не гораздо», — прибавляет летописец. Или, говоря другими словами, Фердыщенко понял,
что ежели человек начинает издалека заводить речь о
правде, то это значит,
что он сам не вполне уверен, точно ли его за эту
правду не посекут.
— Нет! мне с
правдой дома сидеть не приходится! потому она, правда-матушка, непоседлива! Ты глядишь: как бы в избу да на полати влезти, ан она, правда-матушка, из избы вон гонит… вот
что!
—
Правда ли, — говорил он, —
что ты, Семен, светлейшего Римской империи князя Григория Григорьевича Орлова Гришкой величал и, ходючи по кабакам, перед всякого звания людьми за приятеля себе выдавал?
— Да, да, прощай! — проговорил Левин, задыхаясь от волнения и, повернувшись, взял свою палку и быстро пошел прочь к дому. При словах мужика о том,
что Фоканыч живет для души, по
правде, по-Божью, неясные, но значительные мысли толпою как будто вырвались откуда-то иззаперти и, все стремясь к одной цели, закружились в его голове, ослепляя его своим светом.
― Арсений доходит до крайности, я всегда говорю, ― сказала жена. ― Если искать совершенства, то никогда не будешь доволен. И
правду говорит папа,
что когда нас воспитывали, была одна крайность ― нас держали в антресолях, а родители жили в бельэтаже; теперь напротив ― родителей в чулан, а детей в бельэтаж. Родители уж теперь не должны жить, а всё для детей.
— Да это газеты все одно говорят, — сказал князь. — Это
правда. Да уж так-то всё одно,
что точно лягушки перед грозой. Из-за них и не слыхать ничего.
«Неужели это
правда?» подумал Левин и оглянулся на невесту. Ему несколько сверху виднелся ее профиль, и по чуть заметному движению ее губ и ресниц он знал,
что она почувствовала его взгляд. Она не оглянулась, но высокий сборчатый воротничок зашевелился, поднимаясь к ее розовому маленькому уху. Он видел,
что вздох остановился в ее груди, и задрожала маленькая рука в высокой перчатке, державшая свечу.
— Нет, позволь, — продолжал Левин. — Ты говоришь,
что несправедливо,
что я получу пять тысяч, а мужик пятьдесят рублей: это
правда. Это несправедливо, и я чувствую это, но…
— Потому
что Алексей, я говорю про Алексея Александровича (какая странная, ужасная судьба,
что оба Алексеи, не
правда ли?), Алексей не отказал бы мне. Я бы забыла, он бы простил… Да
что ж он не едет? Он добр, он сам не знает, как он добр. Ах! Боже мой, какая тоска! Дайте мне поскорей воды! Ах, это ей, девочке моей, будет вредно! Ну, хорошо, ну дайте ей кормилицу. Ну, я согласна, это даже лучше. Он приедет, ему больно будет видеть ее. Отдайте ее.
Кити отвечала,
что ничего не было между ними и
что она решительно не понимает, почему Анна Павловна как будто недовольна ею. Кити ответила совершенную
правду. Она не знала причины перемены к себе Анны Павловны, но догадывалась. Она догадывалась в такой вещи, которую она не могла сказать матери, которой она не говорила и себе. Это была одна из тех вещей, которые знаешь, но которые нельзя сказать даже самой себе; так страшно и постыдно ошибиться.
—
Правда,
что у вас соединено какое-то воспоминание с этою песней? — сказала Кити. — Вы не говорите, — поспешно прибавила она, — только скажите —
правда?
— Ну,
что Кити? — сказала она, тяжело вздохнув и виновато глядя на Долли. —
Правду скажи мне, Долли, не сердится она на меня?
— Если
правда,
что в минуту страданий и близости смерти она искренно раскаивается, и я, приняв это за обман, откажусь приехать?
— Ты не то хотела спросить? Ты хотела спросить про ее имя?
Правда? Это мучает Алексея. У ней нет имени. То есть она Каренина, — сказала Анна, сощурив глаза так,
что только видны были сошедшиеся ресницы. — Впрочем, — вдруг просветлев лицом, — об этом мы всё переговорим после. Пойдем, я тебе покажу ее. Elle est très gentille. [Она очень мила.] Она ползает уже.
— А
правда,
что Каренина здесь?
— Не
правда ли, Карл Федорыч,
что как ножницы? — обратилась она к управляющему.
— Да ты думаешь, она ничего не понимает? — сказал Николай. — Она всё это понимает лучше всех нас.
Правда,
что есть в ней что-то хорошее, милое?
— Ах, как я рада вас видеть! — сказала она, подходя к ней. — Я вчера на скачках только
что хотела дойти до вас, а вы уехали. Мне так хотелось видеть вас именно вчера. Не
правда ли, это было ужасно? — сказала она, глядя на Анну своим взглядом, открывавшим, казалось, всю душу.
Правда,
что на скотном дворе дело шло до сих пор не лучше,
чем прежде, и Иван сильно противодействовал теплому помещению коров и сливочному маслу, утверждая,
что корове на холоду потребуется меньше корму и
что сметанное масло спорее, и требовал жалованья, как и в старину, и нисколько не интересовался тем,
что деньги, получаемые им, были не жалованье, а выдача вперед доли барыша.
Он не мог признать,
что он тогда знал
правду, а теперь ошибается, потому
что, как только он начинал думать спокойно об этом, всё распадалось вдребезги; не мог и признать того,
что он тогда ошибался, потому
что дорожил тогдашним душевным настроением, а признавая его данью слабости, он бы осквернял те минуты. Он был в мучительном разладе с самим собою и напрягал все душевные силы, чтобы выйти из него.
— Неужели это
правда? — сказал он наконец глухим голосом. — Я не могу верить,
что ты любишь меня!
Но положим,
что это
правда.
Правда,
что тон ее был такой же, как и тон Сафо; так же, как и за Сафо, за ней ходили, как пришитые, и пожирали ее глазами два поклонника, один молодой, другой старик; но в ней было что-то такое,
что было выше того,
что ее окружало, — в ней был блеск настоящей воды бриллианта среди стекол.
— Как я рада,
что вы приехали, — сказала Бетси. — Я устала и только
что хотела выпить чашку чаю, пока они приедут. А вы бы пошли, — обратилась она к Тушкевичу, — с Машей попробовали бы крокет-гроунд там, где подстригли. Мы с вами успеем по душе поговорить за чаем, we’ll have а cosy chat, [приятно поболтаем,] не
правда ли? — обратилась она к Анне с улыбкой, пожимая ее руку, державшую зонтик.