Неточные совпадения
Разговаривает все на тонкой деликатности,
что разве только дворянству уступит; пойдешь на Щукин — купцы тебе кричат: «Почтенный!»; на перевозе в лодке с чиновником сядешь; компании захотел — ступай в лавочку: там тебе кавалер расскажет про лагери и объявит,
что всякая звезда значит на небе, так вот как на ладони все видишь.
Осип. Да на
что мне она? Не знаю я
разве,
что такое кровать? У меня есть ноги; я и постою. Зачем мне ваша кровать?
Осип. За
что жалуете, ваше высокоблагородие? (Прячет деньги.)
Разве уж выпью за ваше здоровье.
Бобчинский. А я так думаю,
что генерал-то ему и в подметки не станет! а когда генерал, то уж
разве сам генералиссимус. Слышали: государственный-то совет как прижал? Пойдем расскажем поскорее Аммосу Федоровичу и Коробкину. Прощайте, Анна Андреевна!
Осип. Да зачем же бы мне валяться? Не видал я
разве кровати,
что ли?
Что я ему,
разве купец или ремесленник?
Г-жа Простакова. Не умирал! А
разве ему и умереть нельзя? Нет, сударыня, это твои вымыслы, чтоб дядюшкою своим нас застращать, чтоб мы дали тебе волю. Дядюшка-де человек умный; он, увидя меня в чужих руках, найдет способ меня выручить. Вот
чему ты рада, сударыня; однако, пожалуй, не очень веселись: дядюшка твой, конечно, не воскресал.
Г-жа Простакова. Ах, батюшка, это
что за вопрос?
Разве я не властна и в своих людях?
Разве ты не знаешь,
что уж несколько лет от меня его и в памятцах за упокой поминали?
Стародум. Как! А
разве тот счастлив, кто счастлив один? Знай,
что, как бы он знатен ни был, душа его прямого удовольствия не вкушает. Вообрази себе человека, который бы всю свою знатность устремил на то только, чтоб ему одному было хорошо, который бы и достиг уже до того, чтоб самому ему ничего желать не оставалось. Ведь тогда вся душа его занялась бы одним чувством, одною боязнию: рано или поздно сверзиться. Скажи ж, мой друг, счастлив ли тот, кому нечего желать, а лишь есть
чего бояться?
— Я уж на
что глуп, — сказал он, — а вы еще глупее меня!
Разве щука сидит на яйцах? или можно
разве вольную реку толокном месить? Нет, не головотяпами следует вам называться, а глуповцами! Не хочу я володеть вами, а ищите вы себе такого князя, какого нет в свете глупее, — и тот будет володеть вами!
— Он при мне звал ее на мазурку, — сказала Нордстон, зная,
что Кити поймет, кто он и она. — Она сказала:
разве вы не танцуете с княжной Щербацкой?
Это важно», говорил себе Сергей Иванович, чувствуя вместе с тем,
что это соображение для него лично не могло иметь никакой важности, а
разве только портило в глазах других людей его поэтическую роль.
—
Разве можно другому рассказывать то,
что чувствуешь?
Разве я не знаю вперед,
что мои друзья никогда не допустят меня до дуэли — не допустят того, чтобы жизнь государственного человека, нужного России, подверглась опасности?
— Но он видит это и знает. И
разве ты думаешь,
что он не менее тебя тяготится этим? Ты мучишься, он мучится, и
что же может выйти из этого? Тогда как развод развязывает всё, — не без усилия высказал Степан Аркадьич главную мысль и значительно посмотрел на нее.
— Так
что ж!
разве это не важно? — сказал Сергей Иванович, задетый за живое и тем,
что брат его находил неважным то,
что его занимало, и в особенности тем,
что он, очевидно, почти не слушал его.
— Я помню про детей и поэтому всё в мире сделала бы, чтобы спасти их; но я сама не знаю,
чем я спасу их: тем ли,
что увезу от отца, или тем,
что оставлю с развратным отцом, — да, с развратным отцом… Ну, скажите, после того…
что было,
разве возможно нам жить вместе?
Разве это возможно? Скажите же,
разве это возможно? — повторяла она, возвышая голос. — После того как мой муж, отец моих детей, входит в любовную связь с гувернанткой своих детей…
Разве я не знаю,
что он не стал бы обманывать меня,
что он не имеет видов на Сорокину,
что он не влюблен в Кити,
что он не изменит мне?
— Долли,
что я могу сказать?… Одно: прости, прости… Вспомни,
разве девять лет жизни не могут искупить минуты, минуты…
Разве я могу не показать,
что я знаю то,
что она сказала мне?
Никогда еще не проходило дня в ссоре. Нынче это было в первый раз. И это была не ссора. Это было очевидное признание в совершенном охлаждении.
Разве можно было взглянуть на нее так, как он взглянул, когда входил в комнату за аттестатом? Посмотреть на нее, видеть,
что сердце ее разрывается от отчаяния, и пройти молча с этим равнодушно-спокойным лицом? Он не то
что охладел к ней, но он ненавидел ее, потому
что любил другую женщину, — это было ясно.
— Да, да, — отвернувшись и глядя в открытое окно, сказала Анна. — Но я не была виновата. И кто виноват?
Что такое виноват?
Разве могло быть иначе? Ну, как ты думаешь? Могло ли быть, чтобы ты не была жена Стивы?
—
Разве я не знаю,
что я дурно поступил? Но кто причиной,
что я поступил так?
— Ну, какое ваше дело! Мало вы
разве и так мужиков наградили! И то говорят: ваш барин от царя за то милость получит. И чудно:
что вам о мужиках заботиться?
— Я спрашивала доктора: он сказал,
что он не может жить больше трех дней. Но
разве они могут знать? Я всё-таки очень рада,
что уговорила его, — сказала она, косясь на мужа из-за волос. — Всё может быть, — прибавила она с тем особенным, несколько хитрым выражением, которое на ее лице всегда бывало, когда она говорила о религии.
— Да о
чем мы? — сказал он, ужаснувшись пред выражением ее отчаянья и опять перегнувшись к ней и взяв ее руку и целуя ее. — За
что?
Разве я ищу развлечения вне дома?
Разве я не избегаю общества женщин?
— Разумеется, ты хотел остаться и остался. Ты делаешь все,
что ты хочешь. Но зачем ты говоришь мне это? Для
чего? — говорила она, всё более разгорячаясь. —
Разве кто-нибудь оспаривает твои права? Но ты хочешь быть правым, и будь прав.
― Анна! Ты оскорбляешь меня.
Разве ты не веришь мне?
Разве я не сказал тебе,
что у меня нет мысли, которую бы я не открыл тебе?
«И
разве не то же делают все теории философские, путем мысли странным, несвойственным человеку, приводя его к знанию того,
что он давно знает и так верно знает,
что без того и жить бы не мог?
Разве не видно ясно в развитии теории каждого философа,
что он вперед знает так же несомненно, как и мужик Федор, и ничуть не яснее его главный смысл жизни и только сомнительным умственным путем хочет вернуться к тому,
что всем известно?»
На мгновение лицо ее опустилось, и потухла насмешливая искра во взгляде; но слово «люблю» опять возмутило ее. Она подумала: «любит?
Разве он может любить? Если б он не слыхал,
что бывает любовь, он никогда и не употреблял бы этого слова. Он и не знает,
что такое любовь».
Лежа на спине, он смотрел теперь на высокое, безоблачное небо. «
Разве я не знаю,
что это — бесконечное пространство, и
что оно не круглый свод? Но как бы я ни щурился и ни напрягал свое зрение, я не могу видеть его не круглым и не ограниченным, и, несмотря на свое знание о бесконечном пространстве, я несомненно прав, когда я вижу твердый голубой свод, я более прав,
чем когда я напрягаюсь видеть дальше его».
— Нет,
разве я говорил,
что я не чувствую? Я только говорил,
что я разочаровался.
— Я только хочу сказать,
что могут встретиться дела необходимые. Вот теперь мне надо будет ехать в Москву, по делу дома… Ах, Анна, почему ты так раздражительна?
Разве ты не знаешь,
что я не могу без тебя жить?
Она чувствовала,
что слезы выступают ей на глаза. «
Разве я могу не любить его? — говорила она себе, вникая в его испуганный и вместе обрадованный взгляд. — И неужели он будет заодно с отцом, чтобы казнить меня? Неужели не пожалеет меня?» Слезы уже текли по ее лицу, и, чтобы скрыть их, она порывисто встала и почти выбежала на террасу.
—
Разве невозможен развод? Мне говорили,
что муж твой согласен.
— Если вы спрашиваете моего совета, — сказала она, помолившись и открывая лицо, — то я не советую вам делать этого.
Разве я не вижу, как вы страдаете, как это раскрыло ваши раны? Но, положим, вы, как всегда, забываете о себе. Но к
чему же это может повести? К новым страданиям с вашей стороны, к мучениям для ребенка? Если в ней осталось что-нибудь человеческое, она сама не должна желать этого. Нет, я не колеблясь не советую, и, если вы разрешаете мне, я напишу к ней.
— Знаешь, на меня нашло почти вдохновение, — говорила она. — Зачем ждать здесь развода?
Разве не все равно в деревне? Я не могу больше ждать. Я не хочу надеяться, не хочу ничего слышать про развод. Я решила,
что это не будет больше иметь влияния на мою жизнь. И ты согласен?
Так
что и вывести детей я не могу сама, а
разве с помощью других, с унижением.
—
Разве он здесь? — сказал Левин и хотел спросить про Кити. Он слышал,
что она была в начале зимы в Петербурге у своей сестры, жены дипломата, и не знал, вернулась ли она или нет, но раздумал расспрашивать. «Будет, не будет — всё равно».
—
Разве вы не знаете,
что вы для меня вся жизнь; но спокойствия я не знаю и не могу вам дать. Всего себя, любовь… да. Я не могу думать о вас и о себе отдельно. Вы и я для меня одно. И я не вижу впереди возможности спокойствия ни для себя, ни для вас. Я вижу возможность отчаяния, несчастия… или я вижу возможность счастья, какого счастья!..
Разве оно не возможно? — прибавил он одними губами; но она слышала.
— Я вижу,
что случилось что-то.
Разве я могу быть минуту спокоен, зная,
что у вас есть горе, которого я не разделяю? Скажите ради Бога! — умоляюще повторил он.
«Неужели будет приданое и всё это?—подумал Левин с ужасом. — А впрочем,
разве может приданое, и благословенье, и всё это —
разве это может испортить мое счастье? Ничто не может испортить!» Он взглянул на Кити и заметил,
что ее нисколько, нисколько не оскорбила мысль о приданом. «Стало быть, это нужно», подумал он.
—
Что ты говоришь?
Разве может быть сомнение в пользе образования? Если оно хорошо для тебя, то и для всякого.
«
Разве я не знаю,
что звезды не ходят? — спросил он себя, глядя на изменившую уже свое положение к высшей ветке березы яркую планету. — Но я, глядя на движение звезд, не могу представить себе вращения земли, и я прав, говоря,
что звезды ходят».
— Да
разве это дурно,
что она влюблена в Каренина?
— Да
чем же? — с тою же улыбкой продолжала Кити. —
Разве ты тоже не делаешь для других? И твои хутора, и твое хозяйство, и твоя книга?…
— Было, — сказала она дрожащим голосом. — Но, Костя, ты не видишь
разве,
что не я виновата? Я с утра хотела такой тон взять, но эти люди… Зачем он приехал? Как мы счастливы были! — говорила она, задыхаясь от рыданий, которые поднимали всё ее пополневшее тело.
— Хоть в газетах печатайте. Какое мне дело?..
Что, я
разве друг его какой?.. или родственник? Правда, мы жили долго под одной кровлей… А мало ли с кем я не жил?..