Неточные совпадения
Охоч до отхожих работ нагорный крестьянин, он не степняк-домосед,
что век свой на месте сидит, словно мед киснет, и, опричь соседнего базара да
разве еще своего уездного города, нигде не бывает.
По домам обучать Красноглазиха не ходила,
разве только к самым богатым; мальчики, иногда и девочки сходились к ней в лачужку,
что поставил ей какой-то дальний сродник на огороде еще тогда, как она только
что надела черное и пожелала навек остаться христовой невестой.
— А вы уж не больно строго, — сказал на то Марко Данилыч. —
Что станешь делать при таком оскудении священства? Не то
что попа, читалок-то нашего согласу по здешней стороне ни единой нет. Поневоле за Терентьиху примешься… На Кéрженец
разве не спосылать ли?.. В скиты?..
—
Разве вам не известно,
что живу я у вас не ради хозяйства, а для Дунюшки?..
— Какое с дороги? — сказал Смолокуров. — Ехали недолго, шести часов не ехали, не трясло, не било, ни дождем не мочило… Ты же все лежала на диванчике — с
чего бы, кажись, головке разболеться?.. Не продуло ли
разве тебя, когда наверх ты выходила?
— А за
что мне в перву-то голову отвечать? — тоскливо заговорил Сидор Аверьянов, хорошо знакомый и с Казанью, и с Самарой. —
Что я первый заговорил с проклятым жидом… Так
что же?.. А галдеть да буянить,
разве я один буянил?.. Тут надо по-божески. По-справедливому, значит… Все галдели, все буянили — так-то.
— Рукавов я не засучивал, Василий Фадеич, а
что кричать, точно кричал… Так
разве я один? — говорил Сидор.
— Сговоришь с ним!.. Как же!.. — молвил Василий Фадеев. — Не в примету
разве вам было, как он, ничего не видя, никакого дела не разобравши, за сушь-то меня обругал? И мошенник-от я у него, и разбойник-от! Жиденька!.. Веслом,
что ли, небо-то расшевырять, коли солнцо́в нет… Собака так собака и есть!.. Подойди-ка я теперь к нему да заведи речь про ваши дела, так он и не знай
что со мной поделает… Ей-Богу!
— Цыпленок! — с самодовольствием молвил Федор Меркулыч. —
Что ж из того?.. Всяк человек до цыплятинки-то охотник!.. Ты не охотник
разве, отче святый?.. А?..
—
Что это вы вздумали? Это на
что? Эх, грозы-то на вас нет! Как вам это не стыдно, Петр Степаныч, в такой изъян входить? Не могли
разве мы покататься в простой косной? Гляди-кась
чего тут понаделали!.. Ах, господа, господа! Бить-то вас некому!
— Говорил,
что надо подождать, — почесывая затылок, будто с обиженным видом молвил старшой из ловецкой артели. —
Что это за тоня!
Разве такие бывают! Только званье одно…
Хоть не то,
что убыток, а
разве не все едино,
что почти держать в руках такие деньги, а в карман их не положить.
И слезы закапали на колечко. «Да
разве может это статься? — думает Дуня. — Господи, Господи!
Что ж это со мной?»
— Стой! — перебил Меркулов. —
Разве не знали там,
что я приехал?
— Врать,
что ли, я стану тебе?.. Вчера начались продажи малыми партиями. Седов продал тысячи полторы, Сусалин тысячу. Брали по два по шести гривен, сроки двенадцать месяцев, уплата на предбудущей Макарьевской… За наличные — гривна скидки. Только мало наличных-то предвидится…
Разве Орошин вздумает скупать. Только ежели с ним захочешь дело вести, так гляди в оба, а ухо держи востро.
— Больше-то ничего, — несколько даже удивившись такому вопросу, отвечала мать Ираида. —
Что ж еще-то?.. И того вдоволь… Слава теперь пошла на ихнюю обитель, праздная молва…
Разве легко это матушке?
— Ты зачем?.. Тебя кто звал?.. Смущать?.. Покоя не давать?.. Забыл
разве,
что навек мы с тобой распрощались?..
— Матушка, да
разве нет пользы древлему благочестию от того,
что почтенные наши люди с сильными мира знаются?.. — возразил Петр Степаныч. — Сами же вы не раз мне говаривали,
что христианство ими от многих бед охраняется…
—
Чего мне жалеть-то себя?.. — с каким-то злорадством, глазами сверкнув, вскликнула Фленушка. — Ради кого?.. Ни для кого… И меня-то жалеть некому, опричь
разве матушки… Кому я нужна?.. Ради кого мне беречь себя?.. Лишняя, ненужная на свет я уродилась!..
Что я,
что сорная трава в огороде — все едино!.. Полют ее, Петенька… Понимаешь ли? Полют… С корнем вон… Так и меня… Вот
что!.. Чуешь ли ты все это, милый мой?.. Понимаешь ли, какова участь моя горькая?.. Никому я не нужна, никому и не жаль меня…
Просидеть
разве в светелке три дня и три ночи, никому на глаза не показываясь, а иконнику наказать строго-настрого — говорил бы всем,
что я наспех срядился и уехал куда-то?..
От нечего делать и пошли бы они, может быть, прогуляться, да ходу им на улицу нет, опричь того,
что разве по самому нужному делу.
—
Что лову? — с любопытством спросил Марко Данилыч. Смолокуров тоже любил собирать старину и знал в ней толк, но собирал не много,
разве уж очень редкие вещи.
— Не знаешь
разве,
что городской голова и земский исправник оба мне с руки?
Думал, копеек на сорок с каждого рубля, а Меркулов с Веденеевым ежели, как ходят слухи, повысят цены, так много,
что разве гривну на рубль помимо того, во
что самим обойдется.
— Вот до
чего мы с вами договорились, — с улыбкой сказала Марья Ивановна. — В богословие пустились… Оставимте эти разговоры, Марко Данилыч. Писание — пучина безмерная, никому вполне его не понять,
разве кроме людей, особенной благодатью озаренных, тех людей,
что имеют в устах «слово живота»… А такие люди есть, — прибавила она, немного помолчав, и быстро взглянула на Дуню. — Не в том дело, Марко Данилыч, — не невольте Дунюшки и все предоставьте воле Божией. Господь лучше вас устроит.
— Как же это сделать? — в раздумье сказала Марья Ивановна. —
Разве вот
что… Отпустит ли тебя Марко Данилыч погостить ко мне ну хоть на месяц, хоть на три недели?.. Я бы тебе показала.
— Где ж мне видеть их? — грустно промолвила Дуня. — Не такая жизнь выпала на долю мне. Не знаешь
разве,
что я выросла в скиту, а потом жила у тятеньки в четырех стенах. До знакомства с Марьей Ивановной о духовности и понятия у меня не было. Только она открыла мне глаза.
Целой волостью кучились мужики игумну принять убогенького в монастырь, он-де ни на
что не годен,
разве только
что Богу молиться.
— Ишь
что сказал! — воскликнул отец Израиль. — А
разве неизвестно тебе,
что к отцу Софронию богомольцы частенько за благословеньем приходят. В две-то недели сколько, ты полагаешь, обитель от того получит?.. Мне от отца казначея проходу не будет тогда. Так али нет, отец Анатолий?
А ежели тебе, дражайшая моя дочка Авдотья Марковна, житие в Луповицах хорошее и безобидное, то живи у Марьи Ивановны дольше того срока, какой я тебе на прощанье дал, для того,
что я из Саратова сплыву в Астрахань, а управившись там, проеду, может статься, в Оренбург по некоему обстоятельству, а домой ворочусь
разве к самому Макарью.
—
Разве только и свету в окошке,
что вы? — насмешливо пропищал, подбоченясь, Седов. — Не фунтиками, а тысячами пудов станем продавать и все распродадим беспременно.
— А
разве он на свою долю не потащит чего-нибудь? — сказал Патап Максимыч. — Все приказчики работаны на одну колодку —
что мои,
что твои,
что Марка Данилыча. Не упустят случая, не беспокойся.
— Сам не хуже меня знаешь, Марко Данилыч, каковы ноне люди. Конечно, Авдотья Марковна не скажет ни слова, а не сыщется
разве людей,
что зачнут сорочи́ть, будто мы вот хоть бы с Дарьей Сергевной миллионы у тебя выкрали?.. Нет, без сторонних вскрывать нельзя. Подождем Авдотью Марковну. Груня сегодня же поедет за ней.
— Перестаньте, — сказал тот, поднимая Дарью Сергевну. —
Что это вы? Я по-человеческому — со всяким то же может случиться. Со мной бы случилось,
разве Марко Данилыч не приехал бы ко мне?.. Сказано: «Друг друга тяготы носи́те и тем исполните закон Христов».
Только и есть,
что наша семья, Катенька с отцом, да еще
разве Строинский, Дмитрий Осипыч.
Не помнишь
разве,
что ты обещала Богу забыть отца, род и племя, весь мир с суетой его, — строго, дрожащим от волнения голосом заговорила Марья Ивановна.
— Не видишь
разве, тятенька,
что Дуня ничего не может теперь придумать… Лучше эти разговоры отложить до другого времени.
—
Что головой-то мотаешь, — досадливо сказал Патап Максимыч. —
Разве не знаешь,
что теперь он совсем не тот, каким прежде был?… Отвечаю за него, как за самого себя, — вот тебе и весь мой сказ. Не беспокойтесь, Авдотья Марковна, останетесь довольны. Он у вас был бы при доме, и на Унжу его можно бы было послать приискивать лесных покупателей.
— А зачем же меня женили силой? Хотел
разве я жениться на этой колоде, сватался,
что ли? Обманом да силой из Комарова меня выкрали, венчали супротив моей воли… А потом говорил он,
что все это вот было его рук дело. А теперь отлынивать стал, намедни здесь, на этом самом месте говорил,
что он делу тому непричастен, — с озлобленьем сказал Василий Борисыч и, поворотясь, застонал и заохал.
—
Разве вот
что: поедешь куда, возьми его, чтоб он во всем из твоих рук смотрел.