Дочь Великого Петра

Уверенность в Якове не обманула графа Свянторжецкого. Не прошло и недели, как он знал то, что его главным образом интересовало в жизни княжны Людмилы Васильевны Полторацкой.

— Болтает Агашка, — доложил ему, между прочим, его камердинер, — что ходит к княжне какой-то странник.

— Странник! — даже привскочил с дивана, на котором лежал во время доклада Якова, граф.

— Точно так-с, ваше сиятельство… Странник, говорит… Пришел он, перво-наперво, как быть должно, вскоре после переезда их сиятельства в дом и велел доложить о себе…

— Как же он назвал себя? — спросил граф, уже сидя на диване и положительно съедая глазами Якова.

— Имени своего не назвал, а понес какую-то околесину.

— Какую же околесину?

— Доложите-де княжне, что я не кровопивец.

— Не кровопивец?

— Точно так-с.

— Это он, — вслух подумал граф.

— Кто-с?

— Нет, ничего… Так ты говоришь, что пришел и велел доложить о себе, что он не кровопивец.

— Так Агашка болтает, она ложь и я тож.

— А часто бывает он у княжны?

— Почитай несколько раз в неделю. Только как он попадает в комнату княжны — неизвестно.

— Как попадает, почему неизвестно?

— Потому во двор не ходит.

— Почему же знают, что он бывает?

— Агашка подглядела.

— Что же она об этом думает?

— Смекает, что у него ключ есть от калитки в саду.

— Ага… — протянул граф Иосиф Янович. — Ну, спасибо, ты службу свою мне сослужил, завтра же пошлю твоему помещику деньги и тебе обещанные выдам.

Яков весь так и просиял.

— Да неужто, ваше сиятельство?

— Верно, верно.

— И больше вам разузнавать ничего не надо?

— Ничего, братец, все разузнано в лучшем виде.

— Господи Иисусе Христе!

— Чего это ты?

— Да, признаться, ваше сиятельство, девка-то эта мне малость надоела…

— Можешь прекратить свой роман.

— С полным удовольствием… — усмехнулся Яков.

— Только теперь у меня будет для тебя еще дело…

— Хоть в преисподнюю пошлите — пойду…

— Нет, зачем так далеко… Мы ближе с тобой сходим, тебе надо еще человека три-четыре парней подыскать…

— Это можно найти… А что им делать?

— Они отправятся к калитке сада княжны и будут сторожить по очереди, когда войдет странник. Как только калитка захлопнется за ним, один из караульных побежит известить остальных… Мы же эти две недельки посидим по возможности дома, особенно по ночам… Тогда мы все отправимся к калитке и захватим его и приведем сюда… Мне надо с ним переговорить…

— Вам, ваше сиятельство?

— Да, мне.

— А как не изловим, ваше сиятельство?

— Это впятером или вшестером?

— Тут дело не в числе.

— А в чем же?

— Агашка болтает, что он оборотень…

— Такой же человек, как и мы с тобой… Я даже знаю, как его зовут…

— Вы, ваше сиятельство?

— Да, я… Так ты подыщи молодцов-то.

— Подыщем, будьте без сумления…

— Рослых да сильных.

— Один к одному будут.

— Постарайся… Награжу как следует и их и тебя.

— Много от вас, ваше сиятельство, и так облагодетельствованы.

— Еще прибавлю…

— Благодарствуйте…

— Так с завтрашнего дня надо начинать… День одни, ночь другие.

— Слушаю-с.

Яков вышел, не чувствуя под собою ног от радости. Граф Иосиф Янович также был очень доволен. Он не ожидал, что так быстро откроет все, что ему надо. Этот странник, несомненно, Никита, убийца княгини и княжны Полторацких, муж матери Татьяны Берестовой. В этом ни на минуту не сомневался граф Иосиф Янович Свянторжецкий. Не ныне завтра он будет в его руках. Не ныне завтра он даст ему неопровержимые доказательства самозванства княжны Полторацкой и соучастия дворовой девушки Татьяны Берестовой в убийстве ее помещиц.

Яков действительно принялся за дело умело и энергично. Он собрал шесть молодцев, которые терпеливо и зорко, по двое, стали дежурить у калитки сада княжны Людмилы Васильевны Полторацкой. Дня через четыре графу Свянторжецкому донесли, что странник прошел в калитку, и Иосиф Янович, переодевшись в нагольный тулуп, в сопровождении Якова и других его товарищей отправился и сел в засаду около калитки сада княжны Полторацкой. Ночь была темная, крутила вьюга.

Оставшийся сторожить у калитки уверял, что странник не выходил из нее, хотя со времени его входа в дом прошло уже несколько часов времени. Сидевшие в засаде терпеливо ждали. Вот скрипнула калитка, и среди ночной тишины послышался звук тяжелых шагов. За царившей непроницаемой тьмой фигуры почти не было видно. Все восемь человек сразу набросились на Никиту. Он был связан приготовленными веревками по рукам и ногам, прежде нежели успел опомниться от неожиданности нападения. Он вздумал было отбиваться, но граф Свянторжецкий наклонился к нему и прошептал:

— Повинуйся, Никита Берестов, убийца княжны и княгини Полторацких.

Странник перестал отбиваться. Его, как мертвого, взвалили в сани и повезли на квартиру графа Иосифа Яновича Свянторжецкого. Там, по приказанию графа, Никиту внесли в кабинет.

— Развяжите! — приказал Иосиф Янович.

Странника развязали, но он продолжал лежать недвижимо на полу.

— Оставьте нас! — сказал граф Якову и его товарищам.

Те вышли.

— Встань!.. — грозно сказал граф.

Никита медленно приподнялся с пола и глядел на графа глазами затравленного волка.

— Ты теперь знаешь, что ты у меня в руках, я тебя не боюсь, а в соседней комнате к моим услугам люди, которые тотчас препроводят тебя в полицию как убийцу княгини Полторацкой и ее горничной, которого разыскивают. Понял?

— Понял, как не понять… — мрачно сказал Никита.

— В твоих интересах, значит, быть отсюда отпущенным на волю и снова делить свою добычу со своей сообщницей — Татьяной Берестовой.

— Что же надо для этого делать?

— Рассказать мне все подробно.

— А что рассказать-то?

— Как вы задумали убийство и как исполнили. Мне надо знать все.

— Что все-то? Многого и говорить-то не приходится. Убили, да и к стороне.

— Татьяна знала?

— Вестимо, знала. Она мне и дверь отперла. И платье свое дала, чтобы разорвать и бросить у тела княжны.

— А сама она переоделась в ее платье?

— Только рубашку да юбку надела и в сад убегла.

— Она заплатила тебе?

— Я шкатулку княжнину захватил, сот восемь в ней было.

— И убежал?

— Вестимо, не дожидаться же, чтобы колодки надели.

— А теперь она тебе платит?

— Сколько моей душеньке угодно.

— Она тебе дала ключ от калитки сада?

— Полдюжины ключей я для нее сделал.

— Сам?

— Не сам, я этому мастерству не обучен. Паренек у меня тут есть. На ключи мастак.

— Так слушай. Я тебя полиции не выдам. Мне ей служить не приходится, пусть сама ищет. Деньги недаром с казны берет.

— Вестимо, так, это правильно, по-барски.

— Ты не рассуждай, а слушай.

— Слушаю-с.

— Ты знай, что я тебя всегда найду, а потому тебе мне служить выгоднее, нежели идти против меня. Так вот тебе мой наказ. Ты своей княжне-то так скажи, что я все знаю и вас обоих погубить могу, чтобы она, значит, мной не пренебрегала.

По лицу Никиты вдруг расплылась довольная улыбка.

— Не извольте, барин, сумлеваться. Зачем ей таким красавцем пренебрегать, всякую ласку окажет, когда потребуете.

— Сметлив ты больно.

— На том стоим.

— Коли так, ступай на все четыре стороны и помни.

— Век не забуду, барин батюшка.

Граф отворил дверь. Никита было опрометью бросился в нее.

— Тише. И шагом выйдешь, не торопись.

Тот пошел шагом. В следующей комнате их встретил Яков, с недоумением оглядевший графа и странника.

— Выпусти его за ворота, — сказал граф Иосиф Янович.

— На волю, значит?

— На волю.

— Слушаю-с.

Яков проводил пленника и вернулся в кабинет к барину.

— Что, проводил?

— Стрекача задал такого, что только пятки засверкали.

— Ну, Яков, я тобой доволен. Возьми это тебе и твоим товарищам.

Граф Свянторжецкий бросил Якову объемистый мешок с серебряными рублями. Тот поймал его на лету.

— Благодарствуйте, ваше сиятельство, поделимся.

Яков вышел из кабинета.

— Ну-с, ваше сиятельство, как вам понравится сообщение вашего папеньки, — весело потирая руки, говорил сам себе, ходя по кабинету, граф Иосиф Янович Свянторжецкий. Через денек-другой придем к вам за ответом. Вы будете, вероятно, благосклоннее. Чай, Никитушка сегодня побежит к вам и все доподлинно доложит. И как сразу, бестия, догадался, чего мне нужно от этой крали.

Граф самодовольно улыбался. Он не ошибся.

Никита, прежде нежели идти домой — он жил в лесу, в выстроенной им самим лачуге, — отправился в дом княжны Полторацкой — так мы будем продолжать называть Татьяну Берестову.

Княжна уже спала. Отперев ключом калитку, он пробрался в потайную дверь и постучался в дверь ее будуара. Княжна, спавшая чутко, тотчас проснулась.

— Кто там? — спросила она.

— Пусти, Таня.

— Ты… Зачем?

— Дело есть.

— Подождешь до завтра.

— Никак нельзя.

— Что там приключилось?

— Отвори, сама узнаешь.

— Что такое?

Княжна накинула капот и отперла дверь. Перед нею стоял бледный как смерть Никита.

— Что с тобой?

— Пропали мы с тобой.

— Как пропали? — побледнела, в свою очередь, княжна.

— Открыли, все открыли.

— Что открыли?

— Сам во всем сейчас признался.

Княжна задрожала.

— Что ты болтаешь… Кому признался… Полиции?

— Нет, еще слава богу. Полиция разве что знает, да может… Барину признался.

— Какому барину?

Никита в подробности рассказал, как его схватили у калитки и отвезли в квартиру какого-то строгого черного барина.

— Каков он из себя?

Никита описал.

— Это граф Свянторжецкий… Значит, он знает?

— Знает… Говорил, как к нему ласкова будешь, ничего никому не скажет.

— Вот как!..

— Уж ты, Таня, постарайся.

— Не беспокойся… Никому он не скажет… Положись на меня и иди спать.

— Какое тут спанье… Целую ночь не заснешь.

— Ну, иди пить.

— Это, может быть, еще похоже на дело.

— Как сам знаешь… Иди…

Она выпроводила за дверь Никиту.

— Вот почему он вдруг тогда прервал свои любовные объяснения. Но почему он догадался?.. Это интересно узнать. Поласковее будь… Это можно… Он мне нравится… Все равно, мне замуж не выходить… Поживу вовсю… Начну с него… Он красив…

Княжна, хотя и предлагала спать Никите, сама, однако, не сомкнула глаз всю ночь. Нервная дрожь пробирала ее. Она вздрагивала от малейшего звука, достигавшего до ее спальни. Образ графа Свянторжецкого, однако, витал перед нею далеко не в отталкивающем виде. Быть в его власти ей, видимо, было далеко не неприятно.

— Я его сделаю рабом… — сказала она сама себе.

Мы увидим, удалось ли ей это.