Неточные совпадения
Куцка немного позавязнул в огороде, проскакивая в него; заяц, между
тем, далеко от него
ушел; но ему наперерез, точно из-под земли, выросла другая дворовая собака — Белка — и начала его настигать…
— И
то пойду!.. Да хранит вас бог! — говорил полковник, склоняя голову и
уходя.
Он находил, что этому так и надлежало быть, а
то куда же им обоим будет деваться от стыда; но, благодаря бога, благоразумие взяло верх, и они положили, что Аннушка притворится больною и
уйдет лежать к родной тетке своей.
Отчего Павел чувствовал удовольствие, видя, как Плавин чисто и отчетливо выводил карандашом линии, — как у него выходило на бумаге совершенно
то же самое, что было и на оригинале, — он не мог дать себе отчета, но все-таки наслаждение ощущал великое; и вряд ли не
то ли же самое чувство разделял и солдат Симонов, который с час уже пришел в комнаты и не
уходил, а, подпершись рукою в бок, стоял и смотрел, как барчик рисует.
— Чего тут не уметь-то! — возразил Ванька, дерзко усмехаясь, и
ушел в свою конуру. «Русскую историю», впрочем, он захватил с собою, развернул ее перед свечкой и начал читать,
то есть из букв делать бог знает какие склады, а из них сочетать какие только приходили ему в голову слова, и воображал совершенно уверенно, что он это читает!
— Совсем уж один останусь! — проговорил Павел и сделался так печален, что Мари, кажется, не в состоянии была его видеть и беспрестанно нарочно обращалась к Фатеевой, но
той тоже было, по-видимому, не до разговоров. Павел, посидев немного, сухо раскланялся и
ушел.
— Когда лучше узнаю историю,
то и обсужу это! — отвечал Павел тоже сухо и
ушел; но куда было девать оставшиеся несколько часов до ночи? Павлу пришла в голову мысль сходить в дом к Есперу Иванычу и посмотреть на
те места, где он так счастливо и безмятежно провел около года, а вместе с
тем узнать, нет ли каких известий и от Имплевых.
— Всегда к вашим услугам, — отвечал ей Павел и поспешил
уйти. В голове у него все еще шумело и трещало; в глазах мелькали зеленые пятна; ноги едва двигались. Придя к себе на квартиру, которая была по-прежнему в доме Александры Григорьевны, он лег и так пролежал до самого утра, с открытыми глазами, не спав и в
то же время как бы ничего не понимая, ничего не соображая и даже ничего не чувствуя.
— А
то всякая шваль будет над тобой куражиться, — заключил Ванька уже хвастливо и
ушел.
К концу обеда он, впрочем, поуспокоился — может быть потому, что Салова вызвал кто-то приехавший к нему, и
тот,
уходя, объявил, что больше не воротится.
Во все это время Анна Ивановна, остававшаяся одна, по временам взглядывала
то на Павла,
то на Неведомова. Не принимая, конечно, никакого участия в этом разговоре, она собиралась было
уйти к себе в комнату; но вдруг, услышав шум и голоса у дверей, радостно воскликнула...
Выйдя на двор, гостьи и молодой хозяин сначала направились в яровое поле, прошли его, зашли в луга, прошли все луга, зашли в небольшой перелесок и
тот весь прошли. В продолжение всего этого времени, m-lle Прыхина беспрестанно
уходила то в одну сторону,
то в другую, видимо, желая оставлять Павла с m-me Фатеевой наедине.
Та вряд ли даже, в этом случае, делала ей какие-либо особенные откровенности, но она сама догадалась о многом: о, в этом случае m-lle Прыхина была преопытная и предальновидная!
Вихров, опять подумав, что Каролина Карловна за что-нибудь рассорилась с Анной Ивановной перед отъездом
той на урок и теперь это припоминает, не придал большого значения ее словам, а поспешил взять со стены указанный ему хозяйкой ключ от номера и проворно
ушел.
— Я полагаю, весьма подлое, — проговорил Павел и
ушел; он очень рассердился на Салова и прошел прямо на Кисловку к Макару Григорьеву, с
тем, чтобы рассказать ему все откровенно, посоветоваться с ним, — что делать и что предпринять. Он видел и заметил еще прежде, что Макар Григорьев был к нему как-то душевно расположен.
— Ну, что же делать, очень жаль! — говорил Павел, находя и со своей стороны совершенно невозможным, чтобы она в этом положении появилась на сцене. — До свиданья! — сказал он и
ушел опять к Анне Ивановне, которая была уже в шляпке. Он посадил ее на нарочно взятого лихача, и они понеслись на Никитскую. Фатееву Павел в эту минуту совершенно забыл. Впереди у него было искусство и мысль о
том, как бы хорошенько выучить Анну Ивановну сыграть роль Юлии.
Заинтересуйся в это время Клеопатрой Петровной какой-нибудь господин с обеспеченным состоянием — она ни минуты бы не задумалась сделаться его любовницей и
ушла бы к нему от Павла; но такого не случилось, а время между
тем, этот великий мастер разрубать все гордиевы узлы человеческих отношений, решило этот вопрос гораздо проще и приличнее.
Та, как бы очень устыдясь этого вопроса, сейчас же проворно — и ничего не ответив —
ушла из комнаты.
— Да не выдадут же, говорят тебе! — кричала Марья из коридора, в который она
ушла. — Я — не Клеопатры Петровны, а баринова. Он меня и за
то уж съест теперь, что я с барыней уезжала.
— Да так! Совсем не
то, что прежние, — отвечал Макар Григорьев, бог знает что желая
тем сказать, и
ушел.
Исчезновение Салова объяснялось очень просто: он, еще прежде
того, как-то на одном публичном гулянье встретил Анну Ивановну с мужем и вздумал было возобновлять с ней знакомство, но супруг ее, которому она, вероятно, рассказала все, сделал ему такую сцену, что Салов едва жив от него
ушел, а потому в настоящем случае, встретив их снова, он за лучшее счел стушеваться; но Вихров ничего этого не знал.
— Да! — отвечал
тот. — Это место, например, когда влюбленные сидят на берегу реки и видят вдали большой лес, и им представляется, что если бы они туда
ушли, так скрылись бы от всех в мире глаз, — это очень поэтично и верно.
— А черт его знает! — отвечал
тот. — И вот тоже дворовая эта шаварда, — продолжал он, показывая головой в
ту сторону, куда
ушел Иван, — все завидует теперь, что нам, мужикам, жизнь хороша, а им — нет. «Вы, говорит, живете как вольные, а мы — как каторжные». — «Да есть ли, говорю, у вас разум-то на воле жить: — ежели, говорю, лошадь-то с рожденья своего взнуздана была, так, по-моему, ей взнузданной и околевать приходится».
Одна у нее
уйдет или рассорится с ней — она у другой гостит, другая сделается к ней холодна — она к третьей сейчас, — и у каждой из подружек своих она знала ее главную слабость; она знала, например, что Юлия никогда никого еще не любила и вместе с
тем пламенно желала кого-нибудь полюбить.
— И жаловались, да мало только что-то внимали
тому, — по пословице: рука руку моет; я бога возблагодарил, как из этой их компании
ушел!.. — заключил Добров.
Вихров между
тем окончательно дописал свои сочинения; Добров переписал ему их, и они отправлены уже были в одну из редакций. Герой мой остался таким образом совершенно без занятий и в полнейшем уединении, так как Добров отпросился у него и
ушел в село к священнику, помочь
тому в работе.
За себя — нельзя, а за другую можно! — отвечала Прыхина и больше уже до самого бала не
уходила от Захаревских; даже свой бальный наряд она стала надевать на себя у них, а вместе с
тем наряжала и Юлию, вряд ли еще не с большим увлечением, чем самое себя.
Мари слушала доктора и делала вид, что как будто бы совершенно не понимала его;
тот же, как видно, убедившись, что он все сказал, что ему следовало, раскланялся, наконец, и
ушел.
Старик между
тем взял грибы,
ушел с ними на мельницу, откуда принес ковшичек, зачерпнул им воды и подал. Все напились.
Солдат
ушел, и вслед за
тем явился Дормидонт Иванович — старый, почтенный и, должно быть, преисполнительный столоначальник.
— Сделайте милость! — воскликнул инженер. — Казна, или кто там другой, очень хорошо знает, что инженеры за какие-нибудь триста рублей жалованья в год служить у него не станут, а сейчас же
уйдут на
те же иностранные железные дороги, а потому и дозволяет уж самим нам иметь известные выгоды. Дай мне правительство десять, пятнадцать тысяч в год жалованья, конечно, я буду лучше постройки производить и лучше и честнее служить.
Стряпчий взял у него бумагу и
ушел. Вихров остальной день провел в тоске, проклиная и свою службу, и свою жизнь, и самого себя. Часов в одиннадцать у него в передней послышался шум шагов и бряцанье сабель и шпор, — это пришли к нему жандармы и полицейские солдаты; хорошо, что Ивана не было, а
то бы он умер со страху, но и Груша тоже испугалась. Войдя к барину с встревоженным лицом, она сказала...
Когда инженер
ушел, молодые люди, оставшись вдвоем, заметно конфузились друг друга. Герой мой и прежде еще замечал, что Юлия была благосклонна к нему, но как и чем было ей отвечать на
то — не ведал.
Вихров ничего ей на это не отвечал и, высадив ее у крыльца из кареты, сейчас же поспешил
уйти к себе на квартиру. Чем дальше шли репетиции,
тем выходило все лучше и лучше, и один только Полоний, муж Пиколовой, был из рук вон плох.
Главные-то бунтовщики в лес от нас
ушли; прислали после
того вместо исправника другого… привели еще свежей команды, и стали мы тут военным постоем в селенье, и что приели у них, боже ты мой!
— Заранее уж, видно, запасено было там всего… холода только уж их повыгнали оттуда: прислали сначала повинную, а потом и сами пришли.
Тот, впрочем, который исправника убил, скрылся совсем куды-то, в какой-нибудь скит ихней, надо быть,
ушел!..
Кучер и писарь сейчас же взяли у стоявших около них раскольников топоры, которые
те послушно им отдали, — и взлезли за Вихровым на моленную. Втроем они стали катать бревно за бревном. Раскольники все стояли около, и ни один из них не
уходил, кроме только головы, который куда-то пропал. Он боялся, кажется, что Вихров что-нибудь заставит его сделать, а сделать — он своих опасался.
—
Уйду,
уйду, не навеки к вам пришла, — сказала она, поднимаясь, — только ты зайди ко мне потом; мне тебе нужно по этому делу сказать — понимаешь ты, по этому самому делу, чтобы ты сказал о
том начальству своему.
— Я вот тебе дело скажу: ты начальству своему заяви, чтобы они попа этого убрали отсюда, а
то у него из единоверия опять все
уйдут в раскол; не по нраву он пришелся народу, потому строг — вдруг девицам причастья не дает, изобличает их перед всеми.
Тот дрожащею рукой подписался и затем, подобрав свою шапку,
ушел с совершенно растерянным лицом.
— Что же, вы зайдете ли когда-нибудь к нам? Осчастливите ли вашим посещением? — полушутил, полусерьезно говорил он, вставая с
тем, чтобы
уйти.
Когда Виссарион
ушел от него, он окончательно утвердился в этом намерении — и сейчас же принялся писать письмо к Мари, в котором он изложил все, что думал перед
тем, и в заключение прибавлял: «Вопрос мой, Мари, состоит в
том: любите ли вы меня; и не говорите, пожалуйста, ни о каких святых обязанностях: всякая женщина, когда полюбит, так пренебрегает ими; не говорите также и о святой дружбе, которая могла бы установиться между нами.
— Ни за что, ни за что!.. И слышать вас не хочу! — воскликнула m-me Пиколова, зажимая себе даже уши. — Вы добрый, милый, съездите и поправите все это, а мне уж пора к Ивану Алексеевичу, а
то он, пожалуй, скучать будет!.. — заключила она и
ушла из кабинета.
— Может быть, и у меня что-то голова дурна; я сейчас велю открыть все вьюшки, — проговорил
тот и, как бы озабоченный этим,
ушел.
Мужики потом рассказали ему, что опекун в
ту же ночь, как Вихров уехал от него, созывал их всех к себе, приказывал им, чтобы они ничего против него не показывали, требовал от них оброки, и когда они сказали ему, что до решения дела они оброка ему не дадут, он грозился их пересечь и велел было уж своим людям дворовым розги принести, но они не дались ему и
ушли.
— Дай бог только, ваше благородие, последний раз уж его таскать-с, — сказал
тот и
ушел.
—
Уходите все отсюда скорей! — проговорил он негромко мужикам, но голос его, вероятно, был так страшен, что
те, толкая даже друг друга, стали поспешно выходить из избы.
Вихрову, между
тем, ужасно хотелось
уйти домой, но он, собственно, пришел спросить о своем деле прокурора, а
тот, как нарочно, продолжал все заниматься с фокусником.
«Милый друг мой! Понять не могу, что такое; губернатор прислал на тебя какой-то донос, копию с которого прислал мне Плавин и которую я посылаю к тебе. Об отпуске, значит, тебе и думать нечего. Добрый Абреев нарочно ездил объясняться с министром, но
тот ему сказал, что он в распоряжения губернаторов со своими подчиненными не входит. Если мужа
ушлют в Южную армию, я не поеду с ним, а поеду в имение и заеду в наш город повидаться с тобой».
Тот понял этот намек, поклонился и
ушел.
— Это, сударыня, куда вы
ушли? Пожалуйте сюда и извольте садиться на ваше место! — проговорил он и подвел ее к
тому месту, на котором она сидела до его прихода.