Неточные совпадения
— Ах, нет, подите!
Бог с вами! — почти с, ужасом воскликнула
та. — Я сыта по горло, да нам пора и ехать. Вставай, Сережа! — обратилась она к сыну.
— И
то пойду!.. Да хранит вас
бог! — говорил полковник, склоняя голову и уходя.
Та была по натуре своей женщина суровая и деспотичная, так что все даже дочери ее поспешили
бог знает за кого повыйти замуж, чтобы только спастись от маменьки.
Он находил, что этому так и надлежало быть, а
то куда же им обоим будет деваться от стыда; но, благодаря
бога, благоразумие взяло верх, и они положили, что Аннушка притворится больною и уйдет лежать к родной тетке своей.
— Да вот поди ты, врет иной раз,
бога не помня; сапоги-то вместо починки истыкал да исподрезал;
тот и потянул его к себе; а там испужался, повалился в ноги частному: «Высеките, говорит, меня!»
Тот и велел его высечь. Я пришел — дуют его, кричит благим матом. Я едва упросил десятских, чтобы бросили.
— Чего тут не уметь-то! — возразил Ванька, дерзко усмехаясь, и ушел в свою конуру. «Русскую историю», впрочем, он захватил с собою, развернул ее перед свечкой и начал читать,
то есть из букв делать
бог знает какие склады, а из них сочетать какие только приходили ему в голову слова, и воображал совершенно уверенно, что он это читает!
В учителя он себе выбрал, по случаю крайней дешевизны,
того же Видостана, который, впрочем, мог ему растолковать одни только ноты, а затем Павел уже сам стал разучивать, как
бог на разум послал, небольшие пьески; и таким образом к концу года он играл довольно бойко; у него даже нашелся обожатель его музыки, один из его товарищей, по фамилии Живин, который прослушивал его иногда по целым вечерам и совершенно искренно уверял, что такой игры на фортепьянах с подобной экспрессией он не слыхивал.
Совестливые до щепетильности, супруг и супруга — из
того, что они с Павла деньги берут, —
бог знает как начали за ним ухаживать и беспрестанно спрашивали его: нравится ли ему стол их, тепло ли у него в комнате?
Героем моим, между
тем, овладел страх, что вдруг, когда он станет причащаться, его опалит небесный огонь, о котором столько говорилось в послеисповедных и передпричастных правилах; и когда, наконец, он подошел к чаше и повторил за священником: «Да будет мне сие не в суд и не в осуждение», — у него задрожали руки, ноги, задрожали даже голова и губы, которыми он принимал причастие; он едва имел силы проглотить данную ему каплю — и
то тогда только, когда запил ее водой, затем поклонился в землю и стал горячо-горячо молиться, что
бог допустил его принять крови и плоти господней!
— Полноте,
бог с вами! — воскликнул Павел. — Один ум этого человека не позволит ему
того говорить.
— Весь он у меня, братец, в мать пошел: умная ведь она у меня была, но тоже этакая пречувствительная и претревожная!.. Вот он тоже маленьким болен сделался; вдруг вздумала: «Ай, батюшка, чтобы спасти сына от смерти, пойду сама в Геннадьев монастырь пешком!..» Сходила, надорвалась, да и жизнь кончила, так разве бог-то требует
того?!
— Как это, например, хорошо его стихотворение, — подхватил Павел, желавший перед Неведомовым немножко похвастаться своим знакомством с Виктором Гюго. — «К красавице», где он говорит, что когда б он
богом был,
то он отдал бы за ее поцелуй власть над ангелами и над дьяволами… У нас де ля Рю, кажется, перевел это и попался за
то.
— Это стихотворение совершенная бессмыслица, по-моему, — возразил Неведомов, — если б он
богом был,
то никогда и не пожелал бы ее поцелуя.
— Очень многому! — отвечал он. — Покуда существуют другие злоупотребительные учреждения, до
тех пор о суде присяжных и думать нечего: разве может существовать гласный суд, когда произвол административных лиц доходит
бог знает до чего, — когда существует крепостное право?.. Все это на суде, разумеется, будет обличаться, обвиняться…
— Нет, не был! Со всеми с ними дружен был, а тут как-то перед самым их заговором, на счастье свое, перессорился с ними! Когда государю подали список всех этих злодеев, первое слово его было: «А Коптин — тут, в числе их?» — «Нет», — говорят. — «Ну, говорит, слава
богу!» Любил, знаешь, его, дорожил им. Вскоре после
того в флигель-адъютанты было предложено ему — отказался: «Я, говорит, желаю служить отечеству, а не на паркете!» Его и послали на Кавказ: на, служи там отечеству!
— Слава богу-с, — отвечал
тот, сейчас же вставая на ноги.
Накануне отъезда, Павел снова призвал Петра и стал его Христом
богом упрашивать, чтобы он
тех лошадей, на которых они поедут, сейчас бы загнал из поля, а
то, обыкновенно, их ловить ходят в день отъезда и проловят целый день.
«Женщина в нашем обществе угнетена, женщина лишена прав, женщина
бог знает за что обвиняется!» — думал он всю дорогу, возвращаясь из деревни в Москву и припоминая на эту
тему различные случаи из русской жизни.
— Да, но
бог знает — это понимание не лучше ли нынешнего городско-развратного взгляда на женщину. Пушкин очень любил и знал хорошо женщин, и
тот, однако, для романа своего выбрал совершенно безупречную женщину!.. Сколько вы ни усиливайте вашего воображения, вам выше Татьяны — в нравственном отношении — русской женщины не выдумать.
— Да, но это название ужасно глупое; они были политеисты,
то есть многобожники, тогда как евреи, мы, христиане, магометане даже — монотеисты,
то есть однобожники. Греческая религия была одна из прекраснейших и плодовитейших по вымыслу; у них все страсти, все возвышенные и все низкие движения души олицетворялись в
богах; ведь ты Венеру, богиню красоты, и Амура,
бога любви, знаешь?
— Был, брат, я у этих господ; звали они меня к себе, — сказал Замин, — баря добрые; только я вам скажу, ни шиша нашего простого народа не понимают: пейзанчики у них все в голове-то, ей-богу, а не
то, что наш мужичок, — с деготьком да луком.
— Это он молит
бога, чтоб
тот дал ему Владимира на шею! — пояснил при этом Петин всей публике.
— Я, ей-богу, не могу, — отвечала
та.
— Да эта же самая Катерина Гавриловна Плавина; слава
богу, что она и случилась тут: сейчас все ящики, сундуки и комоды опечатала, послала к священникам и за становым.
Тот опять тоже переписал все до последнего ягненка.
— Да так! Совсем не
то, что прежние, — отвечал Макар Григорьев,
бог знает что желая
тем сказать, и ушел.
«Мой дорогой друг, Поль!.. Я была на похоронах вашего отца, съездила испросить у его трупа прощение за любовь мою к тебе: я слышала, он очень возмущался этим… Меня, бедную, все, видно, гонят и ненавидят, точно как будто бы уж я совсем такая ужасная женщина!
Бог с ними, с другими, но я желаю возвратить если не любовь твою ко мне,
то, по крайней мере, уважение, в котором ты, надеюсь, и не откажешь мне, узнав все ужасы, которые я перенесла в моей жизни… Слушай...
— Ну, это как-нибудь она уж сама его насильно приспособила к себе… Вы, однако, не скажите ему как-нибудь
того, что я вам говорил; что,
бог с ним! Я все-таки хочу оставаться с ним в приязненных отношениях.
Иной раз спешная казенная работа с неустойкой, а их человек десять из артели-то загуляют; я уже кажинный раз только и молю
бога, чтобы не убить мне кого из них, до
того они в ярость меня вводят.
Я так понимаю, что господа теперь для нас все равно, что родители: что хорошо мы сделали, им долженствует похвалить нас, худо — наказать; вот этого-то мы, пожалуй, с нашим барином и не сумеем сделать, а промеж
тем вы за всех нас отвечать
богу будете, как пастырь — за овец своих: ежели какая овца отшатнется в сторону, ее плетью по боку надо хорошенько…
— Да
бог с ним и с его духовной! По векселю и на свою седьмую часть я и без нее получила бы все имение!.. Я об этом ему ни слова и не говорила! Катишь и священник уж сказали ему о
том.
— Барынька-то у него уж очень люта, — начал он, — лето-то придет, все посылала меня — выгоняй баб и мальчиков, чтобы грибов и ягод ей набирали; ну, где уж тут: пойдет ли кто охотой… Меня допрежь
того невесть как в околотке любили за мою простоту, а тут в селенье-то придешь, точно от медведя какого мальчишки и бабы разбегутся, — срам! — а не принесешь ей, — ругается!.. Псит-псит, хуже собаки всякой!.. На последние свои денежки покупывал ей, чтобы только отвязаться, — ей-богу!
— И жаловались, да мало только что-то внимали
тому, — по пословице: рука руку моет; я
бога возблагодарил, как из этой их компании ушел!.. — заключил Добров.
— Известно, что на душе у нее
бог знает что, может, кипит; не показывают только, стыдятся и боятся
того.
На своих служебных местах они, разумеется, не
бог знает что делали; но положительно можно сказать, что были полезнее разных умников-дельцов уж
тем, что не хапали себе в карман и не душили народ.
—
Бога ради, сейчас; иначе я не ручаюсь, что она, может быть, умрет; умоляю вас о
том на коленях!.. — И m-lle Прыхина сделала движение, что как будто бы в самом деле готова была стать на колени. — Хоть на минуточку, а потом опять сюда же приедете.
— Прозой! Роман сочинил, и как в этом случае мило поступил: есть там у него в Москве какая-то дрянная знакомая девчонка, он описал
ту в романе и
бог знает как расхвалил, да и читает Клеопаше, — приятно
той было слушать это!
— Нехорошо-то очень, пожалуй, и не сделается! — возразил ей почти со вздохом доктор. — Но тут вот какая беда может быть: если вы останетесь в настоящем положении,
то эти нервные припадки, конечно, по временам будут смягчаться, ожесточаться, но все-таки ничего, — люди от этого не умирают; но сохрани же вас
бог, если вам будет угрожать необходимость сделаться матерью,
то я тогда не отвечаю ни за что.
— Какого звания — мужик простой, служить только
богу захотел, — а у нас тоже житье-то! При монастыре служим, а сапогов не дают; а мука-то ведь тоже ест их, хуже извести, потому она кислая; а начальство-то не внемлет
того: где хошь бери, хоть воруй у
бога — да!.. — бурчал старик. Увидев подъехавшего старика Захаревского, он поклонился ему. — Вон барин-то знакомый, — проговорил он, как-то оскаливая от удовольствия рот.
— Я вовсе не злая по натуре женщина, — заговорила она, — но, ей-богу, выхожу из себя, когда слышу, что тут происходит. Вообрази себе, какой-то там один из важных особ стал обвинять министра народного просвещения, что что-то такое было напечатано.
Тот и возражает на это: «Помилуйте, говорит, да это в евангелии сказано!..» Вдруг этот господин говорит: «Так неужели, говорит, вы думаете, что евангелия не следовало бы запретить, если бы оно не было так распространено!»
—
То ужасно, — продолжал Вихров, —
бог дал мне, говорят, талант, некоторый ум и образование, но я теперь пикнуть не смею печатно, потому что подавать читателям воду, как это делают другие господа, я не могу; а так писать, как я хочу, мне не позволят всю жизнь; ну и прекрасно, — это, значит, убили во мне навсегда; но мне жить даже не позволяют там, где я хочу!..
Вихров, после
того, Христом и
богом упросил играть Полония — Виссариона Захаревского, и хоть военным, как известно, в
то время не позволено было играть, но начальник губернии сказал, что — ничего, только бы играл; Виссарион все хохотал: хохотал, когда ему предлагали, хохотал, когда стал учить роль (но противоречить губернатору, по его уже известному нам правилу, он не хотел), и говорил только Вихрову, что он боится больше всего расхохотаться на сцене, и игра у него выходила так, что несколько стихов скажет верно, а потом и заговорит не как Полоний, а как Захаревский.
— Ваша повесть, — продолжал он, уже прямо обращаясь к Вихрову, — вместо исправления нравов может только больше их развратить; я удивляюсь смелости моей сестрицы, которая прослушала все, что вы читали, а дайте это еще какой-нибудь пансионерке прочесть, — ей
бог знает что придет после
того в голову.
—
Бог ее знает, батюшка, — отвечали
те в один голос.
Причащался, исповедывался перед
тем, ей-богу, что смеху было, — с своим, знаете, желтым воротником и саблишкой сел он, наконец, в свой экипаж, — им эти желтые воротники на смех, надо быть, даны были; поехали мы, а он все охает: «Ах, как бы с командой не разъехаться!» — команду-то, значит, вперед послал.
— Этого нельзя, — воскликнул Захаревский, — со следствия вы должны были бы прямо проехать к нему; поезжайте сейчас, а
то он узнает это — и
бог знает как вас распудрит.
На целый губернский город выищется не более двух — трех сносно честных людей, за которых, вероятно,
бог и терпит сей град на земле, но которых,
тем не менее, все-таки со временем съедят и выживут.
— Дай
бог только, ваше благородие, последний раз уж его таскать-с, — сказал
тот и ушел.
— Оттого, что по ихней вере прямо говорится: жена дана дьяволом,
то есть это значит: поп венчал, а девки —
богом… С девками все и живут, и, вдобавок, еще ни одна из них и ребят никогда не носит.
— Непременно начнет коробить — и мне самому гораздо бы лучше было и выгоднее класть сухую землю, потому что ее легче и скорее наносили бы, но я над
богом власти не имею: все время шли проливные дожди, — не на плите же мне было землю сушить; да я, наконец, пробовал это, но только не помогает ничего, не сохнет; я обо всем
том доносил начальству!
Он сам Христом
богом упрашивал мужа, чтобы
тот взял его с собою, — и когда Евгений Петрович согласился,
то надобно было видеть восторг этого господина; об неприятеле он не может говорить без пены у рта и говорит, что вся Россия должна вооружиться, чтобы не дать нанести себе позора, который задумала ей сделать Франция за двенадцатый год.