Неточные совпадения
— Не смею входить в ваши расчеты, — начала она с расстановкою и ударением, — но, с своей стороны, могу сказать только одно, что дружба, по-моему, не должна выражаться на одних словах, а доказываться и на
деле: если вы действительно не в состоянии будете поддерживать вашего сына в гвардии, то я буду его содержать, — не роскошно, конечно, но прилично!.. Умру я, сыну
моему будет поставлено это в первом пункте
моего завещания.
— Так! — сказал Павел. Он совершенно понимал все, что говорил ему дядя. — А отчего, скажи, дядя, чем
день иногда бывает ясней и светлей и чем больше я смотрю на солнце, тем мне тошней становится и кажется, что между солнцем и мною все мелькает тень покойной
моей матери?
Герой
мой не имел никаких почти данных, чтобы воспылать сильной страстию к Мари; а между тем, пораженный известием о любви ее к другому, он на другой
день не поднимался уже с постели.
— Я зашла, друг
мой, взглянуть на вас; а вы, однако, я вижу, опять целый
день читали, — продолжала старушка, садясь невдалеке от Еспера Иваныча.
Герой
мой вышел от профессора сильно опешенный. «В самом
деле мне, может быть, рано еще писать!» — подумал он сам с собой и решился пока учиться и учиться!.. Всю эту проделку с своим сочинением Вихров тщательнейшим образом скрыл от Неведомова и для этого даже не видался с ним долгое время. Он почти предчувствовал, что тот тоже не похвалит его творения, но как только этот вопрос для него, после беседы с профессором, решился, так он сейчас же и отправился к приятелю.
— Я не знаю, как у других едят и чье едят мужики — свое или наше, — возразил Павел, — но знаю только, что все эти люди работают на пользу вашу и
мою, а потому вот в чем
дело: вы были так милостивы ко мне, что подарили мне пятьсот рублей; я желаю, чтобы двести пятьдесят рублей были употреблены на улучшение пищи в нынешнем году, а остальные двести пятьдесят — в следующем, а потом уж я из своих трудов буду высылать каждый год по двести пятидесяти рублей, — иначе я с ума сойду от мысли, что человек, работавший на меня — как лошадь, — целый
день, не имеет возможности съесть куска говядины, и потому прошу вас завтрашний же
день велеть купить говядины для всех.
— А вот что такое военная служба!.. — воскликнул Александр Иванович, продолжая ходить и подходя по временам к водке и выпивая по четверть рюмки. — Я-с был девятнадцати лет от роду, титулярный советник, чиновник министерства иностранных
дел, но когда в двенадцатом году
моей матери объявили, что я поступил солдатом в полк, она встала и перекрестилась: «Благодарю тебя, боже, — сказала она, — я узнаю в нем сына
моего!»
— Ну, так я, ангел
мой, поеду домой, — сказал полковник тем же тихим голосом жене. — Вообразите, какое положение, — обратился он снова к Павлу, уже почти шепотом, — дяденька, вы изволите видеть, каков; наверху княгиня тоже больна, с постели не поднимается; наконец у нас у самих ребенок в кори; так что мы целый
день — то я дома, а Мари здесь, то я здесь, а Мари дома… Она сама-то измучилась; за нее опасаюсь, на что она похожа стала…
— Но как же
мое дело, друг
мой! Я тебя спрашиваю: хочешь ты, чтоб я ехал, или нет?
Герой
мой очень хорошо видел, что в сердце кузины дует гораздо более благоприятный для него ветер: все подробности прошедшего с Мари так живо воскресли в его воображении, что ему нетерпеливо захотелось опять увидеть ее, и он через три — четыре
дня снова поехал к Эйсмондам; но — увы! — там произошло то, чего никак он не ожидал.
Покончили мы наше
дело: пошел подрядчик
мой с деньгами, а я без копейки…
Дедушка ваш… форсун он этакий был барин, рассердился наконец на это, призывает его к себе: «На вот, говорит, тебе, братец, и сыновьям твоим вольную; просьба
моя одна к тебе, — не приходи ты больше ко мне назад!» Старик и сыновья ликуют; переехали сейчас в город и заместо того, чтобы за
дело какое приняться, — да, пожалуй, и не умеют никакого
дела, — и начали они пить, а сыновья-то, сверх того, начали батьку бить: давай им денег! — думали, что деньги у него есть.
— Ах, боже
мой, я завтра же отслужу и приеду для этого в церковь! — воскликнул Павел, спохватившись и в самом
деле устыдясь, что забыл подобную вещь.
На другой
день герой
мой нарочно очень рано проснулся и позвал Петра, чтобы потолковать с ним насчет поездки к приходу. Петр пришел; лицо этого почтенного слуги было недовольное; сказав барину, что к приходу можно на паре доехать, он добавил...
Я в азарте кричу: «Вот, говорю, я мешок монастырский украл, отдал ему, а он отпирается!..»
Дело, значит, повели уголовное: так, выходит, я церковный; ну и наши там следователи уписали было меня порядочно, да настоятель, по счастью
моему, в те поры был в монастыре, — старец добрый и кроткий, призывает меня к себе.
На другой
день герой
мой принялся уже за новую небольшую повесть.
Герой
мой был не таков, чтобы долго мог вести подобную жизнь… В один
день все это ему опротивело и омерзело до последней степени.
Герою
моему так понравилась последняя прогулка, что он на другой
день написал Живину записку, в которой просил его прибыть к нему и изобресть какой-нибудь еще променаж.
Муж
мой раза три ездил на дачу в желаемую тобою редакцию, но его все или не принимали, или он в самом
деле не заставал никого дома.
— Все, что от меня только зависит! — подхватил полковник. — Однако, attendez, mon cher [подождите же,
мой друг (франц.).], прежде всего я завтрашний
день прошу вас пожаловать ко мне отобедать.
— Потом-с, — продолжал Абреев, — я, конечно, подыму все
мои маленькие ресурсы, чтобы узнать, в чем тут
дело, но я существо весьма не всемогущее, может быть, мне и не удастся всего для вас сделать, что можно бы, а потому, нет ли у вас еще кого-нибудь знакомых, которых вы тоже поднимете в поход за себя?
— Как не
мое дело? — возразил опешенный этим замечанием Вихров.
Служебного какого-нибудь
дела мне, по
моей неблагонадежности, вероятно, не доверят.
Ничего подобного и в голову герою
моему, конечно, не приходило, и его, напротив, в этом
деле заняла совершенно другая сторона, о которой он, по приезде в город, и поехал сейчас же поговорить с прокурором.
— Где ж тут у тебя — в мурье твоей; но
дело в том, что меня разные госпожи иногда посещают. Не прекратить же мне этого удовольствия для нее! Что ей вздумалось приехать? Я сильно подозреваю, что постоялец
мой играет в этом случае большую роль. Ты писал ей, что он здесь?
Чего жесточе удара было для меня, когда я во
дни оны услышал, что вы, немилосердная, выходите замуж: я выдержал нервную горячку, чуть не умер, чуть в монахи не ушел, но сначала порассеял меня
мой незаменимый приятель Неведомов, хватил потом своим обаянием университет, и я поднялся на лапки.
— Ну-с, извините, я должен вас оставить! — проговорил он. — Мне надо по
моим делам и некогда слушать ваши бездельные разговоры. Иларион, вероятно, скоро приедет. Вихров, я надеюсь, что вы у меня сегодня обедаете и на целый
день?
— Это так, — подтвердил Вихров, — без языков —
дело плохое: читая одну русскую литературу, далеко не уйдешь, и главное
дело — немецкий язык!..
Мой один приятель Неведомов говаривал, что человек, не знающий немецкого языка, ничего не знает.
«До сведения
моего дошло, что в деревне Вытегре крестьянин Парфен Ермолаев убил жену, и преступление это местною полициею совершенно закрыто, а потому предписываю вашему высокоблагородию немедленно отправиться в деревню Вытегру и произвести строжайшее о том исследование.
Дело сие передано уже на рассмотрение уездного суда».
Говоря по правде, герой
мой решительно не знал, как приняться за порученное ему
дело, и, приехав в маленький город, в уезде которого совершилось преступление, придумал только послать за секретарем уездного суда, чтобы взять от него самое
дело, произведенное земскою полициею.
— Следует, по закону, безотлагательно… Тысячу рублей, говорят, исправнику-то дали за это
дело, — присовокупил секретарь. — Вот у меня где эта земская полиция сидит! — произнес он затем, слегка ударяя себя в грудь. — Она всю кровь
мою мне испортила, всю душу
мою истерзала…
— Есть недурные! — шутил Вихров и, чтобы хоть немножко очистить свою совесть перед Захаревскими, сел и написал им, брату и сестре вместе, коротенькую записку: «Я, все время занятый разными хлопотами, не успел побывать у вас и хотел непременно исполнить это сегодня; но сегодня, как нарочно, посылают меня по одному экстренному и секретному
делу — так что и зайти к вам не могу, потому что за мной, как страж какой-нибудь, смотрит
мой товарищ, с которым я еду».
— Я не знаю, что, собственно, по этому
делу, о котором говорит
мой брат, — вмешался в их разговор инженер, — но вот чему я вчера был сам свидетелем.
Первое намерение начальника губернии было, кажется, допечь
моего героя неприятными
делами. Не больше как через неделю Вихров, сидя у себя в комнате, увидел, что на двор к ним въехал на ломовом извозчике с кипами бумаг солдат, в котором он узнал сторожа из канцелярии губернатора.
— Вторая
моя просьба, — начал он, сам не зная хорошенько, зачем это говорит, и, может быть, даже думая досадить этим губернатору, — вторая… уволить меня от производства следствий по
делам раскольников.
Герой
мой, в самом
деле, ни о чем больше и не думал, как о Мари, и обыкновенно по целым часам просиживал перед присланным ею портретом: глаза и улыбка у Мари сделались чрезвычайно похожими на Еспера Иваныча, и это Вихрова приводило в неописанный восторг.
— Как-то
мое дело теперь повернется — интересно!.. — произнес Вихров, видимо, больше занятый своими мыслями, чем рассказом Кнопова. — Я уж подал жалобу в сенат.
Генерал
мой сперва от этого немножко поморщился; но я ему втолковала, что это он сделает истинно доброе
дело.
— Ни-ни-ни! — воскликнул Живин. — И не думай отговариваться! А так как свадьба
моя в воскресенье, так не угодно ли вам пожаловать ко мне в субботу — и вместе поедем на девичник. Надеюсь, что ты не потяготишься
разделить со мной это, может быть, первое еще счастливое для меня
дело в жизни?! — заключил Живин с чувством.
— Как, друг
мой, бог с нею? Я только этим и живу. Мне на
днях вот надо вносить в опекунский совет.
Каждый почти
день Вихров с ружьем за плечами и в сопровождении Ивана, тоже вооруженного, отправлялся за рябчиками в довольно мрачный лес, который как-то больше гармонировал с душевным настроением героя
моего, чем подозерные луга.
— Ваше превосходительство, — говорила старушка. — мне никакого сладу с ним нет! Прямо без стыда требует: «Отдайте, говорит, маменька, мне состояние ваше!» — «Ну, я говорю, если ты промотаешь его?» — «А вам, говорит, что за
дело? Состояние у всех должно быть общее!» Ну, дам ли я, батюшка, состояние
мое, целым веком нажитое, — мотать!
— Первая из них, — начал он всхлипывающим голосом и утирая кулаком будто бы слезы, — посвящена памяти
моего благодетеля Ивана Алексеевича Мохова; вот нарисована его могила, а рядом с ней и могила madame Пиколовой. Петька Пиколов, супруг ее (он теперь, каналья, без просыпу
день и ночь пьет), стоит над этими могилами пьяный, плачет и говорит к могиле жены: «Ты для меня трудилась на поле чести!..» — «А ты, — к могиле Ивана Алексеевича, — на поле труда и пота!»
Время шло быстро: известность героя
моего, как писателя, с каждым
днем росла все более и более, а вместе с тем увеличивалось к нему и внимание Плавина, с которым он иногда встречался у Эйсмондов; наконец однажды он отвел его даже в сторону.
Герой
мой обыкновенно каждый
день, поработав утром дома, часу во втором отправлялся к Эйсмондам.
Такая жизнь влюбленных могла бы, кажется, почесться совершенно счастливою, но, на самом
деле, это было далеко не так: лицо
моего героя было постоянно мрачно.
— Нет, даже легко!.. Легко даже! — воскликнул Вихров и, встав снова со стула, начал ходить по комнате. — Переносить долее то, что я переносил до сих пор, я не могу!.. Одна глупость
моего положения может каждого свести с ума!.. Я, как сумасшедший какой, бегу сюда каждый
день — и зачем? Чтобы видеть вашу счастливую семейную жизнь и мешать только ей.
Он, помяни
мое слово, будет брать двадцать еще служб на себя, везде будет очень благороден, очень обидчив, но вряд ли где-нибудь и какое-нибудь
дело подвинет вперед — и все господа этого рода таковы; необразованны, что ли, они очень, или очень уж выродились, но это решительно какой-то неумелый народ.
Герой
мой день ото
дня исполнялся все более и более уважением к сему достойному человеку.
— Удивительное
дело, — сказал Вихров, — каким образом это так случилось, что приятели
мои, с которыми я сближался в юности, все явились потом более или менее общественными людьми, не говоря уж, например, об вас, об Плавине, но даже какой-нибудь Замин — и тот играет роль, как глашатай народных нужд и желаний.