Ум

Ум — это совокупность способностей к мышлению, познанию, пониманию, восприятию, запоминанию, обобщению, оценке и принятию решения кем-либо.

Ум определяется ощущениями, эмоциями, пониманием, памятью, желаниями, индивидуальными особенностями и мотивами, а также подсознанием. В русском языке термин прослеживается со времени «Слова о полку Игореве» (Спала князю умь похоти или туга умь полонила). В синодальном переводе Библии словом ум (ум Божий) переводится то, что в церковнославянском обозначено как сердце (лат. cor) (Иез. 28:2). Однако термин ум (оумъ, лат. sensum) встречается и в церковнославянском переводе Библии (1Кор. 2:16; 1Кор. 14:20; Фил. 4:7). Ум (лат. mens, др.-греч. νοῦς) противопоставляется духу как способность понимания (1Кор. 14:14). Русское слово «ум» в переводной литературе часто используется как перевод санскритского термина «читта», английского mind и немецких терминов geist (дух). Слово «ум» использовано при переводе сочинения Декарта «Правила для руководства ума» (лат. Regulae ad directionem ingenii).

К латинским синонимам может быть отнесён «интеллект» (от лат. intellectus «понимание, познание») — это разум, рассудок, умственные способности: учиться из опыта, приспосабливаться, применять знание, чтобы управлять окружающей средой или мыслить абстрактно.

Часто умами называют учёных, нобелевских лауреатов, советников, аналитиков и специалистов, которые занимаются умственным трудом.

Считается, что среди всего наблюдаемого, ум является свойством, присущем исключительно человеку, тем не менее существуют теории, допускающие ум у других животных. Некоторые теории предполагают существование единственного надчеловеческого ума (Абсолютного разума), одна теория считает ум всеобщим свойством материи.

Источник: Википедия

Упоминания в литературе

Также хотелось бы отметить, что в дзогчене у реализованных существ неконцептуальное ригпа выступает как фактор, активный по отношению к концептуальному уму и его проявлениям в форме ментальных, вербальных и телесных действий. Ведь состояние ригпа мастера способно выражать свою активность в виде деяний или слов. Находясь в недвойственном состоянии, он способен в высшей степени эффективно действовать. Так, например, целые трактаты таких мастеров как Лонченпа и др. есть не результат логических умозаключений, а спонтанное самовыражение их состояния созерцания. Что же касается действий на уровне тела, то здесь уместно вспомнить феномен боевых искусств. Хорошо известно, что наибольшей эффективности мастер боя достигает тогда, когда он отключает активность своего концептуального ума, превратив его в простое орудие состояния созерцания. Это значит, что даже в обычном мире ригпа проявляется как истинный властелин сущего, который, хоть и пребывает в недеянии, но при этом также контролирует и направляет все действия. Мы видим, что хотя присущая осознанность (ригпа) неконцептуальна, но, тем не менее, она никогда не бывает пассивной. С точки зрения общепринятой теории познания ее бытие парадоксально.

Третий Кармапа Ранджунг Дордже, О различении сознания и изначального осознавания. О сущности Татхагаты

А. Бергсон показывает, что основная функция тела – это ограничение жизни духа «в целях действия»; тело не может «ни порождать, ни обусловливать ментального состояния», а лишь отмечает «части и стороны материи», на которые индивид мог бы воздействовать; восприятие индивида, измеряющее возможное воздействие, ограничивается вещами, которые окружают тело и влияют на органы чувств; роль тела – не в накоплении воспоминаний, а «в выборе полезного воспоминания», которое будет необходимо и дополнит ситуацию относительно возможного действия. При этом А. Бергсон говорит и о роли памяти и воображения: «ум человека (…) беспрерывно давит всем запасом своей памяти на дверь, которую ему приоткрывает тело: отсюда – игра фантазии и работа воображения, все эти вольности, которые позволяет себе дух по отношению к природе»[68]. Таково соотношение тела и духа, согласно А. Бергсону.

Юлия Белоусова, Генезис образа и его функционирование в медиапространстве, 2015

Идея о необходимости гармонии мысли и действия, интеллекта и чувства, о соразмерном, гармоническом развитии человека как существенном условии подлинной культуры принципиальна для Бергсона, она будет рассматриваться в различных контекстах и планах во многих его работах. Всякая односторонность в развитии человека приводит, полагал он, к деформациям личности, к существенным диспропорциям в масштабе всего общества. Так, развитие преимущественно интеллектуальных способностей соответствовало бы, возможно, обществу чистых умов, призванных ко всецело спекулятивному существованию; но реальная жизнь направлена к действию. «…Почему духовные дарования служат нам в жизни меньше, чем качества характера? Почему так бывает, что блестящие и проницательные умы, несмотря на великие усилия, остаются неспособными что-то создать или же совершить какой-то поступок? И почему самые прекрасные слова не находят отклика, если сказаны бесстрастно?» (с. 168).

И. И. Блауберг, Анри Бергсон

Сама Людмила Ивановна высказывает два соображения, принципиальные для понимания психологических механизмов мудрости. Во-первых, она указывает, что опыт работы К. Г. Юнга и других психологов «дают основание полагать, что развитие мудрости в период поздней взрослости опирается на растущую целостность личности, на расширение ее психологической масштабности» (Анцыферова, 2004, с. 22). Важно подчеркнуть, что целостность и масштабность личности может проявиться уже в молодости: «У одной личности мудрость может появиться в ранние годы, у другой – на пороге средней взрослости, а может быть, и позднее» (Анцыферова, 2005, с. 12). Во-вторых, отрицая жесткую причинную связь возраста человека и поведенческих проявлений мудрости, она пишет: «Я придерживаюсь определения мудрости как вершинного образования целостной личности, но это образование особого рода. При слове „вершина“ обычно в уме возникает образ горы, за высшей точкой которой следует крутой спуск. Но за понятием „мудрость“ стоит представление о вершине мощного дерева, которое непрерывно растет. Его вершинные образования погибают только вместе с гибелью дерева… От всех достигнутых вершинных образований личности мудрость отличается, помимо целостности и конгруэнтности проанализированных ее свойств, присущей ей способностью к непрерывному росту, развитию, образованию новых способов осуществления жизни в радикально меняющихся социальных обстоятельствах, неожиданных переменах своего психоорганизмического жизненного опыта. Мудрость – это растущее вершинное образование интегрированной личности» (Анцыферова, 2005, с. 12).

Коллектив авторов, Психологические исследования личности. История, современное состояние, перспективы, 2015

По А.А. Ухтомскому, силы и импульсы организма – есть результат взаимодействия живого со средой и нарастающая мощность доминанты как мотива не может иметь другого источника, кроме внешнего мира. «В условиях нормального взаимоотношения со средой, – писал А.А. Ухтомский, – организм связан с ней интимнейшим образом: чем больше он работает, тем больше он тащит на себе энергии из среды, забирает и вовлекает ее в свои процессы»221. Однако принцип тотальной мотивационной обеспеченности любого психического проявления предполагает, что в жизни человека отношение познавательного продукта («представления», «понятия») к объекту неотделимо от его отношения к субъекту как источнику доминантных (мотивационных) импульсов222. «За абстракцией, – писал А.А. Ухтомский, – казалось бы, такой спокойной и беспристрастной функцией ума, всегда кроется определенная направленность поведения мысли и деятельности»223.

Андрей Курпатов, Руководство по системной поведенческой психотерапии

В результате получается чрезвычайно своеобразное понимание самого процесса социализации, который в теории Пиаже занимает центральное место. Мы уже выше пытались доказать, что это представление не выдерживает критики с точки зрения теории развития. И в самом деле, что представляет собой процесс социализации детской мысли, как его рисует Пиаже? Мы уже видели, что это есть нечто внешнее, чуждое для ребенка. Теперь укажем еще на один существенный момент: Пиаже видит в социализации единственный источник развития логического мышления. Но в чем реально заключается самый процесс социализации? Это, как известно, процесс преодоления детского эгоцентризма. Он заключается в том, что ребенок начинает думать не для себя, но начинает приспособлять свое мышление к мышлению других. Предоставленный самому себе, ребенок никогда не пришел бы к необходимости логического мышления. Он действует исключительно с помощью фантазии, ибо, по мнению Пиаже, «не вещи приводят ум к необходимости логической проверки: сами вещи обрабатываются умом» (1, 373).

Л. С. Выготский (Выгодский), Мышление и речь (сборник), -1

При этом образ-посредник может быть различным в зависимости от личности исследователя, погружающегося в глубины чужой философской мысли; и, уж конечно, такой образ вовсе не совпадает с образом, который, возможно, сопровождал мыслительный процесс самого изучаемого философа. «Существовал ли когда-нибудь в мысли мэтра тот посредствующий образ, что проступает в уме толкователя по мере того, как он продвигается вперед в изучении его творчества? Пусть это не был тот же образ; но был иной, который, возможно, принадлежал к другому ряду восприятий и не имел с первым никакого материального сходства, однако был тождествен ему, как тождественны два перевода на разные языки, сделанные с одного оригинала. Быть может, два эти образа, а может, и другие, тоже эквивалентные, неотступно следовали за философом во всех эволюциях его мысли»[332]. Здесь чрезвычайно важно постулирование эквивалентности: это дает нам право утверждать, что образ-посредник, созданный нашим собственным воображением, ничего не исказит в исследуемом учении. Гарантией тут может выступать «постепенное возобновление контакта с мышлением философа»[333], позволяющее все глубже проникать в течение его мыслей, асимптотически приближаться к той невидимой точке, где сконцентрирована первичная интуиция, и корректировать наше внутреннее представление. У. Джеймс замечает по этому поводу: «Проникните в центр философского созерцания какого-нибудь человека, и вы сразу поймете, каковы должны быть все его писания и высказывания»[334].

Е. В. Ровенко, Время в философском и художественном мышлении. Анри Бергсон, Клод Дебюсси, Одилон Редон, 2015

В универсальное начало психической жизни человека превращает ассоциации Т.Гоббс. Он был убежден в том, что соединения представлений образуют мысли, следующие друг за другом в том порядке, в котором прежде возникли ощущения. Т.Гоббс считал, что связь представлений бывает двоякого рода. Иногда она упорядочивается целью, иногда же никакими определенными намерениями не скреплена. Однако, во втором случае «в этой, беспорядочной скачке мыслей часто можно открыть определенное направление и зависимость одной мысли от другой»9. Взяв какую-либо на первый взгляд случайную или неожиданную мысль, можно путем анализа проследить ускользнувшие от ума включения, обусловившие ее появление при данных обстоятельствах. Впрочем, таких же взглядов придерживался и английский врач Д.Гартли. Он ассоциации превращает в универсальную категорию, объясняющую всю психическую деятельность человека, делая попытку соединить рефлекс с ассоциацией.

Н. Т. Рожков, Психоаналитическая педагогика: теория и технологии, 2013

Состояния, в которых сознание религиозного виртуоза находится в ситуации трансцендирования, относимы к измененным состояниям сознания. «Со стороны», с точки зрения нормы, это выглядит как необычное, часто как патологическое. Сами акты пророчествования, аскетическая практика, экзальтация проповеди и т. п. сопровождаемы серьезными психофизиологическими изменениями. Священным видениям часто предшествуют обмороки, головные боли, полубессознательные состояния и лихорадочные пароксизмы, продолжающиеся длительное время. Аскетическая практика, предусматривающая существенное ограничение социально нормальных процедур поддержания функциональности человеческого организма (сна, объема потребляемой пищи и ее качественного состава, круга общения), также вводят его в измененные состояния сознания: видения, галлюцинации. Вместе с тем возрастают эмоциональная экзальтация и напряжение ума. Это все вместе порождает специфический контекст религиозного трансцендирования, в отличие от других его форм, порождающий устойчивую уверенность в «интервенции сакрального».

В. И. Красиков, Озарение трансценденцией, 2014

Эта новая постановка проблемы детского мышления как качественной проблемы привела Пиаже к тому, что можно было бы назвать в противоположность господствовавшей прежде тенденции – позитивной характеристикой детского ума. В то время как в традиционной психологии детское мышление получало обычно негативную характеристику, составлявшуюся из перечня тех изъянов, недостатков, минусов детского мышления, которые отличают его от взрослого мышления, Пиаже попытался раскрыть качественное своеобразие детского мышления с его положительной стороны. Прежде интересовались тем, чего у ребенка нет, чего ему недостает по сравнению со взрослым, и определяли особенности детского мышления тем, что ребенок не способен к абстрактному мышлению, к образованию понятий, к связи суждений, к умозаключению и пр. и пр.

Л. С. Выготский (Выгодский), Мышление и речь, 1934

Кстати, по учению упомянутого уже Р. Штайнера, управлять поведением при помощи «воления» (действие – волевой акт) может только человек, достигший совершенства ясновидящего, который освобожден от связей между волением, мышлением и чувствованием[32]. Впрочем, все эти высказывания приводятся здесь не для того, чтобы «отменить» действие как инструмент работы над ролью. Но представляется, что этот умопостигаемый элемент относится более к «разведке умом», к изучению обстоятельств жизни роли и пьесы. Более того, выводя на первое место мышление и речь в регуляции поведения, мы говорим именно о научении действовать в воображаемых (предлагаемых) обстоятельствах.

Лариса Грачева, Жизнь в роли и роль в жизни. Тренинг в работе актера над ролью, 2011

Для того чтобы хоть несколько разъяснить себе эти причины, мы должны вспомнить одно из положений современной психологии, а именно: что явления бессознательного играют выдающуюся роль не только в органической жизни, но и в отправлениях ума. Сознательная жизнь ума составляет лишь очень малую часть по сравнению с его бессознательной жизнью. Самый тонкий аналитик, самый проницательный наблюдатель в состоянии подметить лишь очень небольшое число бессознательных двигателей, которым он повинуется. Наши сознательные поступки вытекают из субстрата бессознательного, создаваемого в особенности влияниями наследственности. В этом субстрате заключаются бесчисленные наследственные остатки, составляющие собственно душу расы. Кроме открыто признаваемых нами причин, руководящих нашими действиями, существуют еще тайные причины, в которых мы не признаемся, но за этими тайными есть еще более тайные, потому что они неизвестны нам самим. Большинство наших ежедневных действий вызывается скрытыми двигателями, ускользающими от нашего наблюдения».

Зигмунд Фрейд, Психология масс и анализ человеческого Я, 1921

Вопрос, собственно, состоял в том, как могут быть преодолены барьеры сознания. Сознание можно исследовать путем простого задавания вопросов и фиксации ответов или с помощью интроспекции. Но как можно погрузиться глубже в субъективный мир, исследовать его структуру и функционирование? Решая этот вопрос, Юнг и его исследовательская группа психиатров провели серию экспериментов с добровольцами, наблюдая, как при воздействии вербальными стимулами возникают ответы сознания – «следовые реакции», если можно так выразиться, тонкие эмоциональные реакции, которые делают очевидным существование более глубоких структур. Работая в тесном сотрудничестве со своими коллегами Блейлером, Верлином, Руерстом, Бинсвангером, Нунбергом и более других с Риклином, Юнг сначала усовершенствовал словесный ассоциативный тест в соответствии со своими целями. Он остановился на четырехстах общих, повседневных и относительно нейтральных словах-стимулах, например: стол, голова, чернила, игла, хлеб, лампа4. Среди этих слов были рассеяны и более провокационные: война, честный, протестовать, ударить. Затем количество слов было сокращено до 100. Слова-стимулы последовательно зачитывались испытуемому, который отвечал первым словом, которое приходило на ум и проявлял при этом самые разнообразные реакции. Были зафиксированы длинные паузы, бессмысленные ответы, рифмованные и повторяющиеся ответы и даже физиологические реакции, которые измерялись с помощью устройства под названием психогальванометр5.

Мюррей Стайн, Юнговская карта души. Введение в аналитическую психологию, 1998

Латеральное мышление не является какой-то новой волшебной формулой – это всего-навсего иной, более творческий способ использования разума. В «новой математике»[2] латеральному мышлению было найдено эффективное применение, тогда как психоделический культ – образец злоупотребления. «Новая математика» может служить особенно ярким примером, поскольку отставляет в сторону сложившиеся подходы к преподаванию математики и вместо этого непосредственно вовлекает ученика в процесс, давая ему возможность прочувствовать свои личные достижения. Это гораздо сильнее развивает гибкость ума, поскольку подталкивает ученика взглянуть на задачу с самых различных точек зрения и показывает ему, что к верному выводу можно прийти несколькими разными путями. Со временем те же принципы, лежащие в самой основе латерального мышления, могут распространиться и на другие виды обучения.

Эдвард де Боно, Искусство думать. Латеральное мышление как способ решения сложных задач, 1967

В системе рассуждений П. Адо духовные упражнения – это то, что объединяет интеллектуальные и нравственные усилия субъекта, вовлекающие в себя весь его ум и направленные на преобразование себя, своего образа жизни, жизненного выбора. «Слово „духовный“ действительно позволяет понять, что эти упражнения являются творчеством не только мысли, но всей психики индивида; оно особенно раскрывает настоящий масштаб этих упражнений: благодаря им индивид возвышается к жизни объективного Духа, то есть снова помещает себя в перспективу Всего („увековечить себя, себя превосходя“)» (Адо, 2005, с. 22). Экзистенциальные по своей сути, духовные упражнения обладают для человека субъективной ценностью и являются составляющей такой новой ориентации в мире, которая требует самопреобразования, метаморфозы самого себя. Например, духовным упражнением является настоящее чтение: «Мы проводим нашу жизнь „читая“, но уже не умеем читать, то есть останавливаться, освобождаться от наших забот, возвращаться к самим себе, оставлять в стороне поиски изысканности, утонченности, оригинальности, спокойно размышлять, вглядываться в глубины, чтобы позволить текстам говорить с нами» (там же, с. 64). Духовные упражнения П. Адо рассматривает как практики, направленные на формирование души и полное изменение бытия. И самое главное: многие тексты, в частности, античных философов, предназначены не только для информирования, – они представляют собой духовные упражнения, которые автор практикует сам и помогает практиковать своему читателю. Человека только тогда можно назвать подлинным мыслителем, когда он не только рассуждает, но и живет в соответствии со своей системой мысли.

Коллектив авторов, Принцип развития в современной психологии, 2016

А другие живые существа, имея иную телесную организацию, – можно исследовать здесь и таракана, и паука, и т. п. – осваивают и строят свою, соответствующую возможностям их телесной организации среду. Каждое существо имеет свой жизненный мир, строит свое окружение, свою экологическую и когнитивную нишу. Различные виды живут в различных, иногда даже непересекающихся, мирах восприятия. Специалисты в области философии сознания говорят в этой связи о перцептивной замкнутости сознания. К. Мак-Гинн, к примеру, пишет: «Различные виды способны воспринимать различные свойства мира, и ни один вид не может воспринимать всякое возможное свойство, которое вещи могут демонстрировать (однако без применения искусственного инструментария)»[50]. Например, ухо человека перцептивно замкнуто к ультразвуку, а его глаз – к ультрафиолету. Для юмовского ума перцептивная замкнутость есть одновременно когнитивная замкнутость, т. е. то, что недоступно восприятию, не может быть и познано.

Коллектив авторов, Инновационная сложность, 2015

Речь идет, казалось бы, об обратном самоутверждению феномене, который называется сопротивлением идентичности. Согласно Эриксону, идентичность – это твердо усвоенный и личностно принимаемый образ себя. В процессе личностного роста или в ходе психотерапевтической работы представление о себе может меняться. Именно изменение представлений о себе, с нашей точки зрения, и обеспечивает основу самоутверждения личности. Однако процесс изменения идентичности может вызывать не только позитивные, но и негативные чувства. В таких случаях клиент (человек вообще) испытывает страх личностного роста, сопровождаемый ощущением потери себя и тревогой поглощения другим человеком. В работе «Идентичность: юность и кризис» Эриксон, обобщая некоторые свои наблюдения, описывает феномен сопротивления идентичности, который является универсальной формой сопротивления. В своей обычной, неакцентуированной форме сопротивление идентичности проявляется в страхе пациента перед аналитиком, который в его представлениях обладает особой личностью, квалификацией, умом, прозорливостью и проч., и именно поэтому «может случайно или преднамеренно разрушить слабое ядро идентичности пациента и навязать тому свое собственное» (Эриксон, 1996б, с. 224). В подобных случаях пациент на протяжении всего курса психоанализа может или сопротивляться возможному вторжению в его идентичность ценностей психоаналитика; или интроецировать из идентичности психоаналитика больше, чем он может переработать; или он может прекратить посещать сеансы психоанализа и на всю жизнь остаться с чувством, что он не обрел чего-то существенного – того, что обязан был дать ему психоаналитик.

Н. Е. Харламенкова, Самоутверждение подростка, 2007

Принимая классификацию уровней сознания Патанджали можно допустить, что в начале истории, в состоянии «тамас», сознание субъектов действия находилось где-то на втором, третьем уровнях с присущей им рассредоточенностью внимания на всех объектах восприятия одновременно. В состоянии рассредоточения, несобранности внимания человек не способен различать существенное и второстепенное. Сознание такого человека схватывает конкретные объекты, но не может проникнуть в их сущность; субъект созерцает и фиксирует, но не выносит суждения, не совершает действия. Он не «видит» сущности объектов созерцания. Человек, скорее, лишь ощущает их присутствие рядом с собою, схватывает отдельные фрагменты и интуитивно предугадывает характер развития отношений с ними. Неопределенность, размытость образов не позволяет ему выносить точные суждения, совершать в отношении этих образов конкретные действия. Для «проникновения» в отдельный предмет сознанию не хватает энергии, в силу чего созерцающий субъект не способен актуализировать свое мышление. Нечто, присутствующее в его сознании, разрушает его намерения. Порождаемые усилием его воли мысли постоянно ускользают из поля видения ума. В сознании такого субъекта не запечатлевается целостный образ воспринимаемого им объекта. Человек в трансовом состоянии (а в описанном случае состояние людей, безусловно, можно определить, как транс) находится в ирреальном мире чувств. Для того чтобы пробудить его к реальной жизни, необходимо актуализировать функции его тела и чувства.

В. Н. Никитин, Онтология телесности. Смыслы, парадоксы, абсурд, 2006

Такого рода «схлопывание» внимания может происходить по многим причинам. Это может случиться при намеренной предельной концентрации внимания; при некоторых очень ярких эмоциональных переживаниях; в случаях однообразного, в течение длительного времени повторяющегося внешнего воздействия на сознание человека или же при часто повторяющихся возвратах к одной и той же теме, идее, действию. При этом в уме человека могут образоваться и существовать достаточно длительное время островки относительно устойчивых к чему-либо интересов, мнений о чем-либо или даже может возникнуть паранойяльная идея, несущая в себе какое-нибудь патологическое содержание.

П. Г. Зорин, Гипнотизм и психология общения, 1998

Особенность социальных законов состоит в том, в каком смысле они объективны. Тут мало признать объективность в том смысле, в каком мы признаем объективность законов и вообще явлений неживой и дочеловеческой живой природы, т. е. в смысле признания их существования вне сознания исследователей, независимо от воли и сознания исследователей. Проблема тут заключается в том, что социальные законы суть законы сознательной и волевой деятельности людей, но они при этом не зависят от сознания и воли людей. Кажется, будто одно исключает другое, будто тут имеет место логическое противоречие. На самом деле тут никакого противоречия нет. Тут надо различать два различных явления, а именно отдельно взятые действия людей как эмпирические объекты и законы таких явлений. Отдельно взятые социальные действия людей являются сознательно-волевыми, но законы этих действий таковыми не являются. Отдельные действия суть эмпирические явления, которые можно наблюдать непосредственно. Законы же их так наблюдать невозможно. Для обнаружения их нужна особая работа ума, особые познавательные операции.

А. А. Зиновьев, Идеология партии будущего, 2003

Этологический и эволюционный подходы по определению телеологичны и холистичны. Другими словами, здесь изначально как бы заданы надындивидуальные, видовые «цели» (выживание для успешной передачи своих генов далее), которым, в конечном счете, подчиняется большинство живых существ. Это верно, но опять-таки «в конечном счете». Этологи и эволюционисты похожи на экономических материалистов, везде видевших свой последний фактор. Но человек, не будучи, конечно, способным жить вне удовлетворения своих материальных потребностей, всё же не живет ими – они лишь средства для жизни, ценной самой по себе. Также агрессия у животных и человека – тоже более средство, неспецифическое поведение, которое в ряде случаев обеспечивает успех в действительно специфичных формах поведения: питании, размножении, гедонизме (наслаждении жизнью от успешности, любознательности, комфорта и т. п.). Тяга к холизму, объяснению поведения индивидов через целое, видовые паттерны, а то и абстрактную «эволюцию», приводит к забвению индивидуального фактора жизни, проявляющегося в инстинкте самосохранения и в стремлении к гедонизму. Живое существо – не просто видовым образом запрограммированное зомби и звено сконструированной спекулятивными умами грандиозной цепочки эволюции, озабоченное лишь успешной дупликацией своих генов. Не следует забывать, что инстинкту размножения противостоит, уравновешивая, ограничивая его с разной степенью успешности, инстинкт индивидуального самосохранения, который всегда индивидуализирован. Появление общества, культуры значительно усложняет картину, написанную лишь при помощи эволюционных принципов, и совсем уже запутывает дело автономизация духовной жизни.

В. И. Красиков, Насилие в эволюции, истории и современном обществе, -1

– далее ум начинает само мышление, то есть начинает связывать, переставлять, увеличивать или уменьшать отдаленные от действительности и сформулированные умственными средствами копии внешних впечатлений человека о мире (идеи, понятия, образы) и даже порождает из этих копий (идей, понятий, образов) новые, чтобы в итоге создавать из них устойчивые ассоциации, призванные описывать действительность.

В. А. Нюхтилин, Как понять сложные законы философии. 47 шпаргалок, 2010

Различия в интеллекте слабоумного и нормального ребенка оказываются несущественными, природа интеллектуального процесса оказывается идентичной у обоих, следовательно, не в области интеллекта следует искать причины, объясняющие своеобразие умственно отсталых детей по сравнению с нормальными, наоборот, их незначительные отличия в области умственных процессов сами должны получить объяснение из аффективных расстройств. Возникает положение, обратное тому, которое имело место при господстве интеллектуалистической теории детского слабоумия. Если последняя была склонна видеть центр проблемы слабоумия в интеллектуальном дефекте и рассматривать остальные особенности личности умственно отсталого ребенка, в том числе и аффективное расстройство, как вторично вытекающие из основного дефекта ума, новая теория пытается в центр проблемы выдвинуть аффективные нарушения, не только отодвигая к периферии интеллектуальную недостаточность, но даже стремясь вывести ее из центральных расстройств аффекта и воли. Таково в кратких чертах современное положение вопроса о природе умственной отсталости.

Л. С. Выготский (Выгодский), Проблема умственной отсталости, 1935

То, что столь много самых разных культур на протяжении человеческой истории считали шаманские приемы полезными и уместными, говорит о том, что они обращались к «первичному уму» – основной и исконной грани человеческой души, которая превосходит ограничения расы, культуры и времени. Все культуры, за исключением западной индустриальной цивилизации, с большим уважением относились к холотропным состояниям и на разработку различных способов их побуждения тратили много времени и сил. Они использовали их, чтобы связаться со своими богами, с другими измерениями действительности и с силами природы, а также для исцеления, для развития сверхчувственного восприятия и для художественного вдохновения. Для доиндустриальных культур исцеление всегда включало холотропные состояния сознания – либо больного или целителя, либо обоих сразу. Во многих случаях большая группа или даже все племя вместе входят в необычное состояние сознания, как, например, в случае бушменов кунг в африканской пустыне Калахари.

Станислав Гроф, Исцеление наших самых глубоких ран. Холотропный сдвиг парадигмы, 2012

Если мы рассмотрим столь нелестную характеристику ума через призму наших предыдущих умозаключений, то мы с легкостью обнаружим источник поражения человека негативными качествами и способностями. Дело в том, что эволюция человеческого общества весьма зависима от качества человеческой мысли, которую мы условно обозначили, как потенциал энергий умственного напряжения QU. В свою очередь, потенциал энергий умственного напряжения можно выразить, как в качестве человеческого разума QR, так и в качестве человеческого социума QS. Практически, технологическое и культурное развитие человеческого общества, как и развитие человеческой личности, становятся зависимы от качества человеческой мысли. Какова мысль, таково и общество, такова и личность!

Михаил Тевосян, Осмысление процессов, 2014

Признание идеи одной из специфических форм нашего постижения действительности отнюдь не сводит человеческий разум на роль пассивного зерцала мироздания, в котором получает свое отражение лишь уже ставшее, актуализированное бытие. Ум наш обладает способностью как бы опережающего отражения. Иначе говоря, он может предвосхитить в идее в некоторых существенных чертах реальное самодвижение мирового порядка, исходя из познания уже проявившихся тенденций саморазвития мира. И, таким образом, идеи подлежат развитию в той же мере, в какой развиваются отражаемые ими явления. Точно так же они подлежат уточнению или соответствующей корректировке, если происходит переоценка или достигнуто более ясное осознание данных явлений.

А. А. Вальков, Философское постижение идеи нации, 2014

В общем случае можно сказать, что для развивающегося сознания замена погружённости в континуум когерентных связей на доминирование каузальности никогда не проходит безущербно. И минимальный ущерб, который, впрочем, долгое время никак не замечался, – это нарастающий диспараллелизм мифа и опыта, где миф – сфера ложной[163] каузальности (разумеется, значение мифа этим не исчерпывается). Ложной – в отношении к «объективной» природе вещей. Но, безусловно, истинной с точки зрения переживающего сознания, ибо разница между вещью-для-природы и вещью-для-человека – не та, что между объективным и субъективным – это дистанция всего лишь между разными модусами вещи. Таким образом, сбои и дисфункции «прямого знания», достигаемого путём психической погружённости в континуум когерентных связей, порождают – на основе не доступных животным комбинаторных способностей человеческого ума – чисто психические связи, мнимые и ложные согласно ходовым понятиям о т. н. объективной реальности.

А. А. Пелипенко, Избранные работы по теории культуры, 2014

Подстадия 6(1,5–2 года). Начало символического мышления. На этой подстадии малыши начинают проделывать умственные операции не столько с конкретными предметами, сколько с их образами, т. е. с объектами сознания. На подстадии 5 дети, в качестве «маленьких ученых», совершали свои открытия в результате непосредственных физических действий, используя метод проб и ошибок. Теперь они переносят активность во внутренний мир и обретают способность решать простейшие задачи в уме. Они начинают продумывать ситуации прежде, чем совершить действие, и это ускоряет решение по сравнению с предыдущей подстадией. Вследствие перехода от конкретно-чувственного мышления к образному, мир мысли начинает конкурировать с миром объектным. Однако такого рода интериоризация – длительный процесс, занимающий примерно два года.

Д. В. Михалевский, Пространство и Бытие. Сборник статей, 2017

Здесь уместно вспомнить глубокое психологическое замечание митрополита Антония Сурожского о соотношении анализа и синтеза в психике человека. Он писал: «Однако, как бы бедны мы ни были опытом, мы знаем, что аналитическое внимание ума, разлагающее предмет на составные части, нередко внимание рассеивает, разбивая его глубокое единство и развеивая его силу. Наоборот, монотонное, ритмическое, бесспешное повторение одной-единственной формулы, краткой, но сильной, успокаивает ум, заставляет мысль утихнуть, объединяет внимание глубже многообразия явленной в существе темы и, несмотря на первоначальную рассеянность и за ее пределами, сосредоточивает ум, соединяя его с „сердцем“» (Антоний Сурожский, 1953, с. 150).

В. В. Знаков, Психология понимания мира человека, 2016

Сенсуалистическая линия продолжена Гоббсом и Локком. Томас Гоббс (1588–1679) считает, что процесс познания начинается с чувственного опыта. Причина ощущений – вне нас, внешние тела оказывают воздействия на органы чувств, вследствие чего рождаются образы их в мозге. Гоббс говорит, что в человеческом уме нет ни одного понятия, которое не было бы порождено первоначально в органах ощущения. На чувственном опыте основаны мышление и язык, теоретические утверждения, наука.

В. П. Огородников, Философия: Шпаргалка, 2011

По моему убеждению наша сущность атрофирована, а «желание обладать» гипертрофировано, что определяет по сути жалкое положение человека. Для того чтобы это скрыть, мы любим похвастаться наличием ума, воли, свободы выбора, способностью чувствовать и любить. А наша сущность – то, чем мы на самом деле являемся, – потеряла для нас всякое значение и, возможно, даже перестала существовать, вытесненная роботизированной личностью и чрезмерным, неконтролируемым желанием владеть вещами. Некий механизм поглотил наше «я» и заставляет его избегать контакта с реальностью, используя классические приемы защиты, описанные австрийским психоаналитиком Анной Фрейд: «Подавление, отрицание, проекция, рационализация, регрессия».

Дарио Салас Соммэр, Космическая валюта – наивысшее богатство, 2011

Онтопсихология, вышедшая из клинического опыта и успешно проявившая себя в лечении неврозов, шизофрении и ряда других серьезных психосоматических заболеваний, открыла в каждом человеке энергетическое ядро, обладающее собственным умом и обнаруживающее себя во всех физических и психических процессах человеческого организма. Это ядро, называемое «Ин-се» (от латинского in – в, esse – быть; средоточие Бытия), проявляется во всем человеческом существовании, хотя рождается вне его и воплощается в повседневной жизни, оставаясь трансцендентным. Оно не осознается человеческим «Я». Ин-се сродни невидимой человеческой душе; это форма ума, нераздельно присутствующая во всей психосоматической реальности каждой личности. Это – внутренняя сокровенная сторона любого нашего действия, знания и представления. Его проявления – сознание, сомнения, воля, неудовлетворение, сновидения, здоровье, болезнь, симпатия, антипатия, юмор, темперамент, инстинкты, желания и т. д. К сожалению, точно раскрыть смысл Ин-се доступно только мудрецу.

Антонио Менегетти, Мудрец и искусство жизни, 1992

В идеале, принципы и внутренние структуры личности должны согласовываться друг с другом, хотя чаще мы видим людей, страдающих от того, что их личность не способна принять общественные нормы. Так, например, современная культура навязывает нам дух соперничества и стяжательства, и нужно обладать независимым складом ума для того, чтобы жить по-другому. Развитие подлинной личности порой требует, чтобы мы плыли против течения культуры. Однако терапевту трудно хвалить личные принципы человека, если он считает их патологическими и опасными. В таком случае, возможно, самое большое, что можно сделать, – высказать свою точку зрения на здоровые принципы и показать всю пагубность неразумных принципов индивида (Bergin, 1991; Richards, Bergin, 2005).

Лайонел Корбетт, Священный котел. Психотерапия как духовная практика, 2011

Аристотель же придерживался натуралистической позиции, он великолепно обобщил эмпирический материал, и его схема утверждала целостный генетический подход к процессам жизнедеятельности человека. В этом состояло преимущество аристотелевской схемы перед платоновской. Онтологические, психологические и гносеологические познания о природе психических явлений были крепко связаны между собой в умах древних мыслителей, поэтому они разделяли качества вещей на первичные и вторичные. Аристотель считал, что представления соединяются по законам ассоциации. Эта концепция Аристотеля положила начало одной из самых известных психологических теорий – ассоциативной. Аристотель опровергнул концепцию Платона и отнес субстрат воспоминания не кдуше, а к телу. Он считал, что душа и тело не могут существовать раздельно друг от друга. Также Аристотель высказал предположение о разграничении двух видов разума: практического и теоретического. Аристотель проложил непроходимую грань между психической деятельностью человека и животных и создал учение о гетерогенном разуме.

Н. В. Анохина, История психологии. Шпаргалка, -1

Думаю, что каждый человек сам для себя является мерой целостности мира, поэтому у каждого здорового человека есть целостная картина мира, предполагающая его здоровый эгоизм: «Мой мир для меня, Я для моего мира». В то же время во взаимодействии с Другим Человеком может использоваться и почти всегда используется другая мера. Вот конкретные примеры: «Он ещё мал, не понимает», «Что с неё взять, она – женщина», «Они все – недалёкого ума люди», «Ты же рассуждаешь, как деспот» и т. п. Несоответствие содержания мер целостности в Я-концепции и концепции Другого Человека воспринимается человеком и как относительно временное или относительно же постоянное несоответствие содержания переживаний по отношению к себе и к Другим Людям.

Г. С. Абрамова, Психология развития и возрастная психология, 2022

Это пространство неявного Карл Густав Юнг определил как «автономный комплекс», который направляет мысли и чувства художника. Создание художественного образа происходит на границе двух сфер психики: посредством чувств «определяется» отношение к содержанию создаваемого образа, посредством ума находится художественная форма, отражающая реалистический и символический планы произведения. Однако рациональное определение границ художественной формы, скорее, сводится к выявлению структуры, схемы, модели. Наполнение формы экспрессией осуществляется в процессе переживания смыслового контекста произведения.

В. Н. Никитин, Арт-терапия. Учебное пособие, 2014

Одним из самых серьезных препятствий освобождению скрытых сил вдохновения является техногенная культура – сложившаяся благодаря гению человеческого разума, но достаточно примитивная в понимании самого человека, формирующая неверные стереотипы и ассоциации. Если вы считаете, что их «эфемерное» влияние не имеет серьезной власти над человеком, то вы, скорее всего, заблуждаетесь. Всего полтора века прошло с тех пор как лучшие умы человечества приступили к научному исследованию этих невидимых факторов. Зигмунд Фрейд – первопроходец в изучении этого мира – до сих пор остаётся самым цитируемым в научных статьях автором. Карл Юнг, Джакобо Морено, Роберто Ассаджиоли, Эрих Фромм, Абрахам Маслоу, многие другие – все они начали «великий переворот» упрощённых представлений о правильном и разумном. И этот процесс только начинается.

П. А. Стариков, Важнейший ресурс в нужный момент. Как научиться входить в состояние вдохновения с помощью воображения, 2016

Одно из нередких и традиционных возражений в адрес понимания психики как отражения действительности состоит в том, что человек в своем познании оперирует целым рядом так называемых идеальных объектов, которым ничто не отвечает в реальной действительности. Таковы, например, идеальные точки и линии в геометрии, абсолютно черное тело и идеальный газ в физике и химии. Действительно, такие идеальные объекты – это порождение нашего ума. Но дело в том, что это такие когнитивные порождения ума, которые являются необходимым элементом в целостных теоретических системах математики и естественных наук, предназначенных для лучшего понимания и ориентировки не в некоем идеальном мире, но в окружающей человека материальной действительности. Таким образом, речь должна идти не об опровержении теории отражения, но о ее развитии в плане осмысления различий между чувственным познанием и абстрактно-отвлеченным мышлением как о высшем понятийно-системном и теоретическом уровне отражения.

Н. И. Чуприкова, Психика и психические процессы. Система понятий общей психологии, 2015

Часть 3, раздел 3.2: Ум, в котором мы живем – представляет собой наиболее практическую из всех частей книги. Можно посоветовать осваивать ее в течение нескольких дней, выполняя предложенные К.А.Суриковым техники работы с восприятием, что послужит формированию намерения развивать индивидуальное понимание предельно возможной для самого себя цели наиболее абстрактного уровня. Эта цель должна стать отправным пунктом самостоятельного развития индивида как познающего существа, стремящегося к свободе и бесконечности познания мира.

Л. Г. Пугачева, Человек в космосе мышления. Введение в эпистемологию (сборник), 2008

Одним из самых серьезных препятствий освобождению скрытых сил вдохновения является, как это ни парадоксально звучит, сложившаяся в человеческой цивилизации благодаря гению человеческого разума, но достаточно примитивная в понимании человека, природы, мира техногенная культура, формирующая неверные стереотипы, установки, ассоциации. Если вы думаете, что эти эфемерные вещи не имеют серьезной власти над человеком, то вы ошибаетесь. Всего полтора века прошло с тех пор, как лучшие умы человечества приступили к научному исследованию этих невидимых факторов. Зигмунд Фрейд, первопроходец в изучении этого мира, до сих пор остается самым цитируемым автором в научных статьях. К. Юнг, Я. Морено, Р. Ассаджиоли, Э. Фромм, А. Маслоу, многие другие – они начали «великий переворот» упрощенных представлений о правильном и разумном. И этот процесс только начинается.

П. А. Стариков, Как обрести вдохновение и использовать его ресурсы: современные возможности, 2016