Познание

Позна́ние, когни́ция — совокупность процессов, процедур и методов приобретения знаний о явлениях и закономерностях объективного мира.

Познание является основным предметом гносеологии (теории познания). Устанавливая сущность познания, его формы и принципы, теория познания стремится ответить на вопрос, как возникает знание и как оно соотносится с действительностью.

Познание изучается не только философией. Существует ряд других специальных наук и научных дисциплин, исследующих тот же предмет: когнитивная психология, научная методология, история науки, науковедение, социология знания и т. д. Однако большинство этих наук изучает познание, рассматривая только его отдельные аспекты. В целом познание остаётся особым предметом изучения именно философии.

Источник: Википедия

Упоминания в литературе

В отечественной психологии неразрывное единство естественнонаучных и гуманитарных методов познания и понимания в наиболее отрефлексированном виде представлено в научной традиции, основоположником которой является С.Л. Рубинштейн. Согласно этой традиции, психофизиологические, антропологические и другие «естественные» характеристики человека как предмета познания (см., например: Ананьев, 1968) связываются с жизнедеятельностью, смыслами и этической значимостью для субъекта других людей, развитием их личности, осмыслением бытия, ролью высших бытийных ценностей. Именно таким образом два описанных подхода интерпретируются в психологии понимания и психологии человеческого бытия, у истоков которой стоял Рубинштейн. Продолжая традицию, я описываю указанные способы понимания мира не как несовместимые и противоположные, а, наоборот, как взаимодополнительные и взаимозависимые. Процесс мышления понимающего субъекта направлен на познание причинно-следственных связей объективной реальности и поиск истины. Вместе с тем он направлен и на конструирование субъективного опыта, порождение и развитие индивидуального смысла событий, происходящих с человеком. Парадигматический способ дает субъекту возможность видеть в окружающем его мире проблемы и задавать информативные вопросы, полезные для их решения. Нарративный подход ориентирован на выявление целостных ситуаций человеческого бытия: субъект задает себе и другим смыслопорождающие вопросы, направленные на развитие историй.

В. В. Знаков, Психология понимания. Проблемы и перспективы, 2005

Деление наук по предмету оказалось слабым критерием для обоснования самостоятельного статуса «наук о духе» через раскрытие специфики социогуманитарного познания. Разрабатываемая Дильтеем теория познания «наук о духе» уводила в плане методов в область психологии, предлагала использовать образцы художественной литературы, дающие «неметодическое, но яркое жизнеописание»[176]. Он как бы имел перед собой классический образ «гносеологического Робинзона» – «изолированного от общества, грустно-одинокого познающего субъекта»[177], которого следовало подготовить к встрече с Пятницей, т. е. оснастить методами понимания переживаний «другого» с помощью интроспекции, рефлексии, эмпатии, «вчувствования». Но и «оснащенный» Робинзон не становится социальным субъектом, личностью до тех пор, пока не вернется в общество, а значит, видеть в нем «психологическую целостность» неправомерно. Именно это и имел в виду Л. С. Выготский, отмечая, что «спиритуалистическое направление, одним из главных ответвлений которого являлась «понимающая» психология Дильтея, оказалась бесперспективным и для самой психологии»[178]. Социология тем более не может абстрагироваться от демографических, статусных, ролевых и других характеристик индивидов, от их поступков и действий, как и от экономических, политических, социокультурных условий жизни. Психологизация процесса познания оставляла за бортом логику («силу абстракций» – по Марксу), ставила «под вопрос саму возможность рационально-научных методов наук о духе, наук о культуре, социально-гуманитарного знания вообще»[179]. На этом пути невозможно решить «сфинксову проблему» процесса познания, т. е. достоверности социогуманитарного знания.

С. А. Шавель, Общественная миссия социологии, 2010

Следует отметить, что познание «обязанности» как объективного явления социальной действительности лежит в плоскости эмпирического восприятия данного явления, что позволяет перейти от эмпирического уровня познания (на уровне описания и классификации) к теоретическому обобщению изучаемого явления и формированию категориальной составляющей знания об «обязанности». Данный подход известен в классической науке как диалектическая (линейная) методология познания процессов и явлений действительности. На чем он основан? Философская наука отмечает, что указанный путь познания действительности формируется на основе принципов, методов и уровней познания исследуемого явления. Подобный подход к исследованию социальных явлений совершенно недостаточен и опасен своей линейностью и однозначностью. В связи с этим могут показаться обоснованными высказывания современных ученых, утверждающих, что диалектический метод познания действительности изжил себя и нужна новая методологическая база для дальнейшего исследования социально-правовых явлений.[9] Представляется, что хоронить теорию познания, основанную на диалектических методах исследования, рано. Наоборот, диалектический метод в системе методов познания и в настоящее время является синтезирующим методологическим началом, лежащим в основе иных методов, которые используются при исследовании государственно-правовых явлений. Существующее многообразие мировоззренческих подходов к познанию права позволяет углубить имеющиеся знания о данном социальном явлении, но исчерпать диалектическую методологию познания действительности невозможно. «Методологические проблемы юридической науки в современный период являются делом самой юриспруденции и не могут решаться путем простого переноса исследовательских средств из философии, метатеорий и других наук».[10] Современное развитие философской науки дает новые знания, позволяющие развивать сформированные ранее методологические установки. «Любое новое научное знание может быть получено только в том случае, если исследователь изучил все, что было сделано его предшественниками».[11]

А. Н. Жеребцов, Общая теория публично-правовой обязанности, 2013

Современная методология научного познания допускает существование подсознательных, неявных элементов, имплицитных знаний-регуляторов научно-исследовательской деятельности, обусловленных возможностью скрытого воздействия на нее социокультурных, прагматических факторов. Так, М. Полани отмечает, что человек в практической деятельности, кроме явного знания, выражаемого вербально, параллельно использует еще и «молчаливое», имплицитное, знание. Если объект деятельности находится «в поле зрения» субъекта, то система средств этой деятельности может быть вытеснена в «периферическое сознание». Соответствующее периферическое знание «есть знание некоторых конкретных элементов, которые осознаются нами не сами по себе, а лишь посредством их вклада в постижение того целого, на котором сосредоточено наше внимание»[3]. Стиль научного мышления, как правило, получает категориальную фиксацию с когнитивным (вернее сказать, рефлексивным) «запаздыванием»: либо в рамках саморефлексии науки, либо в процессе философского анализа истории развития конкретной области знания.

Коллектив авторов, Философские проблемы междисциплинарного синтеза, 2015

Уверенности в относительной простоте мира и его безграничной познаваемости соответствовало представление о том, что субъект в акте научного познания находится вне познаваемого им объекта и не оказывает на него никакого влияния. Данное противопоставление объекта познания (окружающей человека действительности) и субъекта познания (человека), который должен действовать как «чистый разум», исключив из акта познания какую-либо субъективность, рассматривалось в классической науке как гарантия объективности научного знания. В рамках классического типа научной рациональности предполагалась возможность получить абсолютно точную картину исследуемой реальности – при использовании правильных методов и упразднении из процесса познания всех индивидуальных особенностей личности, т. е. субъективности. При этом считалось, что объективная, абсолютная истина существует «сама по себе», как объективная реальность, и никак не связана с человеком, формулирующим ее в определенной языковой форме. Язык в классической науке рассматривался в качестве инструмента логического мышления, с помощью которого можно отобразить весь мир в мыслительном образе, адекватном своему объекту.

Е. В. Тимошина, Общая теория права. Учебник, 2017

Коген не примыкает ни к тому, ни к другому направлению. Правда, он не отрицает исторического значения феноменалистической точки зрения для критической философии и отнюдь не отвергает различения априорных и апостериорных факторов знания. Но он считает и тот и другой мотивы второстепенными моментами Кантова учения, которые служат другой, более существенной и принципиальной задаче: установлению и обоснованию внутреннего систематического единства научного знания. Эту задачу феноменализм самостоятельно решить не способен. Он выводит структуру знания из духовной организации познающего субъекта, т. е. рассматривает знание прежде всего как психический, совершающийся в сознании процесс, и объясняет однородность структуры знания из единства его психологического происхождения. Однако такое генетическое объяснение не в состоянии обеспечить те внутренние логические связи, которые составляют специфическую особенность научного знания, а потому и устанавливаемое им единство познания носит чисто внешний характер, не вырастает органически из объективного состава науки.

Коллектив авторов, Новые идеи в философии. Сборник номер 5, 2015

Следует сказать, что предметом исследования С. Л. Рубинштейна были две действительности: первая – реальная действительность психического, т. е. его онтология, и вторая – его теории, в которых действительность психического как объекта уже была преобразована в предмет науки. Следует также отметить, что Рубинштейн превращал онтологическую действительность психического в проблемную, т. е. он занимал по отношению к ней исследовательскую позицию – теоретическую и эмпирическую, что приводило затем к превращению процесса познания в результат – знание. «Действительность» теорий как разнообразных определений психики и сознания разными авторами, школами, направлениями также выступала для него как требующая методологического осмысления, переосмысления и преобразования. От преобразования – реинтерпретации (Р. Рикёр, В. А. Кольцова и др.) имеющихся в психологии теорий, подходов, проблем он шел как бы во встречном (реципрокном) направлении к обобщению – выводу о способе их включения в новую, целостную, его собственную систему знания, объединяющую теории и эксперименты.

А. Н. Славская, Основы психологии С. Л. Рубинштейна. Философское обоснование развития, 2015

Не исчерпывая собой сознания, познающий разум есть тем не менее исполнитель высшей миссии сознания, и потому представляет собой его главную и важнейшую составляющую, его raison d'etre. Философская дескрипция его активности, или же конституция познавательного акта, есть средоточие и ядро всей эпистемы Декарта, так что наш долг – описать основные элементы этой конституции. Все когнитивные установки Декарта направлены к идеалу строгого научного познания; однако систематический органон научного познания еще отнюдь не создан в его трудах: пред нами лишь общие черты и отдельные элементы. Выдвинув и усиленно подчеркнув идею необходимости цельного познавательного метода, философ в то же время оставил собственный метод во многом недоочерченным. Прежде всего, это касается выбора общей ориентации, общего типа когнитивного аппарата: должен ли когнитивный процесс ставить во главу угла опытные или же умозрительные критерии и средства? Как мы знаем сегодня, первый путь ведет к познавательной парадигме эмпирической и экспериментальной науки, второй же – к феноменологической парадигме познания как интенционального акта интеллектуального всматривания; и обе парадигмы обладают весьма различными свойствами и сферами применения. Дискурс же Декарта – на распутье. С одной стороны, мыслитель тяготел к изучению явлений природы, («великой книги Мира», как он выражался), к естественнонаучной проблематике, – что неизбежно склоняло к экспериментальной парадигме, но, с другой стороны, в числе его самых стойких убеждений – глубокое недоверие к чувственному опыту, его данным, и столь же глубокое доверие к внутренним нормам и законам чистого разума.

С. С. Хоружий, Фонарь Диогена, 2010

Безусловно, разработка онтологического подхода возможна лишь при опоре на эмпирические и теоретические знания из различных областей науки, включая антропологию, биологию, медицину, психологию, физиологию и другие. В этой связи особую значимость приобретает философское осмысление процесса познания субъектом бытия собственного тела. Если тело предстает для человека как неповторимое, уникальное физическое образование, внутренняя жизнь которого сокрыта для внешнего окружения и дана только ему в ощущениях, то, очевидно, что истинное познание телесных сущностей доступно только ему. При допущении данной точки зрения онтологическое исследование самим субъектом своей телесности приобретает решающее значение для поиска истинного знания. В данном случае социокультурная парадигма телесности получает свое раскрытие в сторону изучения природы самоидентификации человека. Каким ему предстает его тело? Какое место оно занимает в его сознании, в его модели отношения с миром? Ответить на эти вопросы становится возможным, если обратиться к анализу опыта индивидуального чувствования тела. Раскрытие содержания представлений и знаний о природе самопознания человека своей телесности позволяет иначе взглянуть на проблему антропологического кризиса, на место человеческого тела в понимании природы самого человека.

В. Н. Никитин, Онтология телесности. Смыслы, парадоксы, абсурд, 2006

Функциональные формы интеллектуально-духовного сознания являясь совмещенными, одновременно выполняют определенные функции, играют «прикладную» роль по «обслуживанию» человека путем применения им указанных проявлений сознания в процессе научно-философских исследований, а также осмысления и осуществления своей практической жизнедеятельности. Так, термины «понятие», «категория» и «идея» применяются для обозначения логически целостных мыслительных форм, используемых в анализе тех или иных процессов, явлений и отношений. Через использование функций языка и речи сознание реализует интеллект и духовность человека, приобретает реальные формы существования в виде звуков и словосочетаний, соединяется с действительностью, осуществляет «выход» из внутреннего мыслительного мира человека во внешний, практический мир. Тем самым язык и речь, играя чрезвычайно важную роль в качестве средств общения между людьми, на разных этапах истории оказывают революционизирующее влияние на развитие человека и его интеллекта и духовности. Исключительная роль в становлении и развитии человеческой цивилизации принадлежит науке как специфической практической форме проявления интеллектуального и духовного сознания человека, представляющей собой совокупность способов, методов и приемов познания и отражения в логически целостных категориях и понятиях объективные закономерности универсума.

Х. А. Барлыбаев, Истина и справедливость как системообразующие ценности, 2014

Познание в общении. Как особая сфера человеческой деятельности, познание есть целенаправленная оптимизация субъективной картины мира, предполагающая преодоление наличной неопределенности. Познание в узком смысле слова есть рациональный (или когнитивный) аспект психич. отражения действительности. При выделении этого аспекта, этой стороны подразумевается наличие дополнительного, аффективного аспекта (стороны), или субъективного отношения. При аналитическом подходе к психич. отражению исходными по традиции считаются элементарные психич. явления. Среди них выделяются познавательные явления (ощущения, восприятие, представления, мышление, воображение), эмоции и внимание. Все они раскрывают природу психического, фиксируя его разл. грани. Однако ни порознь, ни вместе они не отображают специфики явлений психич. отражения человека. С тем же эффектом анализируется психич. отражение др. социальных объектов, объектов из мира техники, из мира живой и неживой природы. Это было характерно для психол. исследований на протяжении всего XX в.

Коллектив авторов, Психология общения. Энциклопедический словарь, 2011

Под познанием в гносеологии понимается творческая деятельность, формирующая знания,[9] в нашем случае – знания о праве. Познавательная деятельность включает в себя такие элементы (этапы познания), как ощущение, восприятие, представление и понятие.[10] Таким образом, предлагаемое в качестве сущностного признака познание поглощает собой другой сущностный признак – восприятие права, так как познание возможно только через восприятие. Отсюда вывод – восприятие права применительно к данному определению является на самом деле второстепенным признаком и, следовательно, в рассматриваемом нами случае без него дефиниция не теряет своей значимости.

П. А. Оль, Правопонимание: от плюрализма к двуединству, 2005

Духовное знание отличается от познавательного, отражающего внешний мир, но ничего не меняющего в самом познающем субъекте. Категория «духовное знание» очень созвучна с рубинштейновским пониманием человека не только как субъекта познания и действия, но и как субъекта этического и эстетического отношения. Последнее формируется благодаря «онтологизации» человеческой жизни, человеческого способа существования. Познавательное знание абстрактно или конкретно отражает мир, а духовное и неразрывно связанное с ним духовно-практическое не только указывают, как можно познавать и действовать в ходе преобразования эмпирической, социокультурной и экзистенциальных реальностей, но в таком знании образ мира виден сквозь призму человеческих потребностей и интересов. Духовно-практическое знание учит нас тому, как относиться к миру человека, к другим людям и самому себе. «К духовно-практическому знанию можно отнести знание об общении (фиксирующее не регулируемые правом нормы общежития), бытовое (связанное с обеспечением жизнедеятельности людей), культово-регулятивное (мифическое, религиозное, мистическое, магическое), художественное (не ограниченное собственно искусством, не объемлющее вообще креативно-образное самовыражение). Их особенности составляют: синкретизм видов деятельности, формирующих знание; косвенная обусловленность практической деятельностью, способность оказывать обратное влияние на практическое знание. В форме духовно-практического знания накапливается, обрабатывается и распространяется социальный и познавательный опыт» (Опенков, 1997, с. 135). Очевидно, что в таком контексте знание предстает уже не как когнитивное психическое образование, а как экзистенциальный феномен бытийного отношения.

Коллектив авторов, Принцип развития в современной психологии, 2016

В обсуждаемом учебном пособии дается следующее определение науки: «…наука может быть определена как рационально-предметная деятельность сознания. Ее цель – построение мысленных моделей предметов и их оценка на основе внешнего опыта» [1, 14]. Здесь мысль выражена недостаточно корректно, так как речь идет не о науке вообще, а только о научном познании. «Мысленные модели предметов» – это то же, что «идеальный аналог», введенный нами в п. 1.1. Следовательно, целью является научное знание, а под наукой следует понимать научное познание. Далее с сожалением читаем «Источником рационального знания не может быть ни чувственный опыт сам по себе, ни художественное воображение, ни религиозно-мистическое откровение, ни экзистенциональные переживания, а только мышление – либо в форме построения эмпирических моделей чувственного опыта, либо в форме конструирования теоретических объектов (мира «чистых сущностей» или мира идеальных объектов)» [1, 14 – 15]. Здесь мелкая неточность состоит в том, что объект существует вне сознания и независимо от него, а теоретические и идеальные объекты – это бессмыслица, это то же, что твердая жидкость. Крупным же искажением реального процесса научного познания является то, что мышление рассматривается само по себе, что «чистые сущности и «идеальные объекты» извлекаются из «чистого разума» в полном отрыве от того, что они не придумываются, а вырабатываются в процессе взаимодействия познающих субъектов с объектом познания. Другими словами, в цитируемом определении практика полностью исключена из процесса научного познания. Мы имеем здесь банальную смесь материализма с идеализмом, недопустимую в учебном пособии.

Л. С. Якунин, Философские вопросы науковедения, 2017

На этой основе происходят коренные изменения в методологии науки. Ф. Бэкон, Г. Галилей, Р. Декарт сделали многое в преодолении догматов схоластики, отстаивании принципов механики, роли точного эксперимента – особенно в установлении закономерных причинных связей между явлениями. Так, Р. Декарт разработал правила рационалистического метода, первыми среди которых является требование допускать в качестве истины только такие положения, которые осознаются ясно, отчетливо. Выдающиеся немецкие философы И. Кант, И. Фихте, Ф. Шеллинг, Г. Гегель в противовес механистической методологии, метафизически трактовавшей пути и способы познания, развили диалектическую методологию. Учение Канта, например, утверждало принцип достоверности знания. Диалектика великого мыслителя Гегеля имела характер всеобщего метода познания и духовной деятельности. Разработанные Гегелем категории и законы диалектики образовали тот мыслительный аппарат, который позволил под принципиально новым углом зрения исследовать взаимосвязи, противоречия и развитие бытия и мышления. Важнейшую роль в методологии Гегеля играет принцип восхождения от абстрактного к конкретному – от общих и бедных содержанием форм к расчлененным и наиболее богатым содержанием, к системе понятий, позволяющих постичь предмет в его сущностных характеристиках, преодолеть элементы субъективного отношения к этому предмету. Метод выступает «как некоторое стоящее на субъективной стороне средство, через которое оно соотносится с объектом»[7].

В. А. Сапрыкин, Ценности социализма. Суровая диалектика формационно-цивилизационной смены и преемственности системы общественных ценностей, 2014

Философия, наука и повседневное знание, при всех различиях способов суждения и действия, направлены на достижение общей цели – постижение свойств и параметров мирового универсума, системных связей окружающего мира. Все они исходят из свойства мирового универсума, предполагающего наличие и функционирование в нем человека, обладающего способностью мыслить и познавать. Поскольку дело обстоит именно так, то человеческое мышление как особый феномен, в свою очередь, выступает в качестве научной проблемы, изучение которой требует взаимодействия наук о природе, наук о жизни и наук о человеке. В настоящее время сформировалась группа наук и дисциплин, представляющих различные подходы и методы, поставившие себе целью исследование проблем человеческого мышления. В ней представлены как науки естественные, так и гуманитарные. Их объединяет сама проблема и поиск взаимодействия в ее исследовании, в силу чего эти новые науки и подходы носят название когнитивных, т. е. формирующих общее исследовательское пространство когнитивистики. Среди них когнитивная психология, когнитивная лингвистика, компьютерные науки, теория информации, информационные науки, область исследования искусственного интеллекта, ряд новых подходов естественных наук. Поскольку человек представляет собой часть мирового универсума, системно связан с ним, то и познание этих связей возможно при том условии, что каждая из наук выявляет эти системные связи, изучая собственные конкретные объекты. Ориентация на проблематику когнитивистики актуализирует в каждой из наук специальное рассмотрение научной методологии и особенно ее эмпирического обоснования. В центре внимания оказываются проблемы соотношения теории и эксперимента, принципов верификации, критериев доказательности, корректности и точности научного утверждения и способов его аргументации. Для гуманитарных наук особенно актуален вопрос об эмпирическом объекте наблюдения.

О. М. Медушевская, Теория и методология когнитивной истории, 2015

Проблема определения объективных и субъективных оснований различения реальностей, безусловно, включена в описанный выше более широкий контекст развития социогуманитарного познания. Эта проблема оказывается важнейшей при изучении факторов, влияющих на аналитическое расчленение мира человека на три реальности. Субъектно-аналитический подход к исследованию психологии понимания как раз и направлен на то, чтобы сделать явными те психологические основания, на которых базируются классификации реальностей, явного описания признаков каждой из них. Три описанные выше реальности, конечно же, объективно существуют. Вместе с тем ясно и то, что различение реальностей относится не столько к онтологии их существования, сколько к гносеологическому уровню анализа, логико-аналитическому описанию признаков и характеристик. В действительности недизъюнктивны не только мыслительные процессы субъекта, но и сам мир человека является скорее целостным и непрерывным, чем дискретным. В многомерном мире человека реальности нередко настолько взаимосвязаны, что их трудно расчленить, отделить одну от другой. В эксперименте психологу часто очень трудно уловить ту грань, границу между реальностями, которая существует во внутреннем мире испытуемого. Это ясно проявляется, например, при психологическом анализе роли телесного опыта в структуре индивидуального знания. В этом случае важной проблемой оказывается выявление границ субъектности: различение физической и духовной природы человека. Необходимым условием выделения себя как субъекта своей жизни и деятельности является ментализация границы Я, отделение телесной оболочки от духовной сущности. Возникающая в психике субъекта граница между Я и не-Я знаменует собой не только отделение физического Я от иного, но и различение Я как активного субъекта социальных взаимодействий от Меня как объекта воздействия со стороны других людей. Как показывают психологические эксперименты, определение границы требует от людей усилий, психического напряжения (Ребеко, 2015).

В. В. Знаков, Психология понимания мира человека, 2016

Параметры нашего знания о действительности заданы ею самой. Но речь здесь должна идти не о натурализме, предполагающем прямую обусловленность знания биологическими условиями существования познающего индивида, с одной стороны, и прямое действие биологических и иных естественно-научных законов в сфере познания. Гурвич исходит из концепции многоуровневости бытия, каждый из уровней которого предполагает особые условия и особые концептуальные рамки познания. Законы биологии и естественных наук на самом деле могут найти свое применение в познании социальной действительности, но только на первом, морфологическом уровне. Каждый последующий, более высокий, уровень предполагает другие концептуальные рамки. Так, на уровне знаковой коммуникации применимы методы лингвистики, на уровне коллективной ментальности – методы социальной психологии, на уровне символов и ценностей – методы феноменологического анализа и т. п. Задача диалектики как метода социологии заключается в том, чтобы разработать принципы примирения и координации разных концептуальных рамок социального знания, обобщить результаты этого знания и сделать на основании этих данных те или иные выводы по рассматриваемой проблеме применительно к конкретным социально-историческим условиям.

М. В. Антонов, Право и общество в концепции Георгия Давидовича Гурвича, 2013

Но о гносеологии ли пишет автор? Что он понимает под ней? Под гносеологией А.В. Агутин понимает теорию, анализирующую основания научно-познавательной деятельности, а вместе с ней (наукой) и всех остальных областей человеческой жизни, а также форму организации научного знания[157]. Действительно, гносеология – философская дисциплина, занимающаяся исследованиями, критикой и теориями познания. Основной круг гносеологической проблематики очерчивается посредством таких проблем, как интерпретация субъекта и объекта познания, структура познавательного процесса, проблема истины и ее критерия, проблема форм и методов познания и др.[158]И эти проблемы могут решаться по-разному различными философами. Но все это происходит в рамках гносеологии как теории познания. Ее не может не быть, ее нельзя отрицать в принципе – это раздел философии, причем основной раздел. Внутри него можно найти множество концепций познания, но сама гносеология как часть философии существует, пока есть проблематика познания в современном мире. Лев Шестов по поводу трудов Э. Гуссерля пишет: «… обратим еще раз внимание на то, какое колоссальное значение имеет и должна иметь в философии теория познания. Теория познания вовсе не безобидная, отвлеченная рефлексия о методах нашего мышления. Она предопределяет собой источник живой воды познания. Она увлажняет собой те ρι??ματα πάντων (корни вещей. – А.Б., А.Б.), из которых вырастает наша жизнь…»[159] Это красивое образное выражение подчеркивает объективность и важность существования гносеологии как раздела философии, в котором изучаются одни из основных ее проблем. В связи с этим суждение А.В. Агутина некорректно в том плане, что гносеология в уголовном процессе – это проявление социалистических механизмов и т. п. Это часть философии, на которую мы не можем не опираться.

А. А. Брестер, Метод российского уголовного процесса, 2013

В сформировавшейся структуре наук до сих пор особое место занимала философия, которая играла роль методологического основания для познания (постижения) любых сфер реальности: природы, общества, мышления. Ее диалектический метод, опирающийся на знание законов диалектики (единства и борьбы противоположностей, перехода количественных изменений в качественные и развития или отрицания отрицания) и диалектических категорий (сущности и явления, содержания и формы, количества и качества, части и целого, общего – особенного – единичного, абстрактного и конкретного и т. д.) имеет универсальное познавательное значение.

Л. М. Мосолова, Культурология и глобальные вызовы современности, 2010

Развитие квантовой физики поставило под вопрос эмпирическую методологию научного познания, так как выявилась зависимость результатов опытов от приборов и органов чувств человека. Актуализировалась проблема связи физической науки с науками, изучающими человека, в том числе его психику. В этих условиях философия в центр своего внимания поставила вопросы о природе познания, об отношениях субъекта и объекта, психического и физического, о характере и истоках опыта и т. д. Возникает вторая форма позитивизма – эмпириокритицизм. Его основатели Эрнст Мах (1838–1916) и Рихард Авенариус (1843-1896) в основу объяснения мира положили опыт, который понимали как совокупность ощущений, а сами ощущения назвали элементами мира. Результативность науки, полагал Мах в работе «Принцип сохранения работы» (1872), зависит от затрат мыслительной энергии человека[13]. Чтобы добиться экономии мысли, следует отказаться от всех метафизически-религиозных спекуляций. Вещи, в том числе и Я, – комплексы ощущений. Следовательно, существенного различия между психическим и физическим, Я и миром, представлением и объектом, внутренним и внешним не существует. Различие вытекает лишь из специфики точек зрения на научную (математическую) обработку материала ощущений. Махисты настаивали на нейтральности «позитивной» философии в отношении материализма и идеализма.

В. Н. Калмыков, Философия, 2017

Отвлекаясь от основной линии и отмечая еще одно из влияний, можно сказать, что значимым для психиатрии оказывается также и центральный для второго тома «Логических исследований» тезис о мышлении и познании как опыте, как переживании сознания, который способствовал пересмотру господствовавшей тогда в психиатрии ассоционистской теории мышления. «Речь идет при этом… об исследованиях того наиболее общего типа, которые принадлежат широкой сфере объективной теории познания и к тому, что с ней взаимосвязано, – чистой (в первом издании – „чисто дескриптивной“ – О. В.) феноменологии мышления и познания как переживаний»[172]. Это положение о мышлении как о переживании представления и его развитие имело значение не только для психиатрической теории (что мы только что отметили), но и для практики психиатрии. Ментальная продукция больного теперь могла трактоваться не как свидетельство его когнитивной деградации, а как индикатор жизни сознания и наблюдающихся в нем трансформаций.

О. А. Власова, Феноменологическая психиатрия и экзистенциальный анализ. История, мыслители, проблемы, 2010

3. Истинность, с точки зрения классической науки, неразрывно связана с объективностью. Объективность понимается, во-первых, как совпадение знания с познаваемым объектом, во-вторых, как независимость знаний от субъекта познания, его личностных особенностей, воли и желания. Предполагалось, что субъект дистанцирован от объекта, как бы со стороны, извне познает мир. В этой связи классическая наука стремилась максимально устранить, элиминировать из знания все субъективное, все, что связано с субъектом познания, т.е. исключить субъекта из контекста научных знаний. Считалось, что научное знание будет тем достоверней, чем меньше содержит субъективных привнесений. Идеал классической науки – чисто объективное знание, освобожденное от всяких субъективных наслоений и тем более искажений.

Я. С. Полякова, Общие проблемы философии науки, 2011

Семинары и книга являются способом авторской постановки вопроса о границах эволюции разума индивида. В этом заключается «теоретическая» составляющая концепции. Однако большее значение имеет ее «практическая» часть: она присутствует в текстах как идея эволюции индивида. Принятая в полной мере любым человеком она запускает процесс самостоятельного осознания цели собственной жизни и построения своей собственной структуры знания, которая является «эпистемологической разверткой» предельного для этого индивида смысла. Специфика теории автора заключается в намеренном, осознанном и вполне рациональном шаге за грань теоретического способа мышления реальности. Если разум цепляется за «теории», он, тем самым, оказывается дистанцирован от новизны ситуации актуального бытия, в которой находятся все живые люди – ситуации «здесь-и-сейчас». При всем уважении и действительном понимании ценности теоретического мышления для развития культуры, необходимо заметить, что теоретический разум принципиально догматизирован в том смысле, что накладывает на реальность искусственные рамки. Но то, что прекрасно «работает» на уровне социального мышления в данном случае, не очень хорошо для «мышления индивида». Поэтому теоретический разум нуждается в дополнительном принципе познания – свободном от теоретических предпосылок осознании настоящего момента, исходящим из задачи аутопоэзиса конкретного живого телесного существа. Разум, оценивающий ситуацию в рамках цели «быть свободным» – наиболее гибок и результативен. Он более разумен, так как более эффективно сохраняет человеческую жизнь и человеческий дух, чем теоретическое мышление. Поэтому данная концепция относится к сфере практической философии – ведь ее основная задача: подтолкнуть к свободному самостоятельному познанию конкретного индивида, а не утвердить собственную схему категорий.

Л. Г. Пугачева, Человек в космосе мышления. Введение в эпистемологию (сборник), 2008

Предмет у каждой из перечисленных отраслей знания, включающих специфический опыт осмысления действительности, связанный с особенностями соответствующей этой отрасли знания практики, свой, не схожий с научным. Некоторое исключение представляет отношение «наука – философия», так как и в обоих случаях субъект познания сосредоточен на выявлении и изучении закономерностей. И все же взгляд на природу, космос, действительность и подход к их изучению науки, стремящейся к как можно более полной конкретизации предмета, результатов исследования, к возможно более полному эмпирическому обоснованию, отличается от взглядов и подходов философии, которая тяготеет к обобщениям, абстракциям и с большей легкостью допускает спекуляции в своих теоретических конструкциях.

С. С. Антюшин, История и философия науки. Учебное пособие для аспирантов юридических специальностей, 2013

Следуя Л. А. Тихомирову, научное познание формирует внешний или чисто материалистический взгляд на исторический процесс, который равнозначен позиции стороннего наблюдателя, намеренно игнорирующего его внутренний смысл. Предоставляя исследуемый объект самому себе вне соотнесения с внутренним миром субъекта, научное познание отказывается от постижения целей и смысла исторического бытия человека, исследует это бытие как безличный и нецеленаправленный процесс природы, где возможна лишь фиксация необходимых причинно-следственных отношений. При этом к внешнему и необходимому научному познанию Л. А. Тихомиров причисляет и историческую науку. В интерпретации Л. А. Тихомирова она дает сведения лишь о внешних необходимых факторах человеческого развития. Она не в состоянии удовлетворить потребность в раскрытии целевого и смыслового пространства исторического процесса, а потому должна быть дополнена альтернативным способом познания.

С. В. Посадский, Лев Александрович Тихомиров: философско-культурологические искания, 2009

ГНОСЕОЛОГИЯ (греч. γν?σις (γν?σεως) знание, познание и λόγος – слово; учение) – теория познания; с середины 19 в. – особый раздел философии, посвящённый источникам, формам и методам познания, условиям его истинности, способности и возможности человека вообще познавать действительность. Базовые понятия Г.: субъект → средства (методы) познания → объект. В классич. науке и в Г. предполагалось, что результаты исследования практически полностью обусловлены свойствами объекта.

В. Д. Губин, История и философия науки: основные имена и понятия, 2013

Марксизм стремился избежать как философской самонадеянности Гегеля в его взаимоотношениях со специальными науками, так и узости позитивистского подхода, отводящего философии лишь вспомогательную роль в познании мира. С точки зрения В. И. Ленина, вопрос об атомах и электронах есть вопрос, касающийся только физического знания. Философию же интересует вопрос об источнике и методах физического знания. Однако выяснить источник познания невозможно без общего представления о первооснове мира, механизмах изменений и их направленности. Поэтому Ф. Энгельс хотя и ограничил претензии философии в качестве «науки наук», но все же определил ее как науку о наиболее общих законах природы, общества и мышления. В основе этого определения лежит представление о тождестве бытия и мышления. Мышление развивается по тем же общим законам, что и окружающий мир, поскольку оно само продукт эволюции материи. Изучив доступные человеческому познанию всеобщие формы мышления, мы тем самым получим ключ, метод к «мировой схематике».

Г. Г. Кириленко, Философия, 2009

Не прекращались и его исследования психологии личности. В. Н. Мясищевым был предложен новый подход, названный им психологией отношений. При этом отношения понимались им как сознательные, избирательные связи человека с окружающим миром и с самим собой, которые влияют на его личностные качества и реализуются в деятельности. Такой цельный подход к личности, по мнению Мясищева, обеспечивал динамическое понимание личности как единства субъекта и объекта. В последних работах Мясищев развивал важную мысль о том, что настоящее, превращаясь постоянно в прошлое, в опыт, одновременно становится потенциалом будущего поведения личности. Б. Г. Ананьев также выступал за целостный подход к проблемам психики, отразившийся в его исследованиях системного характера чувственного познания, прежде всего в исследованиях восприятия пространства и времени. На основе анализа методологии и истории развития психологии он доказывал необходимость комплексного изучения психики, разрабатывал принцип междисциплинарного подхода к проблеме человека. В основу его программы была положена идея об индивидуальности как системе, интегрирующей разноуровневые свойства индивида, личности и субъекта. Комплексный подход позволил ему пересмотреть исследования детского развития, включив их в общую картину целостного жизненного цикла человека. Взаимовлиянием онтогенетического и биографического развития объясняются, по его мнению, многие закономерности психического становления.

В. П. Ступницкий, Психология, 2011

Сциентизм и скептицизм являются крайними и односторонними позициями, интерпретирующими науку и научную формы познания. С одной стороны, поступательное развитие общества, на практике использующее результаты развития науки, доказывает односторонность позиции скептицизма. С другой стороны, нельзя забывать, что наука представляет собой лишь один из исторически сформированных способов видения мира, способов его познания и отображения. Нельзя включать в науку произвольно любые формы изыскания, исследования мира. Например, Джуна Давиташвили утверждает, что она занимается наукой, наградив на этом основании певца Майкла Джексона учеными степенями. Такая установка ведет, с одной стороны, к хаосу в понимании научного знания, а с другой – к расширительному пониманию науки. Однако истину можно познавать и иными, ненаучными средствами, например в рамках художественного творчества. Нельзя сказать, что искусство как способ познания мира более ущербно, чем наука. Просто это другой способ исследования. В нем для познания, обнаружения сути предмета может, как в сюрреализме Сальвадора Дали, искажаться его форма. Чтобы не путаться с понятием науки, необходимо дать определение науки, выяснить критерии науки и сравнить ее с другими способами освоения окружающего мира, выявить специфику научной формы мышления, научной формы познания.

Коллектив авторов, Концепции современного естествознания. Учебное пособие, 2009

Теперь нам предстоит совладать с разнообразием рассмотренных трактовок и дать обоснованную онтологическую характеристику смысла и смысловой реальности. Под онтологической характеристикой мы понимаем, вслед за современными философами (см. например, Мотрошилова, 1967; Юдин Э.Г., 1978; Юдин Б.Г., 1986), место нашего объекта в той общей модели реальности, картине мира, которая является инструментом научного познания и осмысления действительности. Философия XX века полностью преодолела характерный для классической философии отрыв онтологии от гносеологии; поэтому, когда мы говорим о задаче построения онтологии, мы имеем в виду, конечно же, не движение от познавательных конструкций к тому, как «на самом деле», а движение от феноменологии и поверхностно ухватываемых закономерностей к общей объяснительной концепции, которая сохраняет статус теоретической конструкции, но при этом увязывает представления о формах и закономерностях существования смысла с системой общепсихологических и даже еще шире, общеантропологических представлений.

Д. А. Леонтьев, Психология смысла: природа, строение и динамика смысловой реальности, -1

Современная наука (в широком плане, как культурное явление, как социальный феномен) – это не только отвлеченно понимаемое познание и знание. В отечественной философско-методологической литературе понятно уже более полувека, что наука (как и любой иной социально-культурный феномен) – это а) совокупность социальных отношений (для науки – гносеологических отношений, то есть отношений по поводу познания природы, общества и человека)[73]; б) совокупность социальных институтов, обеспечивающих функционирование и развитие науки; в) содержание науки как совокупности научных идей. Лишь такое понимание природы науки способно объяснить ее позиционирование в ряду иных культурных (социально-гуманитарных) феноменов, а тем самым – и в системе природы, в рамках которой живет и развивается человек и человеческое сообщество. Недопустимо говорить о науке лишь как о наборе идей, поскольку в этом случае получается абстрактное (оторванное от реальности) представление как о самой науке, так и о целях и результатах ее деятельности. Более того, данное представление, основанное на понимании разума как некой абстрактной внесоциальной сущности, во многом заводит в тупик идеологию и социальную практику проекта Просвещения, особенно основанную на индивидуализме XVIII–XIX века. Конкретное же рассмотрение науки естественным образом предполагает, что это не только набор идей, личностных усилий и индивидуальных способностей, но и совокупность определенных социальных отношений и институтов как принадлежности социально-культурных феноменов. В реальности человек не воспринимает и не позиционирует себя как абстрактного индивида, он включен в конкретные культурно-исторические общности, конкретный метафизический и культурный контекст. Все это вполне относится и к наукам о развитии.

Александр Селиванов, Развитие объектов. Наука управления будущим, 2016

Несомненной дидактической ценностью естественнонаучного образования в контексте сказанного обладает концепция целостности. По словам А. В. Пашковской [362, С. 19], она как пограничная природа космологической науки создает опасность определенного крена в сторону естественных наук (астрономию, физику), философии и даже интуиции. А. Д. Урсул [461, С. 35–36] совершенно правильно по этому поводу замечает, что поскольку Вселенная не является ни фактически, ни принципиально наблюдаемым объектом с точки зрения естественной науки и многие сведения о ней получены в земных условиях путем экстраполяции данных, то исследование ее как целого проводится лишь с теоретических позиций в рамках той или иной философской идеи. Взаимосвязь и взаимозависимость всех элементов космогонически целого позволяет понять и познать не только научное, но и интуитивное, о котором долгое время запрещалось упоминать не только в образовании, но и в науке. По нашему мнению, интуитивное как составляющая эмоционально-чувственного мира личности должно занять более достойное место в познании мира человеком через естественные науки и естественнонаучное образование.

Л. Н. Харченко, Современное биологическое образование: теоретический и технологический аспекты, 2014

Дифференциация познавательных процессов, входящих в структуру когнитивного компонента психологической культуры очень важна, поскольку позволяет привлечь для анализа имеющиеся в общей психологии теоретические знания и методический аппарат. Однако при этом надо иметь в виду, что в классической психологии исследование познавательных процессов осуществлялось на предметном материале. Человек – это особый объект познания. Предметом познания здесь выступает особая душевно-духовная реальность, не обладающая никакими известными физико-химическими свойствами, и не подчиняющаяся фундаментальным законам естествознания. Поэтому и психические процессы, вовлеченные в познание человека, нельзя отождествлять с процессами, занятыми в познании предметного мира. В отечественной психологии эту проблему наиболее остро поставили такие ученые, как А. А. Бодалев, Б. Ф. Ломов, К. М. Романов и др.[31] [32]. В работах названных авторов представлен сравнительный анализ мышления, памяти и воображения, функционирующих в предметном и социальном контексте. В результате были выделены довольно существенные различия между ними по содержанию, происхождению, функциям, механизмам функционирования, закономерностям развития, сложности и др. Они обосновывают необходимость и возможность говорить о психологическом и предметном мышлении, психологической и предметной памяти, психологическом и предметном воображении, психологическом и предметном восприятии. Познавательные процессы, входящие с состав когнитивного компонента психологической культуры являются психологическими по содержанию, характеризуются особыми механизмами функционирования и закономерностями развития, имеют более раннее происхождение, отличаются повышенной сложностью, входят в структуру личности и самосознания субъекта. В отличие от предметно ориентированных познавательных процессов, они очень плохо изучены.

К. М. Романов, Психологическая культура личности, 2015

Новый феноменологический поворот в диалоге между богословием и наукой не занимается более абстрактными вопросами существования Бога на уровне метанауки (например, указывает ли космология Большого Взрыва на существование Бога и т. п.); он, скорее, вовлекает научный дискурс в диалог с религиозным опытом[36]. Такое изменение взгляда на богословие как опыт, которое происходит в условиях постмодерна, определенно обладает чертами того, что связывали с до-модерном, то есть с тем, что было типичным для Отцов Церкви. Патристика как определенное богословское видение и умонастроение Отцов Церкви входит в сферу диалога с наукой как явное выражение некой «богословской преданности» в дискурсе науки и религии.[37] Теперь задачей является не сравнение содержания научных теорий с тем, что утверждается богословием из позиции внешнего, беспристрастного и абстрактного мышления, а различение науки и богословия через различие интенциональностей сознания, выражающих по-разному предметную данность жизни одного и того же человеческого субъекта. Разделение научного опыта и опыта Бога имплицитно выражает собой их объединение просто в силу того, что они оба выражают по-разному жизнь одного и того же субъекта. Задача консолидации этого опыта и снятия морального противостояния двух его аспектов состоит в том, чтобы продемонстрировать, что они оба, хотя по-разному, эксплицируют возможность трансцендирования как удержания трансценденции в имманентности. Чтобы осуществить такую задачу, диалог между наукой и богословием требует обращения к неким пограничным ситуациям, в которых избыток интуиции в отношении данного явления по сути блокирует дискурсивную способность познания от исчерпывания его содержания в определениях конституирующего сознания и удерживает в нем нечто, что не было интендировано и обусловлено опытом.

Коллектив авторов, Научные и богословские эпистемологические парадигмы. Историческая динамика и универсальные основания, 2009

Нужно при этом учесть, что дуализм (психофизиологический параллелизм) в зарождающейся экспериментальной психологии приобретает совсем иной, чем у Декарта, все более реакционный смысл. Это относится, в частности, и к исследованиям по локализации психических функций, в которых психическая деятельность соотносится с клеточной структурой мозга (Мунк и другие представители так называемого психоморфологизма). Если рассматривать философию Декарта в перспективе исторического развития, не трудно обнаружить передовые тенденции, с которыми был связан его дуализм. Основные устремления Декарта были направлены на максимально возможное в его время вовлечение психических функций в сферу действия природных закономерностей. Дуализм Декарта явился философским выражением невозможности завершить этот процесс при тогдашнем уровне естествознания. Совсем иной смысл приобретает дуализм в психологии и физиологии конца XIX и начала XX столетия. Теряя здесь свою относительную оправданность состоянием научного знания и открываемыми им возможностями научного познания, дуализм приобретает все более заостренный агностический смысл; утверждение разнородности психических и всех прочих функций организма превращается в утверждение принципиальной непознаваемости их связи, их соотношения; мировоззренчески важнейшая проблема научной, философской мысли признается вовсе не разрешимой, лежащей по ту сторону научного знания. (Очень отчетливо эта агностическая позиция выступает у Шеррингтона[37].)

С. Л. Рубинштейн, Бытие и сознание, 1957

Адекватное представление о человеке может быть получено на пути синтеза частных наук, который возможен как результат философского осмысления научных данных о человеке. При таком подходе человек выступает как своеобразная точка пересечения различных проекций человеческого бытия, включающего в себя и его природные, и социальные, и культурологические, и личностно-уникальные измерения. Философское определение человека должно включать в себя описание целостного опыта существования личности в соотнесенности ее с такими началами, как природа, общество, Бог. Являясь точкой пересечения этих различных проекций бытия, человек может быть в самом общем плане определен как конкретно-историческое единство микрокосма, микротеоса и микросоциума. Подобный интегративный статус антропологической проблематики обусловливает ее особую востребованность в философском и культурном дискурсах, поскольку вместе с человеком приобретает смысл и органичность история и Универсум, определяются ценностные стратегии общества, формируются жизненные идеалы личности. Здесь же следует искать причину непреходящей значимости и вечности этой темы для развития общества и познания, ведь, изменяя себя и мир, человек обречен на постоянную переинтерпретацию своей сущности.

Я. С. Яскевич, Философия и методология науки. Вопросы и ответы. Полный курс подготовки к кандидатскому экзамену, 2007

Представители неогумбольдтианства разделяют субъективно-идеалистическую теорию познания в духе И. Канта, И. Г. Фихте, неокантианской философии, старого и современного позитивизма. Неогумбольдтианство, подобно Канту, признает существование объективного мира, не зависящего от сознания человека и воздействующего на его чувственную сферу. Однако результатом этого воздействия признается хаотический набор опытных данных; эти эмпирические факты, по мнению представителей неогумбольдтианства, благодаря творческой активности языка упорядочиваются, распределяются по классам, вступают друг с другом в пространственные, временные и причинно-следственные отношения; так конструируется мир как связное целое. Целостная же картина мира, по этой теории, творится человеческим сознанием при помощи языка, не будучи более или менее точным отражением объективного мира, а будучи обусловлена определенным языком, что ведет к «лингвистическому агностицизму» – к признанию ограничения познавательных возможностей человека свойствами того языка, с помощью которого он творит картину мира. Основные положения философии языка неогумбольдтианства:

С. Т. Махлина, Лекции по семиотике культуры и лингвистике, 2010

Наследовавший этим теориям проект «социологии знания» в версии Мангейма был основан на последовательной попытке помыслить Seinsverbundenheit категорий мышления, притязаний на знание и репрезентаций социальной реальности, тогда как Wissenssociologie Шел ера, наряду с «реальными факторами», формировавшими культурно-историческую специфичность мышления, допускала влияние внеисторических ценностей и идей на те самые исторические и культурные силы, которые вели к изменениям в мышлении. Эта исходная неоднозначность теоретических представлений об источниках, направлениях и эффектах социальной детерминации знания усугубилась с возникновением опиравшегося на социальную феноменологию Шютца конструктивистского проекта Бергера и Лукмана, который был вдохновлен не столько стремлением обнаружить мангеймовские «реальные факторы» социальной жизни, определяющие категории и содержание сознания, сколько надеждой укоренить в самом сознании формы социального взаимодействия и социальные институты, сделав знание не столько продуктом, сколько источником детерминации «реальности». Формирование сильной программы «социологии научного знания» лишь усугубило проблему подмены изучения каузальных отношений между фактами и убеждениями описанием конститутивных отношений между сознанием и «институционализированными верованиями относительно фактов» [32], распространив изначально противоречивые модели социальной детерминации знания на область естественных и точных наук. Однако попытки сторонников сильной программы заместить философские теории знания, искавшие для научного познания более прочного обоснования, нежели социологический релятивизм, до сих пор скорее препятствовали формированию проекта эмпирически-ориентированной социологии знания, которая обратила бы свое внимание на возможность теоретического моделирования и эмпирического изучения «народной социологии», обыденного знания об обществе, его источников, функций, границ и, в конечном счете, его непростых отношений с самой социологической наукой.

Коллектив авторов, Обыденное и научное знание об обществе: взаимовлияния и реконфигурации, 2015

Философия Нового времени в значительной степени утрачивает необходимость в традиционной (внешней) иерархии, интенсифицируя исследования внутренней иерархии сознания и полагая мерилом истинности и достоверности человеческий ум. На первый план выходит проблема сознания как самосознания, сопровождающего ментальную активность – по Декарту, всю в целом (cogitatio, perceptio, conscientia – синонимы), по Лейбницу, который вводит с новоевропейскую философию тему бессознательного – лишь малую часть (conscientia – синоним апперцепции). Другое направление критики Декарта – постепенный отказ от понятия мыслящей субстанции в английском эмпиризме (у Юма «Я» – это лишь связка восприятий), при сохранении тенденции сближения сознания и самосознания. Различие a priori/a posteriori определяет как вопрос об источнике познания, так и вопрос об общей структуре разума, способного получать новое знание и быть основой справедливых социальных отношений.

Коллектив авторов, Проблема сознания: разные ракурсы, -1