Неточные совпадения
— Я к
тебе поутру еще
послала записку, — начала Мари.
— Большая разница!.. Большая!.. — возразил полковник, и щеки его продолжали дрожать. — В Демидовское-то я взял да и
послал за
тобой своих лошадей, а из Москвы надо деньги, да и большие!
— Я?.. Кто же другой, как не
ты!.. — повторил полковник. — Разве про то
тебе говорят, что
ты в университет
идешь, а не в Демидовское!
— А мне вот нужней, чтоб
ты с мужиком жил!.. — воскликнул, вспылив, полковник. — Потому что я покойнее буду: на первых порах
ты пойдешь куда-нибудь, Макар Григорьев или сам с
тобой пойдет, или
пошлет кого-нибудь!
—
Ты, однако, прежде хотел поступить на математический с тем, чтобы
идти в военную службу, — продолжала Мари с участием.
— Какой славный малый, какой отличный, должно быть! — продолжал Замин совершенно искренним тоном. — Я тут
иду, а он сидит у ворот и песню мурлыкает. Я говорю: «Какую
ты это песню поешь?» — Он сказал; я ее знаю. «Давай, говорю, вместе петь». — «Давайте!» — говорит… И начали… Народу что собралось — ужас! Отличный малый, должно быть… бесподобный!
— Вот он
идет, отличный малый! — воскликнул Замин, увидев вошедшего Ивана. —
Ты недавно ведь, чай, из деревни?
— Что
тебе к ужину велеть приготовить? — произнес он, стоя посередине комнаты с каким-то растерявшимся взором. — Погоди, постой, я
пошлю сейчас в Клецково и оттуда отличнейших фруктов из оранжереи велю
тебе привезти.
— А
ты отчего не
идешь? — спросил его Павел.
— Оттого, что я здесь слыву богоотступником. Уверяю вас! — отнесся Александр Иванович к Павлу. — Когда я с Кавказа приехал к одной моей тетке, она вдруг мне говорит: — «Саша, перекрестись, пожалуйста, при мне!» Я перекрестился. — «Ах, говорит,
слава богу, как я рада, а мне говорили, что
ты и перекреститься совсем не можешь, потому что продал черту душу!»
— Чего смотрел! Не за кусты только посмотреть
тебя посылали, подальше бы пробежал! — говорил Петр и сам продолжал ехать.
— Я
тебе сейчас это устрою, — сказал Павел и, не откладывая времени,
пошел к m-me Гартунг.
— И я
пойду с
тобой, сокровище мое! — говорил Павел и, обняв Фатееву, крепко поцеловал ее.
— Совершенно прощаю! — отвечал Павел. Ему больше всего хотелось поскорей кончить эту сцену. —
Ты устала, да и я тоже;
пойду и отдохну, — проговорил он и, поцеловав Клеопатру Петровну по ее желанию, ушел к себе.
—
Ты шел бы, паря, домой!.. Отпустите его; он устал тоже с дороги, — прибавил он Павлу.
— А вот этот господин, — продолжал Салов, показывая на проходящего молодого человека в перчатках и во фраке, но не совсем складного станом, — он вон и выбрит, и подчищен, а такой же скотина, как и батька; это вот он из Замоскворечья сюда в собрание приехал и танцует, пожалуй, а как перевалился за Москву-реку, опять все свое
пошло в погребок, — давай ему мадеры, чтобы зубы ломило, — и если тут в погребе сидит поп или дьякон: — «Ну,
ты, говорит, батюшка, прочти Апостола, как Мочалов, одним голосам!»
Народ тоже разделывать станешь: в зиму-то он придет к
тебе с деревенской-то голодухи, — поведенья краше всякой девушки и за жалованье самое нестоящее
идет; а как только придет горячая пора, сейчас прибавку ему давай, и задурит еще, пожалуй.
— А знаешь ли
ты, Макар Григорьевич, — спросил его уже Неведомов, — что барин твой — сочинитель и будет за это получать
славу и деньги?
— Как же она у
тебя еле
шла, коли
ты в три часа сорок верст обернул? — сказал Петр.
— Какое лицо у
тебя чудное;
тебя узнать нельзя, — продолжала Клеопатра, —
пойдем, я покажу
тебе твою старую знакомую, Катишь Прыхину. Ведь ничего, что она у меня, а?
— Ах, она
тебя ужасно любит,
пойдем!.. Посмотри, какой стал! — сказала Фатеева, вводя Вихрова в гостиную и показывая его Прыхиной.
Казначей-то уж очень и не разыскивал: посмотрел мне только в лицо и словно пронзил меня своим взглядом; лучше бы, кажись, убил меня на месте; сам уж не помню я, как дождался вечера и
пошел к целовальнику за расчетом, и не то что мне самому больно хотелось выпить, да этот мужичонко все приставал: «Поднеси да поднеси винца, а не то скажу — куда
ты мешок-то девал!».
—
Пойдем, водки выпьем, хозяин
тебя приглашает! — сказал он, мотнув Вихрову головой. Тот с большим удовольствием встал и
пошел за ним.
— Она разве хочет за
тебя идти?
— Если бы
ты и во сто раз больше мне служил, я не стану заставлять ее силой
идти за
тебя!
— Гля-че же не
пойдешь? Что ж я сделал
тебе такое? — спросил ее Иван.
— Что ж
ты не
идешь прогуляться? — почти сердито спросила она его.
— А какой случай! — сказал он. — Вчера я, возвращаясь от
тебя, встретил Захаревского с дочерью и, между прочим, рассказал им, что вот мы с
тобой идем богу молиться; они стали, братец, проситься, чтобы и их взять, и особенно Юлия Ардальоновна. «Что ж, я говорю, мы очень рады». Ну, они и просили, чтобы зайти к ним; хочешь — зайдем, не хочешь — нет.
—
Пойдем, однако; мне
тебе надо много передать, — сказала Мари и увела его к себе в комнату.
— Видел я, судырь, то:
иду я раз, так, примерно сказать, мимо колодца нашего, а он ее и бьет тут… отнял от бадьи веревку-то, да с железом-то веревкою-то этою и бьет ее; я даже скрикнул на него: «Что, я говорю,
ты, пес эдакий, делаешь!», а он и меня лаять начал… Вздорный мальчишка, скверный, не потаю, батюшка.
Нами, пастырями, они нисколько не дорожат, — продолжал он, и взор его все мрачней и мрачней становился: — не наживи я — пока был православным священником — некоторого состояния и не будь одинокий человек, я бы есть теперь не имел что: придешь со
славой к богатому мужику — копейку
тебе дают!..
— Нет, любезный,
ты ночуй уж здесь — у меня;
пойди ко мне в избу.
— Что, разве было то? Где тут, ничего того не случалось!
Ты поди! Да что мне
идти,
ты ступай!
— А зачем
ты в разбойники
пошел?
—
Пойдем, старушка, и
ты, — сказал Вихров старухе.
«Милый друг мой! Понять не могу, что такое; губернатор прислал на
тебя какой-то донос, копию с которого прислал мне Плавин и которую я
посылаю к
тебе. Об отпуске, значит,
тебе и думать нечего. Добрый Абреев нарочно ездил объясняться с министром, но тот ему сказал, что он в распоряжения губернаторов со своими подчиненными не входит. Если мужа ушлют в Южную армию, я не поеду с ним, а поеду в имение и заеду в наш город повидаться с
тобой».
По случаю войны здесь все в ужасной агитации — и
ты знаешь, вероятно, из газет, что нашему бедному Севастополю угрожает сильная беда; войска наши, одно за другим,
шлют туда; мужа моего тоже
посылают на очень важный пост — и поэтому к нему очень благосклонен министр и даже спрашивал его, не желает ли он что-нибудь поручить ему или о чем-нибудь попросить его; муж, разумеется, сначала отказался; но я решилась воспользоваться этим — и моему милому Евгению Петровичу вдула в уши, чтобы он попросил за
тебя.
—
Ты это хотел мне мстить за то, что Груша не
идет за
тебя замуж?
— Что ж она за старая! — возразил Вихров, а сам с собой продолжал думать: «Нет, и не поэтому она
идет за
тебя».
— Нет, умрет! — прикрикнул на нее с своей стороны Вихров. — А
ты не смей так говорить!
Ты оскорбляешь во мне самое святое, самое скорбное чувство, —
пошла!
— Да говорит: «Есть у
тебя сто рублей денег, так
пойду за
тебя», — а у меня какие ж деньги!
—
Ты после, душенька, к дяденьке
пойдешь, — объяснила ему наставническим голосом Катишь.
— А, в таком случае мы должны сделать некоторое особое распоряжение. Я
тебя, мой друг, поручу одному старику, который
тебе все это устроит. Потрудитесь
послать ко мне Симонова! — прибавил Вихров, обращаясь к Катишь.
— Вот видишь что… — обратился к тому Вихров, —
пойди и найми
ты нам лодку большую, широкую: мы хотим сегодня поохотиться с острогой.
— Хорошо, — отвечала Мари с каким-то трепетом в голосе. —
Пойдем, я велю
тебя уложить, — прибавила она и
пошла за ребенком.
— Да,
слава богу, — отвечал Живин почти набожным тоном. — А
ты у этой барыни — не у пристани? — прибавил он не совсем смело и с усмешкой.
— От
тебя бежала, — отвечала Мари, — и что я там вынесла — ужас! Ничто не занимает, все противно — и одна только мысль, что я
тебя никогда больше не увижу, постоянно грызет; наконец не выдержала — и тоже в один день собралась и вернулась в Петербург и стала разыскивать
тебя:
посылала в адресный стол, писала, чтобы то же сделали и в Москве; только вдруг приезжает Абреев и рассказал о
тебе: он каким-то ангелом-благовестником показался мне… Я сейчас же написала к
тебе…
— А
ты тоже домой
пойдешь? — спросил Живин жену.
— Я много в жизни вынес неудач и несчастий, — толковал он Вихрову,
идя с ним, — но теперь почти за все вознагражден;
ты рассуди: я не умен очень, я не бог знает какой юрист, у меня нет связей особенных, а меня назначили!.. За что же? За то, что я всегда был честен во всю мою службу.