Неточные совпадения
Еспер Иванович понял, что в
душе старика страшно боролись:
с одной стороны, горячая привязанность к сыну, а
с другой — страх, что если он оставит хозяйство, так непременно разорится; а потому Имплев более уже не касался этой больной струны.
Анна Гавриловна, — всегда обыкновенно переезжавшая и жившая
с Еспером Иванычем в городе, и видевши, что он почти каждый вечер ездил к князю, — тоже, кажется, разделяла это мнение, и один только ум и высокие качества сердца удерживали ее в этом случае:
с достодолжным смирением она сознала, что не могла же собою наполнять всю жизнь Еспера Иваныча, что, рано или поздно, он должен был полюбить женщину, равную ему по положению и по воспитанию, — и как некогда принесла ему в жертву свое материнское чувство, так и теперь
задушила в себе чувство ревности, и (что бы там на сердце ни было) по-прежнему была весела, разговорчива и услужлива, хотя впрочем, ей и огорчаться было не от чего…
Все эти толкованья сильно запали в молодую
душу моего героя, и одно только врожденное чувство приличия останавливало его, что он не делал
с начальством сцен и ограничивался в отношении его глухою и затаенною ненавистью.
— Ну, теперь я и другими господами займусь! — сказал Павел
с мрачным выражением в лице, и действительно бы занялся, если бы новый нравственный элемент не поглотил всей
души его.
Она ему являлась ангелом, эфиром, плотью, жгучею кровью; он хотел, чтобы она делилась
с ним
душою, хотел наслаждаться
с ней телом.
— Играю, — отвечал Павел и начал наигрывать знакомые ему пьесы
с чувством, какое только было у него в
душе.
— Слушаю-с, — отвечал он комическим тоном и как-то совершенно механически целуя ее руку, тогда как
душа его была полна рыданиями, а руку ее он желал бы съесть и проглотить!
Анна Ивановна была дочь одного бедного чиновника, и приехала в Москву
с тем, чтобы держать в университете экзамен на гувернантку. Она почти без копейки денег поселилась в номерах у m-me Гартунг и сделалась какою-то дочерью второго полка студентов: они все почти были в нее влюблены, оберегали ее честь и целомудрие, и почти на общий счет содержали ее, и не позволяли себе не только
с ней, по даже при ней никакой неприличной шутки: сама-то была она уж очень чиста и невинна
душою!
Вихров, через несколько месяцев, тоже уехал в деревню — и уехал
с большим удовольствием. Во-первых, ему очень хотелось видеть отца, потом — посмотреть на поля и на луга; и, наконец, не совсем нравственная обстановка городской жизни начинала его
душить и тяготить!
— Оттого, что я здесь слыву богоотступником. Уверяю вас! — отнесся Александр Иванович к Павлу. — Когда я
с Кавказа приехал к одной моей тетке, она вдруг мне говорит: — «Саша, перекрестись, пожалуйста, при мне!» Я перекрестился. — «Ах, говорит, слава богу, как я рада, а мне говорили, что ты и перекреститься совсем не можешь, потому что продал черту
душу!»
— И у ней нахожу нечто вроде этого; потому что, при всем богатстве и поэтичности ее воображения, сейчас же видно, что она сближалась
с разными умными людьми, наскоро позаимствовала от них многое и всеми силами
души стремится разнести это по божьему миру; а уж это — не художественный прием!
— Нет-с, это — не та мысль; тут мысль побольше и поглубже: тут блудница приведена на суд, но только не к Христу, а к фарисею, к аристократишке; тот, разумеется, и
задушил ее. Припомните надпись из Дантова «Ада», которую мальчишка, сынишка Лукреции, написал: «Lasciate ogni speranza, voi che entrate» [«Оставь надежду навсегда каждый, кто сюда входит» (итал.).]. Она прекрасно характеризует этот мирок нравственных палачей и душителей.
— Нет, и вы в глубине
души вашей так же смотрите, — возразил ему Неведомов. — Скажите мне по совести: неужели вам не было бы тяжело и мучительно видеть супругу, сестру, мать, словом, всех близких вам женщин — нецеломудренными? Я убежден, что вы
с гораздо большею снисходительностью простили бы им, что они дурны собой, недалеки умом, необразованны. Шекспир прекрасно выразил в «Гамлете», что для человека одно из самых ужасных мучений — это подозревать, например, что мать небезупречна…
— Ну, это вряд ли так, — возразил Вихров, но в
душе почти согласился
с m-me Фатеевой, хорошо, как видно, знавшей и понимавшей сердце мужчин.
— Я,
душа моя,
с приятелями хочу повидаться, — сказал он ей однажды, — но так как ты меня к ним не пустишь, потому что тебе скучно будет проводить вечер одной, то я позову их к себе!
Клеопатра Петровна, хотя и не возражала молодым людям, но в
душе, кажется, не была согласна
с ними.
Павел вскоре после того ушел к Неведомову, чтоб узнать от того, зачем он едет к Троице, и чтоб поговорить
с ним о собственных чувствованиях и отношениях к m-me Фатеевой. В глубине
души он все-таки чувствовал себя не совсем правым против нее.
Павел, когда он был гимназистом, студентом, все ей казался еще мальчиком, но теперь она слышала до мельчайших подробностей его историю
с m-me Фатеевой и поэтому очень хорошо понимала, что он — не мальчик, и особенно, когда он явился в настоящий визит таким красивым, умным молодым человеком, — и в то же время она вспомнила, что он был когда-то ее горячим поклонником, и ей стало невыносимо жаль этого времени и ужасно захотелось заглянуть кузену в
душу и посмотреть, что теперь там такое.
— Если он написал в своем романе про какую-нибудь другую женщину, я его
задушу! — сказала
с улыбкой Фатеева.
С самой искренней досадой в
душе герой мой возвратился опять в кабинет и там увидел, что доктор не только не спал, но даже сидел на своей постели.
— Нет-с, — возразил священник, — это не то, чтобы мысль или мнение одного человека была, а так как-то в
душе каждый как бы подумал, что поляки это делают!
Вихров продолжал хандрить и скучать об Фатеевой… Живин всеми силами
души желал как-нибудь утешить его, и
с этою целью он старался уронить в его глазах Клеопатру Петровну.
Человек вдруг,
с его
душой и телом, отдан в полную власть другому человеку, и тот может им распоряжаться больше, чем сам царь, чем самый безусловный восточный властелин, потому что тот все-таки будет судить и распоряжаться на основании каких-нибудь законов или обычаев; а тут вы можете к вашему крепостному рабу врываться в самые интимные, сердечные его отношения, признавать их или отвергать.
Поддерживаемый буржуазией, 2 декабря 1852 года совершил государственный переворот и объявил себя императором.], то он
с удовольствием объявил, что тот, наконец, восторжествовал и объявил себя императором, и когда я воскликнул, что Наполеон этот будет тот же губернатор наш, что весь род Наполеонов надобно сослать на остров Елену, чтобы никому из них никогда не удалось царствовать, потому что все они в
душе тираны и душители мысли и, наконец, люди в высшей степени антихудожественные, — он совершенно не понял моих слов.
— Мне, значит, в вашем спектакле и нет никакой роли — бедная я, бедная! — проговорила как-то шутя, но в глубине
души с грустью, Юлия.
Вдруг тебе придется, например, выражать
душу г. Кони [Кони Федор Алексеевич (1809—1879) — писатель-водевилист, историк театра, издатель журнала «Пантеон».] или ум г. Каратыгина [Каратыгин Петр Андреевич (1805—1879) — известный водевилист и актер, брат знаменитого трагика.]; я бы умерла, кажется,
с горя, если бы увидела когда-нибудь тебя на сцене в таких пьесах.
«Да, все это — дребедень порядочная!» — думал он
с грустью про себя и вовсе не подозревая, что не произведение его было очень слабо, а что в нем-то самом совершился художественный рост и он перерос прежнего самого себя; но, как бы то ни было, литература была окончательно отложена в сторону, и Вихров был от
души даже рад, когда к нему пришла бумага от губернатора, в которой тот писал...
— А кто же, злодей, это
с ней сделал? — вскричал вдруг Вихров бешеным голосом, вскочив перед парнем и показывая рукой себе на горло — как
душат человека.
— Убил, ваше благородие, как легли мы
с ней спать, я и стал ее бранить, пошто она мне лошадь не подсобила отпрячь; она молчит; я ударил ее по щеке, она заплакала навзрыд. Это мне еще пуще досадней стало; я взял да стал ей ухо рвать; она вырвалась и убежала от меня на двор, я нагнал ее, сшиб
с ног и начал ее
душить.
Оставшись один, герой мой предался печальным размышлениям об этом мерзейшем внешнем русском образовании, которое только дает человеку лоск сверху, а внутри, в
душе у него оставляет готовность на всякую гнусность и безобразие, — и вместе
с тем он послал сказать смотрителю, что приедет сейчас в острог произвести дознание о происшедших там беспорядках.
Только один этот впереди мужчинища идет, как теперь гляжу на него, плешивый эдакой, здоровый черт, как махнул его прямо
с плеча дубиной по голове, так барин только проохнул и тут же богу
душу отдал.
Уже ударили к вечерне, когда наши путники выехали из города. Работник заметно жалел хозяйских лошадей и ехал шагом. Священник сидел, понурив свою сухощавую голову, покрытую черною шляпою
с большими полями. Выражение лица его было по-прежнему мрачно-грустное: видно было, что какие-то заботы и печали сильно снедали его
душу.
У Вихрова было хорошо на
душе оттого, что он услыхал от священника, что если они и захватят на молитве раскольников, то тех только позовут в консисторию на увещевание, а потому он
с некоторым даже любопытством ожидал всех грядущих сцен.
Конечно, ее внезапный отъезд из Москвы, почти нежное свидание
с ним в Петербурге, ее письма, дышащие нежностью, давали ему много надежды на взаимность, но все-таки это были одни только надежды — и если она не питает к нему ничего, кроме дружбы, так лучше вырвать из
души и свое чувство и жениться хоть на той же Юлии, которая, как он видел очень хорошо, всю жизнь будет боготворить его!
— От
души благодарю вас, что приехали запросто!.. — говорила хозяйка дома, делая ему ручкой из-за стола, за которым она сидела, загороженная
с одной стороны Юлией, а
с другой — начальником губернии. — А у меня к вам еще просьба будет — и пребольшая, — прибавила она.
— Потому что, если бы он не чувствовал против вас силы, он бы бесновался, кричал, как он обыкновенно делает всегда
с людьми, против которых он ничего не может сделать, но
с вами он был тих и спокоен: значит, вы у него в лапках — и он вас
задушит, когда только ему вздумается.
— Вопрос тут не во мне, — начал Вихров, собравшись, наконец,
с силами высказать все, что накопилось у него на
душе, — может быть, я сам во всем виноват и действительно никуда и ни на что не гожусь; может быть, виновата в том злосчастная судьба моя, но — увы! — не я тут один так страдаю, а сотни и тысячи подчиненных, которыми начальство распоряжается чисто для своей потехи.
Дальновидную Катишь в этом случае было трудней обмануть, чем кого-либо. Она сразу поняла истинную причину решения Юлии — выйти замуж, и вместе
с тем глубоко в
душе не одобряла ее выбор: Живин всегда ей казался слишком обыкновенным, слишком прозаическим человеком.
Мари, оставшись одна, распустила ленты у дорожного чепца, расстегнула даже у горла платье, и на глазах ее показались слезы; видно было, что рыдания
душили ее в эти минуты; сынок ее, усевшийся против нее, смотрел на нее как бы
с некоторым удивлением.
В последних главах мы
с умыслом говорили несколько подробнее о сей милой девице для того, чтобы раскрыть полнее ее добрую
душу, скрывавшуюся под столь некрасивой наружностью.
Молодой человек
с явным восторгом сел за фортепиано и сейчас же запел сочиненную около того времени песенку: «Долго нас помещики
душили!» [«Долго нас помещики
душили!» — песня на слова, приписываемые поэту В.
С.Курочкину (1831—1875).
— Вот как! — произнес герой мой, и (здесь я не могу скрыть) в
душе его пошевелилось невольное чувство зависти к прежнему своему сверстнику. «За что же, за что воздают почести этому человеку?» — думал он сам
с собой.
Я помню, например, как наш почтенный Виктор Петрович Замин, сам бедняк и почти без пристанища, всей
душой своей только и болел, что о русском крестьянине, как Николай Петрович Живин, служа стряпчим, ничего в мире не произносил
с таким ожесточением, как известную фразу в студенческой песне: «Pereat justitia!», как Всеволод Никандрыч, компрометируя себя, вероятно, на своем служебном посту, ненавидел и возмущался крепостным правом!..