Неточные совпадения
Работа Плавина между тем подвигалась быстро; внимание и удовольствие смотрящих на него лиц увеличивалось. Вдруг на улице раздался крик. Все бросились к окну и увидели, что на крыльце флигеля, с удивленным лицом, стояла жена Симонова, а посреди двора Ванька что-то такое
кричал и барахтался с будочником. Несмотря на двойные рамы, можно
было расслышать их крики.
Павел начал
петь свои арии с чувством, но заметно уклоняясь от всяких законов музыки, так что Видостан неоднократно ему
кричал: «Постойте, барин, постойте — куда ушли?» Маленький Шишмарев, как канареечка, сразу же и очень мило пропел все, что ему следовало.
Результатом этого разговора
было то, что, когда вскоре после того губернатор и полицеймейстер проезжали мимо гимназии, Павел подговорил товарищей, и все они в один голос
закричали в открытое окно: «Воры, воры!», так что те даже обернулись, но слов этих, конечно, на свой счет не приняли.
Еспер Иваныч когда ему полтинник, когда целковый даст; и теперешний раз пришел
было; я сюда его не пустила, выслала ему рубль и велела идти домой; а он заместо того — прямо в кабак… напился там, идет домой, во все горло дерет песни; только как подошел к нашему дому, и говорит сам себе: «Кубанцев, цыц, не смей
петь: тут твой благодетель живет и хворает!..» Потом еще пуще того заорал песни и опять
закричал на себя: «Цыц, Кубанцев, не смей благодетеля обеспокоить!..» Усмирильщик какой — самого себя!
— Вставай, черт этакой! —
крикнул наконец Макар Григорьев и двинул Ваньку что
есть силы ногой; но Ванька и при этом повернулся только вверх лицом и раскинулся как-то еще нежнее.
И, вслед затем, он встал и подошел к поставленной на стол закуске,
выпил не больше четверти рюмочки водки и
крикнул: «Миша!».
— Когда выедем, когда выедем? —
кричал Павел. На часах у него
было около пяти часов.
— Нет, это что, а вот что я представлю! — воскликнул Замин, нашедший, вероятно, что штука приятеля
была недостаточно пикантна. — Смотрите, —
кричал он, падая на пол, — это мужика секут, а он
кричит: «Семен Петрович, батюшка, батюшка!» — и при этом Замин повертывался на полу.
Ванька вспомнил, что в лесу этом да и вообще в их стороне волков много, и страшно струсил при этой мысли: сначала он все Богородицу читал, а потом стал гагайкать на весь лес, да как будто бы человек десять
кричали, и в то же время что
есть духу гнал лошадь, и таким точно способом доехал до самой усадьбы; но тут сообразил, что Петр, пожалуй, увидит, что лошадь очень потна, — сам сейчас разложил ее и, поставив в конюшню, пошел к барину.
Я в азарте
кричу: «Вот, говорю, я мешок монастырский украл, отдал ему, а он отпирается!..» Дело, значит, повели уголовное: так, выходит, я церковный; ну и наши там следователи уписали
было меня порядочно, да настоятель, по счастью моему, в те поры
был в монастыре, — старец добрый и кроткий, призывает меня к себе.
— Как же ты согласен? — почти
закричал на него Живин. — А разве в стихах любимого твоего поэта Тимофеева [Тимофеев Алексей Васильевич (1812—1883) — поэт, драматург, беллетрист.] где-нибудь
есть какая-нибудь правда?
— А, вот он, университет! Вот он, я вижу, сидит в этих словах! —
кричал Александр Иваныч. — Это гуманность наша, наш космополитизм, которому все равно, свой или чужой очаг. Поляки, сударь, вторгались всегда в нашу историю: заводилась ли крамола в царском роде — они тут; шел ли неприятель страшный, грозный, потрясавший все основы народного здания нашего, — они в передних рядах у него
были.
Добров, который
пил без всяких уже приглашений, стал даже
кричать: «Я гуляю да и баста — вот что!» Вихров едва выдерживал все это, тем более, что Коптин, видимо, старался говорить ему дерзости.
А Добров ходил между тем по разным избам и, везде
выпивая,
кричал на всю улицу каким-то уж нечленораздельным голосом. На другой день его нашли в одном ручье мертвым; сначала его видели ехавшим с Александром Ивановичем в коляске и целовавшимся с ним, потом он брел через одно селение уже один-одинехонек и мертвецки пьяный и, наконец, очутился в бочаге.
—
Пить,
пить,
пить! —
кричала она, желая представить пигалицу.
— Бога ради, —
кричал Вихров королю, — помните, что Клавдий — не пошлый человек, и хоть у переводчика
есть это немножко в тоне его речи, но вы выражайтесь как можно величественнее! — И председатель казенной палаты начал в самом деле произносить величественно.
— Руки по швам! —
крикнул было Вихров.
Народ в самом деле
был в волнении: тут и там стояли кучки, говорили,
кричали между собою. Около зарубившегося плотника стояли мужики и бабы, и последние выли и плакали.
— Вы не
будете, — ну, так я ее
буду ломать. Любезные! —
крикнул он, заметив в толпе писаря удельного и кучера своего. — Будемте мы с вами ломать, — берите топоры и полезайте за мною, по двадцати пяти рублей каждому награды!
— Не пущу, ни за что не пущу без закуски, а не то сама лягу у дверей на пороге!.. —
закричала становая — и в самом деле сделала движение, что как будто бы намерена
была лечь на пол.
—
Была ли у вас холера? —
закричал Вихров на весь дом.
— Потому что, если бы он не чувствовал против вас силы, он бы бесновался,
кричал, как он обыкновенно делает всегда с людьми, против которых он ничего не может сделать, но с вами он
был тих и спокоен: значит, вы у него в лапках — и он вас задушит, когда только ему вздумается.
— Меня
было зарезали! —
кричал Мелков.
— Мамаша, в воде все видно! —
кричал Женичка, смотря в воду. — Вот, мамаша, трава какая большая! А это, мамаша, рак, должно
быть?
— Это рак, — подтвердил лодочник. — Тише, барин, не
кричите, — прибавил он вполголоса, — это щука, надо
быть, стоит!.. Какая матерая — черт!
Мужики и Иван остановились на крыльце; наконец, с лестницы сбежал голый человек. «Не приняли! Не приняли!» —
кричал он, прихлопывая себя, и в таком виде хотел
было даже выбежать на улицу, но тот же солдат его опять остановил.
— Попервоначалу она тоже с ним уехала; но, видно, без губернаторства-то денег у него немножко в умалении сделалось, она из-за него другого стала иметь. Это его очень тронуло, и один раз так, говорят, этим огорчился, что
крикнул на нее за то, упал и мертв очутился; но и ей тоже не дал бог за то долгого веку: другой-то этот самый ее бросил, она — третьего, четвертого, и при таком пути своей жизни
будет ли прок, — померла, говорят, тоже нынешней весной!
— Времена, ваше превосходительство, все одни и те же… Я, конечно что, как мать, не хотела
было и говорить вам: он при мне, при сестрах своих
кричит, что бога нет!
— Тут не один
был Кошка, — отвечал он простодушно, — их, может
быть,
были сотни, тысячи!.. Что такое наши солдатики выделывали. — уму невообразимо; иду я раз около траншеи и вижу, взвод идет с этим покойным моим капитаном с вылазки, слышу —
кричит он: «Где Петров?.. Убит Петров?» Никто не знает; только вдруг минут через пять, как из-под земли, является Петров. «Где
был?» — «Да я, говорит, ваше высокородие, на место вылазки бегал, трубку там обронил и забыл». А, как это вам покажется?
— Искусство наше, —
закричал между тем снова Рагуза, — должно служить, как и литература, обличением; все должно
быть направлено на то, чтобы поднять наше самосознание.
— Потому что, —
кричал Рагуза, — в мире нет великих идей! Когда
была религия всеми почитаема — живопись стояла около религии…
— Все имеет, все! —
кричал Замин с блистающими глазами и
выпивая, по крайней мере, уже десятую рюмку коньяку.