Дочь Великого Петра

Прервем временно наш уже приближающийся к концу рассказ, чтобы бросить общий взгляд как на внутренние, так и на внешние дела царствования Елизаветы Петровны, неукоснительно следовавшей национальной русской политике.

Императрица, как мы знаем, с самого начала царствования вступила на путь своего отца — Петра Великого. Она восстановила значение Сената, который пополнен был русскими членами. Сенат зорко следил за коллегиями, штрафовал их за нерадение, отменял несправедливые их приговоры. Вместе с тем он усиленно работал, стараясь ввести порядок в управление и ограничить злоупотребления областных властей. Но больше всего он занимался исполнением проектов Петра Шувалова.

Задачей Шувалова было увеличение доходов истощенной казны, не столько обременяя народ новыми тягостями, сколько развивая производительные силы страны. Доимочный приказ был уничтожен. Этот приказ был памятником ненавистной Бироновщины. Крестьяне в то время несли непосильные тяжести. Даже в мирное время их разоряли войска, поставленные «на вечных квартирах». Конечно, они не были в состоянии аккуратно платить податей, а правители думали, что они не хотят платить, устроили «Доимочный приказ» для сбора недоимок за многие годы. Приказ рассылал команды, которые держали губернаторов в цепях, между тем как солдаты со сборщиками накидывались на села и все забирали у мужика. Народ разбегался, а его преследовали и избивали.

Теперь было не то. Если подати и были возвышены до одного рубля, вследствие войны и малочисленности населения, то зато они взимались правильнее, так как был восстановлен план Петра I относительно ревизий.

Облегчением для народа была и новая система воинской повинности. Россия разделена была на пять полос, по которым производился набор: брали солдат только с одной пятой населения, притом по человеку со ста. Дорожа рабочими руками, не казнили народ, постепенно устраняли пытки — беглых оставляли работать на новых местах.

Милостиво относились даже к честным бунтам крестьян, особенно монастырских, и приготовляли отобрание церковных имуществ на казну. От этого быстро заселялись юго-восточные окраины — была устроена Оренбургская губерния.

А на юго-запад привлекали иностранцев, особенно поляков и австрийских сербов: возникла Новая Сербия и был заложен Елизаветград. Промыслы развивались благодаря льготам. Народ уже не страдал от недостатка соли с открытия эльтонского производства.

На востоке началась сильная разработка руд. Торговля со Средней Азией доходила до Ташкента. Комиссия о коммерции помогала среднему классу — она восстановила главный магистрат, охранявший купцов от воевод, покровительствовала частной промышленности. К тому же служила палата размежевания земель, устранявшая споры между землевладельцами.

Еще важнее была отмена внутренних пошлин, а с ними семнадцати мелочных сборов, которым подвергались товары при перевозке из одного места в другое. Был издан и таможенный устав, ставивший торговлю на новые, более льготные основания.

Получила, как мы видели, облегчение и Малороссия.

Иван Иванович Шувалов вводил целый строй народного образования. Он основал первый русский университет в Москве в 1755 году и Академию художеств в Петербурге в 1757 году. Двери университета раскрывались для всех, кроме крепостных. Даже трактирщики обязывались жертвовать на него.

Шувалов выработал также план среднего и низшего обучения; по провинциям должны были заводить народные школы, где преподавались бы основы разных наук, а в «знатных» городах — гимназии, куда поступала бы молодежь из школы и выходила бы в университет, в Академию наук, в Морскую академию или кадетский корпус. Успели открыть две гимназии при университете, а народные школы появились даже в Оренбурге и по украинской линии. Старались заменить иностранных учителей, помогали даже купеческой молодежи учиться за границей. Для купцов переводили особые книги по их делу.

Улучшая быт церковников, заставляли их поучать народ и рассылали им катехизис и вновь исправленное издание Библии. Наконец, помогли, как мы знаем, купцу Волкову завести русский театр в Петербурге. При академии появился первый русский журнал «Ежемесячные сочинения», а при университете — полная газета «Московские ведомости», существующие и теперь.

Возникла, таким образом, отечественная словесность с достойным русским языком. В ней сразу обозначилась такая сознательность, что сатира Сумарокова бичевала даже пороки образованного круга, а Ломоносов оказался европейским двигателем науки. Явился отец русской истории — Татищев.

Выступило человеколюбие, смягчение нравов, и прежде всего наверху. Недаром императрица Елизавета Петровна сблизилась с таким мягким и просвещенным человеком, как граф Иван Иванович Шувалов. Оба они были живым свидетельством того, что проходит пора «ужасных сердец».

Императрица сдержала свою клятву Всевышнему в ночь своего вступления на престол своего отца — в России была отменена смертная казнь в 1754 году, когда на Западе правительства и не думали об этом. Правда, она сохранилась для политических дел, и работа третьего брата Шувалова в застенках Тайной канцелярии напоминала времена Ушакова и Ромодановского, но тут соблюдалась такая тайна, что сама императрица Елизавета Петровна мало знала об усердии этого ведомства.

Принимались меры против роскоши, быстрой езды, пожаров и зараз; во время мора запрещено было даже носить детей в церковь для причащения.

Одна только черта, вытекавшая из воспитания Елизаветы Петровны, придавала особый оттенок ее царствованию. Всячески заботясь о развитии человечности «путем Петра Великого», то есть с помощью светского просвещения, правительство старалось помогать ей благочестием. Дух древней России сквозил в мерах по распространению православия. Тут не жалели ни денег, ни власти. Увеличивая число церквей и монастырей, легко разрешая пострижение в иночество, стесняли иноверцев. Совсем были запрещены армянские церкви. Заграничные книги подвергались цензуре Святейшего Синода. Евреям было запрещено даже за особые налоги торговать на ярмарках, так как императрица «не желала выгод от врагов Христовых». Судьба инородцев напоминала допетровские времена, а раскольникам не было хуже во весь восемнадцатый век. Шесть тысяч таких изуверов сразу подвергли себя самосожжению в скитах.

Елизавета Петровна и во внешних делах шла по пути отца. Возмущенная объявлением шведов, что они поднялись для установления ей престола, она ревностно продолжала войну с ними. Вскоре шведская армия сдалась, и, по миру в Або, к завоеваниям Петра I присоединилась еще часть Финляндии до реки Кюмеля.

Затем возник сложный германский вопрос. Война за австрийское наследство перевернула европейскую политику. До тех пор все боялись могущества маститых австрийских Габсбургов и сочувствовали французским Бурбонам, боровшимся с ними. Теперь Фридрих II унизил Австрию, отхватил у нее лучшую провинцию — Силезию и застращал всех своей находчивостью и гениальностью полководца.

Бестужеву нетрудно было поддержать мысль Остермана о союзе с Австрией. Он доказал даже, что сам Петр, стоявший за «равновесие в Германии», остановил бы успехи Пруссии как нашего главного врага «поблизости соседства и по ее великой умножаемой силе». Так твердили даже его соперники при дворе.

Фридрих II был лично противен Елизавете Петровне. Он ненавидел ее и даже сносился с раскольниками, чтобы восстановить Ивана VI на престоле.

— Он в Бога не верит, кощунствует над святыми, в церковь не ходит и с женой по закону не живет! — говорила императрица.

Вот, между прочим, показания тобольского посадского Ивана Зубарева, который содержался по разным делам в Сыскном приказе, бежал оттуда, жил за границей и был схвачен у раскольников.

Зубарев показал в Тайной канцелярии, что после бегства из Сыскного приказа он жил у раскольников в слободе Ветке, откуда в 1755 году поехал извозчиком в Кенигсберг с товарами русских беглых купцов-раскольников. Здесь прусские офицеры, по обыкновению, начали вербовать его в солдаты, в гвардию, и когда он согласился, то его отвезли в Потсдам. Через посредство Манштейна, бывшего адъютантом у Миниха и по воцарении Елизаветы Петровны перешедшего в прусскую службу, Зубареву предложили ехать к раскольникам и возмутить их в пользу Ивана Антоновича.

— Послужи за отечество свое, — говорил Манштейн Зубареву, — съезди в раскольничьи слободы и уговори раскольников, чтобы они склонились к нам и помогли вступить на престол Ивану Антоновичу, а мы, по их желанию, будем писать патриарху, чтобы им посвятить епископа; у нас был их один поп, да обманул нас и уехал. А как посвятят епископа, так он от себя своих попов по всем местам, где есть раскольники, разошлет, и они сделают бунт.

— Тебе подать только весть Ивану Антоновичу, — продолжал далее развивать свои планы Манштейн, — а мы в тысяча семьсот пятьдесят шестом году, весной, пошлем туда, к Архангельску, корабли под видом купечества, чтобы выкрасть Ивана Антоновича. А как мы его выкрадем, то через епископов и старцев сделаем бунт, чтобы возвести Ивана Антоновича на престол, а Иван Антонович старую веру любит; когда сделается бунт, то и мы придем с нашим войском к русской границе. А донские казаки к нам совсем склонны, и у нас они есть, которые были со мною в походах, и мне они надежны. Когда будешь в Польше, заезжай в раскольничьи слободы опять и объяви тамошним наставникам, чтобы они без всякой боязни к нам были склонны.

Зубарев согласился принять оба поручения — ехать к раскольникам и, согласясь с ними, ехать в Холмогоры дать знать Ивану Антоновичу, что за ним будет прислан корабль из Пруссии. Он был представлен самому Фридриху II и получил тысячу червонцев и две медали, по которым принц Антон должен был ему поверить, ибо никакого письменного документа не хотели ему дать.

Приехав в раскольничьи слободы, Зубарев начал исполнять свое поручение. Игумены раскольничьих монастырей спрашивали его:

— Да как же вы Ивана Антоновича посадите на царство?

— Так же посадим, как и государыня села! — отвечал Зубарев.

Относительно архиерея игумены говорили:

— Лучше бы, если бы ее величество изволила прислать сюда епископа греческого, а туда очень ехать далеко.

Раскольники начали говорить ему:

— Пора тебе ехать выручать Ивана Антоновича, и как вас Бог вынесет, то мы стоять готовы.

Но Зубарев вместо Холмогор попал в Петербург, в Тайную канцелярию. Показания его имели следствием то, что Иван Антонович перевезен был тайно из Холмогор в Шлиссельбург. Доведенные до сведения императрицы Елизаветы Петровны эти показания Зубарева не могли, конечно, увеличить в ее сердце симпатии к прусскому королю.

Русские войска явились в Германию уже во время войны за австрийское наследство. Испуганный Фридрих поспешил заключить мир с Марией-Терезией до столкновения с ними. Когда, несколько лет спустя, Фридрих начал новую Семилетнюю войну с Австрией и против него вооружилась почти вся Европа, за исключением Англии, Елизавета Петровна стала во главе союзников. Она говорила, что «продаст половину своего платья и бриллианты» для уничтожения своего заклятого врага.

Русские двинулись под начальством тучного, спесивого барича, щеголя Апраксина. Казаки и калмыки опустошали Бранденбург. В большом сражении у Грос-Егерсдорфа русские одержали победу, хотя и очень тяжелую. Вслед за тем Апраксин начал показавшееся всем очень странным отступление, что и отразилось в самом Петербурге. Началась известная «бестужевская история», в которой оказалась замешанной великая княгиня Екатерина Алексеевна. По получении в Петербурге известия об отступлении Апраксина после победы он 18 октября 1757 года получил указ сдать команду над армией генералу Фермору и ехать в Петербург.

В начале ноября Апраксин приехал в Нарву и получил через ординарца кампании, вице-капрала Суворова, высочайший приказ отдать все находящиеся у него письма. Причиной этого отобрания писем были письма великой княгини, о которых проведали. Императрице было сообщено об этой переписке, причем дело было представлено в очень опасном свете. Прошло полтора месяца после отобрания у Апраксина переписки, но он все сидел в Нарве и не был приглашаем в Петербург, что было равносильно запрещению въезда.