Дочь Великого Петра

Дни шли за днями. Они летели быстро, как мгновения, для главных действующих лиц нашего повествования: княгини Полторацкой, княжны Людмилы и его друга графа Свиридова.

В доме княгини Вассы Семеновны шла спешная работа, несколько десятков дворовых девушек, среди которых было несколько швей, учившихся портняжному мастерству в Тамбове и даже в Москве, шили приданое княжны Людмилы Васильевны под наблюдением Федосьи и Тани.

Командировка последней для наблюдения была, собственно, номинальной, так сказать, почетной. С одной стороны, княгиня Васса Семеновна не хотела освободить ее совершенно от спешной работы и таким образом резко отличить от остальных дворовых девушек, а с другой, зная привязанность к Тане Берестовой своей дочери, не хотела лишить ее общества молодой девушки, засадив ее за работу с утра до вечера.

— Пусть наговорятся напоследок, — рассуждала княгиня, — уедет, там в Питере мигом позабудет, а я здесь с ней справлюсь, быстро обломаю и замуж выдам.

Княжна Людмила действительно в отсутствие жениха была неразлучна с Таней. Для девушки-невесты иметь поверенную ее сердечных тайн является неизбежною необходимостью. Княжна передавала своей служанке-подруге во всех мельчайших подробностях ее разговоры с женихом и с его другом, спрашивала советов, строила планы, высказывала свои мечты.

Таня Берестова слушала внимательно и, видимо, сочувственно относилась к своей барышне, которой скоро суждено сделаться из княжны княгиней. Она рассудительно высказывала свои мнения по тем или другим вопросам, которые задавала княжна, и спокойно обсуждала со своей госпожой ее будущую жизнь в Петербурге. Чего стоили ей эта рассудительность и это спокойствие, знала только ее жесткая подушка, которую она по ночам кусала, задыхаясь от злобных слез.

Князь Сергей Сергеевич, то один, то со своим другом, конечно, ежедневно приезжали в Зиновьево и проводили там большую часть дня.

Наступило 6 августа, день Спаса Преображения — престольный праздник в Зиновьевской церкви. Весело провели князь Луговой и граф Свиридов этот день в доме княгини Вассы Семеновны. Дворовые девушки были освобождены на этот день от работы и водили хороводы, причем их угощали брагой и наливкой. На деревне шло тоже веселье. В застольной стоял пир горой.

Общее окружающее барский дом веселье было заразительно, и день в Зиновьеве прошел оживленно. В этот день граф Свиридов впервые увидел близко Таню Берестову. Он был поражен.

Выбрав минуту, когда они остались вдвоем с князем Сергеем Сергеевичем, он сказал:

— Ты видел двойника княжны?

— Какого двойника?

— Помилуй, ты чаще меня бываешь здесь и бывал раньше меня, неужели ты не заметил дворовую девушку, как две капли воды похожую на княжну?

— А, это Таня.

— Значит, ты знаешь?

— Знаю, но это сходство только с первого взгляда. Оно действительно бросается в глаза, но когда ты приглядишься к этой девушке, то, конечно, убедишься, что у княжны с ней далеко не одни и те же лицо и фигура.

— Может быть, но меня сразу это сходство поразило.

Друзья пробыли в Зиновьеве долее обыкновенного и вернулись домой поздним вечером в самом хорошем расположении духа.

— Твоя невеста прямо восхитительна… И как она тебя любит, — говорил граф Свиридов, ложась спать.

— Да, голубчик, я счастлив, так счастлив, что мне становится страшно…

— Почему же страшно?

— А потому, что мне кажется, что на земле не может и даже не должно быть такого полного счастья, что оно непременно будет чем-нибудь омрачено.

— Что за мысли?

— Я говорю тебе, что чувствую.

— Перестань… Ты просто так настроил свои нервы, что тебе во всем везде кажется, что вот-вот должно случиться какое-нибудь несчастье…

— Истинно, ты угадал. Таково мое настроение.

— Это болезненно, мой друг, и тебе следует самому себя взять в руки и не допускать подобных мыслей в голову.

— Как же не допускать, когда они лезут без моего спросу… Вот и теперь… Мы так прекрасно провели сегодняшний день… Вернулись в таком хорошем настроении, а я ложусь и думаю, что-то будет завтра…

— То же, что было сегодня.

— В том-то и дело, что мне кажется, и уже давно, что должно что-нибудь случиться такое, что будет совершенно неожиданно и притом очень ужасно…

— Полно говорить пустяки…

— Эта мысль гнетет меня со дня открытия этой беседки… И зачем только я открыл ее?..

— Позднее раскаяние, друг, и ни к чему не ведущее.

— Так-то так, но я не могу все-таки отделаться от воспоминания слов призрака.

— Мы, кажется, с тобой, дружище, условились не говорить о призраках, особенно на ночь… Ты хочешь, кажется, и мне расстроить нервы.

— Не буду, не буду… Постараюсь уснуть. Хотя сегодня меня особенно томит какое-то тяжелое предчувствие.

— Плюнь, не думай.

— Покойной ночи.

Князь погасил свечу. Тяжелое предчувствие, оказалось, не обмануло его. Обоих приятелей разбудили в шестом часу утра.

— Князь, ваше сиятельство!.. Извольте проснуться!.. — вбежал в спальню камердинер.

— Что, что случилось? — вскочил князь Сергей Сергеевич и сел на кровати.

Граф Свиридов тоже приподнялся.

— Несчастье в Зиновьеве… — продолжал камердинер.

— Что? Какое несчастье? — воскликнул князь Луговой.

— Ее сиятельство княгиня и горничная княжны убиты.

— А княжна? — не своим голосом закричал князь Сергей Сергеевич.

— А княжна пропала.

— Лошадей… Оседлать…

Оба друга вскочили и как безумные смотрели друг на друга.

— Ужели начинается… — произнес князь Луговой.

Граф Свиридов сделал над собой страшные усилия.

— Успокойся, узнаем все на месте… быть может, все преувеличено.

— Ах, не говори… Может быть, и княжна убита, но ее труп не нашли.

— Что ты говоришь!

— Увидишь, что это так и есть… Недаром у меня было вчера такое тяжелое предчувствие.

Князь Сергей Сергеевич и граф Свиридов быстро оделись, бросились на лошадей и во весь опор поскакали по дороге в Зиновьево.

Там ожидало князя все же несколько успокоившее его известие. Княжну Людмилу Васильевну в одном ночном белье нашли в саду в кустах, лежавшею без чувств. Дворовые девушки отнесли ее в ее комнату, где она была приведена в чувство, но вскоре снова впала в забытье.

— Конечно, ей ничего не сказали о несчастии? — спросил князь Федосью, докладывавшую ему о княжне.

— И конечно же нет, ваше сиятельство, надо постепенно приготовить.

Несчастие на самом деле было ужасно. Воспользовавшись тем, что подгулявшие дворовые люди все были в застольной избе и в доме оставались лишь княгиня, княжна и Таня Берестова, неизвестный злодей проник в дом и ударом топора размозжил череп княгине Вассе Семеновне, уже спавшей в постели, потом проник в спальню княжны, на ее пороге встретился с Таней, которую буквально задушил руками, сперва надругавшись над ней. Она была найдена мертвой, лежавшей на полу около комнаты княжны Людмилы Васильевны. Кругом валялись клочья ее платья и белья. Злодей сорвал с нее всю одежду.

Картина этого зверского убийства и насилия, представившаяся обоим друзьям, заставила их задрожать. Трупы до прибытия властей лежали там, где были обнаружены, только тело Тани Берестовой прикрыли простыней.

Княжна Людмила спаслась каким-то чудом. По всей вероятности, она услыхала шум в соседней комнате, встала с постели, приотворив дверь и увидав отвратительную и ужасную картину, выскочила в открытое окно в сад, бросилась бежать куда глаза глядят и упала в изнеможении в кустах и лишилась чувств.

— А ты где в это время была? — спросил князь Сергей Сергеевич Федосью, рассказавшую все вышеизложенное и показавшую приезжим господам трупы своей госпожи и Тани.

При этом рассказе Федосья заливалась слезами.

— Попутал меня бес окаянную тоже в застольную пойти… Ирод Михайло плясал там под гармонику… Загляделась я на старости лет да заслушалась, ну и рюмочку для праздничка лишнюю тоже выпила… До самой смерти греха не замолить такого…

Федосья снова залилась горькими слезами.

— Ради Бога, охраняй княжну… — с дрожью в голосе обратился к ней князь Сергей Сергеевич.

— Пуще глаза буду беречь, ваше сиятельство, не извольте беспокоиться.

— Главное, подготовьте ее исподволь к известию о смерти матери и Тани…

— Слушаю-с, ваше сиятельство… Подготовлю.

Оба друга остались в Зиновьеве до вечера, дождались прибытия командированного из Тамбова чиновника для производства следствия. Князь Луговой боялся, чтобы этот последний не вздумал бы допрашивать еще не оправившуюся и к вечеру княжну Людмилу и таким образом не ухудшил бы состояние ее здоровья.

Несколько минут разговора с чиновником было достаточно, чтобы уладить дело в желательном для князя Сергей Сергеевича смысле.

— Будьте покойны, ваше сиятельство, княжну я не потревожу теперь, зачем тревожить, и без того горя у ней много, испуг такой, — заявил чиновник.

— Когда окончите свое дело, приезжайте ко мне в Луговое, я сумею поблагодарить вас…

— За счастье и честь почту, ваше сиятельство, — почтительно ответил чиновник.

Отдав еще раз приказание Федосье не отходить от барышни, князь Сергей Сергеевич и граф Свиридов уехали к себе. Они ехали обратно почти шагом. Князь был задумчив и молчал.

— Какое страшное злодеяние! — воскликнул тоже после довольно продолжительного молчания граф Петр Игнатьевич.

Князь не отвечал.

— Я не могу понять одного, какая причина… Быть может, она была очень строга…

— Кто, княгиня? Да ее все, не только ее крестьяне и дворовые, но даже мои луговские любили как родную мать! Строга! Что такое строга. Она действительно была строга, но только за дело, а это наш крестьянин и дворовый не только любит, но и ценит…

— Странно, — задумчиво произнес граф Свиридов.

— То есть более чем странно… Прямо загадочное преступление… За что убита Таня?

— Ну, она-то просто под руку подвернулась… Злодей шел убивать княжну…

— Едва ли этому чинуше удастся до чего-нибудь доискаться…

— Я тоже в этом сильно сомневаюсь…

Мнения обоих друзей о «чинуше» оказались, однако, ошибочными. Когда на другой день князь один утром поехал в Зиновьево, он застал там производство следствия в полном разгаре.

— Что княжна? — были первые его слова.

— Сегодня на заре изволили прийти в себя и даже скушать молока, но еще слабы, теперь започивали… — доложила Федосья.

— Она знает?

— Они все знают… Видели, оказывается, как злодей душил Таню.

— А о матери?

— Я им осторожно доложила.

— И что же она?

— Поглядела на меня так жалостливо и промолчала… Видно, горе-то таково, что слез нет… Смекаю я, они не в себе.

— То есть как не в себе?

— Помутились…

Федосья сделала выразительно жест около лба.

«Боже, ужели ты пошлешь мне и это страшное испытание?» — мысленно произнес князь.

— Обо мне не спрашивала? — вслух продолжал он.

— Никак нет-с.

Князь сделал движение губами, как бы собираясь что-то сказать, но не сказал. Он хотел приказать Федосье провести его к княжне, но не решился.

«Это еще более может взволновать ее, — подумал он, — пусть успокоится… Быть может… Господь милосерд».

Князь уехал.

В тот же вечер в Луговое явился производивший следствие чиновник.

— Ну, что, придется предать дело воле Божьей? — первый спросил его граф Свиридов.

Князь Сергей Сергеевич был в таком угнетенном состоянии вследствие сообщения Федосьи о состоянии княжны Людмилы, что почти не понимал, что вокруг него происходит и что ему говорят.

— Никак нет-с… Убийца известен.

— Арестован?

— Никак нет-с… Он скрылся.

— Кто же это?

— Никита Берестов, известный в Зиновьеве под прозвищем «беглый», — отец убитой Татьяны.

— Отец? — воскликнули в один голос граф Свиридов и потрясенный ужасом подобного сообщения князь Луговой.

— Как вам сказать, ваше сиятельство, он ей отец и не отец.

— Как так?

Чиновник рассказал обоим друзьям всю историю «беглого Никиты», записанную им со слов свидетелей, уже известную нашим читателям.