Дочь Великого Петра

Первой задачей графа Иосифа Яновича Свянторжецкого было узнать подробности кровавой катастрофы в Зиновьеве. Ехать на место было неудобно, а единственным свидетелем ее был в Петербурге князь Сергей Сергеевич Луговой, отношения с которым у графа Свянторжецкого были более чем холодные. Надо было постараться с ним сблизиться. В этом помогло графу его решение временно отстраниться от княжны Людмилы Васильевны Полторацкой.

Действительно, князь Луговой, заметив перемену к княжне Людмиле Васильевне в графе Свянторжецком, стал относиться к нему с меньшей натянутостью и через некоторое время принял даже участие в холостой пирушке, устроенной графом. Последний был настолько предупредителен, что не пригласил на нее графа Петра Игнатьевича Свиридова. Эта пирушка быстро сблизила их обоих, как это всегда бывает в молодых годах.

Граф Свянторжецкий и князь Луговой стали посещать друг друга запросто. Первый, конечно, выждал удобный случай, чтобы начать интересующий его разговор. Случай этот наконец представился. Разговор коснулся княжны Полторацкой.

— Бедная девушка, сколько она должна была вынести в ночь этого рокового убийства, — с непритворным соболезнованием заметил граф, — вы, князь, кажется, были в это время в своем именье поблизости?

— Да, и даже был вызван тотчас же на место катастрофы.

— Скажите… И что же вы там увидели?

Князь подробно рассказал свою поездку в Зиновьево по получении известия о зверском убийстве княгини Вассы Семеновны и горничной княжны Тани.

— Она была как две капли воды похожа на княжну, хотя, конечно, носила на себе более грубый отпечаток дворовой девушки.

— Какая странность… Отчего же произошло такое сходство? — спросил граф Свянторжецкий.

— Говорят, что покойная была побочная дочь князя Полторацкого от его дворовой девушки…

— Это удивительно…

— Это-то, как, по крайней мере, раскрыл чиновник, присланный произвести следствие, и послужило главной причиной убийства.

— Вот как.

— Да, убийство совершено из мести, а не с целью грабежа.

— И убийца открыт?

— То есть его знают, но его, кажется, до сих пор не разыскали… Он скрылся из Зиновьева.

— Кто же он?

— Отец убитой дворовой девушки.

— Отец? — воскликнул граф Иосиф Янович.

— Да, отец… Никита Берестов… Он, собственно, конечно, вы понимаете, не отец, а муж ее матери, которого удалили от жены тотчас после венчания и за протест даже выдрали на конюшне.

Князь Луговой рассказал историю Никиты Берестова, его побег и возвращение, известные ему со слов тамбовского чиновника, производившего следствие.

— Какая интересная и таинственная история… Из-за чего же он убил свою дочь, а не княжну?

— Видимо, он хотел убить и княжну, но вход в ее спальню охраняла от убийцы эта благородная и преданная девушка… Он убил ее и надругался над нею у порога спальни княжны, а последняя успела тем временем убежать в сад, где ее нашли без чувств в кустах.

— А-а-а… — как-то загадочно произнес граф Свянторжецкий.

Князь Луговой не обратил на это внимания и продолжал свой рассказ о состоянии княжны Людмилы Васильевны после убийства ее матери и служанки, о странной перемене, происшедшей в ней, о похоронах матери и даже о надписи, сделанной по приказанию княжны на кресте, поставленном над могилой Тани Берестовой. Граф Иосиф Янович внимательно слушал своего собеседника. Он старался не проронить ни одного слова, так как каждая подробность давала ему в руки новые доказательства самозванства княжны. Когда князь Луговой кончил, граф Свянторжецкий заметил:

— Это ужасно… Пережить такую ночь, недаром она наложила на княжну Людмилу неизгладимый отпечаток.

— Что вы хотите этим сказать?

— Неужели вы не замечаете в ней странностей?

— Да, есть такие… Она очень нервна.

— По-моему, она… немного помешана.

— Что вы?!

У князя Лугового сжалось сердце. Он вспомнил слова деревенской горничной княгини Вассы Семеновны — Федосьи, что «княжна не в себе», «помутилась». Теперь он слышит подтверждение этого от совершенно постороннего человека.

— Меня, собственно, это и заставило избегать ее. Признаюсь вам, что одно время я был сильно ею увлечен, что и немудрено при ее красоте, — серьезно заметил граф Иосиф Янович.

— А теперь?

— Теперь это увлечение моментально прошло. Рассудок одержал верх. Что за радость связать себя на всю жизнь с полупомешанной?

Князь Луговой промолчал и переменил разговор. Он не мог не заметить действительно странного поведения княжны со дня убийства ее матери, но приписывал это другим причинам и не верил, или, лучше сказать, не хотел верить в ее сумасшествие. Ведь тогда действительно она была бы для него потеряна навсегда. Граф прав — связать себя с сумасшедшей было бы безумием. Но ведь в ней, княжне, его спасение от последствий рокового заклятия его предков. На память князю Сергею Сергеевичу пришли слова призрака. Он похолодел.

Граф заметил смущение князя и, отговорившись необходимостью делового визита, уехал. Он отправился прямо домой. Ему необходимо было уединиться и сосредоточиться, чтобы составить план действий.

План этот вскоре сложился в его голове. Если убийца муж матери Татьяны, то, несомненно, эта последняя знала о замышляемом убийстве и даже косвенно участвовала во всем, так как выгоды от смерти княгини Полторацкой и ее дочери были всецело на ее стороне. Она заранее подготовила всю комедию бегства в сад и обморока, заранее приучила себя к роли княжны, будто бы спасшейся от руки убийцы благодаря самоотверженному поступку ее служанки-подруги, поступку, стоившему жизни последней. Она спешит ставить над ее могилой крест с надписью, чтобы в окружающих и во всех присутствовавших на похоронах не возникло ни малейшего сомнения, что в могиле лежит именно дворовая девушка Татьяна Берестова.

Никита скрылся, но, несомненно, он не из таких людей, которые совершают преступление единственно из мести, предоставив незаконной дочери своей жены, приписанной ему, пользоваться результатами этого преступления. Он, несомненно, появится около мнимой княжны и заставит ее поделиться с ним, устроителем ее судьбы, своим богатством. Быть может, он даже и появился.

Необходимо проследить шаг за шагом жизнь княжны в течение недели, двух, может быть месяца, узнать, кто бывает у ней, нет ли в ее дворне подозрительного лица, и таким образом напасть на след убийцы. Тогда только можно считать дело совершенно выигранным. Никита будет в руках графа и сознание его — он, граф, доведет его до этого сознания, захватив врасплох — явится грозным доказательством в его руках относительно этой соблазнительной самозванки.

Так нервно, прыжками работали мысли графа Иосифа Яновича Свянторжецкого. Граф Свянторжецкий недаром был учеником отцов иезуитов. Все тонкости человеческой хитрости были им изучены и сослужили ему в данном случае хорошую службу в деле раскрытия хитросплетений кровавой интриги.

Мы видели, что соображения графа по поводу участия Татьяны Берестовой в убийстве были совершенно близки к истине. Граф и сам в этом не сомневался. Слишком уж логически неоспоримыми являлись выводы из известных ему фактов. Граф остался доволен собой.

Оставался открытым вопрос, каким образом устроить тайное наблюдение за домом княжны или, по крайней мере, получать точные сведения о ее интимной жизни. Вопрос этот заставил графа сильно призадуматься. В Петербурге он был человеком новым, да еще иноземцем, ненавистным в глазах русских простых людей, — поляком. Для русского простолюдина описываемого времени поляк был синонимом изверга-притеснителя. В темную массу русского крестьянства бог весть каким путем достигали известия о печальном положении польских крестьян под властью панов и их арендаторов-жидов.

Мирская молва, что морская волна, разнесла эти вести с пограничных с Польшей мест во внутренние губернии, и общенародное мнение о «польских панах» было твердо установившимся и далеко для них не лестным. Граф Свянторжецкий не был владельцем польских крестьян и даже для услуг своих держал в Петербурге вольнонаемных людей, ходивших по оброку. Но мог ли он довериться кому-нибудь из них, хотя знал, что щедрость и человеческое отношение его к слугам уже успело приобрести ему их расположение. Уничтожило ли, однако, это его отношение к его слугам, бывшее в то время инстинктивным, недоверие русского человека к людям его национальности и положения — к польским панам?

Граф Свянторжецкий не мог с полной уверенностью разрешить этот вопрос утвердительно. Но надо было на что-нибудь решиться. Надо было пользоваться средствами, имевшимися под руками, несмотря, быть может, на их относительную негодность.

Выбор графа пал на его камердинера Якова, расторопного ярославца, с самого прибытия в Петербург служившего у графа и пользовавшегося особыми его милостями в виде денежных подачек и подарков старым платьем. Граф позвонил. Через несколько минут в уютном и комфортабельно убранном кабинете графа Иосифа Яновича Свянторжецкого появился его камердинер Яков. Это был франтовато одетый молодой парень, сильный и мускулистый, с добродушным, красивым, чисто русским лицом и плутоватыми быстрыми глазами.

— Звать изволили, ваше сиятельство? — с развязностью любимого барином и, со своей стороны, ему преданного слуги спросил он.

— Да, звал.

— Что приказать изволите, ваше сиятельство?

— Гм… приказать… Вот что, Яков, — с расстановкой начал граф Свянторжецкий, — хочешь на волю?

Яков весь вспыхнул.

— Шутить изволите, ваше сиятельство.

— Нет, не шучу… Мне необходимо, чтобы ты мне оказал одну большую услугу.

— С нашим удовольствием.

— И повторяю тебе, что, если ты мне все устроишь так, как надо, я выкуплю тебя на волю у твоего помещика, что бы это ни стоило.

— Скаред он у нас… Меньше трехсот рубликов не берет.

— А ты уже пытался?

— Было дело… Да где же такую уйму денег взять? Воровать не выучен.

— Зачем воровать… Честно заработаешь… Помещику отдам за тебя триста да на руки тебе еще двести.

— Да я, барин, за вас хоть в огонь, хоть в воду и без этого, я и теперь много вам обязан.

— За это благодарю, но это не меняет дела. Я сказал тебе, какая тебя ожидает награда. Заслужи ее.

— С полным удовольствием. Только прикажите.

— Ты знаком с кем-нибудь из дворни княжны Людмилы Васильевны Полторацкой?

— Почитай всех знаю, ваше сиятельство.

Граф несколько времени молчал. Яков глядел на него жадно-вопросительным взглядом.

— Так видишь ли, Яков, — начал граф Свянторжецкий, медленно произнося каждое слово, как бы обдумывая и взвешивая его, — нам необходимо знать подробно и точно, кто бывает у княжны, кого и когда она принимает, долго ли беседует. Понял?

— Понял-с. Как не понять.

— Можешь узнать мне это и докладывать ежедневно в течение недели или двух? Этого достаточно, чтобы все выяснилось.

Последнюю фразу граф сказал как бы сам себе. Очередь задуматься наступила для Якова. Граф вперил в него нетерпеливый взгляд.

— И кремни же, ваше сиятельство, там у княжны дворовые-то. Аспиды бессловесные, слова не выманишь.

— Это нехорошо.

— Чего хорошего. Только, ваше сиятельство, я все же это дело оборудую.

— Как же?

— Да так. Девчонка там одна глаза на меня пялит.

— Агашка?

— Она самая, ваше сиятельство, в самую, то есть, точку попали.

— Так ты через нее?

— В лучшем виде дело оборудуем, ваше сиятельство, будьте без сумления… В душу-то девке влезть для меня плевое дело…

— Так орудуй.

— Беспременно, ваше сиятельство, с завтрашнего же дня…

— А потом, ты, может, мне и для другого дела понадобишься.

— Рад стараться…

— Ступай и действуй.

Яков вышел. Граф Иосиф Янович стал медленными шагами прохаживаться по кабинету. Он был доволен результатом своих переговоров с Яковом. Награда, ему обещанная, составляла для графа пустяшную сумму, а для его камердинера была целым состоянием.

Сметливый парень, конечно, несмотря на то что ходил по оброку, тяготился зависимостью от помещика, без которого он мог бы заняться в Петербурге самостоятельным делом. Он, несомненно, скопил себе уже кое-какие деньжонки, что с обещанными двумястами рублей составит капиталец, который даст ему возможность заняться торговлей и, кто знает, даже сделает впоследствии богачом. Сколько торговцев в России начинали так. Эти мысли, которые граф прочел на лице Якова при обещанной ему награде, говорили о том, что парень расшибется вдребезги, а все же сделает дело. Решение Якова обойти для этого Агашку также показалось графу удачным. Девчонка, конечно, проболтается перед своим ухаживателем, и эта болтовня будет самой истиной. Этого только и было надо.

Граф Иосиф Янович в этот день лег спать веселый и довольный. Ему снилась соблазнительная Таня, она же княжна Людмила Полторацкая.