Дочь Великого Петра

Веселы показались жителям Глухова 1751 и 1752 годы. У гетмана бал сменился комедией, комедия банкетом. На семейных праздниках гетманских вино лилось рекою. Как маленький властелин, он давал даже аудиенции старшинам после богослужения в придворной церкви, вручал торжественно пернач полковому судье миргородскому — Остроградскому, которого производил в полковники и на приемах у себя поздравлял кого с повышением, кого с наградой.

Иногда, впрочем, эти замашки его заходили слишком далеко, и из Петербурга спешили умерить его пыл. Там, впрочем, не особенно сильно гневались. Доказательством этому служила присланная 18 февраля 1752 года к гетману с капитаном-поручиком, лейб-компании вице-капралом Василием Суворовым, отцом знаменитого князя италийского, Андреевская лента.

Девятнадцатого февраля в Глухове было торжество «ради привезенной кавалерии». Торжество продолжалось до 25-го числа и окончилось обедом в гетманском доме, балом и фейерверком.

В начале мая гетман, сопровождаемый Тепловым, генеральным писарем Безбородко, генеральным есаулом Якубовичем и десятью бунчуковыми товарищами, отправился осматривать малороссийские полки. Он сперва посетил Батурин, потом Стародуб и Чернигов, а оттуда проехал в степные полки и Киев. В гетманское отсутствие делами правили Скоропадский, Волкевич и Ханенко. Оболонскому была поручена экспедиция построек.

Гетман прежде всего поехал в Батурин. Путешествие продолжалось более двух месяцев. Гетмана везде принимали с радостью, везде устроены были пышные приемы. Вся Малороссия ликовала.

Один только случай, породивший толки в народе, смутил малороссов. Гетман в Чернигове объезжал городские укрепления. За ним ехала многочисленная свита и все чины Черниговского полка. Они подъехали к главному бастиону у церкви Святой Екатерины. Вдруг вихрь сорвал с него Андреевскую ленту. Теплов, ехавший за ним, успел ее подхватить и хотел снова надеть, но гетман взял у него ленту, свернул и положил в карман. Ропот в народе и толки дошли до старухи Натальи Демьяновны. Она уговаривала сына удалить Теплова, предсказывая ему неизбежные несчастья, если он будет следовать советам своего любимца. Гетман, однако, не послушал матери.

Перед окончанием путешествия Разумовский еще раз посетил Батурин, где была его жена. Вскоре после приезда гетмана в Глухов умерла жена Григория Николаевича Теплова, а 22 октября у Разумовского родился сын, названный Андреем. Сын генерального подскарбия Скоропадского был отправлен курьером в Петербург с этим известием. Главные чиновники являлись ко двору гетманскому с поздравлениями, причем подносили гетманше «обычный презент».

Вскоре после торжественных крестин Наталья Демьяновна вернулась в Адамовку, а как скоро графиня Екатерина Ивановна оправилась от родов, оба Разумовские, по приглашению государыни, поехали в Москву, где в то время находился двор. В свите гетмана находились: генеральный обозный Кочубей, генеральный писарь Безбородко, гадяцкий полковник Голецкий, шесть бунчуковых товарищей, старший канцелярист Туманский и другие.

Разумовский прибыл в Москву почти в одно время с двором, который 14 декабря тронулся из Петербурга. Вместе с двором приехал, разумеется, и граф Алексей Григорьевич, все еще могущественный, хотя уже не всемогущий, и единственный фаворит.

Великий канцлер Бестужев не сопутствовал двору. Дела и здоровье задерживали его в Петербурге. Грозная туча стояла на политическом горизонте, а при дворе ряды его приятелей заметно пустели. Много злобы накипело в душе великого канцлера со времени падения Бекетова.

Кирилл Григорьевич между тем, несмотря на беспредельную, почти сыновнюю привязанность к брату, был в весьма хороших и даже близких отношениях не только с Иваном Ивановичем Шуваловым, но даже с графом Михаилом Илларионовичем Воронцовым. С Шуваловым его сблизил их общий друг граф Иван Григорьевич Чернышев. О Чернышеве и Шувалове при дворе и в обществе иначе не говорили, как об Оресте и Пиладе. Втроем они составляли лучший цвет придворной молодежи того времени, любили и свет и веселье, но не забывали и ближних. Кирилл Григорьевич надеялся с помощью Ивана Ивановича и Чернышева примирить Бестужева с Шуваловым. Но дело между ними зашло слишком далеко. В борьбе канцлера с Петром Шуваловым о примирении не могло быть и речи.

Тем не менее гетман всеми силами старался привлечь канцлера в Москву, и когда наконец он был туда призван, старался облегчить ему путешествие и рекомендовал ему в спутники профессора и доктора Авраама Бергова, брата лейб-медика и тайного советника Германа Бергова. Сожаление и печаль относительно болезни вице-канцлера едва ли были совершенно искренни. Воронцов был в тесной связи с Шуваловым и с нетерпением ожидал минуты занять место Бестужева.

Хотя Алексей Петрович слепо верил в свое счастье и, вполне сознавая свою тягость, рассчитывал на них твердо, однако он с беспокойством стал замечать, что царедворцы не скрываясь избегают его.

По приезде в Москву он лихорадочно начал искать себе союзников. Уже с некоторых пор остановила на себе его внимание молодая великая княгиня, старавшаяся в первой борьбе с ним воздавать ему по мере сил, око за око и зуб за зуб.

Стойкость и хитрость, с которой Екатерина защищала интересы и права мужа в вопросе о герцогстве Голштинском, доказали ему, что он имеет дело с женщиной далеко не обыкновенной. Бестужев знал, что в семейной жизни великая княгиня была несчастлива. Что касается до великого князя, Алексей Петрович уже давно понял, чего могла ожидать от него Россия. Он ненавидел его, кроме того, как друга Фридриха Великого и сторонника Шувалова. Беременность Екатерины давала надежду, что скоро родится наследник престола, а здоровье государыни, по свидетельству лечивших ее врачей, не давало надежды на долгое царствование.

Канцлер первый разгадал и понял Екатерину и решился с нею сблизиться. Через Сергея Васильевича Салтыкова узнала она, что канцлер ищет ее дружбы. Хотя немало накипело у нее злобы на сердце против Бестужева, однако шутить таким предложением было нечего. Голштинец Бремзен, вполне преданный канцлеру, служил при великом князе по делам его герцогства. Ему поручила Екатерина объявить Бестужеву, что она готова войти с ним в дружеские отношения. Заключен был тайный союз.

Канцлер стал всячески возбуждать Елизавету Петровну против ее племянника. Это было ему легко. Государыне давно опостылел ее племянник, и все его немецкие бестактные замашки были ей крайне противны. В записках к Алексею Григорьевичу Разумовскому и Ивану Ивановичу Шувалову она в самых резких и, по обыкновению, своему далеко не отборных выражениях отзывалась о великом князе. Но этого было недостаточно.

Бестужев решил, в случае кончины государыни, возвести на престол ее внука, а правительницей провозгласить Екатерину. С рождением правнука Петра Великого об Иване Антоновиче никто уже не мог думать. Теперь на место Петра Федоровича, которого легко можно было или отправить в Голштинию, или заключить в какие-нибудь Холмогоры, представлялся наследником не иностранный принц, с детства заключенный в крепости, с именем которого соединены были все ужасы «бироновщины», а кровь и плоть Петровы. Следовало ко всему этому подготовить государыню. Дело это было крайне затруднительно, так как Елизавета Петровна страшно боялась смерти. Всякий намек на ее кончину мог бы дорого стоить тому, кто бы на него отважился.

В планах своих Бестужев нашел единомышленников. То был граф Алексей Григорьевич. Явное презрение ко всему русскому, пренебрежение всеми обрядами православной церкви, страсть ко всему немецкому уже давно отдалили старшего Разумовского от великого князя. Как ни избегал он всяких интриг, как ни держал себя вдали от дел государственных, но в этом случае он, видимо, охотно поддался увещаниям Бестужева. Все дело было, впрочем, содержимо в великой тайне. Шувалов ничего не подозревал, а великий канцлер не спал и втихомолку стал подготовлять план действий.

Между тем гетман среди беспрестанной придворной суеты не забывал Малороссии. Приехавшие с ним вместе малороссы были представлены государыне, принявшей их отменно милостиво. Еще в бытность гетманом в Глухове повелено было ему из Петербурга выслать две тысячи казаков для строения крепости Святой Елизаветы, нынешнего Елизаветграда. В Москве Кирилл Григорьевич сумел выхлопотать, чтобы вместо двух тысяч туда отправлены были только шестьсот одиннадцать человек. Из генеральной канцелярии были им вытребованы в Москву все бумаги, относящиеся до финансовых вопросов. Они были нужны ему для докладов государыне, вследствие которых разные сборы, заведенные Самойловичем и Мазепой на Украине и чрезвычайно обременительные для народа, были уничтожены. Таможня на границах Малороссии и Великороссии закрыта и объявлена свобода торговли между севером и югом. Эти перемены сильно порадовали малороссиян. Молебствия раздавались по церквам. Были в Глухове и «водка» у генерального бунчужного, и банкеты у обозного в честь милостивого указа. Старшины, уехавшие с гетманом, почти целый год при нем оставались. Они попеременно дежурили при гетмане. Управление делами в Глухове было поручено Кочубею и Скоропадскому, но вскоре, вследствие ордера из Петербурга, место последнего занял Якубович.

Весной 1754 года двор из Москвы переехал в Петербург. За двором последовал и гетман с семейством и со свитой. Он снова поселился в хоромах своих на Мойке, тогда еще деревянных, и снова стал принимать у себя все петербургское общество.

Зима 1754 на 1755 год была одна из самых блестящих славившегося празднествами царствования Елизаветы Петровны. По случаю рождения великого князя Павла Петровича при дворе были беспрестанные приемы. Частные люди, со своей стороны, старались не отставать от двора и наперерыв друг пред другом устраивали у себя обеды, балы, маскарады с иллюминациями и фейерверками. Между ними особенно отличались своей роскошью праздники Разумовских. Алексей Григорьевич принимал двор то в Аничковом дворце государыни, то в Цесаревнином доме, то на приморской своей даче, то в Мурзинке, то в Гостилицах. Государыня часто посещала его балы и вечера и иногда оставалась у него до пятого часа утра. Стол его славился по всему Петербургу, и поваров своих он выписывал из Парижа.

Граф Кирилл Григорьевич был тоже охотник полакомиться. Его праздники, балы и банкеты не уступали праздникам его старшего брата, но, кроме того, утонченные блюда, приготовленные французскими поварами, и вкусные особливые рыбки предлагались всем, а не одним только избранным и знакомым приятелям. У Кирилла Григорьевича был всегда открытый стол, куда могли являться и званые и незваные.

Дела между тем шли своим порядком. Указом от 17 января 1756 года, состоявшимся по прошению гетмана Разумовского, все дела малороссийские были переведены из Коллегии иностранных дел в Сенат. Таким образом, гетман стал зависеть от первой в государстве инстанции. В этой мере нельзя не видеть первого шага к уравнению Малороссии с остальными частями империи.

В то время, когда в Петербурге весело праздновалось рождение великого князя Павла Петровича и заветные замыслы Бестужева и Екатерины через это рождение получили новую силу, события на Западе быстро шли вперед. Европа, умиротворенная Ахенским конгрессом, снова грозила загореться всеобщей войной. Алексей Петрович Бестужев справедливо гордился Ахенским миром и вполне имел право смотреть на него как на свое творение. Ахенский конгресс состоялся благодаря появлению на Рейне русского тридцатитысячного корпуса, содержимого Англией и Нидерландами. Россия, не теряя ни людей, ни денег, вдруг заняла в Европе первое место. Дружбы ее домогались первенствующие державы.

Это ли не была победа русской политики!