Ревность 2

Кристина Французова, 2023

2-ой заключительный том.Семейные ценности – вот что отстаивала Мирослава, когда любимый муж превратился в тирана. Она сбежала в ночь, в никуда, чтобы спасти собственную жизнь и остатки самоуважения. Не имея денег, жилья, работы, в руках один чемодан и диплом экономиста. Когда тебе 27, сложно начинать с нуля. Но судьбу не интересуют наши планы.Любовь обернулась разочарованием. Надежды испарились. Мечты остались в доме, из которого сбежала.Мирослава решительно/безрассудно перевернёт свою жизнь, но что ей это принесёт…Старые знакомые + новые роли = кто получит итоговый приз…ХЭ для героини есть (не путать с ХЭ для читателя).

Глава 40

Не убил, не проклял, не предал,

Только больше не смотрит в глаза.

И стыд свой тёмный поведал

В тихой комнате образам.

Весь согнулся, и голос глуше,

белых рук движенья верней…

Ах! когда-нибудь он задушит,

Задушит меня во сне.

А. Ахматова, 1914

После вчерашнего происшествия с поломкой туалета в Центре и отсутствия должного ремонта, мою перегруженную голову посетила одна единственная здравая мысль: «А почему, собственно, я вообще вожусь с сантехниками?» Пора включать начальницу и отстаивать «своё» по праву. Нужный номер в телефоне.

— Здорово, Мирка!

Наигранно бодрый голос покоробил.

— Привет, Сава. Чего такой довольный?

— Погода хорошая. Чем не повод…

Так я и поверила: — Если твою погоду организует новая сотрудница по имени Марина, то я тебя понимаю.

— Ты чего звонишь-то, случилось что?

Вот нравилось мне иметь дела с мужиками: никогда не льют воду, всё чётко и строго по делу.

— Случилось. Канализация у меня поломанная случилась. Присылай-ка своих горе-умельцев пусть разбираются. Сантехники мне вчера остатки мозгов прополоскали и счёт за услуги выставили такой, что я его тебе по почте перешлю. Строил ты? Значит исправляй свои косяки.

— Не паникуй, мать. Разберёмся.

Что за панибратство, что за «мать»? Если мы с Мариной друг дружку называли, это не означало, что ему тоже дозволялось. «Но ты действительно мать», — вспомнилось вдруг и я довольно улыбнулась. Сава продолжал развивать свою мысль, не подозревая, что избежал нотаций с моей стороны.

— Я пришлю к тебе человечка, который ведает вопросами канализации.

— Только не смей давать мой телефон. Сегодня я не хочу слышать ни слова о сантехнике. Пусть у охраны спросит завхоза Марию Ивановну.

— Конечно, Мира. Ты же хозяйка, как скажешь, так и будет.

«Хм, а мне нравится обновлённый Савелий при Маринкином воспитании». Делегировав дурно пахнущие вопросы, я погрузилась в работу. Телефонный звонок отвлёк от финансовых отчётов для Антипова. Вот ведь не повезло с дотошным мужиком.

— Здравствуй, Мирушка, узнала?

— Конечно, узнала. Здравствуй, тётя. Как твои дела, как самочувствие?

— Да что со мной сделается? Скажи лучше куда мне подъехать, чтобы я посмотрела на свою доченьку, соскучилась очень.

Чёрт. Какой же ты, Подольский, гад. Ясно откуда и куда ветер дул.

— Тёть Маш. Неужели тот факт, что я обзавелась двумя детьми не даёт твоему племяннику спокойно спать?

— Мира, не хами. Я ничем не заслужила такое отношение.

— Прости, тётя. Но и ты меня пойми. Он никак не давал о себе знать со дня, когда я в последний раз ночевала в вашем доме. Но стоило узнать о детях, которые волей случая носят фамилию вашей семьи, то отбиться от него не могу. А теперь он тебя подключил. Но мои дети не игрушки. Он мог сколько угодно измываться надо мной, но вовлекать детей я не позволю. Так и передай.

— Ох, Мирушка. Ты сама совсем ребёнок.

— Ты всегда это говоришь, но что-то мой жизненный опыт кричит о другом.

— Не злись. Я желала тебе добра и сейчас желаю, хоть ты не веришь.

— Тебе верю, ему — нет.

— Ну раз мне веришь, то я тебе говорю, что хочу встретиться с тобой. И вовсе не потому, что ты стала мамой. С чем я тебе сердечно поздравляю. Твоя мама небось на седьмом небе от счастья?

— Спасибо, тётушка, — мой голос оттаял, но на душе скребли кошачьи когти, — мама скорее в шоке от свалившегося на голову полонения. Но детей приняла без слова упрёка. Правда сокрушалась, что кровных внуков вряд ли дождётся.

— А я всегда считала, что не важно чья кровь. Важно, чтобы души пели в унисон.

— Спасибо.

— Так ты встретишься со мной или я тоже в «чёрном списке»? Я в городе, подъеду куда скажешь.

— Не говори ерунды. Он в «чёрном списке», потому что сам себя туда загнал. А ты никогда в нём не была. Я на работе до вечера, если знаешь детский центр «Ангелы Миры», то приезжай сюда, с поста охраны мне наберёшь, и я спущусь.

— Про твою затею весь город судачит, конечно, знаю. До встречи, Мирушка.

Мне невдомёк, что затеяла семья Подольских, но интуиция вопила, что вокруг меня разворачивалась интрига. «Нужно обезопасить детей». «Успокойся заполошная. Тётя тебе не враг». Успокоения не случилось. Набрав телефонный номер, я отсчитывала гудки.

— Алло.

— Павлик, как дела?

— Нормально.

— Ты не будешь против после обеда остаться с Полиной дома?

— Занятия отменили?

— Давай один день пропустим. Пожалуйста, Паш.

— Что-то случилось?

— Нет. Ничего серьёзного. Просто у меня много дел. И мне будет спокойнее, если вы сегодня посидите дома.

— Мы можем у тебя посидеть в любом кабинете, где нас никто не увидит. Если уж ты не хочешь нас показывать.

— Паш, не сердись. Я сама пока не разобралась в происходящем, чтобы говорить о чём-то. Я ведь не прошу о многом… Когда ситуация прояснится, то с вами первыми поделюсь.

— Хорошо. Как скажешь, — сын недовольно буркнул в трубку и отключился.

Скорей всего, я заразилась паранойей. Обстоятельство того, что фамилия детей идентична фамилии Бывшего, ввергало в настоящую панику.

При встрече мы с тётей крепко обнялись, от неё пахнуло корицей.

Я села напротив тёти за столиком в кафетерии, когда вернулась с подносом, двумя кружками чая и шоколадными кексами.

— Мира. Не хочу ходить вокруг да около, но я должна сказать тебе одну вещь.

— Что-то мне не нравится твоё вступление, — за нервным хихиканьем я прятала внутренний мандраж.

— Гера мне кое-что рассказал. Не всё, но многое.

— Ты про что?

— О причинах его поведения и ваш развод.

М-да, та его байка о моей якобы измене не втискивалась ни в какие ворота. Тупая отговорка, чтобы сделать виноватой меня. Но я уже давно не та Мира, которая правдами и неправдами старалась сохранить остатки семьи. Ценой собственного здоровья да исковерканных чувств. Назначенная им плата слишком велика, чтобы я продолжала хвататься за прошлое. Да и нет уже былых чувств. Скорее призрачные отголоски.

— Всё давно в прошлом. Было и было.

— Мира, вам надо поговорить. Я не собираюсь встревать. Вы взрослые, сами разберётесь…

— Вот именно, мы разберёмся сами, тётя! — Да, невежливо, но мне пришлось её перебить, немного запальчиво и с перебором, но выслушивать что и кому я должна… — Моё решение — прошлое оставить в прошлом. Нельзя дважды войти в одну реку и ждать, что всё останется прежним. Так не бывает. Жизнь течёт, и мы меняемся вслед за ней. Я уже не та, что раньше. Поэтому поднимать тему развода и его причин не собираюсь. Слишком много воды утекло. У меня новая жизнь, в которой не места агрессии, ссорам, выяснениям кто и как сильно виноват. Гера сам прислал адвоката, я подписала документы, которые мне принесли. Он сделал выбор, я тоже его сделала. О чём нам говорить?

— Я всё понимаю доченька. Несправедливо с вами обошлась жизнь. Такая любовь…, — она замолчала ненадолго и покачала головой, блеск глаз за линзами очков выдавал проступившую влагу, — я от души радовалась, наблюдая за вашими восторженными лицами. Глупая бабка думала: вот оно — счастье-то. Но отняли у вас, дочка, счастье.

— Не надо, — остановила её мягким голосом и накрыла пухлую руку своей, — поэтому я не хочу ворошить. Там осталось слишком много горечи. А я не извращенка, прости тётя, чтобы из раза в раз причинять себе боль. Извини. — Мне стыдно за грубые слова, но за отказ — ни капли.

— Не извиняйся, Мирушка. Тебе пришлось горше всех. Потеря ребёночка, а следом развод. Всё должно было сложиться не так.

— Может да, а может и нет… Тёть Маш, последний раз прошу, не вороши и не лезь. Я не буду разговаривать ни с тобой, ни с Подольским о том, что было. А если других тем для разговоров у нас не находится, то не вижу смысла в таких встречах, когда мы только изводим друг друга.

Тётя Маша, сняв очки, протёрла глаза белоснежным носовым платком, который вытащила из кармана цветастого платья. Недалёк тот день, когда обычный ситцевый носовой платок превратится в старомодный артефакт. Не так много лет назад с помощью носовых платков дамы сговаривались с кавалерами о свиданиях. Теперешние бумажные салфетки легче лёгкого купить в первом попавшемся киоске на улице, после выбросить в урну, а не к ногам воздыхателя. Никакого романтизму…

— Лучше расскажи, как живёшь? Что нового? — я перевела беседу в безопасное русло.

— Брат с женой предавали тебе привет.

— Ого, верится с трудом. Ты не фантазируешь случайно, хитрая тётушка?

— Отнюдь, — она рассмеялась, — если бы не мои уши в свидетелях, то тоже не поверила. Невестка наконец-то признала, что после развода её сыночек скатился по наклонной. Вдруг оказалось, что при Мирочке он был гораздо вежливее, успешнее, целеустремленнее и так далее по её личному списку.

— Уму не постижимо. Что с ней случилось? Амнезия, травма головы?

— Тьфу-тьфу, не каркай. Слушай, сейчас расскажу, — она торопливо прихлебнула чай. — Однажды Родик с Леной заявились без приглашения и нарвались на пьяного сыночка, который, не стесняясь выражений, послал их куда подальше, велев впредь не являться без разрешения. Ленка, естественно, закатила скандал, мол так нельзя разговаривать с родителями, вложившими в него душу. Ну, тогда он слетел с катушек окончательно и вывалил на них свои представления о счастливом детстве. Как ты понимаешь, его «счастливое детство» — это сарказм чистой воды. Скандал вышел знатный, ор стоял несколько часов. В итоге брат с невесткой укатили несолоно хлебавши. С той поры они видятся исключительно по большим праздникам.

Ну и дела! Я никак не прокомментировала новости. Да и что тут скажешь, жаль, что Бывший не поставил свекровь на место раньше, пока был женат на мне.

— Ты изменилась доченька. — Тётя открыто разглядывала меня, когда мы ненадолго замолчали.

— Возможно. Каждый прожитый день, неважно, плохим он выдался или хорошим, меняет нас безвозвратно.

— Ты слишком много думаешь, Мира, — сделала непостижимые выводы тётя Маша.

— А-ха-ха, сочту за комплимент. Лучше прослыть заумной чудачкой, чем глупой дурочкой, не находишь?

Из памяти выплыла дивная одесская сентенция: «Есть женщины — ужас какие дуры, а есть — прелесть какие дурочки». Очень любопытно какой из вариантов мой?

— И всё равно я считаю, что вам нужно поговорить.

Мои смешки оборвались.

— Мочу-молчу, — не покаянно, а с лукавством сказала тётя, — но ты сделаешь меня самой счастливой, если приедешь погостить, — нисколько не обращая внимания на мои выпученные глаза, она продолжала с завидной настойчивостью, — приезжай одна, если не хочешь знакомить меня с детьми или с ними вместе, что будет вовсе замечательно. Просто приезжай в гости, Мира. Я скучаю.

— Я тоже скучаю по тебе, — призналась я с откровенностью, распахивая душу той, кто стала второй мамой.

Встреча с тётей ещё больше разбередила тревожные чувства, которые прежде беспокойно ворочались лишь в присутствии Подольского. Каждый вечер после укладывания детей я погружалась во внутренний диалог и в какой-то момент собственное поведение начало напрягать.

Я давно перевела Подольского в Бывшие и не собиралась оттуда доставать. Возможно, у нас был шанс на примирение, но не после того, как я стала мамой. Если бы мы встретились и поговорили раньше. Если бы вскрыли болезненные раны, вычистили гниющую плоть обоюдной правдой. Доверили, как бывало прежде, тайны, даже если они постыдны.

Потому что признаваться партнёру в том, что не можешь открыто сказать себе, и получить в ответ поддержку — нет ничего более крепкого и клейкого для пары.

Невозможно предать и отвернуться от человека, который посвятил тебя в неприятные, возможно, низменные моменты биографии, а ты их принял как свои. Без оскорблений, унижений, смешков. Зато пережив их повторно вместе, тайны больше не казались стыдными или страшными. Но не у нас… мы ничего не сделали, пустили на самотёк, продолжая гнить и кровоточить внутри.

Жизнь причудливая штука хотя бы потому, что её узор создаём мы сами — ещё более непредсказуемые и чудаковатые люди.