Ревность 2

Кристина Французова, 2023

2-ой заключительный том.Семейные ценности – вот что отстаивала Мирослава, когда любимый муж превратился в тирана. Она сбежала в ночь, в никуда, чтобы спасти собственную жизнь и остатки самоуважения. Не имея денег, жилья, работы, в руках один чемодан и диплом экономиста. Когда тебе 27, сложно начинать с нуля. Но судьбу не интересуют наши планы.Любовь обернулась разочарованием. Надежды испарились. Мечты остались в доме, из которого сбежала.Мирослава решительно/безрассудно перевернёт свою жизнь, но что ей это принесёт…Старые знакомые + новые роли = кто получит итоговый приз…ХЭ для героини есть (не путать с ХЭ для читателя).

Глава 24

У меня есть улыбка одна:

Так, движенье чуть видное губ.

Для тебя я её берегу —

Ведь она мне любовью дана.

Все равно, что ты наглый и злой,

Все равно, что ты любишь других.

Предо мной золотой аналой,

И со мной сероглазый жених.

А. Ахматова, 1913

Мирослава Андреевна Подольская. До открытия Центра 1 неделя.

— А я говорю открытие надо назначать на субботу, — упорствовал Стасик, сидя в гостиной у Загороднева-старшего.

— Да какая разница, суббота, пятница, хоть понедельник делайте. Кому надо придут, кому не надо — там нечего делать. — Савелий по-хозяйски развалился в кресле.

— А кому, по-твоему, надо? Мэру и его прихлебателям? Или может родителям, которым небезразличен досуг их детей. Родители, между прочим, заняты на работе с понедельника по пятницу, их отпрыски в это же время в детских садах и школах, — я вставила собственное категоричное мнение, на этот раз солидарное со Стасом.

— Делайте что хотите, мне без разницы, — безразлично отмахнулся Загороднев-младший.

— Какие вопросы остались не решёнными?

— Таблички до сих пор нет, Петя, — нажаловался Стас.

Парадная вывеска — моя острая головная боль. Первый вариант, который доставили несколько дней назад вызвал сначала недоумение, затем неверие, а после я орала в трубку на директора рекламного агентства, не стесняясь в выражениях, и весьма красноречиво донесла до растяпы всё, что я думала, чувствовала и что планировала сделать с ним самим и его агентством, если он не исправит допущенную орфографическую ошибку в названии в самые кратчайшие сроки.

— Мира?

— Знаю. Всё знаю. В крайнем случае самостоятельно разрисую плакат гуашью, — я, разумеется, утрировала, но не исключала такого исхода.

— Может их навестить? — Сава показательно размял кулаки, похрустев костяшками пальцев, из-за чего я невольно скривилась.

— Навести спортзал, а лучше психиатра.

— Мира! — Загороднев-старший бесстрашно встревал между нас.

А что Мира? После того, как он обошёлся с Мариной, я с трудом его выносила. Козёл.

— Табличка будет. К середине недели — кровь из носу, — отчиталась за свою зону ответственности.

— Надеюсь без ошибок на этот раз?

— Я тоже надеюсь, Петь. Их руководитель клялся и божился, что перепроверил всё сам, лично.

— А мне больше нравилось название «Ангелы Миры».

— А мне больше нравится, когда ты молчишь.

— Мира!

Чтобы не демонстрировать окружающим злобный оскал, отвернулась ото всех. Я прекрасно понимала, что вела себя глупо, но не могла остановиться. Савелий меня изрядно напрягал, если не сказать бесил. Я так не возмущалась даже во время развода с Бывшим. Ситуация с Мариной задевала много больше, чем своя собственная когда-то, и терпеть наглую холёную морду Загороднева-младшего с каждым днём становилось сложнее. «Продержись последнюю неделю, Мирка, а после у него не будет причин мозолить тебе глаза». Самовнушение работало плохо.

— Я смотрю между вами мир да согласие, — вставил саркастичное замечание наблюдательный Стасик.

— А ты не лезь куда не просят. — Сава срывал злость на ком угодно, но не на мне. Я же действовала с точностью наоборот. Он проштрафился — ему отвечать. Посторонние ведь не виноваты в его подлом характере.

— Ребят, давайте оставлять эмоции дома. Мира, тебя касается в первую очередь.

— А чтобы не приходилось терпеть женские эмоции, всего-то-навсего нужно не быть козлом, Петя. Не думаю, что задача невыполнима.

Пётр лишь протяжно вздохнул и предложил компромисс: — Кто будет кофе?

— Я, — одновременно оживились «козёл» и Стасик.

— Мира, ты будешь? — Показная учтивость Петра меня тоже раздражала. Качнула головой в ответ, я и без кофеина чувствовала себя заведённой. Гостеприимный хозяин вышел на кухню.

— До открытия осталось совсем немного времени, может объявим перемирие? — Савелий выбросил белый флаг.

Мой ответный взгляд на него из категории: «Совершенно не понимаю, о чём ты говоришь».

— Пожалуйста, Мира! — Ну конечно, когда ему выгодно, он умел быть настойчивым. Странно, что Марину его настойчивость обошла стороной.

— Помогу Пете, — Стасик не выдержал наших переглядываний и возрастающего напряжения.

— В конце концов, смешивать личное и служебное не позволительно, — его голос звенел с трудом сдерживаемым возмущением.

— Быть козлом на мой взгляд гораздо непозволительнее.

— Я имею право на свою точку зрения, — он подался вперёд, буравя настойчивым взглядом.

— На здоровье! — я всплеснула руками, наигранно округляя глаза, — имей сколько угодно и кого угодно. Я разве вмешиваюсь?

— Это невыносимо, — процедил он сквозь зубы и последним из мужчин скрылся на кухне.

Я, честно говоря, тоже предпочла бы сбежать. Общество обоих Загородневых за последнее время истощило мою нервную систему прилично. Пётр по-прежнему один из основных спонсоров, и ссориться с ним значило напрямую вредить делу, ставшему для меня смыслом жизни. Но по неизвестным причинам взять себя в руки не удавалось. Пока я всерьёз раздумывала над возможностью ухода по-английски, услышала хлопнувшую входную дверь, а вскоре Петя вернулся с подносом в руках и двумя чашками ароматного напитка. Рот моментально наполнился слюной. Почему я отказалась от кофе, если один запах вынуждал сглатывать слюну, детский сад какой-то… Он подал одну кофейную пару мне, на что я молча ответила глазами: «это не моё».

— Тебе-тебе, бери, — он саркастично усмехнулся. Только после озвученного разрешения, я приняла подношение и, дуя на край чашки, осторожно отпила ароматную, обжигающую жидкость.

— А где все?

— Сбежали. — Пётр занял прежнее место на диване. Он всегда садился рядом и как можно ближе.

— То есть?

— Кто-то сегодня дёрганый и буйный. Парни испугались и разбежались кто куда.

— А ты, значит, не испугался.

— Я смелый. Предпочитаю встречать опасность лицом к лицу.

— Ну-ну. Признаться, я сама чуть не сбежала. Хотела оставить вас в мужской компании.

— Да кому они нужны — мужские компании. Что я там не видел?

— Не сомневаюсь, что в женских компаниях ты видел гораздо больше.

— О чём мы говорим, Мира? Я хочу твоей компании и больше ничьей. Ни мужской, ни женской.

— Рассказывай байки зоопарку из твоего списка контактов. Всяким зайчикам, кошечкам, рыбкам, птичкам и прочим живностям, я все клички не запомнила, извини.

— Мирушка, ты никак ревнуешь? — голос Петра резко преобразился, а лицо засияло удовольствием.

— Пф, с ума сошёл? Кто у тебя сегодня по расписанию: новый неопробованный экземпляр или проверенная зайка?

Кто-нибудь мне объяснит куда я полезла? Да на кой мне сдались постельные увлечения Загороднева-старшего. Мы давным-давно прояснили, что нас связывают исключительно деловые отношения, ну и капельку дружеские (если такое возможно). Первое время он пытался меня соблазнять, и мы целовались несколько раз… по правде больше, чем несколько раз, гораздо больше. Но дальше поцелуев дело так и не зашло. А несколько месяцев назад Пётр взял за привычку назначать романтические встречи исключительно в моём присутствии. Тогда я выяснила лишние подробности вроде тех, что свои пассии он называл кличками животных. Стоило мне полюбопытствовать о причинах его поведения, как я получила незамедлительный, бесстыдный ответ: чтобы не путаться в именах.

Непостижимая двойственность!

Пётр активно соблазнял меня, предлагая заключить брак, но не гнушался в моём присутствии сообщить тигрёнку, что он задержится до позднего вечера, но будет рад увидеться, и чтобы тигрёнок не рассчитывал выбраться из его постели до утра. Добивался ли он своим вопиющим поведением моей ревности, мне неведомо. По правде говоря, первый раз меня ошарашил, во второй — я растерялась, а после множества повторений — испытала облегчение, а временами даже веселье накатывало. Чем больше он отвлекался на других, тем меньше донимал откровенными и пошлыми намёками меня.

Только моё заполошное поведение грозило обернуться неприятностями. Всё же Загороднев при всей его кажущейся доброте не дозволял вольности или амикошонства. Я сама чувствовала, что-то не так, но рычала злобным вепрем и бросалась с обвинениями на всех мужчин без разбору. Больше всех доставалось Савелию — моя подруга могла гордиться мной — нервы я помотала ему знатно. Зато в следующий раз он вспомнит, что бывает, когда используешь девушку, а после вытираешь о неё ноги.

— Мира, ты хорошо себя чувствуешь?

Неожиданный вопрос отвлёк.

— Не жалуюсь.

— Может месячные скоро?

— Отстань.

— Ты дёрганая. Не заметила?

— Заметила. И что теперь? Будто я не имею права побыть немного нервной. В конце концов открытие Центра совсем скоро, а столько всего не готово.

— Главное же сделано. Все проблемы постепенно разрешатся. Ты женщина умная, сообразительная, поэтому я на тысячу процентов уверен, что справишься.

— Спасибо, Петя.

Я действительно благодарна ему за поддержку и веру в меня. На самом деле мне её не хватало. Пётр не скупился на похвалу в мой адрес, но всё равно хотелось больше. Может я из тех, кого в детстве недохвалили?

— Я, кажется, догадываюсь в чём причина. — Он потянулся, чтобы поставить свою опустевшую чашку на стол, а вслед за ней и мою кофейную пару отправил туда же. — Иди ко мне.

— Петь, я не уверена, что…

— Мира, — он строго, если не сказать резко, перебил моё невнятное лепетание. После чего не надеясь на мою покладистость, просто притянул за плечи, устраивая полулёжа на его груди. Крепкое кольцо из мужских рук обвилось вокруг. Я невольно задышала чаще, а по коже пробежалась беспокойная волна. Мне пришлось цыкнуть на саму себя и призвать к хладнокровию. Ещё не хватало реагировать на кобеля изголодавшейся, неудовлетворённой женщиной. Мужские руки пришли в движение, осторожно поглаживая сквозь джинсовую рубашку.

Мой джинсовый комплект с утра казался мне удачным выбором. Но только сейчас я осознала, что рубашка на кнопках, которые расстёгивались на раз-два. Я непроизвольно сглотнула вязкую слюну. И новая неугомонная волна смятением окатила с головы до пят. А вот это уже нехороший признак.

— Хочешь, я расскажу, что с тобой происходит, Мирушка? — искушающий шёпот раздался возле уха. И не нужно обладать дипломом о высшем образовании, чтобы понять действия Петра. — Твоё тело жаждет мужского внимания.

Мне подумалось, что он легко догадается о моей взволнованности, ведь его ладонь, расположенная под левой грудью, прочувствует торопливый стук моего сердца.

— Если бы ты знала, как я тебя хочу.

— Я знаю, Петя. Твои показательные разговоры с кошечками и тигрицами лишены намёков. Ты хочешь всех подряд и меня в том числе. Я не исключение.

— Мира-Мира. Какой ты ребёнок. Кошечек я пользую, а тебя хочу.

— Не вижу разницы.

— О, женщины, коварные создания! — Мне показалось, что он смеялся надо мной, но я не видела его лица, чтобы утверждать наверняка. — Хочешь, чтобы я поведал о твоей исключительности для меня, чтобы ты почувствовала свою значимость, ощутила власть надо мной?

— Петя, если ты меня соблазняешь, то должна признать подход не самый удачный. Я тебя не понимаю.

— Мира, а ты возьми и подумай… Мы с тобой ни разу не переспали, но ты спокойно остаёшься ночевать у меня в гостевой комнате, а по утрам я готовлю нам завтрак.

— Да, — рассмеялась, — столько яичниц, сколько с тобой, я не съела за всю жизнь.

— Вот видишь. Я даже выделил тебе зубную щётку!

— Которую ты прячешь в шкафчик, стоит мне уйти.

— Не молиться же мне на неё.

— Ладно, уговорил. Но к чему ты ведёшь?

— К тому, что ни одна кошечка или рыбка не удостоилась подобного. И уж, конечно, я не предлагаю им свою фамилию.

Последний аргумент самый убийственный, и я напряглась. Ибо второе замужество — это нечто страшное и жуткое, что может случиться в моей однообразной, но оттого комфортной жизни.

— Зачем тебе брак со мной? Ты же меня не любишь.

— Не люблю, — предельно просто ответил он. Головой я понимала, что искренность и честность превыше всего, но неприятное чувство в области сердца царапало изнутри. — Ты выходила замуж по великой любви. Много счастья это тебе принесло? — Пётр знал куда бить, с первым же ударом выводя противника из строя. — И я женился когда-то по любви. Но, также как ты, счастья не дождался. Зато сполна отхватил измен, предательства и лжи. Второго такого раза я не хочу и тебе не советую.

— А каким ты видишь второй раз?

— Мой второй раз будет с тобой.

Вот так безапелляционно, словно всё уже решено, дата назначена, гости приглашены и моё мнение по большому счёту не требовалось. Внутренней женщине, конечно, приятно слышать откровенное признание от мужчины, но оно никак не вязалось с отсутствием взаимных чувств и моего согласия как такового.

— А моё мнение не учитывается? — только произнеся вопрос вслух, я вдруг ощутила, что беспечно угодила в сети типичной мужской уловки.

— Так речь не о тебе. Ты спросила каким я вижу свой второй брак, я отвечаю на твой вопрос — с тобой. Я не хочу рядом другую женщину, кроме тебя.

— Не понимаю, Петя, объясни. Ты утверждаешь, что не любишь. Тогда почему я?

От меня ускользала сама суть, ведь если ему нужен верный друг, то им могла стать любая женщина, необязательно я. Иногда мне казалось, что также как Подольский, Загороднев стремился к всепоглощающему контролю. Страх — в один прекрасный день обнаружить себя под каблуком у женщины — туманил здравомыслие. Загвоздка в том, что я не собиралась контролировать и не нуждалась в чувстве превосходства или подавления. Мне нужна уверенность и безопасность, в будущем, возможно, любовь. Только чтобы снова отыскать её предстоял тернистый путь сквозь заросли дикого шиповника, и дорога уж слишком дальняя.

Мозги кипели от противоречий. Если мне казалось, что я начинала понимать Петра, то переставала понимать себя и наоборот. Возможно, напрасно я задавала вопросы, в которых не было особой нужды, тем самым путая и его, и себя. Я отлично помнила свои слова о безбрачии, запальчиво брошенные Марине, после побега от Бывшего. Тем не менее из запальчивых они превращались в пророческие.

— Ты мне нравишься, Мира. Ты умная, деятельная, добрая, любишь детей, одна затея с детским центром чего стоит.

— Это не моя идея.

— Зато твоё воплощение. Ты локомотив, если тебе не мешать. Я не Подольский, палки в колёса ставить не буду. Мне же хочется иметь рядом человека, с которым можно поговорить по душам, который мне интересен, который будет честен со мной и не станет унижаться ложью. И если ты сможешь мне это дать, то поверь в ответ я дам стократ больше. У нас будет взаимоуважение, понимание, поддержка друг друга.

— Но не будет любви, — мне никак не удавалось забыть о самой важной детали.

— А она тебе действительно нужна?

— Не знаю. Просто это странно. Рассуждать о доверии и уважении без чувств. Разве так бывает?

— Неужели ты меня не уважаешь?

— Почему, очень даже уважаю. Как человека, как профессионала. Но это ведь не равно уважению к мужу.

— Я тебя хоть раз подводил?

Откровенности меня смущали: — Ни разу, но это ведь не значит, что я могу тебе доверять.

— А что ты делаешь сейчас, если не доверяешь? Ты лежишь на мужчине, который готов сию минуту содрать с тебя дурацкие тряпки и овладеть грубо, грязно, заставив кончить много-много раз подряд.

«Ого! Да что ж ты творишь, Пётр Аркадьевич!»

По мне промчались не мурашки, жаркая волна прокатилась по венам, чтобы сосредоточиться в развилке бёдер. Ягодицы поджались, как по команде.

— Я чувствую, как бьётся твоё сердечко, Мира, — мужской голос завибрировал низкой хрипотцой, пробуждая во мне дрожь. Чтобы не выдать вожделения, мне пришлось закусить нижнюю губу. — Но как бы я ни хотел воплотить все порочные фантазии с твоим телом, я жду твоего согласия. И ты мне доверяешь, если приходишь ко мне домой, остаёшься ночевать, зная, что кроме нас двоих здесь никого нет. Даже сейчас ты позволяешь гладить твой живот, твою грудь. — Его пальцы расстегнули несколько кнопок рубашки, чтобы проворно скользнуть внутрь и сжать набухшую плоть, прятавшуюся в кружевах. — Потому что уверена, если скажешь мне остановиться, я это сделаю, несмотря на то, что хочу совершенно другого. Что это если не доверие, Мирушка?

Неизвестно, повлияли на меня его слова или я всё-таки достигла предела, когда долгое воздержание срывало внутренние тормоза. Я не могла больше терпеть алчной потребности, зародившейся внизу живота и постепенно с каждым произнесённым словом, с каждым движением мужских пальцев по моему дрожащему телу, заполняющей меня всю, без остатка. Я резко перевернулась на живот, и сама впилась в его приоткрытые губы требовательным поцелуем. Петра не пришлось уговаривать, он обхватил ладонями мой затылок, чтобы я не передумала. Но я бы не смогла. Мне так сильно хотелось почувствовать в себе мужчину, ощутить себя живой, вспомнить что я женщина. И, честно говоря, не уверена, будь на месте Петра кто-то другой воспротивилась бы или нет.

На этот раз поцелуй был далёк от нежности. Пётр без стеснения врывался своим языком и хозяйничал на моей территории, словно имел на это право. Мне оставалось лишь постанывать, когда, покоряясь его напору, мою грудину распирало от нахлынувших эмоций. Мне казалось, что я не выдержу, взорвусь. Ощущений становилось слишком много. Но я лишь сильнее вжималась в него, стремясь через кожу, через дыхание поделиться эмоциями, чтобы унять распирание изнутри. Я задыхалась, но в пылу страсти даже не замечала этого. Пётр отстранил мою голову, жадно заглядывая в прикрытые веками глаза:

— Мира, ты хочешь меня?

— Очень.

— Тогда держись.

Я обвила его за шею, он же со мной на руках и придерживая под попу легко поднялся с дивана.

— Обхвати ногами, — подсказал, после чего понёс в спальню.

Пётр рухнул на кровать вместе со мной, подставляя руки, чтобы не раздавить, и продолжил внимательно рассматривать моё лицо.

— Хочу тебя, малышка, только тебя.

— Я предупреждала, чтобы ты не смел называть меня зверинцем. Детка и малышка тоже под запретом.

Его довольный смех заколол мою кожу мелкими иголочками. «И чему он обрадовался?»

— Как скажешь, Мирушка, — моё имя он выдохнул прямо в губы, прижимаясь влажным поцелуем. Язык затанцевал вместе с моим, чтобы сделать нас ещё ближе друг другу. Я цеплялась за его плечи, не желая разъединять наши тела. Словно если между нами окажется слишком много воздуха и пространства, то я снова почувствую себя одинокой и пустой. А мне так хотелось стать наполненной. Мужчиной, эмоциями, жизнью возможно. Пока мы целовались, Пётр не забывал снимать с меня одежду. Рубашка поддалась легко, а чтобы стянуть джинсы, ему пришлось отстраниться, и мой недовольный стон не замедлил отразиться от стен.

— Я здесь, Мирушка, я здесь, — глухо бормотал он, пока избавлял себя и меня от остатков одежды. Прохладный воздух остужал кожу, но внутренний пожар продолжал полыхать. Новая цепочка чувственных поцелуев началась от пупка и закручивалась хаотичными кольцами вверх до груди.

— О-о-ох, — я выгнула спину, прихватывая пальцами короткие волосы. Его горячий рот накрыл сосок, сразу втягивая глубже и энергично посасывая.

— Пе-еть, я не могу ждать, — постанывала, потираясь о мужчину всем телом, чувствуя жгучую потребность ощутить его в себе. Без промедлений.

— Мира, потерпи, ты долго ни с кем не была. Будет больно.

Странная и непонятная фраза застряла в мыслях. Но моё тело уже давно подчинилось самому сильному инстинкту. Все мысли, кроме единственной, испарились едва Пётр перекинулся на вторую грудь, а его рука скользнула по животу вниз, накрывая лоно, чтобы затем нежно огладить вверх и вниз.

— Пе-еть, пожалуйста, ты мне нужен… Сейчас… Немедленно… — вложила в голос весь протест. Я не хотела ласк, я хотела и нуждалась в нём самом.

— Ми-ра, — разочарованный короткий стон от него, но он уже тянулся к прикроватной тумбочке. Только собралась возмутиться, что Петя посмел отвлечь внимание от меня, когда заметила квадратный пакетик в его руках и незамедлительно вернула стыдные обвинения себе самой. Я умудрилась забыть о самом главном. Это у меня никого не было после Бывшего, про количество женщин Петра лучше не вспоминать. Тем временем он раскатал латекс по члену, устроился промеж моих широко раскинутых бёдер, и склонившись надо мной, пробормотал:

— Ты моё искушение, Мирушка.

А после жадно впился поцелуем и сделал первый толчок. Я глухо застонала, не размыкая наших губ. Та самая долгожданная заполненность проявилась, но вместе с ней пришло жжение. Петя просунул руку мне под колено, приподнимая ногу выше, раскрывая меня ещё сильнее, и снова толкнулся.

— Расслабься, впусти меня, — он разорвал поцелуй, чтобы всмотреться в моё лицо.

Почувствовав от меня первое движение навстречу, Петя больше не церемонился и погрузился на всю длину. Я закатила глаза и прокусила губу до крови, сдерживая рвущийся из груди первобытный крик, настолько было хорошо.

— Мира, смотри на меня, — голос Петра прозвучал резким приказом, и я послушно распахнула глаза, чтобы уставиться в его, подёрнутые страстью, затуманенные, но с жадностью всматривающиеся в мои.

Толчки наращивали амплитуду, я поднималась в своих ощущениях всё выше, веки непроизвольно смыкались от переизбытка эмоций.

— Взгляд на меня, Мира, — жёсткое напоминание отрезвило, но яростные движения внутри заставляли трепетать и подрагивать в ожидании близкого наслаждения. Вскоре я разразилась несдержанным криком, содрогаясь в удовольствии и вновь закатывая глаза. От прошивающего тело экстаза держать их открытыми не было никакой возможности. Пётр ничего не сказал, только с рыком завладел моими губами, подводя себя к финишу вслед за мной. Когда он кончил, я продолжала ощущать собственную пульсацию вокруг члена. Мои объятия стали крепче. Несмотря на испытанное удовольствие, я боялась возвращения пустоты и холода. Пётр вопреки опасениям не спешил и нежно, но настойчиво зацеловывал моё лицо.

— Ты меня всю обслюнявил, — я улыбалась в попытках увернуться.

— Не всю, Мира. Совсем не всю. Но скоро обслюнявлю.

Множество нетерпеливых поцелуев не давало успокоиться разгорячённому телу, и вскоре мои внутренние мышцы вновь начали подрагивать, зажигая меня предвкушением.

— Ты быстрая, — отстранившись он усмехнулся, но не перестал с открытым интересом разглядывать меня, — мне нужно чуть больше времени, чтобы я был готов ко второму заходу.

— А я разве прошу?

— От тебя не дождёшься, но твоя девочка сильно изголодалась.

Я отвыкла откровенничать в постели и немного смутилась, хотя Петя, наоборот, казался довольным, судя по его физиономии, расплывшейся в улыбке. И тут я вспомнила фразу, совсем недавно заставившую насторожиться:

— Откуда ты знаешь, что у меня никого не было после развода?

Он какое-то время молчал, а затем лёг рядом, не выпуская из крепких объятий.

— Мы видимся или созваниваемся ежедневно. На свидания ты не ходишь, так же как ни единого упоминания в разговорах о возможных поклонниках. Вряд ли ты бы стала шифроваться и встречалась с любовником в тёмных подворотнях.

Я получила вполне ожидаемое объяснение, но меня задевал невидимый шлейф контроля.

— Ты же слышала мои телефонные разговоры и понимала, что я проводил время с женщинами. Я тоже понимал, что ты не готова к отношениям.

Упоминание о других женщинах развернуло мои мысли в неправильном направлении:

— Поверить не могу, что отдалась тебе на кровати, которая перевидела толпу девиц, — вот кто меня дёргал за язык. Зачем понадобилось озвучивать недалёкие мысли вслух.

— Ты жалеешь? — острый взгляд и моментально озлившееся лицо нависло надо мной. Я действительно жалела, но не о том, что произошло, а об отсутствии важного навыка вовремя прикрыть рот.

— Конечно, нет! Просто чувствую себя так, словно стою в самом конце длиннющей очереди, — по-моему мне действительно лучше заткнуться, — не обращай внимания на мою болтовню. Я сама не понимаю, что говорю. Мне просто неприятно лежать в твоей кровати после кого-то.

— Мира, я уже говорил, что рядом с собой вижу только тебя. Пока мы вместе, меня не интересуют другие женщины, но и ждать тебя вечность, соблюдая воздержание, я не стану, уж прости. Если ты со мной, то можешь быть уверена в моей верности, но взамен я потребую того же.

Я потянулась за поцелуем, прикрыв веки, не выдерживая встречного пытливого взгляда. Пётр позволил мне спрятать смущение и с нежностью ответил на ласку, правда не долго.

— Новый матрац закажу сегодня же. Постельное бельё чистое. А можем и кровать заменить, что скажешь? — его лицо впервые отразило растерянность, но я не сомневалась в секундной заминке.

— Не обязательно устраивать глобальные перемены, главное, что постельное бельё не забываешь менять. — В столь странных обстоятельствах я оказалась впервые.

Пётр, как я предполагала, быстро взял себя в руки, а затем меня, только уже на руки. Чтобы в ванной мне доходчиво объяснить, почему нельзя пугать мужчину с тонкой душевной организацией, и что за это придётся расплачиваться… возможно телом, но я с хищностью предвкушала удовольствие.