Ревность 2

Кристина Французова, 2023

2-ой заключительный том.Семейные ценности – вот что отстаивала Мирослава, когда любимый муж превратился в тирана. Она сбежала в ночь, в никуда, чтобы спасти собственную жизнь и остатки самоуважения. Не имея денег, жилья, работы, в руках один чемодан и диплом экономиста. Когда тебе 27, сложно начинать с нуля. Но судьбу не интересуют наши планы.Любовь обернулась разочарованием. Надежды испарились. Мечты остались в доме, из которого сбежала.Мирослава решительно/безрассудно перевернёт свою жизнь, но что ей это принесёт…Старые знакомые + новые роли = кто получит итоговый приз…ХЭ для героини есть (не путать с ХЭ для читателя).

Глава 2

Несколькими днями ранее.

Я поверить не могла в собственную удачу, когда через две недели после моего побега, к подруге неожиданно заявился пожилой усато-бородатый представительный мужчина преклонных лет, представившийся Семёном Абрамовичем. Он оказался поверенным моего мужа и привёз с собой бумаги на развод. Честно говоря, молчаливое согласие «Бывшего» по поводу нашего расставания уже виделось мне благословением фортуны. Потому как внутренне я готовилась даже не к сражению, а к кровопролитной битве. Ибо, зная Подольского, сложно было предположить, что он отпустит меня просто так, не потрепав изрядно нервы и не выпив напоследок пару вёдер свежесцеженной тёплой кровушки, в чём изрядно поднаторел за последние месяцы нашего с ним совместного быта.

Когда мне были озвучены отступные в виде недвижимости, я признаться лишилась дара речи. Вот уж не ожидала, что после всех выходок Подольский оформит на моё имя дарственную на шикарную квартиру в центре города. Но когда Семён Абрамович поведал о денежной сумме, переведённой на мой банковский счёт, я не удивилась… я испугалась. Мне до дрожи не хотелось чувствовать себя хоть в чём-то обязанной человеку, который предал всё самое светлое, что искренне дарила ему моя душа. Я отлично понимала, что никто не расстаётся с деньгами просто так. И банковский счёт не та вещь, ради которой я могла поступиться собственными принципами, внезапно обретённой свободой или хотя бы пресловутой гордостью, каковую некоторые люди пафосно хают, а прочие — излишне на неё уповают. Но пожилой мужчина понял меня по-своему:

— Я получил чёткие указания от Георгия Родионовича. В случае если сумма окажется недостаточной, вы просто указываете свою и деньги в течение нескольких дней поступят на ваш банковский счёт.

— Что? Он совсем умом тронулся. Мы же не на базаре в конце концов! — громко возмущалась я, пересекая Маринкину кухню туда и обратно, не забывая нервно заламывать кисти рук.

— Мирослава Андреевна, вы ведь понимаете, что я ничего не решаю. Я просто передаю пожелания Георгия Родионовича. Если вам не подходит квартира или не устраивает денежная сумма, то вы можете позвонить супругу и обговорить с ним любые детали.

— Нет! Никому звонить я не стану.

Я больше никогда не заговорю с человеком, который вволю поиграл моими чувствами, вознёс на самый высокий пьедестал, клялся в верности и пожизненной преданности, а после низверг до роли бесправной секс-рабыни. Я согласна принять квартиру за своё истерзанное сердце, за обманутую веру, за то, что он заставил меня в одиночестве переживать потерю нашего неродившегося ребёнка. Приму, потому что у меня не было жилья, работы, постоянного дохода и неизвестно сколько времени мне понадобится, чтобы обрести под ногами твёрдую материальную почву. В действительности было множество причин согласиться, но при всём при том мне понадобилось достаточно времени, чтобы собраться с духом и поставить личную подпись на бумагах о разводе и договоре дарения.

Сюрреализм: люди влюбляются, женятся, живут рука об руку под одной крышей тысячи дней подряд, смотрят друг другу в глаза сотни тысяч часов, проводят вместе миллионы минут, но достаточно единственного краткого мгновения, одного росчерка пера — семьи больше нет. Минуты-часы-месяцы-годы, подвластные воле двоих, растворяются в пространстве, осыпаясь невидимой пылью, оставляя после себя лишь горькие воспоминания, также лишённые какой-либо долговечности напрочь.

Больше всего меня волновало то обстоятельство могла ли я, имела ли право принимать от Подольского деньги. «Лицемерка. О квартире ты не побеспокоилась, а о деньгах испереживалась», — попрекнула сама себя, но как поступить правильно не понимала.

— Подождёте минутку, я всё-таки позвоню кое-кому? — предупредила Семёна Абрамовича и выскользнула в коридор, чтобы, закрывшись в спальне подруги, набрать её телефонный номер.

— Мариша, вопрос жизни и смерти, выйди пожалуйста куда-нибудь. Мне очень надо, — сходу предупредила, стоило ей ответить на звонок, ведь рабочий день в самом разгаре, и она могла быть занята.

— Секунду…, — в трубке сначала раздался стук её каблуков, а после беспокойный голос, — говори, Мирка, что ещё стряслось.

— Гера прислал адвоката с бумагами на развод.

— Ого, шустрый.

— Мне отходит большая квартира и деньги уже переведены на банковский счёт.

— Отличная новость. Не ожидала, но Подольский поступил, как мужик. А в чём проблема?

— Не могу я так, Марин. Квартира ещё куда ни шло. Жить мне всё-таки где-то нужно. Но деньги… Я чувствую себя, словно он от меня откупился, а я продалась.

— Мирка, я тебя расстрою, — она развязно хохотнула, — но это именно так и называется. Ты главное помни, что следует просить больше, всё равно дадут меньше.

— Ма-ри-на, — зашипела яростно, — я вообще не хочу никаких денег. Я жила с ним, потому что любила, а не из-за того, что нуждалась в подачках.

— И что ты получила за свою любовь? — не менее разъярённое в ответ, — певца серенад под окнами? Побои, унижение и хамское отношение — вот и всё, что ты получила. Я уж молчу, что он выбрал весьма удачное время для своих подлых выкрутасов, когда ты была особенно уязвимой после выкидыша. Так что нет, милая. Он обязан откупаться от тебя, и чем щедрее, тем для него же лучше. Твои фотографии с увечьями я до сих пор храню на отдельной флешке. Поэтому можешь смело торговаться, не стесняясь в цифрах.

Что ж позиция Маринки более чем прозрачна. Вести бесперспективный спор по телефону, в исходе которого каждый останется при своём, я не видела смысла. Я отлично понимала подругу, пережившую когда-то гораздо больший ад, чем я недавно, но применить её принципы к себе не могла. К неожиданному решению меня подвёл, как ни странно, Семён Абрамович.

— Я подпишу бумаги о разводе и приму дарственную на квартиру, но с денежной суммой не согласна, — сообщила мужчине своё решение.

— Прекрасно, Мирослава Андреевна. Вот вам ручка. Места, где нужно поставить автограф, помечены карандашом. А насчёт денег, просто напишите на оборотной стороне нужную сумму.

— Вы меня неправильно поняли, Семён Абрамович, мне в принципе не нужны деньги от этого человека. Квартира — единственное, что я согласна принять при разводе.

— Кхе, — он крякнул и в удивлении вздёрнул брови, глаза первоначально сверкнули недоверием, но тут же замерцали хитрыми бликами. Семён Абрамович неспешно откинулся на спинку стула, а после смерил меня совсем другим, более глубоким взглядом.

— Хотите бесплатный совет? — не дождавшись от меня ответа, он продолжил сам, — впрочем я в любом случае озвучу его, милая барышня. Не знаю, что послужило причиной распада вашей семьи, да и не моё это дело. Но вот, что я успел повидать на своём веку, Мирослава Андреевна, так это как люди, связанные кровными узами, готовы друг другу глотки перегрызть зубами ради лишней монетки в свою пользу. Множество примеров мне довелось увидеть собственными глазами. Когда дети после смерти отца оставляют мать без крыши над головой, без стыда и совести выбрасывая бедняжку за порог дома, в котором она прожила вместе с супругом бо́льшую часть жизни, всецело посвятив себя семье — мужу и тем самым детям, которые в итоге обрекли страдалицу на нищенскую старость. Или, например, после смерти обоих родителей сыновья вступают в кровопролитную битву ради делёжки наследства. Их не смущает, что они жаждут свести родного брата в могилу вслед за родителями. Или совсем недавно я стал невольным свидетелем отвратительной гадости. Внуки без стыда и совести, не смущаясь присутствующих, делили наследство здравствующих по сей день бабушки и дедушки, пожелавших составить завещание на случай кончины, и выдвигали собственные условия, идя на откровенный шантаж и подлость, лишь бы ухватить кусок пожирнее да выгоднее с их точки зрения. Это безобразно, Мирослава Андреевна. Думаю, про бракоразводные процессы, браться за которые, кстати, не гнушается отец Георгия Родионовича, нет смысла рассказывать. Вы и сами прекрасно понимаете, с чем остаются несчастные бывшие жёны, облапошенные мужья и никому ненужные дети. Вас по счастливой случайности миновала грязная война, после которой, будьте уверены, не остаётся победителей. Воспользуйтесь преподнесённым нечаянным даром, не побрезгуйте. Супруг сам, по доброй воле выделяет вам хорошую сумму отступных, которая вас ни к чему не обязывает.

На последних словах я метнула в него недоверчивый и настороженный взгляд, заметив который он понимающе хмыкнул в бороду.

— Поверьте, знающему своё ремесло старику, Мирослава Андреевна, и квартира, и деньги переходят в вашу собственность без каких-либо оговорок. Георгий Родионович не сможет претендовать на них в будущем, возможностей оспорить дарственную у него также не будет. Вы можете пользоваться имуществом движимым и недвижимым по своему усмотрению. Например, вы продадите квартиру и купите другую, хоть в этом городе, хоть в другом. А деньги возможно пожертвуете на благотворительность или приобретёте золотые слитки — это ваше личное имущество, милая барышня, и только вам решать, как распоряжаться им, — в конце он вдруг проказливо подмигнул и добавил, — тем более оно само плывёт вам в руки, зачем же отказываться. И кстати, чуть не забыл, — он вдруг хлопнул себя ладонью по лбу, — Георгий Родионович выдвинул одно единственное маленькое условие.

Морозные иголки моментально впились мне под кожу. Именно этого я боялась больше всего — условий. Особенно тех, которые сопровождались эпитетом «маленькое». Как правило всё маленькое или же написанное мелким шрифтом влекло за собой совсем не маленькие последствия.

— Подождите пугаться, барышня. Условие номинальное, но тем не менее ваш супруг пожелал стребовать с вас обещание.

Тут мои глаза вовсе полезли на лоб. Что задумал Подольский? А Семён Абрамович намеренно затягивал с объяснением и вдоволь тешил себя моей растерянностью.

— От вас требуется немного, Мирослава Андреевна — оставить при себе фамилию супруга и никогда её не менять.

«Странные шутки, однако».

— Это действительно единственное условие Георгия Родионовича. Он пожелал, чтобы вы дали слово не менять фамилию, полученную в браке с ним. — Видимо мысли отразились на моём лице, либо я произнесла их вслух, если Семён Абрамович повторно озвучил условие Геры, чтобы я не сочла будто мне послышалось.

— А если я в будущем решу выйти замуж повторно, я всё равно должна остаться Подольской? — моё недоумение было настолько сильным, что начало раздражать меня саму. Или же блажь почти бывшего супруга действовала на нервы.

— Это уже будет на вашей совести, Мирослава Андреевна. По крайней мере, когда я задал аналогичный вопрос Георгию Родионовичу, то услышал именно такой ответ. Как я понял, он рассчитывает на вашу порядочность и полученного от вас обещания ему будет вполне достаточно.

— Бред какой-то. Что ему даст то обстоятельство, если я останусь Подольской?

— Не могу знать, барышня. По моему скромному мнению, условие не из ряда оскорбительных или невыполнимых, не так ли?

Я ничего не понимала. Какую цель мог преследовать Гера, требуя с меня оставаться при его фамилии? Но на мой неискушённый взгляд озвученное условие действительно меня ни к чему не обязывало. Держать слово или нет — моё собственное решение в будущем. Я, честно признаться, как-то не задумывалась о смене фамилии на девичью — Каляеву хотя бы потому, что отсутствие собственного жилья, работы и любых вразумительных перспектив ближайшего будущего заботили меня гораздо сильнее. Даже сейчас я больше переживала о том, как найти работу, как вообще влиться в новую для меня жизнь, ведь я даже близко не представляла, что такое жить одной, жить без Него.

Пожилой мужчина меня не торопил. Я периодически всматривалась в его невозмутимое лицо, напряженно выискивая двойное дно в произнесённых им словах, но естественно ничего не находила. Поэтому пометавшись и посомневавшись какое-то время я тем не менее поставила подписи везде, где требовалось, а также официально подтвердила своё согласие не менять фамилию документально. Освободив стол от бумаг и проявив позабытое радушие, я угостила Семёна Абрамовича кофе с бутербродами, мы мило поболтали на отвлечённые темы, а после душевно распрощались с неожиданным визитёром, на поверку оказавшимся весьма приятным собеседником.

Я же с того дня обзавелась статусом разведёнки, но при жилплощади и солидном банковском счёте, а для безработной меня это весомая поддержка на первое время.

*****

— Так что ты решила? — обратилась к подруге, когда, разобрав вещи, мы устроили чаепитие в гостиной комнате с эркером, застеклённым панорамными окнами. Тяжёлые светлые бархатные шторы распахнуты до упора и комнату, внутреннее убранство которой соответствовало всей квартире в кремово-бежевых тонах, заливал солнечный свет.

— Ты про что? — Маринка вздёрнула бровь, отвлекаясь от внутренних дум.

— Переедешь ко мне? Хотя бы на время.

— Не знаю, Мирка. Надо подумать.

— Я смотрю на тебя последние пятнадцать минут, и ты только и делаешь, что думаешь. Случилось что?

— Нет. Всё нормально. Просто задумалась.

— Последнее время ты частенько задумчивая. У вас с Савелием как?

— Не парься. Ничего не случилось. Тебе надо свои нервы лечить, а не моими думками грузиться.

— Нет у меня никаких нервов, — отвернулась в сторону окна, обиженная на скрытость и неразговорчивость ближайшей подруги.

— Особенно когда ты воешь по ночам в подушку, думая, что я не слышу.

Я незамедлительно полыхнула алым смущением. Мы обе врушки, обе утверждали, что всё хорошо, но внутренности грызла тоска. Мои то причины более чем ясны, но что происходило с Мариной?

— Нечего подслушивать, — буркнула ей недовольно. Кому понравится обнажение тайн во всеуслышание?

— Даже не собиралась, звукоизоляция дерьмовая. Но считаю, что лучше дать тебе время обвыкнуться с новой жизнью, новой квартирой. Иначе ты продолжишь сбегать от реальности и прятаться за кулинарными хлопотами, готовя для меня ужины и наводя порядок. Ни к чему тебе затыкать дыру после бывшего мужа подругой.

— Любимой подругой, — уточнила самое важное и повернулась обратно к ней. Её голубые, широко распахнутые глаза больше не смеялись и не искрили беззаботным весельем.

— Конечно, любимую, — моментально подтвердила она в ответ, — но ты просто заполняешь мной пустоту. Лучше наведи сейчас порядок в собственных мозгах и разберись с чувствами к Подольскому, а дальше видно будет.

Маринкина отповедь безжалостна, но честна и прямолинейна. Как и всегда моя подруга в своих высказываниях не утруждала себя упаковать слова в красивую обёртку для облегчения принятия суровой действительности и её дальнейшей удобоваримости.