Неточные совпадения
Хлестаков. Да
вот тогда вы дали двести, то есть не двести,
а четыреста, — я не хочу воспользоваться вашею ошибкою; — так, пожалуй, и теперь столько же, чтобы уже ровно было восемьсот.
Анна Андреевна. После?
Вот новости — после! Я не хочу после… Мне только одно слово: что он, полковник?
А? (С пренебрежением.)Уехал! Я тебе вспомню это!
А все эта: «Маменька, маменька, погодите, зашпилю сзади косынку; я сейчас».
Вот тебе и сейчас!
Вот тебе ничего и не узнали!
А все проклятое кокетство; услышала, что почтмейстер здесь, и давай пред зеркалом жеманиться: и с той стороны, и с этой стороны подойдет. Воображает, что он за ней волочится,
а он просто тебе делает гримасу, когда ты отвернешься.
Да объяви всем, чтоб знали: что
вот, дискать, какую честь бог послал городничему, — что выдает дочь свою не то чтобы за какого-нибудь простого человека,
а за такого, что и на свете еще не было, что может все сделать, все, все, все!
Городничий. Тем лучше: молодого скорее пронюхаешь. Беда, если старый черт,
а молодой весь наверху. Вы, господа, приготовляйтесь по своей части,
а я отправлюсь сам или
вот хоть с Петром Ивановичем, приватно, для прогулки, наведаться, не терпят ли проезжающие неприятностей. Эй, Свистунов!
Анна Андреевна. Мы теперь в Петербурге намерены жить.
А здесь, признаюсь, такой воздух… деревенский уж слишком!., признаюсь, большая неприятность…
Вот и муж мой… он там получит генеральский чин.
Анна Андреевна.
Вот хорошо!
а у меня глаза разве не темные? самые темные. Какой вздор говорит! Как же не темные, когда я и гадаю про себя всегда на трефовую даму?
Хлестаков. Вы, как я вижу, не охотник до сигарок.
А я признаюсь: это моя слабость.
Вот еще насчет женского полу, никак не могу быть равнодушен. Как вы? Какие вам больше нравятся — брюнетки или блондинки?
Городничий. Это бы еще ничего, — инкогнито проклятое! Вдруг заглянет: «
А, вы здесь, голубчик!
А кто, скажет, здесь судья?» — «Ляпкин-Тяпкин». — «
А подать сюда Ляпкина-Тяпкина!
А кто попечитель богоугодных заведений?» — «Земляника». — «
А подать сюда Землянику!»
Вот что худо!
Почтмейстер. Сам не знаю, неестественная сила побудила. Призвал было уже курьера, с тем чтобы отправить его с эштафетой, — но любопытство такое одолело, какого еще никогда не чувствовал. Не могу, не могу! слышу, что не могу! тянет, так
вот и тянет! В одном ухе так
вот и слышу: «Эй, не распечатывай! пропадешь, как курица»;
а в другом словно бес какой шепчет: «Распечатай, распечатай, распечатай!» И как придавил сургуч — по жилам огонь,
а распечатал — мороз, ей-богу мороз. И руки дрожат, и все помутилось.
Аммос Федорович (в сторону).
Вот выкинет штуку, когда в самом деле сделается генералом!
Вот уж кому пристало генеральство, как корове седло! Ну, брат, нет, до этого еще далека песня. Тут и почище тебя есть,
а до сих пор еще не генералы.
Городничий. Не верьте, не верьте! Это такие лгуны… им
вот эдакой ребенок не поверит. Они уж и по всему городу известны за лгунов.
А насчет мошенничества, осмелюсь доложить: это такие мошенники, каких свет не производил.
Говорят, что я им солоно пришелся,
а я,
вот ей-богу, если и взял с иного, то, право, без всякой ненависти.
Вот теперь трактирщик сказал, что не дам вам есть, пока не заплатите за прежнее; ну,
а коли не заплатим?
Хлестаков. Да что? мне нет никакого дела до них. (В размышлении.)Я не знаю, однако ж, зачем вы говорите о злодеях или о какой-то унтер-офицерской вдове… Унтер-офицерская жена совсем другое,
а меня вы не смеете высечь, до этого вам далеко…
Вот еще! смотри ты какой!.. Я заплачу, заплачу деньги, но у меня теперь нет. Я потому и сижу здесь, что у меня нет ни копейки.
Голос Осипа.
А, это ковер? давай его сюда, клади
вот так! Теперь давай-ка с этой стороны сена.
Осип. Да, хорошее.
Вот уж на что я, крепостной человек, но и то смотрит, чтобы и мне было хорошо. Ей-богу! Бывало, заедем куда-нибудь: «Что, Осип, хорошо тебя угостили?» — «Плохо, ваше высокоблагородие!» — «Э, — говорит, — это, Осип, нехороший хозяин. Ты, говорит, напомни мне, как приеду». — «
А, — думаю себе (махнув рукою), — бог с ним! я человек простой».
Городничий (в сторону, с лицом, принимающим ироническое выражение).В Саратовскую губернию!
А? и не покраснеет! О, да с ним нужно ухо востро. (Вслух.)Благое дело изволили предпринять. Ведь
вот относительно дороги: говорят, с одной стороны, неприятности насчет задержки лошадей,
а ведь, с другой стороны, развлеченье для ума. Ведь вы, чай, больше для собственного удовольствия едете?
Анна Андреевна. Ну
вот видишь, дура, ну
вот видишь: из-за тебя, этакой дряни, гость изволил стоять на коленях;
а ты вдруг вбежала как сумасшедшая. Ну
вот, право, стоит, чтобы я нарочно отказала: ты недостойна такого счастия.
— потому что, случится, поедешь куда-нибудь — фельдъегеря и адъютанты поскачут везде вперед: «Лошадей!» И там на станциях никому не дадут, все дожидаются: все эти титулярные, капитаны, городничие,
а ты себе и в ус не дуешь. Обедаешь где-нибудь у губернатора,
а там — стой, городничий! Хе, хе, хе! (Заливается и помирает со смеху.)
Вот что, канальство, заманчиво!
Городничий (в сторону).Славно завязал узелок! Врет, врет — и нигде не оборвется!
А ведь какой невзрачный, низенький, кажется, ногтем бы придавил его. Ну, да постой, ты у меня проговоришься. Я тебя уж заставлю побольше рассказать! (Вслух.)Справедливо изволили заметить. Что можно сделать в глуши? Ведь
вот хоть бы здесь: ночь не спишь, стараешься для отечества, не жалеешь ничего,
а награда неизвестно еще когда будет. (Окидывает глазами комнату.)Кажется, эта комната несколько сыра?
Аммос Федорович.
А я на этот счет покоен. В самом деле, кто зайдет в уездный суд?
А если и заглянет в какую-нибудь бумагу, так он жизни не будет рад. Я
вот уж пятнадцать лет сижу на судейском стуле,
а как загляну в докладную записку —
а! только рукой махну. Сам Соломон не разрешит, что в ней правда и что неправда.
Каморочка под лестницей:
Кровать да печь железная,
Шандал да самовар.
В углу лампадка теплится.
А по стене картиночки.
—
Вот он! — сказал Макар. —
Его превосходительство! —
И щелкнул пальцем бравого
Военного в звездах.
Пришел дьячок уволенный,
Тощой, как спичка серная,
И лясы распустил,
Что счастие не в пажитях,
Не в соболях, не в золоте,
Не в дорогих камнях.
«
А в чем же?»
— В благодушестве!
Пределы есть владениям
Господ, вельмож, царей земных,
А мудрого владение —
Весь вертоград Христов!
Коль обогреет солнышко
Да пропущу косушечку,
Так
вот и счастлив я! —
«
А где возьмешь косушечку?»
— Да вы же дать сулилися…
Идите вы к чиновнику,
К вельможному боярину,
Идите вы к царю,
А женщин вы не трогайте, —
Вот Бог! ни с чем проходите
До гробовой доски!
— Как стих найдет! Сегодня
вотЯ тоже добр,
а временем —
Как пес, бываю зол.
Милон(в восторге).
А!
вот она сама.
Г-жа Простакова (увидя Кутейкина и Цыфиркина).
Вот и учители! Митрофанушка мой ни днем, ни ночью покою не имеет. Свое дитя хвалить дурно,
а куда не бессчастна будет та, которую приведет Бог быть его женою.
Цыфиркин.
А там другую,
вот те и умноженье.
Скотинин. Да с ним на роду
вот что случилось. Верхом на борзом иноходце разбежался он хмельной в каменны ворота. Мужик был рослый, ворота низки, забыл наклониться. Как хватит себя лбом о притолоку, индо пригнуло дядю к похвям потылицею, и бодрый конь вынес его из ворот к крыльцу навзничь. Я хотел бы знать, есть ли на свете ученый лоб, который бы от такого тумака не развалился;
а дядя, вечная ему память, протрезвясь, спросил только, целы ли ворота?
— Говорил я ему:"Какой вы, сударь, имеете резон драться?",
а он только знай по зубам щелкает:
вот тебе резон!
вот тебе резон!
—
А пришли мы к твоей княжеской светлости
вот что объявить: много мы промеж себя убивств чинили, много друг дружке разорений и наругательств делали,
а все правды у нас нет. Иди и володей нами!
А скудельный сосуд про себя скажет:
вот и я на что-нибудь пригодился, хотя и получаю содержания два рубля медных в месяц!
—
Вот смотрите! — говорил он обывателям, — как только меня завидите, так сейчас в тазы бейте,
а потом зачинайте поздравлять, как будто я и невесть откуда приехал!
—
Вот и ты, чертов угодник, в аду с братцем своим сатаной калеными угольями трапезовать станешь,
а я, Семен, тем временем на лоне Авраамлем почивать буду.
— Так
вот, сударь, как настоящие-то начальники принимали! — вздыхали глуповцы, —
а этот что! фыркнул какую-то нелепицу, да и был таков!
Вот вышла из мрака одна тень, хлопнула: раз-раз! — и исчезла неведомо куда; смотришь, на место ее выступает уж другая тень и тоже хлопает, как попало, и исчезает…"Раззорю!","Не потерплю!" — слышится со всех сторон,
а что разорю, чего не потерплю — того разобрать невозможно.
Причем бросала в народ медными деньгами,
а пьяные ее подручники восклицали: «
Вот наша матушка! теперь нам, братцы, вина будет вволю!»
— Мы не про то говорим, чтоб тебе с богом спорить, — настаивали глуповцы, — куда тебе, гунявому, на́бога лезти!
а ты
вот что скажи: за чьи бесчинства мы, сироты, теперича помирать должны?
— Все занимается хозяйством.
Вот именно в затоне, — сказал Катавасов. —
А нам в городе, кроме Сербской войны, ничего не видно. Ну, как мой приятель относится? Верно, что-нибудь не как люди?
Она думала теперь именно, когда он застал ее,
вот о чем: она думала, почему для других, для Бетси, например (она знала ее скрытую для света связь с Тушкевичем), всё это было легко,
а для нее так мучительно?
— По делом за то, что всё это было притворство, потому что это всё выдуманное,
а не от сердца. Какое мне дело было до чужого человека? И
вот вышло, что я причиной ссоры и что я делала то, чего меня никто не просил. Оттого что всё притворство! притворство! притворство!…
― Ну, как же! Ну, князь Чеченский, известный. Ну, всё равно.
Вот он всегда на бильярде играет. Он еще года три тому назад не был в шлюпиках и храбрился. И сам других шлюпиками называл. Только приезжает он раз,
а швейцар наш… ты знаешь, Василий? Ну, этот толстый. Он бонмотист большой.
Вот и спрашивает князь Чеченский у него: «ну что, Василий, кто да кто приехал?
А шлюпики есть?»
А он ему говорит: «вы третий». Да, брат, так-то!
— Ну
вот, графиня, вы встретили сына,
а я брата, — весело сказала она. — И все истории мои истощились; дальше нечего было бы рассказывать.
—
А у тебя косичка, — сказал он, осторожно поворачивая ее голову. — Косичка. Видишь,
вот тут. Нет, нет мы делом занимаемся.
— Всё молодость, окончательно ребячество одно. Ведь покупаю, верьте чести, так, значит, для славы одной, что
вот Рябинин,
а не кто другой у Облонского рощу купил.
А еще как Бог даст расчеты найти. Верьте Богу. Пожалуйте-с. Условьице написать…
«
Вот это будет толк!» думал Левин, запрятывая в ягдташ теплых и жирных дупелей. «
А, Ласочка, будет толк?»
— Приехали! —
Вот он! — Который? — Помоложе-то, что ль? —
А она-то, матушка, ни жива, ни мертва! — заговорили в толпе, когда Левин, встретив невесту у подъезда, с нею вместе вошел в церковь.
—
Вот отлично! Непременно съезжу к ним, — сказал Левин. —
А то поедем вместе. Она такая славная. Не правда ли?
—
А, нашла!
Вот умница, — сказал он, вынимая изо рта Ласки теплую птицу и кладя ее в полный почти ягдташ. — Нашел, Стива! — крикнул он.
— Да, но спириты говорят: теперь мы не знаем, что это за сила, но сила есть, и
вот при каких условиях она действует.
А ученые пускай раскроют, в чем состоит эта сила. Нет, я не вижу, почему это не может быть новая сила, если она….