Неточные совпадения
Бальзаминова. Говорят: за чем пойдешь, то и найдешь! Видно, не всегда так бывает.
Вот Миша ходит-ходит,
а все не находит ничего. Другой бы бросил давно,
а мой все не унимается. Да коли правду сказать, так Миша очень справедливо рассуждает: «Ведь мне, говорит, убытку нет, что я хожу,
а прибыль может быть большая; следовательно, я должен ходить. Ходить понапрасну, говорит, скучно,
а бедность-то еще скучней». Что правда то правда. Нечего с ним и спорить.
Бальзаминов. Ах, боже мой! Я и забыл про это, совсем из головы вон!
Вот видите, маменька, какой я несчастный человек! Уж от военной службы для меня видимая польза,
а поступить нельзя. Другому можно,
а мне нельзя. Я вам, маменька, говорил, что я самый несчастный человек в мире:
вот так оно и есть. В каком я месяце, маменька, родился?
Бальзаминов. Ну
вот всю жизнь и маяться. Потому, маменька, вы рассудите сами, в нашем деле без счастья ничего не сделаешь. Ничего не нужно, только будь счастье.
Вот уж правду-то русская пословица говорит: «Не родись умен, не родись пригож,
а родись счастлив».
А все-таки я, маменька, не унываю. Этот сон… хоть я его и не весь видел, — черт возьми эту Матрену! —
а все-таки я от него могу ожидать много пользы для себя. Этот сон, если рассудить, маменька, много значит, ох как много!
Красавина. Нешто я, матушка, не понимаю? У меня совесть-то чище золота, одно слово — хрусталь, да что ж ты прикажешь делать, коли такие оказии выходят? Ты рассуди, какая мне радость, что всякое дело все врозь да врозь. Первое дело — хлопоты даром пропадают,
а второе дело — всему нашему званию мараль.
А просто сказать: «Знать, не судьба!»
Вот и все тут. Ну да уж я вам за всю свою провинность теперь заслужу.
Красавина. Не такая душа у меня. Ежели я против кого виновата, так уж я пополам разорвусь,
а за свою вину вдвое заслужу.
Вот у меня какая душа! Хоша оно в нынешнем свете с такой добродетелью жить трудно, милая…
Красавина.
А не веришь, так я тебе
вот что скажу: хороший-то который жених, ловкий, и без свахи невесту найдет,
а хоть и со свахой, так с него много не возьмешь; ну
а твой-то плох: ему без меня этого дела не состряпать; значит, я с него возьму что мне захочется. Знаешь русскую пословицу: «У всякого плута свой расчет»? Без расчету тоже в нынешнем свете жить нельзя.
Красавина. Ну его! И без него жарко. Что такое чай? Вода!
А вода, ведь она вред делает, мельницы ломает. Уж ты меня лучше ужо как следует попотчуй, я к тебе вечерком зайду.
А теперь
вот что я тебе скажу. Такая у меня на примете есть краля, что, признаться сказать, согрешила — подумала про твоего сына, что, мол, не жирно ли ему это будет?
Красавина. «Я, говорит, замуж не прочь; только где его найдешь, дома-то сидя?» — «
А я-то, говорю, на что?» — «Ну, говорит, хлопочи!» Так
вот какие дела и какие оказии бывают.
Красавина. Так
вот и не счесть. Посчитают-посчитают, да и бросят. Ты думаешь, считать-то легко? Это, матушка, всем вам кажется, у кого денег нет.
А поди-ка попробуй! Нет, матушка, счет мудреное дело. И чиновники-то, которые при этом приставлены, и те, кто до сколька умеет, до столька и считает: потому у них и чины разные. Твой Михайло до сколька умеет?
Красавина. Ну где ему! Тысяч до десяти сочтет,
а больше не сумеет.
А то
вот еще какие оказии бывают, ты знаешь ли? Что-то строили, уж я не припомню, так артитехторы считали, считали, цифирю не хватило.
Красавина. Верно тебе говорю. Так что же придумали: до которых пор сочтут, это запишут, да опять цифирь-то сначала и оборотят.
Вот как! Так что ж тут мудреного, что мы денег не сочли? Ну деньги деньгами — это само по себе,
а еще дом.
Красавина. Ну
вот когда такой закон от тебя выдет, тогда мы и будем жить по-твоему;
а до тех пор, уж ты не взыщи, все будет по старому русскому заведению: «По Сеньке шапка, по Еремке кафтан».
А то
вот тебе еще другая пословица: «Видит собака молоко, да рыло коротко».
Бальзаминова. Нет, ты этого, Гавриловна, не делай. Это тебе грех будет! Ты, Миша, еще не знаешь, какие она нам благодеяния оказывает.
Вот ты поговори с ней,
а я пойду: признаться сказать, после бани-то отдохнуть хочется. Я полчасика, не больше.
Бальзаминов.
Вот ты сердиться-то умеешь,
а каково мне было тогда, как меня из дому выгнали?
Вот так асаже!
Красавина.
А ты еще все не забыл? Видишь, какой ты злопамятный! Ну
вот за этот-то самый афронт я и хочу тебе заслужить.
Красавина. Что же станешь на суде говорить? Какие во мне пороки станешь доказывать? Ты и слов-то не найдешь;
а и найдешь, так складу не подберешь!
А я и то скажу, и другое скажу; да слова-то наперед подберу одно к другому.
Вот нас с тобой сейчас и решат: мне превелегию на листе напишут…
Чебаков. Так
вот что, Бальзаминов: нельзя иначе, надо непременно башмачником.
А то как же вы к ним в дом войдете?
А вы наденьте сертук похуже, да фуражку,
вот хоть эту, которая у вас в руках, волосы растреплите, запачкайте лицо чем-нибудь и ступайте. Позвоните у ворот, вам отопрут, вы и скажите, что, мол, башмачник, барышням мерку снимать. Там уж знают, вас сейчас и проведут к барышням.
Чебаков. Так ведь надо же вам объясниться. И кстати письмо отдадите. Моей отдайте
вот это письмо (отдает письмо),
а своей откройтесь в любви, скажите, что хотите ее увезти, станьте на колени. Да вы, послушайте, не перемешайте: моя старшая,
а ваша младшая; моя Анфиса,
а ваша Раиса.
Красавина. Да
вот тебе первое. Коли не хочешь ты никуда ездить, так у себя дома сделай: позови баб побольше, вели приготовить отличный обед, чтобы вина побольше разного, хорошего; позови музыку полковую: мы будем пить,
а она чтоб играла. Потом все в сад,
а музыка чтоб впереди, да так по всем дорожкам маршем; потом опять домой да песни,
а там опять маршем. Да так чтобы три дня кряду,
а начинать с утра.
А вороты вели запереть, чтобы не ушел никто.
Вот тебе и будет весело.
Ведь
вот теперь надо в любви открываться,
а я ничего не придумал, никаких слов не прибрал.
Красавина.
А за то, что не лазий по заборам! Разве показано по заборам: ворам дорогу указывать? Ты у меня как хозяйку-то испугал,
а? Как? Так что теперь неизвестно, жива ли она там в беседке-то!
Вот что, друг ты мой!
Красавина. Ну да, влюблен. Так точно. Это он верно говорит.
Вот и потолкуйте,
а я по саду погуляю. (Уходит за кусты.)
А мы
вот с тобой потолкуем. Ну, как тебе?
Красавина. Ну, его так его. Все это в наших руках.
Вот у нас теперь и пированье пойдет, дым коромыслом.
А там и вовсе свадьба.
Вот кабы умного человека найти, сейчас бы и посоветовалась,
а одной не разобрать.
Только из этого Китая выходят не китайцы и не китайки,
а выходит Миша и говорит: «Маменька, подите сюда, в Китай!»
Вот будто я сбираюсь к нему идти,
а народ сзади меня кричит: «Не ходи к нему, он обманывает: Китай не там, Китай на нашей стороне».
Матрена. Да это и наяву все так же: то пропадет, то явится.
Вот давеча пропал,
а теперь, гляди, явится. Хоть бы его в суде за дело за какое присадили: поменьше бы слонялся, слоны-то продавал.
Бальзаминов.
Вот вы меня, маменька, всегда останавливаете! Никогда не дадите помечтать. Что ж такое! я этим никому вреда не делаю. Коли нельзя жениться на обеих, я бы хоть помечтал по крайней мере,
а вы меня расстроили.
Бальзаминов. Извольте, маменька! Другой бы сын, получивши такое богатство-то, с матерью и говорить не захотел;
а я, маменька, с вами об чем угодно, я гордости не имею против вас. Нужды нет, что я богат,
а я к вам с почтением. И пусть все это знают. С другими я разговаривать не стану,
а с вами завсегда.
Вот я какой! (Садится.)
Бальзаминов. До того ли мне, маменька, помилуйте!
Вот Красавина придет, расскажет. (Задумывается.) У меня теперь в голове, маменька, лошади, экипажи,
а главное — одежда чтобы к лицу.
Бальзаминов.
Вот вы давеча говорили — увезти,
а я вас, Лукьяи Лукьяныч, и забыл спросить: куда же это их увозят-с?
Бальзаминов.
Вот видите, маменька!
А решиться я не решился-с. Потому, извольте рассудить, маменька, дело-то какое выходит: ежели я решусь жениться на одной-с, ведь я другую должен упустить. На которой ни решись — все другую должен упустить.
А ведь это какая жалость-то! Отказаться от невесты с таким состоянием! Да еще самому отказаться-то.
Матрена.
Вот тут есть одна: об пропаже гадает. Коли что пропадет у кого, так сказывает. Да и то по именам не называет,
а больше всё обиняком. Спросят у нее: «Кто, мол, украл?»
А она поворожит, да и скажет: «Думай, говорит, на черного или на рябого». Больше от нее и слов нет. Да и то, говорят, от старости, что ли, все врет больше.
Вот мы три доски сняли,
а те уж тут дожидаются.
Бальзаминов. Нет, маменька, не оттого, что уменья нет,
а оттого, что счастья нет мне ни в чем. Будь счастье, так все бы было, и коляска, и деньги. И с другой невестой то же будет:
вот посмотрите. Придет сваха, да такую весточку скажет, что на ногах не устоишь.
Красавина. Да что тут сумлеваться-то! Хоть завтра же свадьба! Так он ей понравился, что говорит: «Сейчас подавай его сюда!» Ну сейчас, говорю, нехорошо,
а завтра я тебе его предоставлю. «
А чтоб он не сумлевался, так
вот снеси ему, говорит, часы золотые!»
Вот они! Отличные, после мужа остались. Ну, что, ожил теперь?
Бальзаминова.
А ты, Миша, не обижайся! Пословица-то говорит, что «дуракам счастье». Ну,
вот нам счастье и вышло. За умом не гонись, лишь бы счастье было. С деньгами-то мы и без ума проживем.
Красавина.
А то
вот еще есть пословица. Ты долго за невестами ходил?