Неточные совпадения
Каждый читатель с полной основательностью может нам заметить: «Зачем вы убиваетесь над соображениями о том, что
вот тут нужно было бы то-то,
а здесь недостает того-то?
Были, пожалуй, и такие ученые, которые занимались опытами, долженствовавшими доказать превращение овса в рожь; были и критики, занимавшиеся доказыванием того, что если бы Островский такую-то сцену так-то изменил, то вышел бы Гоголь,
а если бы такое-то лицо
вот так отделал, то превратился бы в Шекспира…
Вот его отзыв: «Чтоб она меня, молодца такого, да променяла на кого-нибудь, — красавца-то этакого!..»
А в чем его красота?
А самодурство это
вот как, напр., выражается: Антип Антипыч, в ожидании чая, сидит и смотрит по углам, наконец отпускает, от нечего делать, следующую шутку...
Он сам это сознает и в горькую минуту даже высказывает Рисположенскому: «То-то
вот и беда, что наш брат, купец, дурак, — ничего он не понимает,
а таким пиявкам, как ты, это и на руку».
Вот что у него на первом плане;
а на втором является в его мыслях Иверская, но и то ненадолго: воспоминание о ней тотчас сменяется у него опасением, чтобы в Сибирь не угодить.
Вот его слова: «
А там, мимо Иверской: как мне взглянуть на нее, матушку?
Комизм этой тирады возвышается еще более предыдущим и дальнейшим разговором, в котором Подхалюзин равнодушно и ласково отказывается платить за Большова более десяти копеек,
а Большов — то попрекает его неблагодарностью, то грозит ему Сибирью, напоминая, что им обоим один конец, то спрашивает его и дочь, есть ли в них христианство, то выражает досаду на себя за то, что опростоволосился, и приводит пословицу: «Сама себя раба бьет, коль ее чисто жнет», — то, наконец, делает юродивое обращение к дочери: «Ну,
вот вы теперь будете богаты, заживете по-барски; по гуляньям это, по балам, — дьявола тешить!
«У нас, — жалуется он, — коли не тот, так другой, коли не сам, так сама задаст вытрепку;
а то
вот приказчик Лазарь,
а то
вот Фоминишна,
а то
вот… всякая шваль над тобой командует».
В поступке Подхалюзина могут видеть некоторые тоже широту русской натуры: «
Вот, дескать, какой — коли убрать и из чужого добра, так уж забирай больше, бери не три четверти,
а девять десятых»…
И на дочь свою, когда та делает попытку убедить отца, он, при всей своей мягкости, прикрикивает: «Да как ты смеешь так со мною разговаривать?»
А затем он дает ей строгий приказ: «
Вот тебе, Авдотья, мое последнее слово: или поди ты у меня за Бородкина, или я тебя и знать не хочу».
Но и тут она только понапрасну мучит самое себя: ни на одну минуту не стоит она на твердой почве,
а все как будто тонет, — то всплывет немножко, то опять погрузится… так и ждешь, что вот-вот сейчас потонет совсем…
Он видит, что зло существует, и желает, чтобы его не было; но для этого прежде всего надо ему отстать от самодурства, расстаться с своими понятиями о сущности прав своих над умом и волею дочери;
а это уже выше его сил, это недоступно даже его понятию… и
вот он сваливает вину на других: то Арина Федотовна с заразой пришла, то просто — лукавый попутал.
Но
вот и сама Любовь Гордеевна приходит; у Мити расходилось сердце до того, что он предлагает Пелагее Егоровне снарядить дочку потеплее к вечеру,
а он ее увезет к своей матушке, да там и повенчаются.
Дурил бы, презирая все человеческие права и не признавая других законов, кроме своего произвола,
а подчас удивлял бы своим великодушием, основанным опять-таки на той мысли, что «
вот, дескать, смотрите: у вас прав никаких нет,
а на всем моя полная воля: могу казнить, могу и миловать»!..
На вопрос Иванова: что значит самодур? — она объясняет: «Самодур — это называется, коли
вот человек никого не слушает: ты ему хоть кол на голове теши,
а он все свое.
Один каприз, одна только амбиция, — что
вот я неучен,
а ты умнее меня хочешь быть».
Вот иногда скучно, позовешь его,
а он-то и давай кричать по-тиатральному, — ну, и утешаешься на него.
Я сам чувствую, что такое распоряжение будет справедливо,
а мой поступок несправедлив, — и
вот в этом-то и заключается для меня чувство законности.
Он обращается к Еремке, у которого есть знакомый колдун, и спрашивает: «Может он приворожить девку, чтоб любила, чтоб не она надо мной,
а я над ней куражился, как душе угодно?»
Вот предмет его стремлений,
вот любовь его: возможность куражиться над любимой женщиной, как душе угодно!..
Ее отношения к дочери глубоко безнравственны: она каждую минуту пилит Машеньку и доводит ее до страшного нервического раздражения, до истерики, своими беспрерывными, жалобами и попреками: «Я тебя растила, я тебя холила,
а ты
вот чем платишь!..
Все эти; господа принадлежат к той категории, которую определяет Неуеденов в «Праздничном сне»: «Другой сунется в службу, в какую бы то ни на есть» послужит без году неделю, повиляет хвостом, видит — не тяга, умишка-то не хватает, учился-то плохо, двух перечесть не умеет, лень-то прежде его родилась,
а побарствовать-то хочется:
вот он и пойдет бродить по улицам до по гуляньям, — не объявится ли какая дура с деньгами»…
Не мудрено в нем такое воззрение, потому что он сам «года два был на побегушках, разные комиссии исправлял: и за водкой-то бегал, и за пирогами, и за квасом, кому с похмелья, — и сидел-то не на стуле,
а у окошка, на связке бумаг, и писал-то не из чернильницы,
а из старой помадной банки, — и
вот вышел в люди», — и теперь признает, что «все это не от нас, свыше!..»
Настасья Панкратьевна скажет, что учиться не надо много;
а Ненила Сидоровна подхватит: «Да,
вот насчет ученья-то: у нас соседка отдавала сына учиться,
а он глаза и выколол».
Неточные совпадения
Хлестаков. Да
вот тогда вы дали двести, то есть не двести,
а четыреста, — я не хочу воспользоваться вашею ошибкою; — так, пожалуй, и теперь столько же, чтобы уже ровно было восемьсот.
Анна Андреевна. После?
Вот новости — после! Я не хочу после… Мне только одно слово: что он, полковник?
А? (С пренебрежением.)Уехал! Я тебе вспомню это!
А все эта: «Маменька, маменька, погодите, зашпилю сзади косынку; я сейчас».
Вот тебе и сейчас!
Вот тебе ничего и не узнали!
А все проклятое кокетство; услышала, что почтмейстер здесь, и давай пред зеркалом жеманиться: и с той стороны, и с этой стороны подойдет. Воображает, что он за ней волочится,
а он просто тебе делает гримасу, когда ты отвернешься.
Да объяви всем, чтоб знали: что
вот, дискать, какую честь бог послал городничему, — что выдает дочь свою не то чтобы за какого-нибудь простого человека,
а за такого, что и на свете еще не было, что может все сделать, все, все, все!
Городничий. Тем лучше: молодого скорее пронюхаешь. Беда, если старый черт,
а молодой весь наверху. Вы, господа, приготовляйтесь по своей части,
а я отправлюсь сам или
вот хоть с Петром Ивановичем, приватно, для прогулки, наведаться, не терпят ли проезжающие неприятностей. Эй, Свистунов!
Анна Андреевна. Мы теперь в Петербурге намерены жить.
А здесь, признаюсь, такой воздух… деревенский уж слишком!., признаюсь, большая неприятность…
Вот и муж мой… он там получит генеральский чин.