Неточные совпадения
Кудряш. У него уж такое заведение. У нас никто и пикнуть не смей о жалованье, изругает на чем свет стоит. «Ты, говорит, почем знаешь, что я на уме держу? Нешто ты мою душу можешь знать!
А может, я приду в такое расположение, что тебе пять тысяч дам».
Вот ты и поговори с ним! Только еще он во всю свою жизнь ни разу в такое-то расположение не приходил.
Кудряш. Да нешто убережешься! Попал на базар,
вот и конец! Всех мужиков переругает. Хоть в убыток проси, без брани все-таки не отойдет.
А потом и пошел на весь день.
Много у меня в год-то народу перебывает; вы то поймите: недоплачу я им по какой-нибудь копейке на человека,
а у меня из этого тысячи составляются, так оно мне и хорошо!»
Вот как, сударь!
Кулигин. Как можно, сударь! Съедят, живого проглотят. Мне уж и так, сударь, за мою болтовню достается; да не могу, люблю разговор рассыпать!
Вот еще про семейную жизнь хотел я вам, сударь, рассказать; да когда-нибудь в другое время.
А тоже есть, что послушать.
Кабанова. Знаю я, знаю, что вам не по нутру мои слова, да что ж делать-то, я вам не чужая, у меня об вас сердце болит. Я давно вижу, что вам воли хочется. Ну что ж, дождетесь, поживете и на воле, когда меня не будет.
Вот уж тогда делайте, что хотите, не будет над вами старших.
А может, и меня вспомянете.
Катерина. Как, девушка, не бояться! Всякий должен бояться. Не то страшно, что убьет тебя,
а то, что смерть тебя вдруг застанет, как ты есть, со всеми твоими грехами, со всеми помыслами лукавыми. Мне умереть не страшно,
а как я подумаю, что
вот вдруг я явлюсь перед Богом такая, какая я здесь с тобой, после этого разговору-то,
вот что страшно. Что у меня на уме-то! Какой грех-то! страшно вымолвить!
Феклуша. Нельзя, матушка, без греха: в миру живем.
Вот что я тебе скажу, милая девушка: вас, простых людей, каждого один враг смущает,
а к нам, к странным людям, к кому шесть, к кому двенадцать приставлено;
вот и надобно их всех побороть. Трудно, милая девушка!
Вот еще какие земли есть! Каких-то, каких-то чудес на свете нет!
А мы тут сидим, ничего не знаем. Еще хорошо, что добрые люди есть; нет-нет да и услышишь, что на белом свету делается;
а то бы так дураками и померли.
Кабанов. Да не разлюбил;
а с этакой-то неволи от какой хочешь красавицы жены убежишь! Ты подумай то: какой ни на есть,
а я все-таки мужчина, всю-то жизнь
вот этак жить, как ты видишь, так убежишь и от жены. Да как знаю я теперича, что недели две никакой грозы надо мной не будет, кандалов этих на ногах нет, так до жены ли мне?
Кабанова. Ты
вот похвалялась, что мужа очень любишь; вижу я теперь твою любовь-то. Другая хорошая жена, проводивши мужа-то, часа полтора воет, лежит на крыльце;
а тебе, видно, ничего.
Вот и засядем шить с Варварой, и не увидим, как время пройдет;
а тут Тиша приедет.
Варвара (покрывает голову платком перед зеркалом). Я теперь гулять пойду;
а ужо нам Глаша постелет постели в саду, маменька позволила. В саду, за малиной, есть калитка, ее маменька запирает на замок,
а ключ прячет. Я его унесла,
а ей подложила другой, чтоб не заметила. На
вот, может быть, понадобится. (Подает ключ.) Если увижу, так скажу, чтоб приходил к калитке.
Вот у вас в этакой прекрасный вечер редко кто и за вороты-то выдет посидеть;
а в Москве-то теперь гульбища да игрища,
а по улицам-то инда грохот идет; стон стоит.
Феклуша.
А я, мaтушка, так своими глазами видела. Конечно, другие от суеты не видят ничего, так он им машиной показывается, они машиной и называют,
а я видела, как он лапами-то
вот так (растопыривает пальцы) делает. Hу, и стон, которые люди хорошей жизни, так слышат.
Дико́й. Никакого дела нет,
а я хмелён,
вот что!
Кабанова. Что? Ничего.
А и честь-то не велика, потому что воюешь-то ты всю жизнь с бабами.
Вот что.
Дико́й. Понимаю я это; да что ж ты мне прикажешь с собой делать, когда у меня сердце такое! Ведь уж знаю, что надо отдать,
а все добром не могу. Друг ты мне, и я тебе должен отдать,
а приди ты у меня просить — обругаю. Я отдам, отдам,
а обругаю. Потому только заикнись мне о деньгах, у меня всю нутренную разжигать станет; всю нутренную
вот разжигает, да и только; ну, и в те поры ни за что обругаю человека.
Живем в одном городе, почти рядом,
а увидишься раз в неделю, и то в церкви либо на дороге,
вот и все!
Борис (оглядывая местность).
Вот что, Кудряш, мне бы нужно здесь остаться,
а тебе ведь, я думаю, все равно, ты можешь идти и в другое место.
Кудряш. Да что: Ваня! Я знаю, что я Ваня.
А вы идите своей дорогой,
вот и все. Заведи себе сам, да и гуляй себе с ней, и никому до тебя дела нет.
А чужих не трогай! У нас так не водится,
а то парни ноги переломают. Я за свою… да я и не знаю, что сделаю! Горло перерву!
Борис. Точно я сон какой вижу! Эта ночь, песни, свидания! Ходят обнявшись. Это так ново для меня, так хорошо, так весело!
Вот и я жду чего-то!
А чего жду — и не знаю, и вообразить не могу; только бьется сердце, да дрожит каждая жилка. Не могу даже и придумать теперь, что сказать-то ей, дух захватывает, подгибаются колени!
Вот какое у меня сердце глупое, раскипится вдруг, ничем не унять.
Вот идет.
Катерина. Погуляем.
А там… (Задумывается.)…как запрут на замок,
вот смерть!
А не запрут, так уж найду случай повидаться с тобой!
Дико́й. Отчет, что ли, я стану тебе давать! Я и поважней тебя никому отчета не даю. Хочу так думать о тебе, так и думаю. Для других ты честный человек,
а я думаю, что ты разбойник,
вот и все. Хотелось тебе это слышать от меня? Так
вот слушай! Говорю, что разбойник, и конец! Что ж ты, судиться, что ли, со мной будешь? Так ты знай, что ты червяк. Захочу — помилую, захочу — раздавлю.
Кулигин. Бог с вами, Савел Прокофьич! Я, сударь, маленький человек, меня обидеть недолго.
А я вам
вот что доложу, ваше степенство: «И в рубище почтенна добродетель!»
Кулигин. Никакой я грубости вам, сударь, не делаю,
а говорю вам потому, что, может быть, вы и вздумаете когда что-нибудь для города сделать. Силы у вас, ваше степенство, много; была б только воля на доброе дело.
Вот хоть бы теперь то возьмем: у нас грозы частые,
а не заведем мы громовых отводов.
Дико́й.
А за эти
вот слова тебя к городничему отправить, так он тебе задаст! Эй, почтенные! прислушайте-ко, что он говорит!
Дико́й. Что ж ты, украдешь, что ли, у кого? Держите его! Этакой фальшивый мужичонка! С этим народом какому надо быть человеку? Я уж не знаю. (Обращаясь к народу.) Да вы, проклятые, хоть кого в грех введете!
Вот не хотел нынче сердиться,
а он, как нарочно, рассердил-таки. Чтоб ему провалиться! (Сердито.) Перестал, что ль, дождик-то?
Кабанов. Ну, да. Она-то всему и причина.
А я за что погибаю, скажи ты мне на милость? Я
вот зашел к Дикуму, ну, выпили; думал — легче будет; нет, хуже, Кулигин! Уж что жена против меня сделала! Уж хуже нельзя…
Кабанов. Нет, постой! Уж на что еще хуже этого. Убить ее за это мало.
Вот маменька говорит: ее надо живую в землю закопать, чтоб она казнилась!
А я ее люблю, мне ее жаль пальцем тронуть. Побил немножко, да и то маменька приказала. Жаль мне смотреть-то на нее, пойми ты это, Кулигин. Маменька ее поедом ест,
а она, как тень какая, ходит, безответная. Только плачет да тает, как воск.
Вот я и убиваюсь, глядя на нее.
Катерина. На беду я увидала тебя. Радости видела мало,
а горя-то, горя-то что! Да еще впереди-то сколько! Ну, да что думать о том, что будет!
Вот я теперь тебя видела, этого они у меня не отымут;
а больше мне ничего не надо. Только ведь мне и нужно было увидать тебя.
Вот мне теперь гораздо легче сделалось; точно гора с плеч свалилась.
А я все думала, что ты на меня сердишься, проклинаешь меня…
Кулигин.
Вот вам ваша Катерина. Делайте с ней что хотите! Тело ее здесь, возьмите его;
а душа теперь не ваша: она теперь перед судией, который милосерднее вас! (Кладет на землю и убегает.)
Неточные совпадения
Хлестаков. Да
вот тогда вы дали двести, то есть не двести,
а четыреста, — я не хочу воспользоваться вашею ошибкою; — так, пожалуй, и теперь столько же, чтобы уже ровно было восемьсот.
Анна Андреевна. После?
Вот новости — после! Я не хочу после… Мне только одно слово: что он, полковник?
А? (С пренебрежением.)Уехал! Я тебе вспомню это!
А все эта: «Маменька, маменька, погодите, зашпилю сзади косынку; я сейчас».
Вот тебе и сейчас!
Вот тебе ничего и не узнали!
А все проклятое кокетство; услышала, что почтмейстер здесь, и давай пред зеркалом жеманиться: и с той стороны, и с этой стороны подойдет. Воображает, что он за ней волочится,
а он просто тебе делает гримасу, когда ты отвернешься.
Да объяви всем, чтоб знали: что
вот, дискать, какую честь бог послал городничему, — что выдает дочь свою не то чтобы за какого-нибудь простого человека,
а за такого, что и на свете еще не было, что может все сделать, все, все, все!
Городничий. Тем лучше: молодого скорее пронюхаешь. Беда, если старый черт,
а молодой весь наверху. Вы, господа, приготовляйтесь по своей части,
а я отправлюсь сам или
вот хоть с Петром Ивановичем, приватно, для прогулки, наведаться, не терпят ли проезжающие неприятностей. Эй, Свистунов!
Анна Андреевна. Мы теперь в Петербурге намерены жить.
А здесь, признаюсь, такой воздух… деревенский уж слишком!., признаюсь, большая неприятность…
Вот и муж мой… он там получит генеральский чин.