Неточные совпадения
Захаревский сейчас же явился на помощь к начальнику
своему и тоже совершенно покойно и бестрепетно предложил Маремьяне Архиповне
руку и сердце, и получил за это место станового.
— Герои романа французской писательницы Мари Коттен (1770—1807): «Матильда или Воспоминания, касающиеся истории Крестовых походов».], о странном трепете Жозефины, когда она, бесчувственная, лежала на
руках адъютанта, уносившего ее после объявления ей Наполеоном развода; но так как во всем этом весьма мало осязаемого, а женщины, вряд ли еще не более мужчин, склонны в чем бы то ни было реализировать
свое чувство (ну, хоть подушку шерстями начнет вышивать для милого), — так и княгиня наконец начала чувствовать необходимую потребность наполнить чем-нибудь эту пустоту.
Полковник остался окончательно доволен Симоновым. Потирая от удовольствия
руки, что обеспечил таким образом материальную сторону
своего птенчика, он не хотел медлить заботами и о духовной стороне его жизни.
Тот пошел. Еспер Иваныч сидел в креслах около
своей кровати: вместо прежнего красивого и представительного мужчины, это был какой-то совершенно уже опустившийся старик, с небритой бородой, с протянутой ногой и с висевшей
рукой. Лицо у него тоже было скошено немного набок.
Павел наконец проснулся и, выйдя из спальни
своей растрепанный, но цветущий и здоровый, подошел к отцу и, не глядя ему в лицо, поцеловал у него
руку. Полковник почти сурово взглянул на сына.
— Православие должно было быть чище, — говорил он ему
своим увлекающим тоном, — потому что христианство в нем поступило в академию к кротким философам и ученым, а в Риме взяли его в
руки себе римские всадники.
В настоящую минуту Макар Григорьев, старик уж лет за шестьдесят, с оплывшими
руками, с большим животом, в одной рубахе и плисовых штанах, стоял нехотя перед
своим молодым барином.
— Нет, не надо! — отвечал тот, не давая ему
руки и целуя малого в лицо; он узнал в нем друга
своего детства — мальчишку из соседней деревни — Ефимку, который отлично ходил у него в корню, когда прибегал к нему по воскресеньям бегать в лошадки.
Новая, навощенная и — вряд ли не солдатскими
руками — обитая мебель; горка с серебром, накупленным на разного рода экономические остатки; горка другая с вещами Мари, которыми Еспер Иваныч наградил ее очень обильно, подарив ей все вещи
своей покойной матери; два — три хорошеньких ковра, карселевская лампа и, наконец, столик молодой с зеркалом, кругом которого на полочках стояли духи; на самом столе были размещены: красивый бювар, перламутровый нож для разрезания книг и черепаховый ящик для работы.
— Ну-с, так, так, значит, и будем являться. До свиданья! — И Павел протянул Мари
руку; она ему тоже подала
свою, но — довольно холодно.
Часу в седьмом вечера, он почти бегом бежал с
своей квартиры к дому профессора и робкою
рукою позвонил в колокольчик.
— Вероятно, как старшего постояльца
своего, — отвечал тот и, видимо, больше всего занятый
своею собеседницей, снова подал ей
руку, и они отправились в ее номер.
Тот сейчас же его понял, сел на корточки на пол, а
руками уперся в пол и, подняв голову на
своей длинной шее вверх, принялся тоненьким голосом лаять — совершенно как собаки, когда они вверх на воздух на кого-то и на что-то лают; а Замин повалился, в это время, на пол и начал, дрыгая
своими коротенькими ногами, хрипеть и визжать по-свинячьи. Зрители, не зная еще в чем дело, начали хохотать до неистовства.
— И вслед затем, он стал изо всей силы колотить
свою лошаденку находящейся у него в
руках хворостиной; лошаденка поскакала.
На этих словах священника Александр Иванович вышел с книжкою в
руках своего перевода. Он остановился посредине залы в несколько трагической позе.
Павел оделся и пошел туда. Окошечко — из залы в блаженнейшую чайную — опять на минуту промелькнуло перед ним; когда он вошел в столовую, сидевшая там становая вдруг вскрикнула и закрыла обеими
руками грудь
свою. Она, изволите видеть, была несколько в утреннем дезабилье и поэтому очень устыдилась Павла.
В это время раздался звонок в дверях, и вслед за тем послышался незнакомый голос какого-то мужчины, который разговаривал с Иваном. Павел поспешил выйти, притворив за собой дверь в ту комнату, где сидела Клеопатра Петровна. В маленькой передней
своей он увидел высокого молодого человека, блондина, одетого в щегольской вицмундир, в лаковые сапоги, в визитные черные перчатки и с круглой, глянцевитой шляпой в
руке.
Павел пожал плечами и ушел в
свою комнату; Клеопатра Петровна, оставшись одна, сидела довольно долго, не двигаясь с места. Лицо ее приняло обычное могильное выражение: темное и страшное предчувствие говорило ей, что на Павла ей нельзя было возлагать много надежд, и что он, как пойманный орел, все сильней и сильней начинает рваться у ней из
рук, чтобы вспорхнуть и улететь от нее.
— А, Вихров, здравствуйте! — вскрикнула она весело, хлопнув
своей маленькой ручкой в его
руку.
Он обрадовался мне, как какому-нибудь спасителю рода человеческого: целовал у меня
руки, плакал и сейчас же стал жаловаться мне на
своих горничных девиц, которые днем и ночью оставляют его, больного, одного; в то время, как он мучится в предсмертной агонии, они по кухням шумят, пляшут, песни поют.
Дома он застал, что Клеопатра Петровна стояла в
своей комнате и держала в
руке пачку каких-то бумаг.
— О, да благословит тебя бог, добрый друг! — воскликнул Салов с комическим чувством, крепко пожимая
руку Вихрова. — Ехать нам всего лучше в Купеческий клуб, сегодня там совершается великое дело: господа купцы вывозят в первый раз в собрание
своих супруг; первая Петровская ассамблея будет для Замоскворечья, — но только не по высочайшему повелению, а по собственному желанию! Прогресс!.. Дворянству не хотят уступить.
— Очень приятно познакомиться! — отвечал тот довольно благосклонно Вихрову, протягивая ему
свою заскорблую и покрытую волосами
руку.
Затем в одном доме она встречается с молодым человеком: молодого человека Вихров списал с самого себя — он стоит у колонны, закинув курчавую голову
свою немного назад и заложив
руку за бархатный жилет, — поза, которую Вихров сам, по большей части, принимал в обществе.
— Вы видите! — отвечал тот, усиливаясь улыбнуться и показывая на
свои мокрые щеки, по которым, помимо воли его, текли у него слезы; потом он встал и, взяв Павла за
руку, поцеловал его.
— А так бы думал, что за здоровье господина моего надо выпить! — отвечал Макар Григорьев и, когда вино было разлито, он сам пошел за официантом и каждому гостю кланялся, говоря: «Пожалуйте!» Все чокнулись с ним, выпили и крепко пожали ему
руку. Он кланялся всем гостям и тотчас же махнул официантам, чтоб они подавали еще. Когда вино было подано, он взял
свой стакан и прямо подошел уже к Вихрову.
Окончив работу, старик принес Вихрову аккуратнейшим образом написанный семинарскою
рукою счет и по ценам
своим не уступающий столичным.
— Monsieur Вихров, вы ли это? — воскликнула и та, в
свою очередь, всплескивая
руками.
M-lle Прыхина, возвратясь от подружки
своей Фатеевой в уездный городок, где родитель ее именно и был сорок лет казначеем, сейчас же побежала к m-lle Захаревской, дочери Ардальона Васильича, и застала ту, по обыкновению, гордо сидящею с книгою в
руках у окна, выходящего на улицу, одетою, как и всегда, нарядно и причесанною по последней моде.
Вихров при этом постарался придать
своему лицу печальное выражение, как будто бы ему в самом деле было очень жаль, что г-жа Захаревская умерла. Гость просидел еще с час, и при прощаньи с чувством пожал
руку у Вихрова и снова повторил просьбу посетить собрание.
Кергель взялся приготовить ее и, засучив рукава у
своего коричневого фрака, весьма опытной
рукой обрезал кожу с лимонов, положил сахар на две железные палочки и, пропитав его ромом, зажег.
Ванька в этом случае сделал благоразумнее Петра: он и править
своей лошадью не стал, а ограничился только тем, что лег вниз грудью в сани и держался обеими
руками за окорчева [Окорчева — гнутая часть головки саней или полозьев.] и только по временам находил нужным выругать за что-то лошадь.
Вихров ничего ей не сказал, а только посмотрел на нее. Затем они пожали друг у друга
руку и, даже не поцеловавшись на прощанье, разошлись по
своим комнатам. На другой день Клеопатра Петровна была с таким выражением в лице, что краше в гроб кладут, и все еще, по-видимому, надеялась, что Павел скажет ей что-нибудь в отраду; но он ничего не сказал и, не оставшись даже обедать, уехал домой.
Катишь почти знала, что она не хороша собой, но она полагала, что у нее бюст был очень хорош, и потому она любила на себя смотреть во весь рост… перед этим трюмо теперь она сняла с себя все платье и, оставшись в одном только белье и корсете, стала примеривать себе на голову цветы, и при этом так и этак поводила головой, делала глазки, улыбалась, зачем-то поднимала
руками грудь
свою вверх; затем вдруг вытянулась, как солдат, и, ударив себя по лядвее
рукою, начала маршировать перед зеркалом и даже приговаривала при этом: «Раз, два, раз, два!» Вообще в ней были некоторые солдатские наклонности.
Александр Иваныч, с начала еще этого разговора вставший и все ходивший по комнате и несколько уже раз подходивший к закуске и выпивавший по
своей четверть-рюмочке, на последних словах Павла вдруг остановился перед ним и, сложив
руки на груди, начал с дрожащими от гнева губами...
Все пошли в нее. Добров очень нежничал с Александром Ивановичем. Он даже поддерживал его под
руку, когда тот всходил на крыльцо. Все уселись в передний угол перед столом. Прибежавшая откуда-то впопыхах старуха хозяйка сейчас же стала ставить на стол водку, пироги, орехи, изюм… Александр Иванович начал сейчас же пить
свои четверть-рюмочки, но Вихров и Живин отказались.
— Ах, непременно и, пожалуйста, почаще! — воскликнула Мари, как бы спохватившись. — Вот вы говорили, что я с ума могу сойти, я и теперь какая-то совершенно растерянная и решительно не сумела, что бы вам выбрать за границей для подарка; позвольте вас просить, чтобы вы сами сделали его себе! — заключила она и тотчас же с поспешностью подошла, вынула из стола пачку ассигнаций и подала ее доктору: в пачке была тысяча рублей, что Ришар
своей опытной
рукой сейчас, кажется, и ощутил по осязанию.
Мари, когда ушел муж, сейчас же принялась писать прежнее
свое письмо:
рука ее проворно бегала по бумаге; голубые глаза были внимательно устремлены на нее. По всему заметно было, что она писала теперь что-то такое очень дорогое и близкое ее сердцу.
Взявшись все трое под
руку, пошли они по городу, а экипажам
своим велели ехать сзади себя.
Девушки и молодые женщины выходили на гулянку в
своих шелковых сарафанах, душегрейках, в бархатных и дородоровых кичках с жемчужными поднизями, спускающимися иногда ниже глаз, и, кроме того, у каждой из них был еще веер в
руках, которым они и закрывали остальную часть лица.
Юлия, хотя и не столь веселая, как вчера, по-прежнему всю дорогу шла под
руку с Вихровым, а Живин шагал за ними, понурив
свою голову.
Живин махнул
рукой Вихрову, чтобы тот тише и осторожнее себя держал, встал сзади собаки, вытянул ружье, скомандовал что-то
своему псу; тот слегка пролаял, и из травы выпорхнула какая-то сероватая масса.
— Ах, барин, сколько вы настреляли! — произнесла она
своим молодым голосом и принялась с Вихрова осторожно снимать дичь, которою он кругом почти был весь обвешан, и всякий раз, когда она при этом как-нибудь нечаянно дотрагивалась до него
рукой, то краснела.
Вихров указал ему
рукою на стул. Стряпчий сел и стал осматривать Павла
своими косыми глазами, желая как бы изучить, что он за человек.
Ночь была совершенно темная, а дорога страшная — гололедица. По выезде из города сейчас же надобно было ехать проселком. Телега на каждом шагу готова была свернуться набок. Вихров почти желал, чтобы она кувырнулась и сломала бы
руку или ногу стряпчему, который начал становиться невыносим ему
своим усердием к службе. В селении, отстоящем от города верстах в пяти, они, наконец, остановились. Солдаты неторопливо разместились у выходов хорошо знакомого им дома Ивана Кононова.
— Merci, что вы так скоро послушались моего приглашения, — сказала она, кланяясь с ним, но не подавая ему
руки, — а я вот в каком костюме вас принимаю и вот с какими
руками, — прибавила она, показывая ему
свои довольно красивые ручки, перепачканные в котлетке, которую она сейчас скушала.
повторяла m-me Пиколова
своим довольно приятным голосом. Губернатор при этом потрясал только ногой и лежащею на ней шляпой… Когда занавес опустили, он как-то судорожно подмахнул к себе
рукою полицеймейстера, что-то сказал ему; тот сейчас же выбежал, сейчас поскакал куда-то, и вскоре после того в буфетной кухне театра появились повара губернатора и начали стряпать.
Когда затем прошел последний акт и публика стала вызывать больше всех Вихрова, и он в
свою очередь выводил с собой всех, — губернатор неистово вбежал на сцену, прямо подлетел к m-me Пиколовой, поцеловал у нее неистово
руку и объявил всем участвующим, чтобы никто не раздевался из
своих костюмов, а так бы и сели все за ужин, который будет приготовлен на сцене, когда публика разъедется.
Он был без сюртука, с засученными рукавами рубашки, в кожаном переднике, с пилой и с ножом в
руках; несмотря на
свой маленький рост, он в этом виде сделался даже немного страшен.
Доктор между тем потребовал себе воды; с чрезвычайно серьезною физиономией вымыл себе
руки, снял с себя фартук, уложил все
свои инструменты в ящик и, не сказав Вихрову ни слова, раскланялся только с ним и, сев в
свой тарантасик, сейчас уехал.