Нравственность

Нравственность — моральное качество человека, некие правила, которыми руководствуется человек в своём выборе. Термин, чаще всего употребляющийся в речи и литературе как синоним морали, иногда — этики. Нравственность является предметом этики как учебной дисциплины, тем, что изучается этикой. В ряде философских систем понятие нравственности обособляется от морали, хотя такая концептуализация носит авторский характер и не всегда соответствует обыденному словоупотреблению. В таком, более узком, смысле понятие нравственности используется для обозначения части или уровня морали в целом, при этом под нравственностью в ряде случаев подразумевают внутреннюю или интериоризированную сторону морали, в то время как последняя рассматривается как внешняя по отношению к индивиду.В русском языке слово нравственность появилось во второй половине XVIII века (впервые зафиксировано в «Словаре Российской Академии» в 1789 году), наряду с прямым заимствованием термина фр. morale и созданием ка́лек для родственных слов на основе церковнославянизма «нрав» (например: безнравственный — калька с фр. immoral).

Источник: Википедия

Упоминания в литературе

Индивидуализм является в такой мере принадлежностью этики, что эти два понятия можно признать синонимами. Как область свободы, этика прежде всего предполагает самоопределение личности. Первое и основное определение этики есть определение сознательной обязанности, а такая обязанность может иметь смысл только в отношении к личности, как к единственному источнику сознательных решений. Определения морали получают свой смысл, свою реальность только как индивидуальные переживания личности. Если эти определения касаются интересов целого и приводят к организованному сотрудничеству многих для достижения общих целей, то эти цели ощущаются и сознаются опять-таки отдельными лицами. Самоопределяющаяся личность – это тот пункт, тот фокус, преломляясь в котором, общественные цели и требования приобретают нравственный характер. Это – почва, на которой воздвигается высшее благо нравственного мира, «царство лиц как целей», по выражению Канта; это – нравственная основа общественности. Вне общественных союзов личность не может проявить всей полноты, всего содержания нравственных целей, но, с другой стороны, вне автономной личности нет и вовсе нравственности. В этом именно состоит отличие нравственного общения людей от общественной жизни животных: сочетание отдельных сил для достижения общих целей и пожертвование собой для других встречается и в мире животных, но только в человеческом мире служение общим целям принимает характер сознательного долга, а жертва для других становится нравственным подвигом. Личность, это – грань между царством необходимости и царством свободы, а нравственное призвание ее впервые обнаруживает для человека его бесконечные задачи и его причастность миру свободы.

Коллектив авторов, Манифесты русского идеализма, 2009

Идея внутренней свободы личности (сфера морали, т. е. субъективной нравственности) тесно связана с идеей абсолютного начала, являющегося основанием нравственности. Чичерин утверждает, что способность к самоопределению составляет принадлежность разума как высшего начала, которое способно управлять инстинктивными влечениями своей воли. И в этом заключается нравственная свобода существа. Чичерин уверен: источник этого высшего достоинства человека в том, что он носит в себе сознание Абсолютного, «этот источник лежит именно в метафизической природе субъекта, которая возвышает его над всем физическим миром и делает его существом, имеющим цену само по себе и требующим к себе уважения. На религиозном языке это выражается изречением, что человек создан по образу и подобию Божьему»[65]. По мысли Чичерина, от этого сознания зависит и самая свобода, и требование ее признания. Фактически, это признание высшего достоинства человеческой личности в широких или тесных границах всегда существовало и существует в человеческих обществах; но те, которые отрицают метафизику, не умеют и не в состоянии указать его источник, ибо он лежит вне эмпирического мира. Именно это сознание, по Чичерину, служит движущей пружиной развития человеческих обществ. Из него рождается идея права, которая, все более расширяясь, приобретает неоспоримое господство над умами.

Коллектив авторов, Философия свободы, 2011

Практика и теоретический контекст употребления понятия духовность подсказывают, что ее социальным ядром является выход отдельного человека за пределы индивидуальной жизни, ориентация на общее благо. Это альтруизм, принцип служения, дара, противостоящие эгоизму, принципу полезности и эквивалентного обмена. «В Нехлюдове, как и во всех людях, было два человека. Один – духовный, ищущий блага себе только такого, которое бы было благо и других людей, и другой – животный человек, ищущий блага только себе и для этого блага готовый пожертвовать благом всего мира)».[4] Духовность, особенно в своей моральной ипостаси, подчиняет интересы личности интересам общества, судьбу отдельного индивида потребностям сохранения человека как родового существа. Через нее выражается совместность бытия людей, право на существование в этом мире Другого. «Быть – считал М. М. Бахтин – значит общаться. Абсолютная смерть /небытие/ есть неуслышанность, непризнанность, невспомянутость. Быть – значит быть для другого и через него для себя».[5] Принцип служения пронизывает, держит на себе содержательные проявления духовности: любовь, дружбу, верность, патриотизм и т. п. Все они, как следование любым идеалам, предполагают альтруистичность поведения, способность к самопожертвованию. Это «моральная моральность», о которой писал И. Кант, обосновывая ригористическую концепцию нравственности. Когда ее критикуют за утопизм и отрыв от реальной жизни, то забывают, что хотя в ней отражен один аспект существования – в чистом виде данный подход действительно односторонен, – без него прожить нельзя. Человек не может быть только эгоистом, если, конечно, он сохраняет в себе противоречие /«два человека»/, то есть является личностью.

Владимир Кутырёв, Человеческое и иное: борьба миров, 2014

Доминирование нравственности в русской культуре, обоснованное консерваторами, зачастую неправильно воспринимается исследователями в качестве недостатка – нигилистического отношения к праву и закону. Поразительно, более высокого порядка достижение в культуре считается слабостью, невежественностью русского народа, который не может создать прочные юридические основания своей жизни. Но, как было показано выше, нравственные абсолюты, вложенные в сердца людей и воспитанные богатой духовной традицией, не могут мириться с принципами преклонения перед законом – средством борьбы со злом слабых нравственно людей. По нашему мнению, банальное для России утверждение о правовом нигилизме – миф, который формирует комплекс неполноценности у русского народа – представление о некоей культурной отсталости от западных образцов правовой государственности. На самом деле формальному праву в русской культуре отдается должное место – подчинение духовно-нравственным регуляторам поведения человека. В действительности отвержение права как высшего начала жизни – показатель нравственной высоты русского сознания. Человек русской культуры шире и богаче духовно тесных и душных юридических правил, для него нет существующей в качестве идеальной нормы поведения. Его идеалы коренятся в жертвенной христианской любви ради других, а не в искусственных правилах, рассчитанных на обеспечение минимального добра в жизни общества, но не высоких духовных идеалов святости.

А. А. Васильев, Охранительная концепция права в России, 2013

Кант отделил вопросы теоретического разума (о существовании души, свободы и т. д.) от вопроса о практическом разуме: что мы должны делать? Идеи разума, нормы и императивы морали (императив означает требование, закон), то, что отличает человека от животных, приобретены каждым индивидом не столько из личного, сколько из общечеловеческого, социального опыта. Нравственность предписывает человеку преодоление эгоизма во имя идеалов долга. Идеалы Бога, свободы, бессмертия, недоказуемые теоретически, тем не менее выступают как необходимая предпосылка нравственности. Кант сделал гуманистический вывод о том, что человек – цель, а не средство. Это требование было созвучно начавшейся в XVIII в. борьбе против использования человека в качестве орудия чужой воли. Несмотря на отвлеченный характер требования кантовской морали, поступай так, чтобы принцип твоего поведения мог стать всеобщим законом, а его этика была шагом вперед в обосновании законности требований уважения достоинства личности как высшей ценности на Земле. А назначение человека – сделать конечной своей целью высшее возможное благо на земле, в том числе вечный мир, который Кант понимал как нравственный идеал.

Владимир Калмыков, Философия, 2017

В заключение хотелось бы отметить следующее. Нравственность – это та практическая деятельность человека, которая способна привести его к достижению цели и смысла своего бытия, к обретению того, что и будет благом для человека. И нормы поведения человека напрямую зависят от того, в чем он определяет свое назначение. Если понимать религию как действительное и живое общение с Богом, не сводимое лишь к особому психологическому переживанию человека, «когда он способен постигать божественное как внутренний принцип своей жизни, делающий его сыновно-свободным»[60], если предполагать живое и деятельное участие Самого Бога, которое, прежде всего, обнаруживается в даровании Богом человеку Своей благодати, силы и энергии бытия, а точнее, и самого бытия в собственном смысле этого слова, – то нравственность как реализация человеком своего подлинного призвания только тогда и становится возможной. Вера в Бога, в реальность Его бытия, есть не только теоретическое утверждение объективности нравственных норм, но – как действительное общение с Ним, – есть основание возможности осуществления утвержденных идеалов нравственности. Для христианина жизнь в Боге означает присутствие Его благодати, Его божественной энергии, к которой приобщаясь, человек становится способным побеждать в себе зло и укореняться в добре. Этот процесс в христианской аскетике принято называть обожением, в философских же категориях он может быть определен как становление условного Абсолютным, обретение подлинной свободы и неизменности в истине и добре, как устремленность и приобщенность к бесконечной мере божественного совершенства.

Дмитрий Лушников, Основное богословие. Учебное пособие, 2015

Этика, таким образом, включенная в онтологию человека как субъекта жизни (познание и преобразование), – это выражение включенности нравственности в жизнь. Это значит, что добро (вообще нравственность) должно быть рассмотрено как содержание личной жизни человека. Личная жизнь включает не только общественное, познавательное, эстетическое отношение к бытию, но и отношение к Другому не как к средству достижения своих целей, а к Другому как ценности. «Содержанием подлинной этики является воинствующее добро и борьба за строительство нового человека. Смысл этики состоит в том, чтобы не закрывать глаза на все трудности, тяготы, беды и передряги жизни, а открыть глаза человеку на богатство его душевного содержания, на все, что он может мобилизовать, чтобы устоять, чтобы внутренне справиться с теми трудностями, которые еще не удалось устранить в процессе борьбы за достойную жизнь» [186, с. 350].

П. Н. Устин, Добро и зло в этической психологии личности, 2008

По мнению В. И. Мурашова, нравственность представляет собой совокупность человеческих отношений в сфере общества, планеты и мирового пространства, т. е. она должна быть понята не только как совокупность взглядов, идей и представлений по поводу добра и зла, но и как волевая форма человеческой деятельности, сохраняющая в себе материальное, социально-экономическое, космическое и божественное содержание, развивающаяся согласно своим историческим законам на основании совести человека.[18]

С. В. Тасаков, Нравственные основы норм уголовного права о преступлениях против личности, 2008

Во-первых, философия религии часто осуществлялась в соотнесении с политикой и нравственностью. В середине XVII в., «религия» обычно понималась как источник или хранитель нравственной и политической мудрости. Философ религии мог оставаться свободным по отношению к политическим событиям не в большей степени, нежели политик мог действовать без соотнесения на религиозные вопросы – стремление к оправданным истинным убеждениям относительно Бога и к благу были тесно взаимосвязаны. В «Трактате о вечной и неизменной нравственности» неприятие Кедвортом прославления Бога исключительно за его абсолютную власть несет в себе явно политические следствия. Он критиковал тезис, «что любое злодеяние – это не что иное, как то, что запрещено Богом, и оно может стать добром, если только на это будет повеление Бога»[27]. Косвенно Кедворт выступал и против амбиций какого-либо монарха или парламента, будто они имеют право определять в приказном порядке, что есть добро, а что – зло. «Когда вещи существуют, они суть то, что они суть, так или иначе, абсолютно или относительно, не по воле или произвольному приказанию, но по необходимости их собственной природы… По этой причине природа справедливости и несправедливости не могут быть чем-то произвольным, что можно было бы по желанию безразлично приложить к любому действию или намерению»[28]. Во времена Кедворта вера в Божественную власть шла рука об руку с верой в политические институты власти, будь то церковь, парламент или королевская власть[29].

Чарльз Талиаферро, Доказательство и вера. Философия и религия с XVII века до наших дней, 2005

Это – философия, вышедшая из рассудка, правда, из рассудка совершенного, а не ограниченного рассудка прежнего рационализма. Мощь логического мышления проявляется здесь тем более суверенно, что она не повторяет несостоятельную рационалистическую попытку с самого начала вытеснить остальные душевные энергии. Самостоятельность чувства, власть воли, господствующая над жизнью, признаются. И только после этого выступают соответствующие разуму нормы логики и определяют их бытие и ценность. Самый великий и рафинированный триумф понятийно-логической духовности состоит в том, что она предоставляет только нравственной воле выносить решение о ценности человека, а затем определяет нравственность воления только логической нормой. Я считаю необходимым уделить еще некоторое внимание этой общей характеристике, хотя она еще не доказана и служит только схемой. Ее назначение в том, чтобы дать общие рамки настроенности, в которых сразу же найдут свое правильное внутреннее место содержания, предназначенные постепенно наполнять и подтверждать их.

Георг Зиммель, Избранное. Философия культуры, -1

Исследователи этой сферы, чаще всего философы, пытались обосновать нравственные правила поведения человека, исходя из доктрины разума, общим рациональным подходом к природе и обществу. Это привело к появлению новой модели человека, который следует правилам нравственности, исходя из собственной выгоды, полагая, что эти правила создадут ему условия для благополучного существования. Следовательно, нравственность была включена в общую систему удовлетворения потребностей, достижения благосостояния. Этот аспект особенно ярко проявился у философов, которые соприкасались с экономическими проблемами (Д. Локк, Б. Мандевиль, Б. Франклин, Д. Юм). Такое толкование этики представляется более гуманным, чем чисто религиозное. Оно не навязывает человеку норм морали, которые находятся вне его собственных потребностей, интересов. Такая мораль ориентирована на достижение счастья отдельным индивидом за счет его собственных усилий. В отличие от эпохи Возрождения толкование природы человека становится более демократичным. Если для философов и общественных деятелей XIV–XV вв. толкование природы человека включало явно завышенные требования к его творческому потенциалу, то теперь все больше имеется в виду самый обычный средний человек с его потребностями, желаниями и страстями. Толкования природы человека ориентируются на реально существующего обывателя, а не на образец творца, гения и т. д.

Е. Н. Калмычкова, Экономическое мышление: философские предпосылки. Учебное пособие, 2005

Альтруизм тесно связан с чувствительностью справедливости, имеющей фундаментальное значение для этической теории, политической философии и социологии. Справедливость концептуализируется как общая социально-нравственная санкция социального взаимодействия людей, рассматриваемая преимущественно под углом зрения сходящихся и сталкивающихся между собой интересов, стремлений, обязанностей. Нормальным основанием справедливости выступает знаменитое «золотое правило нравственности», гласящее «(Не) поступай по отношению к другим людям так, как ты (не) хотел, чтобы они поступали по отношению к тебе». В реальном своем воплощении справедливость предстает как равенство и достоинство всех людей быть благополучными и счастливыми, обладая для этого необходимыми материальными и духовными благами. Она направлена на запрещение какого бы то ни было ущемления интересов других людей и претворение в жизнь обязанности воздавать всем по их заслугам.

Е. М. Бабосов, Человекомерность социальных систем, 2015

Научное исследование направлено на получение объективно-истинного знания об определенном аспекте действительности, которое исключает с точки зрения результата субъективный, личностный контекст познания. Философия, стремясь постичь действительность в целом, не может ограничиться объективной картиной мира. Это лишь необходимая предпосылка для выяснения главной проблемы ее предмета – отношения человека к миру. Философское знание – это и есть знание о месте и роли человека в мире, человеческое измерение реальности, проекция человеческих отношений на весь окружающий мир. Каждый философ по-своему осмысливает бытие, разрабатывает концептуальные подходы и теоретические решения, тем самым образуя множество идей, систем, школ. В философии знание неизбежно носит личностный характер, всегда индивидуально, специфично по способу выражения и философствования. Кроме того, человеческое измерение мира находит свое выражение в философии как учении о должном, о том, как человеку жить, во что верить, каким правилам, нормам, идеалам следовать. Разрабатывая представления о должном, философия неизбежно подвергает критике все существующее как несовершенное, предлагает проекты его изменения. В качестве нормативного знания философия разграничивается с наукой и сближается с религией, нравственностью, искусством, идеологией и другими формами культуры. Скажем, сфера нравственного сознания, «практического разума», как называл ее И. Кант, непосредственно опирается на философию при выработке не только основополагающих этических понятий («добро», «зло», «справедливость», «долг» и т. д.), но и моральной установки на формирование жизненной ориентации личности, осознанного поведения человека в мире.

Коллектив авторов, Философия, -1

Таким образом, мораль и нравственность, с одной стороны, являются синонимичными понятиями, а с другой – несколько различаются. Мораль – форма общественного сознания, вид общественных отношений, а категория нравственности затрагивает более глубокий пласт – человеческие качества. Этика и нравственность, на наш взгляд, имеют больше общего хотя бы потому, что этика, берущая истоки в философии, обращается к изучению таких нравственных категорий, как добро и зло, справедливость и несправедливость, которые имеют непосредственное отношение к духовному началу личности. Поэтому в нашем исследовании мы используем термины нравственный и этический в качестве синонимов.

З. И. Курцева, Речевой поступок: риторический и методический аспекты, 2017

Философия как представление о должном обязательно предполагает критику всего существующего, как несовершенного, и проекты его изменения. Соблазна под видом «учения о сущем» высказать свои представления о должном не избежало большинство мыслителей прошлых эпох. «Философы лишь различным образом объясняли мир, – открыто декларирует эту точку зрения К. Маркс, – но дело заключается в том, чтобы изменить его»[8]. Предварить реальное изменение мира, «критику оружием» должно «оружие критики». К. Маркс подверг критике все современное ему общество, И. Кант подверг критике познавательные способности человека, Ф. Ницше пытался разрушить устойчивый мир привычек и идеалов среднего человека, С. Кьеркегор и его последователи критиковали мир западной культуры – мир общего: общих идеалов, общих правил, общих законов, стандартный мир. Логический позитивизм подверг критическому анализу человеческий язык. Г. Маркузе, последователь З. Фрейда, оценил всю цивилизацию Запада как репрессивную систему, подавляющую естественные человеческие порывы и способствующую появлению «одномерного» человека. Особенно ярко критическая позиция по отношению к прошлым достижениям человеческой культуры и безудержный утопизм по отношению к будущему проявились в русской философской мысли. Вл. Соловьев, Н. Бердяев, Н. Федоров – самые пристрастные критики «сущего» и романтические адепты осуществления «должного», возникновения «нового неба и новой земли», осуществления «сверхистории», «сверхжизни». До тех пор, пока ученое сословие философов, писал сторонник «воскрешения отцов» Н. Федоров, останется рефлексивным, а не будет стремиться превратиться в «комиссию для выработки общего плана действия, философские вопросы нравственности будут только вопросом знания, тем, что «само собою делается», а не «тем, что должно делать»[9].

Г. Г. Кириленко, Философия, 2009

Религиозный алогизм Шлейермахера, являющийся следствием его имманентизма, вызвал гневную и резкую критику со стороны представителя противоположного, панлогического полюса в имманентизме – именно Гегеля, для которого религия покрывается областью логического мышления. Гегель в своей «Философии религии» подверг учение Шлейермахера суровой, но во многом справедливой критике. Радикальный рационализм Гегеля, конечно, приводит его к полному пренебрежению чувства (как и вообще непосредственного переживания, – вспомним первую главу «Феноменологии духа»), в нем он видит одну лишь субъективность. Чувство может иметь самое разнообразное и притом случайное содержание: «Бог, если он открывается (ist) в чувстве, не имеет никакого преимущества перед самым дурным, но на той же почве рядом с сорной травой вырастают и царственные цветы» (Hegel's Religionsphilosophie, Diederichs, 75)[142]. «Поэтому, если существование Бога доказывается в нашем чувстве, то и оно является столь же случайным, как и все другое, чему может быть приписано бытие. Это мы называем субъективизмом, притом в самом дурном смысле»[143]. Чувство, по мнению Гегеля является у человека общим с животным, которое не имеет религии (причем Гегель, конечно, прибавляет, что Gott ist wesentlich im Denken[144], и так как мышление свойственно только человеку, то ему же свойственна и религия). «Все в человеке, для чего почвой является мысль, может быть облечено в форму чувства: право, свобода, нравственность и т. д…. но это не есть заслуга чувства, что содержание его является истинным… Это есть заблуждение относить на счет чувства истину и добро» (77)[145]. «Soll daher die Religion nur als Gefühl sein, so verglimmt sie zum Vorstellunglosen wie zum Handlungslosen und, verliert sie jeden bestimmten Inhalt» (78)[146].

С. Н. Булгаков, Свет невечерний. Созерцания и умозрения, 1917

ДОБРО И ЗЛО – базовые «единицы» морального сознания и категории этики, которые, строго говоря, нельзя определить в рамках самого «практического разума». Д. и З. как «нравственное» и «безнравственное» – основная бинарная оппозиция нравственности. «Делай добро и избегай зла» – вот моральная максима, рассчитанная на индивида, обладающего автономией воли. Зрелое моральное сознание не дает списка «добрых» и «злых» поступков; что такое Д. и З. – индивид должен решать сам. Вместе с тем в рамках философских систем и религиозных доктрин всегда существовали попытки определить «общую природу» Д. и З.

Г. Г. Кириленко, Краткий философский словарь, 2010

Мораль – один из основных способов нормативной регуляции действий человека в обществе; особая форма общественного сознания и вид общественных отношений. По способу своего существования – это система норм принципов и ценностей, которыми руководствуются люди в своем поведении. Мораль связана с проявлением человечности, гуманизма в действиях людей. Она ориентирована на идеалы, образцы совершенства, по которым человек может сверять свои поступки. Мораль помогает человеку жить сообща с другими людьми. Суть морали можно выразить одним словом «взаимность». Мораль должна быть, прежде всего, регулятором внутреннего состояния души человека. Если нравственные душевные качества человека не развиты, то о нравственности человека говорить не приходится. Человек вне морали не сможет преодолеть в себе неразумно-животное начало. Мера продвинутости человека собственно к человеческому состоянию выражается в морали.

Н. Г. Шредер, Профессиональная этика и этикет, 2009

Но если бы мы захотели совершенно отказаться от всякого априорного выведения нравственных законов и придерживаться одного только опыта, то полученные этим путем предписания были бы лишены отличительного признака всех нравственных предписаний – признака этической необходимости. Всякое чисто эмпирическое обоснование этики сводится к рассмотрению тех последствий, которые, по свидетельству опыта, вытекают из известных действий; и мерилом для оценки этих последствий, а, следовательно, и для оценки этих действий может служить только влияние их на счастье человека. Сделать же успех действий мерилом их ценности значит, другими словами, оценивать их с точки зрения их целесообразности, их полезности для человека. Наше счастье заключается в достижении всех наших целей жизни; оно, следовательно, является последней целью наших действий, тем маяком, который всем им светит. И если ценность их определяется их успехом, то она определяется тем влиянием, которое они оказывают на наше счастье. Кант был прав, когда он всякое учение о нравственности, руководящей идеей которого является успех действия, называл эвдемонистическим по научному обоснованию его. По материальным своим результатам и такие формально-эвдемонистические теории могут весьма различаться между собой, ибо эти результаты определяются не тем, ставится ли последней целью счастье, а тем, в чем это счастье усматривается. Но если даже с эмпирически-эвдемонистическим обоснованием этики вполне совместимо чистое и идеальное его содержание, то вряд ли с ним связана безусловная обязательность нравственных требований, строгость понятия долга. Принцип счастья только тогда свободен от этого упрека, если понимать под счастьем то самое, что понимали под эвдемонией великие греческие представители этики, именно естественное завершение человеческой жизни.

Коллектив авторов, Новые идеи в философии. Сборник номер 14, 2014

Важнейшими компонентами структуры мировоззрения являются знания, ценности и убеждения. Сами по себе знания вне системы ценностей и убеждений не обеспечивают целостного мировоззрения. Известный советский философ А.Ф. Лосев (1893–1988) писал: «…если человек имеет только знания и ничего другого – это страшный человек, беспринципный человек и даже опасный человек. И чем больше он будет иметь знаний, тем страшней, опасней и бесполезней для общества он будет»[2]. Великий русский писатель Л.Н. Толстой также подмечал, что знание без нравственной основы ничего не значит. А намного раньше известный греческий философ Аристотель (384–322 гг. до н. э.) утверждал: «Кто движется вперед в науке, но отстает в нравственности, тот более идет назад, чем вперед». В иерархии высших ценностей, к которым, несомненно, относится знание, равнозначно с ним выступают и система жизненных ценностей, установок и устремлений человека, его убеждения.

Я. С. Яскевич, Философия и методология науки. Вопросы и ответы. Полный курс подготовки к кандидатскому экзамену, 2007

Предпочтение просветителями из двух антропологических «аксиом»: человек по природе либо эгоист (модель «дикого робинзона»), либо добрый и справедливый (модель «благородного робинзона») – первой модели не случайное. Этот выбор обусловлен не только субъективными предпочтениями. Дело в том, что, во-первых, только первая «аксиома» удовлетворяет задачи мыслительного эксперимента «судить о том, что есть» вне искусственных «наслоений». А то, что индивид по природе – злое существо, отражало только нейтральный характер данного понятия по отношению к любым аксиологическим суждениям, т. е. суждениям о добре и зле, поскольку из предварительного материала исключалась в том числе и нравственность как искусственное образование. Во-вторых, необходимая мера конфликтности предоставляет возможность индивиду самостоятельно принимать решение, следовательно, делает из него самостоятельно мыслящее существо. И. Кант писал впоследствии, что для того, чтобы развить все задатки человека, необходима мера антагонизма в обществе, в противном случае «все таланты в условиях жизни аркадских пастухов, то есть в условиях полного единодушия, умеренности и взаимной любви, навсегда остались бы скрытыми в зародыше… а… источники необщительности и всеобщего сопротивления, вызывающие столько бедствий, но и беспрестанно побуждающие человека к новому напряжению сил и, стало быть, к большему развитию природных задатков, прекрасно обнаруживают устройство, созданное мудрым творцом; и здесь вовсе ни при чем злой дух…»[158]

И. И. Царьков, Развитие правопонимания в европейской традиции права, 2006

Однако при рассмотрении единиц анализа психического с позиций психологии человеческого бытия категория «дело» по своему содержанию тоже нередко оказывается узкой, недостаточно полно выражающей движущие силы развития и формирования новых граней субъектности. По Брушлинскому, субъект всегда является активным творцом, преобразующим себя и окружающую действительность (Брушлинский, 2003). Разумеется, человек живет в реальном мире, в котором все совершается по законам необходимости, в том числе биологической целесообразности. Осознание существования таких законов можно назвать горизонтальной, так сказать, приземленной плоскостью измерения человеческой жизни. Но подлинно человеческое в человеке, субъектное в субъекте определяется все-таки, прежде всего, вертикальным измерением. Я имею в виду ориентацию человека на идеалы, его устремление к высшим духовным ценностям, основанным на соединении интеллекта и нравственности. Одним из таких идеалов является творчество, контролируемое совестью.

В. В. Знаков, Психология понимания мира человека, 2016

Зачастую возражают, что личная духовность, оторванная от религиозного института, может приобрести слишком идиосинкразические, эгоистичные и даже опасные формы, не считающиеся с интересами общества. Однако и институциональная религия – палка о двух концах. Ее положительная роль состоит в том, что она удовлетворяет внутренне присущее человеку стремление к единству с чем-то бо́льшим, с трансцендентным уровнем реальности. Любая религия дает ответы на глубинные вопросы, связанные со смыслом жизни, ее конечностью, нравственностью. Однако многие отворачиваются от институциональной религии, потому что она способствует распрям, ввязывается в политику, пропагандирует нетерпимость, оправдывает насилие и не занимается вопросами духовности. Сексуальные и финансовые скандалы, то и дело возникающие в среде духовенства, едва ли способствуют тому, чтобы скептики поверили в способность религии изменять поведение людей к лучшему. Религии вполне справедливо критикуются за то, что они способствуют развязыванию войн, исключению целых слоев людей из жизни общества, а также нередко поддерживают гомофобию, расизм и идею о неполноценности представительниц женского пола. Парадоксальным образом религии, призванные освобождать людей от экзистенциальных трудностей, зачастую сами их и создают. Те люди, которые воспринимают религию подобным образом, чувствуют, что им негде удовлетворить свою духовную потребность. Для них это становится началом собственного личного пути.

Лайонел Корбетт, Священный котел. Психотерапия как духовная практика, 2011

Тип рациональности, сложившийся в XVII века, невозможно реконструировать, не принимая во внимание как естествознание, так и метафизику этого периода, ибо, лишь вместе взятые, они дают смысловой горизонт формировавшегося способа мышления. Из природы было полностью устранено и отнесено к сфере духа то, что полагает предел механическому движению, не знающему предела, конца, цели, – это, собственно, и нашло свое выражение в законе инерции – фундаментальном принципе механики. И только в эпоху Просвещения, когда началась решительная критика метафизики со стороны таких ученых и философов, как Эйлер, Мопертюи, Кейл, Ламетри, Даламбер, Гольбах и др., была сделана попытка перевести всю систему человеческого знания на язык естественнонаучных понятий, т. е. устранить понятие цели вообще, даже из человеческой деятельности. Отсюда, кстати, и росло стремление понять человека как полностью детерминированного внешними обстоятельствами, средой, т. е. – вообще говоря – цепочкой действующих причин. На месте философии нравственности появилась «философия обстоятельств» как проекция механики на науки о человеке16.

П. П. Гайденко, Научная рациональность и философский разум, -1

Ильин отказывает в признании человеческой личности вне правосознания. Правосознание невозможно представить и вне интуиции. Как особенное трактование потенций внутреннего мира человека оно выступает, по мысли философа, во взаимодействии с этикой и моралью. В то же время следует подчеркнуть, что речь идет именно о взаимодействии, рассматривая правосознание отдельно от морали и нравственности, не отождествляя их. В этом различие между подходами Гегеля и Ильина. У Гегеля речь идет о морали, нравственности, добродетели личности, у Ильина значительную часть этих понятий вмещает термин «правосознание». В термине «правосознание» Ильин понимает также инстинктивное правочувствие в отношении самого человека и других людей. Философ безусловно сознавал широту употребления этого термина и потому подчеркивал одновременно его самостоятельность и связь с другими духовно-нравственными категориями. Тем не менее, по-видимому, можно говорить об определенном противоречии в позиции Ильина. С одной стороны, он говорит, что правосознание не претендует на изображение жизни человека в его всеохватной полноте, ограничиваясь лишь тем, что исследует одну из лучших потенций человека. С другой стороны, нельзя не отметить, что термин «правосознание» аккумулирует в себе многие функции духовной жизни. Раскрывая содержание понятия правосознание как совокупность основных свойств внутреннего мира человека, Ильин рассматривает их вне конкретной национальности, мест и условий общественного бытия человека. Он не акцентирует внимания на том, в каких конкретных делах могут проявиться потенции человеческого духа, ограничиваясь «предметным служением безусловным ценностям» и осуществлением «высших безусловных ценностей»[30].

Игорь Зернов, Иван Ильин. Монархия и будущее России, -1

5) Иммануил Кант (1724–1804) – (немецкая классическая философия, немецкий классический идеализм XVIII–XIX вв.) родоначальник классического немецкого идеализма. Нравственность представляет сферу законодательства вообще. Поступки человека, соответствующие закону, – это легальные поступки; эти же поступки, но мотивированные идеей долга, характеризуются как моральные. Долг воплощается в обязанностях добродетели, возлагаемых на себя человеком – по отношению к себе и другим. Они ориентируют человека на собственное совершенство и чужое блаженство. Если человек разумен, он морален и ответственен. Ответственность он несет перед Богом за свою жизнь; поскольку жизнь – это дар Божий, то и распоряжаться ею человек должен осмотрительно [13, с. 651; 31, с. 285–301; 4, с. 89–197].

Е. Ю. Итыгилова, Ответственность в аудиторской деятельности, 2014

Проблема связи права и нравственности, общества и личности нашла свое выражение и в творчестве П. И. Новгородцева, Б. А. Кистяковского, Л. И. Петражицкого. Каждый из них шел своей дорогой, осознавая свою связь с предшественниками и дорожа ею. Каждый из них по-своему определял меру роли права и роли нравственности в жизни общества, в отношениях личности и общества. Л. И. Петражицкий больше внимания уделял реабилитации естественного права, П. И. Новгородцев – теологическим аспектам взаимосвязи общества и личности, А. И. Ильин – синтезу права, веры и нравственности как базовому основанию формирования правосознания. Но всех их объединял вопрос о том, каким будет право будущего. И каждый из названных мыслителей (философов и юристов) отдавал себе отчет, что «право будущего» нельзя искать вне веры и нравственности, а базовое основание права будущего может предложить только философия права.

И. И. Кальной, Философия права, 2006

Так как для эпохи Средневековья характерна нераз—деленность собственно морального сознания от других форм общественного сознания и нравственности, христианская теология объединила в единый нерас—члененный комплекс философскую, религиозную, этическую проблематику. В результате проблема морали как самостоятельной области знания, по сути дела, не поднимается, а традиционные этические вопросы обретают религиозную направленность. Кроме «любви» и «высшего блага» в христианской этике разрабатывались такие понятия, как «поступок» и «интенция» поступка, «добродетель» и «грех», «порок» и «вина».

С. Г. Зубанова, Этика, -1

1. Прагматизм (от греч. pragma – дело, действие) означает приоритет практического, деятельного отношения к миру; это – «деловое отношение к жизни», где мерилом для человека служат его поступки и работа. Прагматизм можно разделить на два вида: а) прагматизм поступков человека, которые оцениваются их логикой (истина), нравственностью (этическими понятиями добра, зла, справедливости) и их эстетикой (прекрасное, безобразное и т.д.); б) прагматизм производственной деятельности, с её направленностью на пользу, прибыль, расчет и т.д. Родственным прагматизму является принцип утилитаризма (от лат. utilitas – польза, выгода), согласно которому индивидуальная или общественная польза служит основанием поступков людей. В современной России на место прежнего господства идеологии, подчинения жизни человека идее радикального преобразования общества, приходит прагматизм, жесткого подчинения законам экономики. Идеалом жизни все более становится «успешная личность», личные достижения.

С. Д. Лобанов, О природе философии, -1

Итак, общество, по мнению В.С. Соловьева и его последователей, не есть заданный извне природный организм. Его существование определяется теми целями, которые люди сами ставят перед собой. В этом смысле человеческая свобода оказывается свободой ставить перед собой задачи и находить их решения. В человеческом обществе нет жесткой предзаданности ни его начал, ни итогов, и все является результатом живой творческой деятельности. Выражаясь современным языком, для общества характерны функции целеполагания и целедостижения. Этически-религиозный фактор играет немаловажную роль в общественной жизни. Определяя духовное содержание эпохи, он дает дальнейшее направление историческому развитию. Общество – это особый духовный, целостный организм и организованная нравственность.

О. А. Романов, Социальная философия, 2013

Мораль (нравственность) является неотъемлемой частью человеческого бытия, раскрывает в различных его проявлениях дихотомию добра и зла, выражается в представлениях о долге и преданности, справедливости и ответственности, чести и достоинстве, счастье и смысле жизни, любви и уважении, в их реальном воплощении в чувствах, взглядах, поступках, жизненной позиции людей, взаимоотношениях между различными социальными субъектами. Нравственность имеет важнейшее социальное значение, которое выражается прежде всего в регуляции и саморегуляции отношений между людьми, формировании и проявлении собственно человеческого в человеке.

Л. Н. Владыковская, Духовно-нравственные ценности в формировании современного человека, 2011

Лет 25-30 назад россияне о духовности почти не вспоминали – говорили о нравственности, образованности. Духовность считали прерогативой религии. Теперь это понятие используется в разговорах на любую тему и, как видно из этих разговоров, чаще без малейшего представления о том, что за ним стоит. Происходит, как правило, легковесная, поверхностная игра модным словом. У большинства людей нет адекватного понимания духовности, как нет и предполагаемой этим феноменом готовности оценивать свои действия с точки зрения ответственности перед вечностью и Богом.

В. П. Петров, Разум – на службе у Бога или дьявола? Почему мы веками строим рай, а получаем ад? Психологическое исследование, 2016

Критика практического разума» – главный этический трактат Иммануила Канта, развивающий идеи его «Критики чистого разума» и подробно исследующий понятие категорического императива – высшего принципа нравственности. По утверждению философа, человек может быть по-настоящему счастлив, только если осознает, что достоин счастья. А этого можно достичь, лишь выполняя долг, то есть следуя нравственному закону. По Канту, поступающий так человек, независимо от внешних обстоятельств, чувственных потребностей и других побуждений, становится по-настоящему свободным.

Иммануил Кант, Критика практического разума, 1788

Возвышенные созерцательные выводы быстро столкнулись с реальностью глубоких расхождений, связанных не с целями и основополагающими принципами религий, а с разностью сил и противоречием интересов. Такое понимание имело свои теоретические предпосылки в критическом и рационалистическом характере отношения аль-Афгани к суфизму, который он считал идеальным учением, отличающимся высокой нравственностью и собственным подходом к общности религий. Здесь аль-Афгани идет в реалистическом, рационалистическом направлении: он критикует суфизм, а не опровергает его этическую философию и его конечные цели. Одновременно он пытается сформулировать характерные черты самой суфийской идеи, прилагая её к собственной жизни, к своему духовному бытию, воплощая её в своих новых подходах и позициях. Так, он говорит, что собравшись с мыслями и взглянув на Восток с его обитателями, он вначале остановился на Афганистане (первой земле, к которой прикоснулось его тело), затем обратился к Индии (где обогатил свой ум знаниями), к Ирану (как соседней стране), Аравийскому полуострову (к Хиджазу, где было ниспослано откровение и взошла заря цивилизации), Йемену с его царями и властителями из династии Химьяритов, Неджду, Ираку с его Харуном и Мамуном (халифами), Сирии с её выдающимися Омейядами, Андалусии с её Альгамброй[47]. Иначе говоря, он попытался преодолеть суфийскую узость и закрытость, выйдя на широкий простор. Затем он приступил к изучению реальной истории прошлого, стремясь изыскать в ней опору для возрождения. Он возложил настоящее на весы прошлого таким образом, чтобы превратить прошлое в морального судию. Вместе с тем он имел в виду не преодолеть фактическую неспособность суфизма предложить реальные современные альтернативы, а лишь возвеличить значимость его моральных основ и символов.

М. М. Аль-Джанаби, Философия современной мусульманской реформации, 2014

2. Подлинное содержание и результат государственного строя, законодательства и всеобщего состояния вообще. Многие правоведы, законодатели не согласны с этим положением, может быть потому так много во всей истории законов, которые не понятны людям и не выполняются ими. Заметим, что для Гегеля государство – это не Прусское полуфеодальное королевство, а идеальная политико-правовая конструкция, «власть разума, осуществляющего себя как волю»[39]. Это разумное, справедливое и правовое государство, в котором законодательство создается не по усмотрению, а в результате диалога с общественностью. Конечно, простые люди не могут знать, какое государственное устройство теоретически лучше, но они знают то, что соответствует или не соответствует их чаяниям в существующем строе. Кроме того, очевидно, что ни один человек не хочет жить в плохом государстве. Неслучайно Гегель неоднократно приводит ответ пифагорейца Ксенофила на вопрос «Как лучше воспитать сына?»: «Сделать его гражданином государства, в котором действуют хорошие законы»[40]. Но хорошими могут быть только такие законы, которые воплощают всеобщее (разум, нравственность, ценности массового сознания). «Нелепостью было бы, замечал Гегель, навязывать народу учреждения, к которым он не пришел в собственном развитии»[41].

С. А. Шавель, Общественная миссия социологии, 2010