Добродетель

Доброде́тель — философский и религиозный термин, означающий положительное нравственное свойство характера определённого человека, определяемое его волей и поступками; постоянное деятельное направление воли к исполнению нравственного закона (заповедей). Является антонимом слова «грех».

Источник: Википедия

Упоминания в литературе

С учением о душе связана этика Аристотеля («Никомахова этика»). Главная цель человека – стремление к благу. Высшее благо – это счастье, блаженство. Поскольку человек наделен разумной душой, его благо – совершенное выполнение разумной деятельности. Условие достижения блага – обладание добродетелями. Добродетель – это достижение совершенства в каждом виде деятельности, это искусность, способность самому найти единственно верное решение. Некоторые аналогии удивляют современного человека: Аристотель говорит о хорошем зрении, например, как о «добродетели глаза». Он утверждает, что добродетель всегда выбирает между избытком и недостатком, стремится к середине. Так, щедрость находится посередине между скупостью и расточительностью. «Среднее» в данном случае означает самое совершенное. За таким «техническим» пониманием добродетели, далеким от современного понимания добра, скрывается глубокая мысль. То, что природа «находит» естественным путем, человек должен искать сознательно, он должен постоянно контролировать свое поведение, искать свою, человеческую меру во всем, помнить, что он не животное, но и не Бог. «Середина» – это и есть собственно человеческое. Человек, говорит Аристотель, родитель не только своих детей, но и своих поступков. И порок, и воздержание зависят от нас. Аристотель выделил этические добродетели (добродетели характера) и дианоэтические (интеллектуальные: мудрость, разумность, благоразумие). Этические добродетели связаны с привычками, дианоэтические требуют специального развития.

Г. Г. Кириленко, Философия, 2009

В этике А. главная цель человека – стремление к благу. Высшее благо – это счастье, блаженство. Благо человека, наделенного разумной душой, есть выполнение разумной деятельности. Условие достижения блага – обладание добродетелями. Добродетель есть достижение совершенства в каждом виде деятельности, искусность, способность найти единственно верное решение. Добродетель всегда выбирает между избытком и недостатком, стремится к середине. Так, щедрость находится посередине между скупостью и расточительностью. «Среднее» в данном случае означает самое совершенное. В таком понимании добродетели скрывается глубокая мысль: то, что природа находит «естественным» путем, человек должен искать сознательно, должен контролировать свое поведение, искать свою человеческую меру, помнить, что он не животное и не Бог. «Середина» – это и есть собственно человеческое. И порок, и воздержание зависят от нас самих. А. выделил этические добродетели (добродетели характера) и дианоэтические, интеллектуальные (мудрость, разумность, благоразумие). Этические связаны с привычкой, дианоэтические требуют развития.

Г. Г. Кириленко, Краткий философский словарь, 2010

Сравнивая эти глубоко продуманные, основные понятия восточной этики с пресловутыми, несколько тысячелетий повторяемыми коренными добродетелями Платона: справедливостью, храбростью, умеренностью и мудростию, – найдём, что эти последние избраны без ясной руководящей идеи, а потому схвачены зря и даже отчасти неверно. Добродетели должны быть свойствами воли: мудрость же прежде всего принадлежит рассудку. Греч. (sofrosnnh), переданная Цицероном по-латыни словом «temperantia», по-русски «умеренность», есть слишком неопределённое и растяжимое выражение, под которым можно подразумевать весьма многое, как, например, обдуманность, трезвость, здравый смысл и тому подобное. Храбрость не есть добродетель, хотя и бывает иногда её слугою или орудием; но она точно так же готова служить и величайшей низости: следовательно, она есть свойство темперамента. Уже Геулинкс (Geulinx, Ethica) отвергал платоновские коренные добродетели и ставил вместо них следующие: diligentia (прилежание), obedientia (послушание), justitia (справедливость), humilitas (смирение); замена эта тоже, очевидно, плоха. Китайцы признают следующие пять добродетелей: сострадательность, справедливость, вежливость, или приличие, ученость, или мудрость, и искренность.

Артур Шопенгауэр, Parerga und Paralipomena. Отдельные главы

Примечательна уравновешивающая, позитивная роль Аристотеля в Древнем мире. Любя своего учителя Платона, он все же разошелся с ним – во имя истины, во имя логики. Он старался привести платоновское учение об идеях в более тесную связь с эмпирическим знанием. Преклоняясь перед разумом как высшей способностью человека, Аристотель и на добродетель смотрел как на развитие в себе человеком, путем постоянного упражнения, способности делать разумное единственным предметом своих желаний. А так как истинно разумный человек всегда выбирает справедливую середину между двумя крайностями, то за высшую добродетель Аристотель признает справедливость, знающую меру. Эта уравновешенность в характере, индивидуальности и мировоззрении древнего грека поражает. Это стремление к внутренней и внешней гармонии очаровывает. И разве оно не более достойно человека, чем христианское самоотречение, мучительная аскеза и вечная, не перестающая лихорадка сознания и воли у Францисков и Антониев? или у яснополянского Льва? Найти «справедливость, знающую меру», во всех проявлениях жизни – какая это высокая, благородная задача и для каждого современного человека!

Валентин Булгаков, В споре с Толстым. На весах жизни, 2014

Этика Аристотеля строится на утверждении образа достойного гражданина, уменьшается ее трансцендентность, отсутствуют универсальные, надличностные принципы, которые определяют душевные склонности человека. Человек должен определять свои склонности в этом мире. Цель его жизни – личное счастье, а условие счастья – добродетель. В самом деле, утверждает Аристотель, трудно не согласиться с тем, что «блаженство состоит в душевной деятельности, сообразной с добродетелью… Если мы говорим, что нужно исследовать понятие добродетели, то, конечно, мы исследуем человеческую добродетель, ибо ведь мы исследуем благо человеческое и блаженство человеческое; но, говоря о человеческой добродетели, мы разумеем не телесную, а душевную: ведь и блаженство мы определили как душевную деятельность»[14].

И. Г. Чаплыгина, Экономическое мышление: философские предпосылки. Учебное пособие, 2005

Данное утверждение убеждает, что в философской доктрине, разработанной А. Шопенгауэром, человеколюбие, сострадание и справедливость составляют своеобразный нравственный сплав, в котором все эти три ингредиента неразрывно взаимосвязаны и усиливают друг друга. Всем этим добродетелям противостоит эгоизм, основной девиз которого: «Все для меня, и ничего для других». Специфическими проявлениями эгоизма он считал злорадство, зложелательство, жестокость, несправедливость, выступающие антиподами по отношению к человеколюбию, состраданию и справедливости. К тому же эгоизм не совместим с дружбой. «Истинная, подлинная дружба, – утверждал А. Шопенгауэр, – предполагает сильное чисто объективное и вполне бескорыстное участие в радости и горе другого человека, а это участие, в свой черед, предполагает действительно отождествление себя с другим. Это… идет вразрез с эгоизмом»[49]. Итак, в понимании А. Шопенгауэра, человек, пораженный эгоизмом, не может быть подлинным другом, ровно так же, как не способен он быть справедливым, сострадательным и человеколюбивым.

Бабосов Е. М., Человекомерность социальных систем, 2015

В «Риторике» Аристотель писал: «Добродетель, как кажется, есть возможность приобретать и сохранять блага, а также возможность совершать благодеяния, многие и большие и все вообще во всевозможных случаях. Составные части добродетели – справедливость, мужество, благоразумие, щедрость, великодушие, свободное бескорыстие, рассудительность, мудрость. Если добродетель есть способность совершать благодеяния, величайшими из добродетелей необходимо будут те, которые наиболее полезны для других». Добродетель, по Аристотелю, – это «золотая середина», излишество или недостаточность которой являются пороком, например:

Курцева Зоя И., Речевой поступок: риторический и методический аспекты, 2017

Сегодня, как, впрочем, и всегда, большое значение имеет образование. Человеку надо воспитать свой ум, получить определенные знания, навыки, умения, чтобы заниматься профессиональной деятельностью. Кроме того, большое значение для развития человека всегда имело обретение жизненного опыта. Но религиозный образ жизни отличается от нерелигиозного тем, что он предполагает не просто умственное, физическое или какое-то иное развитие человеческой личности. Религиозный образ жизни предполагает достижение двух целей: освобождение человека от пороков и стяжание добродетелей. Никаким образованием и даже богатым жизненным опытом, не говоря уже о других способах и средствах, включая власть, деньги, положение в обществе, невозможно освободиться от пороков и обрести добродетели. Молитва святого Ефрема Сирина, которую мы неоднократно повторяем во время Великого поста, кратко перечисляет эти пороки: праздность, уныние, любоначалие, празднословие. Наверное, можно было бы назвать и многие другие, но даже этого перечисления достаточно, чтобы иметь перед собой целую программу жизни. А упоминаемые в молитве добродетели: целомудрие, смиренномудрие, терпение и любовь? Существует много других добродетелей, но и перечисленных достаточно, чтобы достижению их посвятить всю свою жизнь.

Сирин преподобный Ефрем, Избранные творения, 2014

Тем не менее Конфуций отмечает, что стремление стать «благородным мужем» должно быть присущим каждому человеку, независимо от происхождения, достаточно лишь развивать в себе такие качества, как бескорыстность, нестяжательство, добродетель, ученость. «Благородный муж» осуществляет движение к самосовершенствованию, следуя по пути «дао». «Дао» у Конфуция трактуется как движение к истине, в основе которого лежат высоконравственные принципы, проповедуемые мыслителем своим ученикам. Однако Конфуций предостерегает «благородного мужа» от чувства возвышения над другими людьми и себялюбия.

Александрова Зоя А., Профессиональная этика, 2016

Смысл в том, что оно не должно использоваться неправильным способом (lam log par, nonmārgena). Щедрость и пр., которые в некоторых местах описывались как мирские плоды (‘khor ba’i ‘bras bu, sārnsārikaphala), упоминались ради тех, кто лишен мудрости и довольствуется (chog par ‘dzin pa, samtusta) лишь корнями добродетели, для того, чтобы вдохновить их на более возвышенные добродетельные поступки. Иначе это будет противоречить (‘gal ba, virudhya) «Сутре наставлений Вималакирти» и другим. [23] Поэтому устанавливается, что только одновременно двух – метода и мудрости – необходимо придерживаться. Таким образом, только в связке (yongs su zin pa, parigrh?ta) с мудростью щедрость и остальные [парамиты] могут называться совершенствами, и не иначе. Поэтому следует пребывать в равновесии (mnyam par gzhag pa, samādha), чтобы полностью очистить (yongs su dag pa, pari?uddha) щедрость и пр., а также необходимо стремиться (‘bad pa, yatna) зародить (bskyed pa, upādāna) мудрость.

Камалашила, Стадии медитации. Советы царю, -1

Вся этическая концепция Сократа построена на стремлении понять истинное назначение человека, выражающееся в приобретении блага, добродетелей, красоты, счастья и богатства. Подлинный смысл человеческой жизни состоит в том, как человек все это понимает, ценит и употребляет. Главный принцип Сократа – это принцип умеренности. Увлечение телесными наслаждениями разрушает тело и подавляет душевную деятельность. Человек должен стремиться иметь минимальные потребности, и удовлетворять их нужно только тогда, когда они достигают своего высшего напряжения. Все это приблизило бы человека к богоподобному состоянию, при котором он, главное усилие воли и разума направлял бы на поиск истины и смысла жизни.

Коллектив авторов, История психологии, -1

Нравственность неизбежно разлагается вместе с упадком религии, хотя до времени это и может маскироваться смягчением нравов и поднятием личной годности. Ибо, хотя этика и не покрывает собой религии, но в ней, и только в ней, находит она основу. Автономная этика есть или прямое глумление над добром, каковое совершается в утилитаризме, или аффектация и поза, ибо любить этическое «добро», закон, категорический императив можно не ради него самого, а только ради Бога, голос Которого слышим в совести. Исполненную величавого, возвышеннейшего пафоса характеристику религиозный идеал праведности получает в 118 псалме: «Блаженны непорочный, в путь ходящий заповедей Господних». Здесь дан недосягаемый идеал религиозной праведности, добродетели не ради кантовского «добра», но для Бога, не во имя мертвого долга, но всецело из любви к Творцу и заповедям Его.

Булгаков С. Н., Свет невечерний. Созерцания и умозрения, 1917

Человек определяется Аристотелем как «общественное животное», который своей природой предназначен к совместной жизни (жизни в обществе). Только в обществе люди формируются как нравственные существа, а главной добродетелью индивидуальной и общественной жизни Аристотель провозглашает справедливость. Справедливость венчает все добродетели, к которым Аристотель относил также благоразумие, правдивость, благожелательность.

Коллектив авторов, Философия, -1

Благоразумие – одна из четырех основных античных и средневековых добродетелей[4] и, не исключено, наиболее прочно забытая. Для современности благоразумие больше относится к психологии, чем к морали, выражая не столько долг, сколько расчет. Уже Кант не считал благоразумие добродетелью: это не более чем просвещенное или ловкое самолюбие, поясняет он, разумеется, ни в коей мере не предосудительное, но не имеющее никакой нравственной ценности и задающее весьма сомнительные правила. Благоразумно заботиться о своем здоровье, но в чем тут заслуга? Благоразумие слишком выгодно, чтобы быть нравственным; долг слишком абсолютен, чтобы быть благоразумным. Впрочем, не факт, что в данном случае Кант выражает наиболее современную точку зрения, тем более – самую справедливую. Ибо именно он делает из сказанного следующий вывод: правдивость является абсолютным долгом, независимо от обстоятельств (даже если к вам в дом врываются убийцы, преследующие вашего друга, и требуют от вас сказать, не у вас ли он прячется, – это пример, приводимый самим Кантом) и независимо от последствий: лучше поступить неблагоразумно, нежели нарушить долг, даже если от этого зависит спасение жизни невинного человека или вашей собственной жизни.

Конт-Спонвиль Андре, Малый трактат о великих добродетелях, или Как пользоваться философией в повседневной жизни, 2001

Как бы каждый из нас ни решил для себя вопроса о сравнительной ценности «любви к людям» и «любви к призракам», во всяком случае заслугой Ницшевской «переоценки всех ценностей» является критическое углубление нашего морального сознания. Мы видели, что понятие «любви к призракам» несомненно выражает давно знакомое человечеству нравственное чувство и, следовательно, не постулирует никакого новшества в морали. Но одно дело – нравственное чувство, а другое – моральная доктрина и воспитанное ею моральное сознание. Последние всегда отстают от первого, всегда не вполне соответствуют ему и не выражают его точно и полно. Задачей этики, как нормативной дисциплины, и является установление согласия между моральными убеждениями и нравственными чувствами, пересмотр и углубление морального сознания путем сопоставления его с прирожденными или бессознательно привитыми человечеству нравственными инстинктами. Такова и заслуга Ницшевской «переоценки ценностей»: выяснение морального конфликта между любовью к ближнему и любовью к дальнему и доказательство наличности и самостоятельной моральной ценности практически давно известного, но сознательно не оцененного чувства «любви к призракам». Несомненно, что это последнее чувство оставалось в тени и не проникало к свету морального сознания только благодаря господству узкой этической доктрины утилитаризма, которая признавала единственным верховным моральным благом счастие людей, а потому и не хотела замечать и признавать в моральных чувствах ничего, кроме стремления к счастию ближних – альтруизма – и его прямого антипода – эгоизма. Вот почему и Ницше приходится развивать свои этические воззрения в прямой полемике с этикой утилитаризма, с тем «учением о счастии и добродетели», из-за которого, по его мнению, люди «измельчали и все более мельчают»[94].

Коллектив авторов, Манифесты русского идеализма, 2009

Философия – это очищение и совершенствование человеческой жизни; очищение от неразумия материи и смертного тела, и совершенствование как возвращение блаженства, возвышающее человека до божественного подобия. Путь к этому – добродетель, которая избавляет от неуравновешенности переживаний, и истина, сообщающая одаренным людям божественный образ. Поэтому в отношении философии, нацеленной на наше очищение и совершенствование, должны существовать краткие правила, точные определения, чтобы мы по порядку и верным путем достигли предела благоденствия. Важнейшими из таких правил, относящихся к философии в целом, мы считаем пифагорейские стихи, справедливо называемые «Золотыми». Эти общие наставления охватывают всю практическую и теоретическую философию и показывают, как стать доблестным и истинным, очиститься и уподобиться божеству и, как говорит платоновский Тимей[1], точно передающий пифагорейское учение, став целым и совершенным, вернуться к идее первоначального состояния.

Сборник, Пифагорейские Золотые стихи с комментарием Гиерокла, 2014

Примирить эту антиномию греки пытались в ориентации на меру и середину. Героический характер античной этики не исчезал в этой установке: впадать в крайность можно легко, расслабившись и отдавшись стихии, удержаться же в середине можно лишь огромным и постоянно возобновляющимся усилием воли и разума. Но как определить эту середину? Спектр решений был достаточно разнообразен: досократики предлагали следовать космическому закону, софисты – принять за нормативную меру самого человека, Сократ учил, что нужно искать эту меру там, где в человеке совпадают знание (мысль) и добродетель (бытие). Вслед за Сократом пошли и Платон с Аристотелем, предельно сблизившие этику с онтологией. Но, при всем этом, инвариантом оставался императив отождествления личного и объективно-космического. Характерен в этом отношении афоризм Гераклита (В 119), гласящий, что этос человека есть его демон (ethos anthröpöi daimön). Как всегда у Гераклита, прочесть и понять его можно по-разному, но, во всяком случае, мы видим, что этос (изначально – звериная нора, затем – повадки, нрав), оставаясь природной нишей и натурой человека, играет также роль божественной личностной силы, определяющей судьбу и дающей счастье. Человеческое бытие как бы растраивается на моральную природу, судьбоносную силу и живую индивидуальность между ними; и греки верили, что способ, которым все это можно связать, находится в ведении человека.

Доброхотов А. Л., Избранное, -1

В отличие от Хинаяны Махаяна рассматривает миссию бодхисаттвы в контексте практики десяти добродетелей (парамита). Изначально их было лишь шесть. В Махаяне первые пять, а именно: раздача милостыни (дана), соблюдение нравственных заповедей (шила), терпение (кшанти), прилежание (вирья) и медитация (дхьяна), – служили средством обретения шестой – мудрости (праджня), как цели духовного подвига. Позднее были добавлены еще четыре совершенных добродетели, и вновь в качестве главной цели провозглашено высшее знание (джняна). При этом интеллектуальному осмыслению противопоставлялось интуитивное постижение (праджня). Совершенно очевидно, что махаянская шкала ценностей акцентирует внимание на интеллектуальных достоинствах личности. В процессе обретения этих качеств бодхисаттва на седьмом этапе вступает в океан всеведения. Далее он постигает пустотность и нерожденность всего сущего, и начинается десятый этап (дхармамегха), на котором постигаются «все формы созерцания». Восседая на огромном цветке лотоса, он достигает степени сосредоточенности, именуемой «знанием Всеведущего». Сутра описывает величественную картину посвящения (абхишека), в ходе которого бодхисаттва становится просветленным буддой. Движимый величайшим состраданием и используя искусные средства, он спускается с неба Тушита на землю и, не входя в нирвану, посвящает свою жизнь спасению всех живых существ.

Дюмулен Генрих, История дзэн-буддизма, 2003

Вначале скажем о том, что зачастую многие люди неправильно понимают значение некоторых церковно-славянских слов. Это, например, в полной мере относится к слову целомудрие, которое в Церкви Христовой приобретает более углубленный и значительный смысл. В труде «О добродетелях, противоположных восьми главным греховным страстям» святитель Игнатий (Брянчанинов) дает краткое, но очень емкое определение добродетели целомудрия: «Начало целомудрия – неколеблющийся ум от блудных помыслов и мечтаний; совершенство целомудрия – чистота, зрящая Бога».

(Иким) митрополит Владимир, Врата покаяния: Слова, произнесенные в разные годы в период пения Триоди постной, 2009

Древнегреческий философ. Создал в Афинах философскую школу «Сад», идеи которой положили начало эпикуреизму. Эпикур считал истинной природой человека способность к ощущениям, из чего следовало, что смысл и цель жизни – получение самых приятных ощущений и удовольствий и отсутствие страданий. Причина страданий, по Эпикуру, заложена в самом человеке, и, прежде всего, это – страсти и страх. Покой души, счастье, тождественное добродетели, свобода и различные наслаждения, высшим из которых является мудрость, а также справедливость и дружба – таковы главные идеалы и составляющие элементы счастливой и правильной жизни.

Живи и жить давай другим. Афоризмы о народе и власти, 2011

Наряду с концепцией семи смертных грехов в христианстве сложилась и традиция противопоставлять этим грехам основные добродетели, позволяющие людям использовать свои возможности и способности только во благо. Так, упоминавшийся выше Фома Аквинский в работе «Сумма теологии» выделял три теологических добродетели – вера, надежда, любовь, и четыре кардинальных или основополагающих – благоразумие, справедливость, мужество, умеренность. Впоследствии католическая церковь пересмотрела этот ряд и остановилась на следующем: кротость, любовь, смирение, терпение, умеренность, усердие, целомудрие, – а православная предлагает свой, немного отличающийся список: воздержание, кротость, любовь, нестяжание, смирение, трезвение, целомудрие.

Семь смертных грехов и семь добродетелей, 2011

Используя жесткую политическую, а также моральную иерархию в государстве, можно достичь высшей добродетели. Эта добродетель – справедливость, которая свидетельствует, по мнению Платона, о социальной гармонии. Чтобы достичь ее, утверждает философ, необходимо принести в жертву интересы отдельной личности.

Зубанова С. Г., Этика, -1

Победа познания над радикально злым. Тому, кто хочет стать мудрым, приносит большую пользу, если он некогда в течение известного времени разделял представление о коренной злобе и испорченности человека; это представление ложно, как и обратное; но в продолжение целых эпох оно обладало господством, и корни его оставили свои разветвления в нас и в нашем мире. Чтобы понять нас, надо понять его; но чтобы затем подняться выше, мы должны перешагнуть через него. Тогда мы познаем, что не существует греха в метафизическом смысле, но что в том же смысле не существует и добродетели; что вся эта область нравственных представлений находится в постоянном колебании и что существуют более высокие и более глубокие понятия о добре и зле, о нравственном и безнравственном. Кто не хочет от вещей ничего, кроме их познания, тот легко приобретает душевный покой и будет ошибаться (или грешить, как это называет мир) разве из неведения, но вряд ли из-за своих вожделений. Он не будет уже склонен ужасаться вожделений и истреблять их; но его единственная, вполне владеющая им цель – всегда как можно лучше познавать – сделает его холодным и смягчит всю дикость его задатков. Кроме того, он освободился от множества мучительных представлений, он уже ничего не ощущает при словах «наказание ада», «греховность», «неспособность к добру», он узнаёт в них лишь туманные тени ложных миро- и жизнепониманий.

Ницше Ф. В., Учиться у Заратустры, 1878

О Фридрихе Вильгельме Ницше говорят, что его вклад в человеческую надежду заключается в принесенной им радостной новости о том, что Бог умер от жалости. Выдающейся особенностью философии Ницше является доктрина вечного возвращения, а также огромный упор на волю к власти – проекция воли к жизни Шопенгауэра. Ницше полагал целью существования воспроизведение определенного типа всемогущего индивида, названного им сверхчеловеком. Этот сверхчеловек будет продуктом тщательного отбора, потому что, если он не будет отделен от масс и не посвятит свою жизнь стремлению обладать властью, индивид утонет в море смертельной посредственности. Любовью, говорит Ницше, надо пожертвовать для выведения сверхчеловека, и только те должны жениться, кто способен воспроизвести этот выдающийся тип. Ницше также верил в господство аристократии, поскольку для выведения сверхчеловека важным является как кровь, так и племенные соображения. Доктрины Ницше не служат освобождению масс: они скорее ставят над ними сверхчеловека, для которого смерть его низших братьев и сестер вполне приемлема. Этически и политически сверхчеловек есть закон для самого себя. Для тех, кто понимает истинное значение силы, добродетели самообладания и преследования истины, идеальность ницшеанской теории становится сомнительной. Для утонченных, однако, это есть философия бессердечия и расчётливости, оправдывающая только лишь выживание приспособленных.

Холл М. П., Тайные учения всех времен. Энциклопедическое изложение герметической, каббалистической и розенкрейцерской символической философии, 1928

Интересной кажется нам следующая характерная черта, резко отличающая древних скептиков от Юма. Древние скептики, сказали мы, были противниками эпикурейцев и стоиков; надо заметить, что обе эти догматические школы преследовали в своих исканиях чисто эгоистическую цель: доставление счастья единичному человеку; причем одни (эпикурейцы) видели это счастье в пользовании всевозможными удовольствиями, наслаждениями, так как в этом-то, по их мнению, и состоит высшее благо, указанное нам природою; другие же (стоики) требовали от человека вполне бесстрастного, апатичного отношения ко всему внешнему, для того чтобы он тем успешнее мог углубиться в самого себя и при помощи своей добродетели найти верное понимание добра и зла; укрепленная же воля поможет ему окончательно побороть все зло в виде неразумных природных влечений, желаний, страстей и так далее и стать вполне счастливым. Обе эти теории исходили из того положения, что сущность добра, наслаждения или, наоборот, зла, страдания есть нечто доступное человеческому уму. Против этих учений скептики возразили, что всего человеческого познания недостаточно, чтобы определить сущность добра и зла, чтобы узнать абсолютную истину. Поэтому неутолимое стремление познать сущность вещей не может дать счастья человеку; напротив, оно тревожит его, волнует, приводит в состояние вечного беспокойства. Истинное же счастье доступно лишь тому человеку, который, отказавшись от знания абсолютной истины, смотрит на все внешнее с полным равнодушием, с душевным спокойствием, не нарушаемым никакими желаниями.

Сабинина М. В., Дэвид Юм. Его жизнь и философская деятельность, -1

Единственное препятствие к осуществлению единства – это противящийся, инертный индивидуализм. Когда ты смотришь на святого, такого сопротивления не встречаешь; ты не претыкаешься ни о его добродетель, ни о его знания, ни о его способность судить о вещах – ни о какое свойство его индивидуальности. Нет ничего, что отделяло и отличало бы его индивидуальность от твоей. Святой индивидуально не существует, и потому он существует столь удивительным образом: он весь – дарение и приятие. И это приятие всей вселенной превосходит его собственные индивидуальные свойства, его грехи и добродетели, его талант или ограниченность. Свободный от косного индивидуализма, святой не вступает в конфликт с собственными индивидуальными свойствами, поэтому он и может ясно видеть глубины существования своего собеседника, т. е. истину твоей личности, воплощаемый тобой Божий образ, пусть даже смутный и оскверненный. Твоя истина – это и его истина, общая истина Божьего образа, который мы воплощаем; а следы тления на этом образе – непосредственное подтверждение безмерной любви Божией, Его абсолютного уважения к нашей личности и нашей свободе.

Яннарас Христос, Истина и единство Церкви, 1997

Ошибочно думать, что христианская антропология возвышала исключительно духовность человека в ущерб телесности. Напротив, еще Григорий Нисский видел преимущество человека над ангелами в том, что ангелы обладают лишь духовной природой (субстанцией), а человек – и духовной, и телесной. Творение мира завершилось человеком как вершиной сущего. Человек – не раз и навсегда совершенное создание, следовать за высшим, прекрасным – это возможность, которую человек либо реализует в своем становлении, либо погасит, загубит. Как в осколке зеркала может отразиться солнце, так и в человеке, в его микрокосмосе может сиять совершенство высшего Образа. «Ничто другое из сущего не уподобляется Богу, кроме человека»[39], а это уподобление, согласно Григорию Нисскому, проявляется в духовной чистоте, уме, слове, любви, в стремлении к небу, то есть к высоте духовной. «Как душевный превосходит плотского, так аналогично этому духовный выше душевного»[40]. Духовность человека не может состояться без свободного выбора, ничто «вынужденное и насильное не может быть добродетелью»[41]. Человек от рождения – это лишь возможность стать человеком в его совершенных проявлениях, таков ход размышлений всех христианских мыслителей.

Корольков А. А., Педагогическая антропология в зеркале философии, 2017

Для консерваторов будущее за духовным совершенством и внутренней правдой, когда жизнь общества естественно и гармонично выражает христианские идеалы, а не загнивает по формальным канонам искусственных и принудительных юридических принципов, сдерживающих нравственно падших людей от совершения зла. По их мнению, общественная гармония не может держаться на самообмане, недоверии и безразличных к нравственности правилах поведения. Если нет доверия в обществе к добродетели людей, то такое общество на краю гибели и цепляется за формальное право как за соломинку, чтобы только не скатиться в хаос и ад.

Васильев А. А., Охранительная концепция права в России, 2013

Античные мыслители высказывались в пользу врождённости человеческих пороков и добродетелей и, следовательно, предопределённости человека к добру или ко злу. Сократ, этот «отец морали», утверждал у Аристотеля в его «Этике»: «Не в нашей власти быть хорошими и дурными»[96]. Да и сам Аристотель подтверждает это: «Действительно, всем кажется, что каждая черта нрава дана в каком-то смысле от природы, ведь и правосудными, и благоразумными, и мужественными, и так далее… мы бываем прямо с рождения»[97].

Николаева О. А., Православие и свобода, 2002

Эразм Роттердамский – другой великий мастер, можно сказать, гений иронии, вдохновляющий «Энциклопедию пороков». Казалось бы, его «Похвала глупости» должна бы быть гневным разоблачением глупости, а между тем это действительно похвала, хотя и похвала ироническая. По отношению к схоластической учёности, к чистой, абстрактной разумности сама жизнь – глупость, но без этой глупости не будет самой жизни. Заслуживает внимания предположение, что самоубийство, в сущности, совершенно рационалистический акт, а ему противится сама жизнь иррационалистической стихией бессознательного. Рационалистический культ республиканских добродетелей выстроил в революционной Франции гильотину, на которой, правда, погибли те, кто её строил. Террор во все времена основывался на идее добродетели, не совместимой с живой, чувственной, «порочной» жизнью. При этой устрашающей иссушающей угрозе, объявляющей пороками все проявления человеческой жизни, человек просто перестал бы существовать, если бы не смех, образовавший то, что русский мыслитель Михаил Бахтин назвал смеховой культурой. На этой смеховой культуре основывается книга Николая Никулина. Сквозь каждую её страницу проступает бессмертное латинское изречение: Homo sum, et nihil humanum a me alienum puto. Я человек, и ничто человеческое мне не чуждо.

Никулин Н. Л., Пока Фрейд спал. Энциклопедия человеческих пороков, 2017

Кембриджский платонизм связывает британскую философию с христианским гуманизмом и платонизмом. Во времена Ренессанса в работах Эразма Роттердамского (1463–1494) гуманизм расцвел на севере Европы, в то время как платонизм имел последователей на юге Европы, где Пико делла Мирандола (1463–1494) и Фичино соединили классическую философию с христианскими убеждениями. В том же духе Эразм тепло отзывался о дохристианской философии, в то же время пропагандируя то, что он назвал «философией Христа» (Philosophia Christi). При оценке ренессансного влияния на кембриджских платоников надо иметь в виду, что они, скорее, должны быть поняты в соотнесении с Томасом Мором (1478–1535), нежели с ренессансным политическим философом Никколо Макиавелли (1469–1527), для которого классическое понятие власти было предпочтительнее христианской добродетели. Выступление Кедворта к Палате общин в 1647 г. является зеркальной противоположностью макиавеллевскому «Государю» (1513), где наглым образом проповедовалась грозная власть вместо милосердия. В то время как Кедворт, подобно Эразму, поддерживал применение силы только при ее строгом согласии со справедливостью, смирением и милосердием, Макиавелли одобрял любые средства для достижения своих корыстных политических целей. В макиавеллевском «Государе» разуму отведена по большей части инструментальная роль. За исходное принято то, что для стремящегося к политической власти роль разума исчерпывается нахождением наилучших средств для достижения этой цели. Кедворт, в традиции Платона и Августина, напротив, придерживается того, что философское размышление может приблизить к нам множество благ, находящихся выше самоволия, которые гарантируют наше стремление и преданность.

Талиаферро Чарльз, Доказательство и вера. Философия и религия с XVII века до наших дней, 2005

Но позади уже многие столетия эры разума, а внутреннее и внешнее благополучие людей не видно даже в далекой перспективе. Прав Шри Ауробиндо, когда пишет: ни один известный истории великий ум не сделал людей более счастливыми. Как не сделал этого индивидуальный разум для своего носителя в каждой отдельной человеческой жизни. История не подтвердила ожиданий Сократа и Аристотеля. Нынче, при всем «многознании», у нас больше, чем когда-либо, оснований повторить издревле известную дилемму: понимаю, что есть благое, но к дурному стремлюсь. Разум за время своего господства скорее усугубил ситуацию, породив в людях тягу не к добродетели, а к лицемерию, цинизму, самовозвеличиванию, поклонению «золотому тельцу».

Петров В. П., Разум – на службе у Бога или дьявола? Почему мы веками строим рай, а получаем ад? Психологическое исследование, 2016

Но есть и другой пример – такие противоположности, как добро и зло, истина и ложь, чистота и грех, порок и добродетель, смирение и гордость, безумие и мудрость, Бог – диавол, любовь – ненависть, вечное – временное, небесное – земное. И вдруг – переход одного в другое? При признании диалектикой полярности и взаимопроникновения как это может произойти? Хоть они и называются противоположностями, но, не в пример первым, – они разного принципа, разного происхождения. Между ними лежит пропасть. Соединение, сотрудничество, симбиоз и синтез невозможны. Напротив, вся история человечества полна борьбы между этими противоположностями, причем одно должно истребить, искоренить другое. Они исключают друг друга. С древних времен и до наших дней философы смешивают эти две группы противоположностей, и это привело к заблуждениям и чудовищному искажению диалектики и обесцениванию диалектического метода.

Аноним, Человек – храм Божий, 2009

Было бы большой ошибкой, если бы мы захотели допустить, что такому характеру, какой мы рассматриваем, можно сообщить удовлетворительную полноту посредством полного перечня его добродетелей. В характере Христа мы находим не только полноту, но гораздо больше: мы находим в нем прекрасную симметрию и совершенную гармонию всех добродетелей, чем Христос специфически отличается от всех других людей. Эта черта заканчивает возвышенную картину святости и величия, которая представляется нашему наблюдению. Эта черта с особенной силой поражала всех знаменитых мужей, которые когда-нибудь писали об этом предмете 42).

Шафф Филип, Иисус Христос – величайшее чудо истории. Опровержение ложных теорий о личности Иисуса Христа и собрание свидетельств о высоком достоинстве характера, жизни и дел его со стороны неверующих, 2011

Энергия человеческой личности обуславливается совокупностью черт характера, которые зависят от внутренних убеждений и свойств души. Положительные черты характера именуются в православной литературе добродетелями (способностями к совершению добра). Эти положительные черты были изложены Иисусом Христом во время Нагорной проповеди, произнесенной при большом стечении народа. Они получили наименование Заповедей Блаженства. Заповеди звучат несколько странно и непривычно для современного человека. Первая Заповедь звучит следующим образом: «Блаженны нищие духом, ибо их есть Царствие Небесное». Духовная нищета – это память о бессилии самостоятельно очиститься от грехов, без действия силы любви Святого Духа, без несения всех грехов Иисусом Христом. Это признание необходимости во Христе. От этого ощущения возникают и все остальные добродетели, как из одного зерна, брошенного на свежевспаханную землю, вырастает колос.

Нравственная сторона жизни православного христианина, 2012

Благодаря этому складывается философия умеренного утилитаризма, согласно которой цель жизни и добродетель отождествляются с пользой. Необходимость любви и дружбы между людьми, например, в этой философии обосновывается не морально-этическими установками, а критериями пользы: любовь и дружба всем людям приносят радость, а это приносит пользу как каждому человеку, так и всему обществу в целом, поэтому любовь и дружба моральны, а неприязнь и вражда аморальны.

Нюхтилин В. А., Как понять сложные законы философии. 47 шпаргалок, 2010

Критерий всегда внутри, на чем и настаивает Гита. Быть свободным – значит иметь душу свободную от желаний и предпочтений, не привязанную ни к аскетическому бездействию, ни к действию, продиктованному эгоистическим импульсом, свободную от привязанности к добродетели в ее всевозможных формах и к привлекательности греха. Быть свободным – значит избавиться от ощущений «я» и «мое» и жить и действовать в едином «Я»; это значит отвергнуть эгоизм, не позволяющий человеку трудиться в качестве индивидуального центра универсального Бытия, а также эгоизм, побуждающий его удовлетворять потребности своего ума, жизни и тела, не принимая во внимание потребности других. Жить в едином «Я» – значит жить не только для себя, погрузившись в Бесконечность и забыв обо всем в этом океане безличного самосущего восторга; это значит жить как это «Я» и быть этим «Я», одним и тем же и одинаково присутствующим как в этом теле, так и в других телах и превосходящим любое проявление. Это и есть интегральное знание.

Ауробиндо Шри, Шри Ауробиндо. Синтез йоги – II, 2012

Ценностная ориентация личности – базисная устойчивая направленность «Я» на те или иные явления как высшую ценность. Согласно Э. Шпрангеру, ценность имеет три значения. Во-первых, – это, ценностная сущность, то есть: «… качественно определенный род ценностей, такой как экономическая ценность вообще, религиозная ценность вообще» [217, с. 243]. Во-вторых, – это, ценностный предмет: «… осуществление ценности на некотором реальном предмете» [там же, с. 243]. В-третьих, – это: «… осуществление ценности на реальном психологическом субъекте как ценностное переживание или акт оценки» [там же, с. 243]. Субъективная ценность является результатом оценки «Я» объекта как позитивного или негативного. Высшая позитивная ценность то, что оценивается наиболее высоко, предпочитается максимально и к чему стремится «Я», а высшая негативная ценность, то, что оценивается крайне низко, максимально отвергается и избегается «Я». О ценностной ориентации можно судить прямо по идеалам человека, и косвенно, по тому, как он представляет добродетели и пороки, иерархию душевных качеств и человеческое развитие, его конечный высший уровень. Для бестиального типа свойственна устойчивая направленность на инстинкты жизни и смерти как высшую ценность; религиозного – на веру в сверхъестественный мир как высшую ценность; рационального – на разум как высшую ценность. Христианин, как правило, высшим уровнем человеческой психики и добродетели считает веру в Бога, буддист – просветление сознания, рационалист – вербально-логическое мышление, звероподобная личность – способность и склонность следовать инстинктам жизни и смерти. Христианин подражает Христу, как образцу служения Богу, самопожертвования и любви к другим людям; рационалист – Сократу и Галилею, которые с помощью разума не только познали истину, но и преодолели страх смерти; бестиальная личность – военным героям и знаменитым завоевателям Аттиле и Ганнибалу и знаменитым покорителям женщин Дон Жуану и Казанове.

Курек Н. С., Бестиальная, религиозная и рациональная личность, 2016

Соотношение личной добродетели и следования высшему авторитету, индивидуально понимаемой разумности и институализованной преемственности понималось на протяжении христианской Истории по-разному, и результатом этого были многие споры и даже религиозные войны. Однако основополагающая связь между разумным и добродетельным поведением на земле и уверенность в божественном признании и небесной награде оставалась неизменно нерасторжимой.

Гройс Борис, Ранние тексты. 1976–1990, 2017