Грех

Грех — действие или помышление, которое, как правило, ассоциируется с отступлением от праведной жизни, прямым или косвенным нарушением религиозных заповедей (наставлений и предписаний Бога); реже — нарушение доминантных морально-этических правил, норм и традиций, установившихся в обществе.

Противоположностью греху служит добродетель или, в другом рассмотрении, вера.

Источник: Википедия

Упоминания в литературе

В мировых религиях присутствует и понятие о грехе. Слово «грех» означает «промах, удар мимо цели». Грех, таким образом, означает ошибку, неверный поступок. Грехом называлось действие, приводящее человека к плохим последствиям. Грех носил моральный характер, это было нарушение моральных принципов и норм поведения. В иудаизме грехом называлось нарушение Завета с Богом. Заветом иудеи называли договор между человеком и Богом: Бог обязывался покровительствовать и защищать евреев, а евреи должны были исполнять пункты договора, получившие наименование Заповедей. Грех, у евреев, означал нарушение евреем пункта договора с Божеством. Десять Заповедей у евреев были тщательно разработаны и прокомментированы, они свято чтились и сохранялись. Комментарии к Закону евреев, Торе, получили название Талмуда. Талмуд детально предписывал поведение правоверного еврея, там было предусмотрено большинство случаев, в которых следует поступать надлежащим образом. Грех в христианстве рассматривается как испорченность человеческой природы, отход от нормы. Грех в мусульманстве – неверность Аллаху, жестоко караемая и непростительная.

Группа авторов, Православная версия происхождения зла, 2012

Христианство никогда не рассматривало грех лишь как неведение. Религиозный опыт не только христиан, но и всего человечества убеждает в том, что грех оказывает на согрешающего гораздо более глубинное влияние, чтобы можно было ограничивать его одним лишь умом. «Грех в православном понимании – это не преступление или оскорбление в юридическом смысле, это и не просто некий безнравственный поступок; грех – это прежде всего болезнь человеческой природы»[48] – так Шестой Вселенский собор в 102-м правиле определяет грех как болезнь души.

священник Георгий Максимов, Религия Креста и религия полумесяца, 2004

Заповеди Блаженства предполагают воспитание определенных духовных качеств, достижение добродетелей – способностей к совершению положительных поступков, они образуют составляющие характера христианина, его нрав. В Заповедях Блаженства нет определения наказания за их нарушение. Они воспитывают в людях иное отношение к Богу и людям, нежели Заповеди Моисея, вызывающие страх за их нарушение. С одной стороны, буквальное исполнение Заповедей невозможно, в теле, зараженном грехом. Христианство не приемлет тепло-хладных людей, которые, буквально исполнив Заповеди Бога, считают, что они исполнили все необходимое и им положена награда. Православие отрицает юридизм отношений между Господом и людьми. Бог желает, чтобы человек изменился добровольно.

Группа авторов, Нравственная сторона жизни православного христианина, 2012

Во-вторых, не считая ритуала, совершавшегося в День искупления, приносимые жертвы соответствовали лишь определенным видам и случаям личных согрешений. В богословском, библейском смысле они не освобождали от природы греха или от греха вмененного Адаму. Они не спасали и от последствий умышленно греховных действий, которые совершались в знак демонстративного неповиновения Богу. Таким образом, левитская жертва не являлась неким полным и окончательным средством очищения от всех видов греха. Она, главным образом, снимала прегрешения, совершенные по незнанию, случайно, по небрежности и оплошности. Кроме того, она очищала в случаях обрядовых нарушений мелких преступлений против собственности. Грехами, которые не снимались индивидуальным жертвоприношением, были поступки, выражавшие демонстративное неповиновение Господу и Его повелениям, то есть сознательные нарушения десяти заповедей (исключения составляли незначительные нарушения 8 и 9 заповедей), сознательное пренебрежение обрядовыми установлениями и другие нарушения завета между Израилем и Господом. Грехи такого рода могли быть немедленно отпущены на основании милости, не ставящей никаких условий, в ответ на веру и искреннее раскаяние.

Илья Мельников, Книга Левит из Торы, 2012

11. Совокупное действие трех Божественных лиц, или образец, данный в Троице, не может найти своего выражения в нынешнем состоянии человечества, ни в языческой розни, ни в магометанском господстве и совершенно противоположен буддийскому нигилизму, нирване, пустоте, бездействию.Если бы признать вместе с магометанами сущностью Божества господство или власть, то должно бы было признать вместе с тем детское состояние человечества, ссоры и рознь (т. е. такое состояние, при котором необходимы принуждение и наказания), постоянным, вечным; а между тем в понятии Бога как любви заключается требование самостоятельности от Его служителей, ибо без самостоятельности не может быть любви, а будет только страх. Надо иметь слишком низменное понятие о Божестве, чтобы приписывать ему такое свойство, которое мы осуждаем даже в людях. Нельзя не заметить, что приписывание Богу наименований «Господин, Владыко» осуждалось некоторыми отцами Церкви. Власть есть тяжелая обязанность, вынужденная временною необходимостью. Не увлекаться властью – даже не добродетель. Точно так же и правосудие нельзя признать сущностью Божества. Бог, говорит Климент[18], благ Сам в Себе, правосудие же, напротив, обусловливается отношением Бога к миру; а потому временное состояние, вызванное нашими грехами, нашим несовершеннолетием, нельзя считать постоянным свойством Бога; не давали же мы клятвенного обета всегда быть достойными наказания и действовать только по принуждению! Тем не менее правосудие, как и власть, имеют для нас важное значение; если человечество не достигнет совершеннолетия, то люди, как несовершеннолетние, как дети, будут строго наказаны.

Николай Федоров, Философия общего дела (сборник)

Веления совести, которые человек считает для себя законом, получают и религиозную санкцию, и это тем острее, чем глубже религиозное сознание: они облекаются в форму религиозных заповедей, нарушение которых ощущается как грех (а это есть уже религиозно-нравственная категория). «Делание заповедей» становится путем к Богу, а вместе и возможностью религиозного преткновения для человека, ибо, по слову ап. Павла, от закона или заповеди рождается грех, а вне закона греха не существует[151]. Но нравственность, предполагающая греховное раздвоение, борьбу добра и зла в человеке, не может иметь безусловного религиозного значения, она есть Ветхий Завет, период подзаконности, который преодолевается (хотя и не отменяется) Новым Заветом, царством благодати[152]. Как связанная не с субстанциальностью, но модальностью человеческого существа, как плод первородного греха, нравственность вообще не представляет собой вершины, абсолютной грани, она преодолима, ибо святость, хотя в себя и включает «делание заповедей», но сама находится уже «по ту сторону добра и зла»; также и дети, состояние которых, по слову Спасителя, является живой нормой Царствия Божия[153], свободны от уз нравственности.

С. Н. Булгаков, Свет невечерний. Созерцания и умозрения, 1917

И вас, мертвых по преступлениям и грехам вашим, в которых вы некогда жили (ст. 1, 2а). Смерть, о которой говорит Павел, – это не образное выражение, как, например, в притче о блудном сыне: «Этот сын мой был мертв». Здесь это слово означает духовное состояние каждого человека вне Христа, которое обнаруживается по преступлениям и грехам. Эти два слова апостол, по-видимому, тщательно подбирал, чтобы доступно передать суть человеческого зла. «Преступление» (parapt?ma) – это неверный шаг, нарушение известной границы или уклонение от правильного пути; «грех» же (hamartia) – это скорее неумение попасть в цель, невыполнение нормы, правила. Поставленные рядом, эти два слова указывают на позитивные и негативные, или активные и пассивные, стороны человеческих грехов, т. е. грехов, совершенных нами, и грехов, происшедших по нашему упущению и бездействию. Пред Богом мы одновременно и бунтари, и неудачники, именно поэтому мы «мертвы» или «отчуждены от жизни Божией» (4:18). Ибо истинная жизнь, «жизнь вечная», возможна только с живым Богом, а духовная смерть – это отделение от Него, которое неизбежно приносит с собой грех: «Но беззакония ваши произвели разделение между вами и Богом вашим, и грехи ваши отвращают лице Его от вас, чтобы не слышать» (Ис. 59:2).

Д. Р. Стотт, Послание к Ефесянам, -1

Так как ни еврейские пророки, ни Иисус не тронули древний миф об Эдемском саде, Павел ввел в христианство понятие первородного греха. Он стал первым в долгой череде христианских святых, душевно страдавших болезненным страхом половых отношений. Павел учил о дуализме плоти и духа, которого не было в учении Христа. Христианская доктрина настаивает на непримиримом антагонизме плоти и духа. Павел, кроме того, беспощадно порицает Закон, как бесполезный и устаревший, противопоставляя рабство тех, кто живет по Закону, свободе тех, кто верует в Иисуса. Павел верил в то, что Иисус своей смертью на кресте искупил грехи человечества. Это противоречило учению иудаизма о том, что искупление и последующее спасение достигается соблюдением Закона. Павел повинен в преднамеренном извращении значения и смысла Закона.

Йонас Лессер, Третий рейх: символы злодейства. История нацизма в Германии. 1933-1945, -1

Другой пример явных перекосов – это когда доходят до утверждения, что нам уже не нужно исповедовать грехи. Согласно этому однобокому взгляду, прощение грехов уже состоялось на кресте, и, следовательно, нет никаких причин исповедовать какие-либо грехи сегодня. Можно просто благодарить за прощение, но исповедоваться уже не следует. Такие теории происходят из трагического непонимания и недостаточного осознания серьезности присутствия греха и плоти в жизни верующего. Люди забывают, что совершенное раз и навсегда на кресте следует принять и каждодневно претворять в жизнь силами каждого отдельного верующего. Также забывается и то, что позиция верующего и путь освящения – это два важных аспекта. Ревностное желание избавить людей от «осуждения» затмевает то, что на самом деле может освободить, а именно – постоянно продолжающееся прощение. Возможно, эти односторонние утверждения сформулированы такими проповедниками, которые сами ранее ходили под гнетом религиозного осуждения – таким неверно рассчитанным способом они теперь хотят вызволить из-под этого гнета других. Результат получается прямо противоположный. От законничества быстро совершается переход к мирскому образу жизни, к беззаконию, поскольку такое рвение уводит человека от здравости, которую несет полнота совета Божьего, так что он прилепляется к какой-то одной мысли и продвигает ее, чего бы это ни стоило. Свобода грозит превратиться в лжесвободу, которая суть не что иное, как возврат к рабству.

Ульф Экман, Духовные корни, 2009

Уже в трудах отцов церкви заметно сосуществование и борьба этих традиций, но присутствует и новый ведущий мотив – зло есть грех. Грех же не может быть ни внешним привходящим обстоятельством человеческого бытия, ни простой отягощенностью материей. Он проникает в сердцевину свободной воли и касается глубин нашего существования. Ветхозаветный миф о первородном грехе также получает новое толкование: искупление греха уже не может пониматься как исполнение заповедей и законов; зло и добро разделены теперь Боговоплощением, которое делает и добро, и истину, и жизненный путь Личностью, и, соответственно, человек должен перенести сферу выбора и решения не в интеллектуальное измерение и даже не в моральное, но – в личностное. Столь же многоплановым становится переработанное в христианстве гностическое отношение к материи: императив борьбы с косным веществом, отъединяющим души от Бога, сохраняет свою силу, но сама по себе материя не воспринимается как источник зла и, более того, освящается как элемент творческого усилия Бога. Плоть и дух, говорят отцы церкви, не суть сами по себе добро и зло; они лишь носители этих сил при определенных условиях. Античный тезис о благости всякого бытия также сохраняется. И восточная патристика, и Августин часто прибегают к аргументам от иллюзорности зла. Но зло, будучи небытием, приобретает статус бытия благодаря пристрастию грешника к иллюзии, а в конечном счете – пристрастию к эгоистически истолкованному собственному существованию.

А. Л. Доброхотов, Избранное, -1

Сама концепция «Семи смертных грехов» не является частью христианского вероучения, а лишь представляет собой попытку выстроить иерархию человеческих прегрешений. Выделить из них самые страшные, то есть такие, которые приводят к нарушению какой-либо из Десяти Заповедей или обусловливают другие грешные деяния, в конечном же счете – приводя к тому, что душа человека, их совершающего, после Страшного Суда попадает в ад.

А. Ю. Кожевников, Семь смертных грехов и семь добродетелей, 2011

В текстах св. Иустина можно выделить ряд критериев допуска ко крещению. Прежде всего, это искреннее раскаяние в грехах, так как крещение совершается «во оставление грехов»[33]. Настаивая на этом, он приводит часто используемые впоследствии свв. отцами в своих катехизических беседах слова пророка Исаии: «Омойтесь, очиститесь; удалите злые деяния ваши от очей Моих; перестаньте делать зло; научитесь делать добро» (Ис 1:16–17)[34]. Далее, у человека должны быть вера в Церковь как в учительницу истины, и, как следствие, принятие полноты ее учения [35]. Это требование очевидно предполагает некое более или менее продолжительное наставление в истинах веры, так как без этого знание церковного учения невозможно. Наконец, необходимо изменение жизни, так как человек должен «стараться жить согласно этому (т. е. христианской вере)» [36]. И этого нельзя было исполнить без определенного периода времени, совпадавшего со временем научения. Крещение, как и Евхаристия, преподавались только живущим так, «как заповедал Христос» [37].

Сборник статей, Возможна ли сегодня святоотеческая катехизация в церкви? Сборник материалов в помощь катехизатору, 2012

Мы же относим грех к духовным материям – мы понимаем, что грех неугоден Богу и подлежит Его справедливому осуждению. Болезнь же мы склонны рассматривать как часть теперешнего состояния нашей натуры, не имеющую отношения ни к Божьему осуждению, ни к Его праведности. Некоторые заходят еще дальше – утверждают, что болезнь является доказательством Божьей любви и Его благодати.

Эндрю Мюррей, Божественное исцеление, 1982

Классификация грехов, которой мы обязаны Григорию, призвана была вразумить и защитить христиан, предостеречь их и послужить своего рода гарантией того, что человеческая жизнь подчиняется правилам божественного происхождения. Смертными эти грехи были названы потому, что они, как считалось, разрушают душу. Поколение за поколением людям внушалось негативное отношение к сексу, что привело к появлению двойной морали и развитию сексуальных расстройств.

Манфред Кетс де Врис, Секс, деньги, счастье и смерть: В поисках себя, 2012

Позитивистские упрощения сводят грех к невежеству, преступление – к влиянию социального окружения, зло – к несовершенству, а аскезу – к гигиене. Понятие “грех” перестало приниматься во внимание, уже мало кто понимает, что оно означает. По определению же VI Вселенского собора, грех есть болезнь духа. С другой стороны, из Пьера Жане известно, что “безумие есть потеря чувства реального”. Помешанный воспринимает реальность уже не так, как другие. Таким образом, не отличать более грех от его противоположности – святости – это функциональное расстройство, форма духовного безумия[54]. Когда апостол Павел требует различения добра и зла (Евр 5:14), он стремится именно к возвращению к норме, духовному здоровью, полноте реальности, включающей в себя земное и небесное.

Павел Евдокимов, Этапы духовной жизни. От отцов-пустынников до наших дней, 1995

В обоих «Правилах» Каппадокийский архипастырь затрагивает самый широкий спектр проблем – как духовной жизни вообще, так и специальных вопросов, касающихся устроения и ритма монашеской жизни. Образцом этой иноческой жизни он поставляет первохристианскую общину, где все было общее (Деян. 2:44; 4:32; ср.: Правила пространные, 7). Это предполагает постоянное отречение от своего греховного «я», то есть от ветхого человека в себе, стержнем и как бы «энергийным началом» которого является самолюбие или себялюбие – тот грех, конец которого «есть погибель» (Правила краткие, 54)[185]. Вследствие чего, как говорит св. Василий, «нам надлежит отречься от самих себя (то есть от своей «филаутии». – А. С.), а потом уже следовать Христу» (Правила пространные, 6). А отречение от ветхого человека с его грехами, страстями и похотями немыслимо без стяжания добродетелей, в основе которых лежит любовь к Богу и к ближнему. Эти две грани единой любви нерасторжимы, поскольку «кто любит ближнего, тот исполняет свою любовь к Богу» (Правила пространные, 3). И не случайно современный православный патролог верно подметил на сей счет: «Основная заповедь для аскетов – любовь. И от напряженной, закаленной в подвиге любви ожидал св. Василий Великий мир для мира. Может быть, с особенной силой он настаивал на выполнении этой заповеди именно в противоположность тому раздору и распаду, который видел кругом и в среде христианской и о котором не раз говорил с болью и горечью» [186].

святитель Василий Великий, Творения. Том 1: Догматико-полемические творения. Экзегетические сочинения. Беседы, 2008

Мы, те, кто верит в совершенство действия кармического закона, не можем думать о страданиях и распятии Иисуса как о следствии чего-либо, кроме соответствующего зла в одной из физических манифестаций эго, которое позже воплотилось как Иисус. Но это никак не влияет на утверждение, что Он умер за грехи мира, ибо грехи мира были и его грехами – в двояком смысле, который получит более полное объяснение, когда мы предпримем изучение Нового Завета с оккультной точки зрения. Тот факт, что Иисус, когда свершилось его Воскресение, впервые предстал именно Марии Магдалине, которая даже сегодня является олицетворением всякого зла и всех грехов в женщине, должен бы преподать всем, кто претендует на звание христиан, урок, касающийся этого предмета.

Н. Самохина, Учение Храма. Наставления Учителя Белого Братства. Часть 1, -1

В самых общих чертах исламская полемика с христианством сводилась к следующим пунктам: 1) повреждение и фальсификация христианами божественного Откровения; 2) вероучительные заблуждения христиан: вера в Божественную природу и Божественное сыновство Иисуса (согласно Корану Иисус – только Божий посланник, наделенный исключительным пророческим статусом); учение о Троице как нарушающее единственность и единство Бога – своего рода скрытое многобожие; учение о первородном грехе и искупительной жертве Христа; 3) заблуждения христиан в богослужебной практике: осуждался как идолопоклонство культ Иисуса, Марии и святых; таинства, а также различные литургические праздники порицались как недопустимые нововведения. Но следует сразу оговориться: хотя в Коране найдется немало упреков, обращенных к христианам, в нем нет ни одного упрека в адрес Христа и Его Матери. Наоборот, каждый коранический стих, посвященный им, исполнен исключительного почитания. И это кораническое почитание Иисуса и Марии в полной мере наследует исламская традиция.

А. В. Журавский, Очерки христиано-мусульманских отношений. Хрестоматия для теологического, религиоведческого и других гуманитарных направлений и специальностей высших учебных заведений, 2015

Хотя в приведенных текстах отступление есть прежде всего измена Богу и нравственному закону, некоторые отцы связывают его с определенными явлениями в политической и духовной жизни Римской империи. Другие понимают отступление как всеобщую деградацию и открытое попрание всех духовных и нравственных ценностей, относя его к неопределенному будущему, когда откроется и мерзость запустения на святом месте[5]. Мы же из сопоставления фактов и явлений, известных не понаслышке, но из непосредственного их наблюдения, заключаем, что отступление, или апостасия, помимо всех других значений, есть омертвение человека для всего здравого и законного вследствие неверия и греха.

старец Иосиф Ватопедский, О кончине века и антихристе, 1998

Само Слово Божие говорит, что тяжелые страдания и болезни не могут быть признаны явлениями совершенно закономерными и естественными, а представляют собой отход от нормы. Страдания в роде человеческом начались с появлением нравственного зла и явились следстви ем вошедшего в нашу жизнь греха. Об этом свидетельствуют первые страницы Библии: Умножая умножу печали твоя и воздыхания твоя, в бо лезнех рождиши чада (Быт. 3, 16) – слова обращенные к Еве после грехопадения; проклята земля в делех твоих, в печалех снеси тую вся дни живота твоего (Быт. 3, 17) – слова, сказанные Адаму. Страдания даны людям как средство наказания, вразумления и исправления их; страдания и сама смерть, по выражению свт. Василия Великого, «пресекают возрастание греха». Многочисленные примеры понимания связи между стра данием и грехом, как следствием и его причиной, дает нам слово Божие. Приимите наказание, да не когда прогневается Господь (Пс. 2, 12); Благо мне, яко смирил мя еси, яко да научуся оправданиям Твоим (Пс. 118, 71). Само по себе внимательное наблюдение показыва ет, что виновниками болезней и страданий в большинстве случаев бывают сами люди, создавая ис кусственные, ненормальные условия для своего существования, вступая в жестокую взаимную борь бу в погоне за собственным физическим благопо лучием, а то и прямо по причине некой демониче ской настроенности, гордости, мстительности и злобности. Сам Господь указал на зависимость болезней от греха при исцелении расслабленного, сказав ему: Се, здрав еси; к тому не согрешай, да не горше ти что будет (Ин. 5, 14).

Сборник, О том, как грех вызывает наказание, -1

Супраморализм – это не высшая только христианская нравственность, а само христианство, в коем вся догматика стала этикою (догматы заповедями), и этикою, неотделимою от знания и искусства, от науки и эстетики, которые должны сделаться, стать орудиями этики, само же богослужение должно обратиться в дело искупления, т. е. воскрешения. Супраморализм основан не на заповедях блаженства, этой элементарной, так сказать, нравственности, а на заповеди наибольшей, данной пред Пасхою страдания, и на заповеди завершительной, данной по воскресении своем Первенцем от умерших как необходимое условие для продолжения дела воскрешения; супраморализм есть, в сущности, синоним, или перевод, наибольшей заповеди и ведет чрез исполнение заповеди завершительной («шедше, научите все языки» и пр.) к осуществлению заповеди, призывающей быть совершенными, как Отец наш небесный совершен, призывающей к тому, чтобы воссозданием и воскрешением быть подобными самому Творцу, о чем и просил в последней своей молитве ко Отцу Христос: «Да будут все едино, как Ты, Отче, во Мне и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино», а тотчас по воскресении Христос указал и путь к этому объединению, уподобляющему нас Богу, делающему нас совершенными, как Отец наш небесный совершен, сказав: «Шедше, научите все языки, крестяше их во имя Отца, Сына и Св. Духа», где под крещением, т. е. очищением от первородного греха, вызвавшего смерть, разумеется, конечно, воскрешение, – воскрешение для умерших и бессмертие для живущих.

Н. Ф. Федоров, Супраморализм, или Всеобщий синтез (т. е. всеобщее объединение), 1906

Культ «девственности» многими проявлениями вошел в законотворчество многих стран, грубо регламентирующих отношения между мужчинами и женщинами. Есть страны, где продолжает действовать закон безбрачия для религиозных служителей, запрещены разводы первого брака в течении всей жизни человека. А в восточных странах человека могут заточить в тюрьму за ношение короткой юбки, поцелуй избранника на улице и предать смерти за «измену» брачному партнеру. В христианском мировоззрении широко развито учение о неком светопреставлении мира, но которое уже давно наступило, как факт «переставления» источников истины. Внешняя сторона преграды отдуха антихриста, противящегося истине в том, что историческая церковь вошла в тупик и культ Марии во многом вытеснил полноценное познание учения Христа. Человек серьезно заблуждается, когда выводит святость Иисуса от «девства» Марии, но Он непорочен тем, что пребывал в совершенном познании истины Божией и исполнением заповедей любовью. Апостол Филипп писал, что Он любил спутницу Марию Магдалину, как человек во всех смыслах. Именно в этом смысле о Нем написано, что «в Нем нет греха и Он не сделал греха». В учениях грех имеет много значений, но в начальном смысле слова он обозначал, как способность человека «промахнуться» мимо цели, то есть в личных надеждах на лучшее будущее. Когда человек ставит себе цель в жизни и, не рассчитав издержек и путей достижения этой цели, он «промахивается» и не достигает ее. В нежелании постигать глубину Библейского учения, не промахнуться бы и нам в своих надеждах и не оказаться в стороне от Пира небесного и Брачного торжества в любви.

Валентин Долматов, Пир на краю вселенной, 2012

Христианство учит о распятии Бога, что было для иудеев соблазн, для эллинов безумие. Но великую идею страдания и распятия самого Бога человеческое сознание исказило привнесением понятий, взятых из падшего социального мира, и отношений, существующих в нем. Таково унизительное и для Бога, и для человека понятие искупляющего значения крови: Христос вместо нас испытывал страдания за наши грехи, Бог принес в жертву Своего Сына, чтобы получить сатисфакцию за грехи людей, и т. д. Грехопадение понимали как непослушание. Вводились нелепые идеи, что Бог может быть оскорблен. Искупление основывалось на идее justitia vindicativa.[9] Жозеф де Местр говорит, что человек живет под раздраженной властью и раздражение может быть ослаблено лишь жертвой, что невинный может заплатить за виновного, что очищение требует крови, что мучение невинного приятно Божеству.[10] Этому противоположно более высокое, так называемое физическое или мистическое, понимание искупления (св. Афанасий Великий). Очищенное богопознание должно признать таинственность, непостижимость распятого Бога, т. е. Бога нуждающегося.

Н. А. Бердяев, Экзистенциальная диалектика божественного и человеческого, -1

Превратному уму. – Ум превратный не в состоянии узнать, в чем зло и в чем добро. – Непотребства – то, что считалось ранее безнравственным и у самих язычников и что они потом, с утратою правильно функционирующего ума, стали считать хорошим, и потому безбоязненно совершать. Так что они исполнены. – Здесь Апостол дает более обстоятельное описание непотребств язычников. Перечень пороков у ап. Павла дается еще в следующих местах: Рим. 13, 13; 1 Кор. 5, 10–11; 1 Кор. 6, 9–10; 2 Кор. 12, 20–21; Гал. 5, 19–21; Еф. 4, 31; Еф. 5, 3–4; Кол. 3, 5 и 8; 1 Тим. 1, 9–10; 2 Тим. 3, 2–5. Как там, так и здесь Апостол не держится строго логического распорядка: встречаются рядом понятия более широкие и более тесные, связываются родственные пороки и подобоименные… От перечня грехов, встречающегося в Ветхом Завете (напр., Исх. гл.: 20–23; Лев. 19; Втор. 27), перечень ап. Павла отличается тем, что в Ветхом Завете выступают, прежде всего, на вид отдельные действия и особо грубые грехи, а у Павла находятся на первом плане греховные настроения, как источник отдельных грехов.

Д. И. Болотина, Апостол дня. Толкования на Апостольские чтения церковного года, 2013

Чтобы увидеть существо протестантизма и понять, в чем он принципиально расходится с Православием и почему невозможно принять эту веру, достаточно обозначить главное его утверждение: «Человек спасается только верою, а не делами, потому верующему грех не вменяется в грех». «Грехи верующего – настоящие, будущие, а также прошлые прощаются, потому что покрываются или скрываются от Бога совершенной праведностью Христа». Основатель протестантизма Лютер (XVI в.) выразил это следующим образом: «По причине этой веры во Христа Бог не видит греха, который все еще остается в нас… Бог вменяет несовершенную праведность в совершенную праведность, а грех не в грех, даже хотя это действительно грех». Лютер учит о человеке как о соляном столпе, который ничего не может сделать для своего спасения и, следовательно, не должен делать. Более потрясающего «открытия» в религиозной истории человечества еще не было – спастись можно, ничего для этого не делая!

А. В. Фомин, Можно ли быть хорошим и не спастись?, 2013

Важность и злободневность той темы, которой посвящена данная брошюра, не требует особых пояснений. Вопрос о грехе блуда – один из самых существенных в области духовной жизни каждого человека, так как блудной страстью могут страдать люди разного возраста. Сущность греха блуда и его последствия, раскрываемые в этой брошюре, могут помочь сохранить незапятнанными духовную чистоту и целомудрие. Слова из проповедей прот. Владимира Головина раскрывают истинное значение современного понятия «гражданский брак», а также вопрос о талантах безбрачия и бездетности. Большое внимание отец Владимир уделяет и проблеме внутренней чистоты души до вступления в брак. Ценным дополнением к словам почётного клирика Свято-Авраамиевского храма является личный опыт некоторых паломников, осознавших грех блуда и раскаявшихся в нём. Издание составлено по проповедям и ответам на вопросы разных лет прот. Владимира Головина. Надеемся, что эта брошюра окажется полезной нашим дорогим читателям.

Владимир Головин, О блуде, 2017

Тем не менее «Формула согласия» предполагает разграничение человеческой природы и ставшего свойственным ей греха, допуская ограниченную возможность стремления человека к добру – «праведность плоти». В то же время областью подлинной сотериологии по-прежнему считается «духовная праведность», движущей силой которой является исключительно благодать Божия. Человек же не способен достичь ее собственными усилиями. Таким образом, концепция Реформации признает за человеком способность пассивного подчинения, непротивления действию Божественной благодати при безусловном недостоинстве человека содействовать Божественному Домостроительству. Это учение лежит в основе представления о спасении sola fide – «только верой».83

Ю. В. Зудов, Запад и западное христианство на рубеже тысячелетий, 2011

Не удивительно, что всякий, кто смотрит на разделение церквей извне, т. е. не будучи членом Церкви, констатирует крах евангельской истины и триумф человеческого греха. Для верующего, напротив, разобщенность и разделение христиан, как последствие грехопадения нашей общей природы, – это мука и страдание, но это и утешительное подтверждение того, что в личности – истина о человеке. Свобода человека не нарушается ради принудительного спасения [12]. Для Церкви разделение христиан – переживание Креста Христова, событие, непрестанно присутствующее в ее опыте: Христос постоянно принимает смерть мира – отпадение человека от истины и жизни – и делает ее Своею смертью, т. е. Своею жизнью, «кеносисом», отрешением от всяких индивидуальных притязаний, отказом от всяких блистательных достижений, полной самоотдачей и любовью, полнотой жизни.

Христос Яннарас, Истина и единство Церкви, 1997

Божественный страх – это не продукт умственной деятельности и не плод интеллектуальных усилий, но дар Божий, дарованный тем, кого Отец Небесный привлек к себе (Ин. 6, 44). Это, опять же, именно те, кто всецело уверовал в Пришедшего призвать грешников к спасению (Мф. 9, 13). Это те, которые без сомнения признают Его Божественную природу и истину Его святых заповедей. Таковым становится очевиден мрак всеобщего отступления и его онтологическая глубина. Кто не чувствует этого своего отступления, тот «умрет во грехах своих» (Ин. 8, 24). Это ощущение греха зачинается и живет только там, где отношения Бога, как Творца и Господа, и человека, как творения, имеют личностный характер. Любое другое чувство и определение греха свидетельствует о заблуждении и неправильном понимании. В этой атмосфере личностных отношений и общения с Богом грех оценивается как преступление против Отеческой любви Божией[7], как явное удаление от Бога через склонение воли на страсть и развращение. Поэтому страх Божий проявляется в полном воздержании, которое есть орудие против себялюбия.

старец Иосиф Ватопедский, Афонское свидетельство, 1993

Таким образом, если мы не ценим не только саму миссию Христа и соответствующее ее важности Его поведение, но также если уважаем ясные, вразумительные Его объяснения, для нас будет неоспоримым фактом то обстоятельство, что Христос сознавал Себя свободным от греха и вины. А единственное разумное объяснение этого факта заключается в том, что Христос совсем не был грешником, с чем весьма охотно соглашаются величайшие богословы, даже такие, которые не претендуют на славу ортодоксии 30). Но это сознание указывает далее и на то, что между Христом и другими людьми было не только степенное, но и качественное различие. В самом деле, допустим, как и следует, (вопреки пантеистическому взгляду на необходимость греха), что человеческая природа способна к безгрешности, что она на самом деле была безгрешна до падения и что наконец опять сделалась безгрешной через спасение во Христе; и тогда мы, несомненно, должны будем признать, что человеческая природа в настоящем своем состоянии не безгрешна, и никогда не была такою со времени падения, исключая одного только Иисуса Христа. А поэтому безгрешность Христа может быть объяснена только на основании такого сверхъестественного обитания в Нем Бога, какого ни до Него, ни после Него ни в каком другом человеческом существе нельзя найти.

Филипп Шафф, Иисус Христос – величайшее чудо истории. Опровержение ложных теорий о личности Иисуса Христа и собрание свидетельств о высоком достоинстве характера, жизни и дел его со стороны неверующих, 2011

Думается, однако, что человек, которому было предоставлено право «рассудить», разрешал спор не просто по своему собственному внутреннему убеждению, но опирался на знакомые ему, признанные на данном этапе исторического развития и «разрешенные» обществом правила поведения обычаи. Первоосновой для них служили законы «божьи» (заповеди, заветы и проч.), которые незримо пронизывали «человечьи» законы, привнося в них дух естественного нравственного закона. Святитель Иоанн Златоуст учил, что «человеческая природа имеет у себя достаточный закон в совести. Нас не учат тому, что блуд есть нечистота, а воздержание – дело чистое. Моисей, дав закон: не убиеши, не прибавил: убийство есть зло, а только запретил грех, совесть прежде его сказала, что убийство – злодеяние. Откуда языческие законодатели взяли свои законы о браках, о договорах, об убийстве? Поздние научились от предков? Но откуда взяли их предки? Откуда как не из совести, в которой Бог насадил семена благие, ведение добра и уважение к добру»[32].

В. Г. Ярославцев, Нравственное правосудие и судейское правотворчество, 2007

Что эти лжеучения еретичны и противоречат здравому смыслу канона, будет доказано на основании божественного церковного и гражданского прав, – это вообще, а в частности – из толкования слов канона. Божественное право предписывает во многих местах не только избегать ведьм, но и умерщвлять их. Оно не предписывало бы таких наказаний, если бы ведьмы не были пособницами демонов при совершении действительных колдовских проступков. Ведь умерщвление тела обусловлено лишь телесным тяжким грехом, тогда как смерть духа может происходить вследствие наваждения или через искушение. Это мнение святого Фомы (2, dist. 7) по вопросу о том, считать ли грехом пользование услугами демонов. Второзаконие (18) предписывает умерщвлять всех колдунов и заклинателей; Левит (19) говорит: «Чья душа склоняется к магам и кудесникам и с ними блудит, против того хочу я поднять лик свой и низринуть из стада народа своего». Тоже и в гл. 20 говорится: «Тот мужчина или та женщина, в которых пребывал пифонический или прорицательский дух, должны быть умерщвлены» (пифонами, как известно, называются те, через которых демон производит изумительные явления).

Генрих Крамер, Молот ведьм, 1486

Что эти лжеучения еретичны и противоречат здравому смыслу канона, будет доказано на основании божественного церковного и гражданского прав – это вообще, а в частности – из толкования слов канона. Божественное право предписывает во многих местах не только избегать ведьм, но и умерщвлять их. Оно не предписывало бы таких наказаний, если бы ведьмы не были пособницами демонов при совершении действительных колдовских проступков. Ведь умерщвление тела обусловлено лишь телесным тяжким грехом, тогда как смерть духа может происходить вследствие наваждения или через искушение. Это мнение святого Фомы (2, dist, 7) по вопросу о том, считать ли грехом пользование услугами демонов. Второзаконие (18) предписывает умерщвлять всех колдунов и заклинателей; Левит (19) говорит: «Чья душа склоняется к магам и кудесникам и с ними блудит, против того хочу я поднять лик свой и низринуть из стада народа своего». Тоже и в гл. 20 говорится: «Тот мужчина или та женщина, в которых пребывал пифонический или прорицательский дух, должны быть умерщвлены» (пифонами, как известно, называются те, через которых демон производит изумительные явления).

Яков Шпренгер, Молот ведьм. Руководство святой инквизиции, 1486

Говорить неправду и быть неправедным – значит грешить. Надо заметить, что, описывая грех, Священное Писание употребляет слова, в контексте которых всегда имеется в виду первоначальное состояние праведности и добра. Например, слово «падение» указывает на движение вниз, уводящее от первоначального высокого состояния. Слово «скверна» дает понять о загрязнении бывшей чистоты. А слово «прегрешение» означает нарушение того, что сначала было истинным. Слова «разрыв» и «отчуждение» указывают на существовавшее единство. И, наконец, слово «отклонение» показывает на уход с правильного пути.

А. П. Аксенов, Полная энциклопедия знахаря, 2008

Критики психического детерминизма (С. А. Левицкий, Н. Лосский) отмечали существенную ошибку в построениях его адептов. Корень её заключался в отождествлении воли с мотивами. Воля, однако, не может быть полностью идентифицирована ни с одним из мотивов, поскольку в её власти поддаваться им или их отвергнуть, овладеть ими или преобразить их. Кроме того, святоотеческая аскетическая литература учит, что не все помыслы и влечения, одолевающие человека, являются его принадлежностью: они могут быть «всеваемы» извне, опознаны как искушения и отражены в акте «духовной брани». От тайных моих очисти мя, и от чуждих пощади раба Твоего, аще не обладают мною, тогда непорочен буду, и очищуся от греха велика (Пс. 18, 13–14).

О. А. Николаева, Православие и свобода, 2002

Итак, мы подошли к рассмотрению отношений между наукой и религией с точки зрения, весьма отличающейся от обычной. Если эти отношения рассматривать в историческом плане, то науку и религию по очевидной причине придется считать непримиримыми противоположностями. Для того, кто всецело убежден в универсальности действия закона причинности, идея о существе, способном вмешиваться в ход мировых событий, абсолютно невозможна. Разумеется, если принимать гипотезу причинности всерьез. Такой человек ничуть не нуждается в религии страха. Социальная, или моральная, религия также не нужна ему. Для него бог, вознаграждающий за заслуги и карающий за грехи, немыслим по той простой причине, что поступки людей определяются внешней и внутренней необходимостью, вследствие чего перед богом люди могут отвечать за свои деяния не более, чем неодушевленный предмет за то движение, в которое он оказывается вовлеченным. На этом основании науку обвиняют, хотя и несправедливо, в том, что она подорвала мораль. На самом же деле этическое поведение человека должно основываться на сочувствии, образовании и общественных связях. Никакой религиозной основы для этого не требуется. Было бы очень скверно для людей, если бы их можно было удерживать лишь силой страха и кары и надеждой на воздаяние по заслугам после смерти.

Альберт Эйнштейн, Эйнштейн о религии, 2010

Иррациональность этических требований, вытекающих из веры, та иррациональность и деформализуемость евангельской этики, которая не давала возможность спастись фарисею, но делала спасение доступным для раскаявшегося разбойника, превращается в требование неуклонного выполнения строго формальных предписаний церкви. Верующий должен ходить к исповеди, точно говорить священнику о совершенных им грехах, получать от него отпущение грехов, освобождающее его от вечных мук ада, выполнять точно наложенные им «сатисфакции», избавляющие его от временных мук чистилища, причащаться, перед смертью собороваться, а после смерти, поскольку судьба его все-таки до конца не ясна (не во всех грехах он покаялся, не все сатисфакции выполнил), его близкие должны совершать заупокойные мессы. Средств спастись, оправдаться на Страшном суде, таким образом, много, они действуют точно, безотказно и всегда (даже после смерти). Надо лишь вести очень тщательную «бухгалтерию», не забывая ни о каких грехах и ни о каких магических действиях. При этом совершение греха и невыполнение предписанного магического действия приравниваются друг к другу. На практике последнее могло даже оказаться важнее первого.

Д. Е. Фурман, Избранное, 2011

Эти остатки добра в человеке приводили к тому, что даже язычники, по апостолу, имели сознание своей греховности, то есть сознание того, что добро нужно делать, а зла нужно избегать, ибо дело закона написано у них в сердцах. Присуще им было и сознание своей виновности перед Богом, а также стремление загладить свою вину, умилостивить Бога, восстановить союз с Ним. Наилучшим выражением всех этих стремлений и чувств служили жертвы, которые были принадлежностью каждой религии. Значение жертв состояло в следующем. Жертва была выражением сознания человеком своих грехов, виновности пред Богом, повинности за содеянные грехи смерти. Заклание жертвенного животного было наглядным выражением того, что приносящий жертву сам подлежит смерти, но за него умирает животное, на которое переносятся его грехи, что символизировалось возложением рук приносящего на животное.

Сборник, О Боге – Cпасителе мира, 2008

Три обстоятельства определяют возможное решение данной проблемы: христианское убеждение, что душа не может онтологически отождествляться с Богом (против тенденций платонизма считать душу божественной искрой, заключенной во плоти как в темнице[362]), потребность в убедительном объяснении передачи первородного греха, и, наконец, факт непорочного зачатия Иисуса Христа. В сущности, в этом вопросе были развиты два учения: традукционизм, считающий, что душа порождается и дается родителями вместе с жизнью[363], и креационизм, утверждающий прямое и непосредственное происхождение индивидуальной души от Бога. Если традукционизм кажется более пригодным для объяснения перенесения первородного греха на каждого человека (что ни в коем случае не может исходить от Бога), то креационизм принимает во внимание не только специфические черты человека, но и уникальность Воплощения Слова. Мысль Отцов Церкви в этом вопросе остается не до конца ясной и не дает убедительного синтеза[364]. Вклад Фомы Аквинского состоял в том, что он стремился к интеграции различных теоретических уровней проблемы (биологического, онтологического, богословского[365]), что было вызвано его глубоким убеждением в единстве реальности во Христе. Он безоговорочно поддержал креационизм[366], ставший впоследствии господствующей доктриной католического богословия, вплоть до официального принятия его Учительством Церкви (DS 3896).

А. Скола, Богословская антропология, 2000

Но для нас важно понимание искупления греха. За «зло деяние», которое совершил человек, последует страдание. Страдание это искупление за грехи, за совершенное зло. Здесь кроется ответ на вопрос: «Почему страдает человек?» Здесь кроется ответ на вопрос: «Как избежать ненужных страданий?». Божественной целью становится совершенствование – спасение человека от страданий. Совершенствование через различение добра и зла – добра как послушания, зла как непослушания открывшейся ему воли Бога через понимание Бога. Понимание этой простой истины есть ключ от замка незнания к пониманию высшей идеи, общей и единственно верной, и праведной идеологии направления совершенствования – спасения человека и всего человечества от страданий. Эта идеология совершенствования человека и всего человечества заключается в воспитании души человека различать добро и зло и идти по пути добродетельности. Совершенствование человека через воспитание его души и направление человека и всего человечества на путь добродетельности есть единственно верный путь спасения человека от страданий и возможность устремления человека в счастливое будущее. Бог в своих заветах ставит условия, показывает правила правильной жизни. А человечество до сих пор, как и наши прародители – Адам и Ева, не отличает добро от зла, и все больше и больше зла действуют, и люди страдают от незнания и без духовности. Человечество должно помнить, что его может ожидать подобная участь, как и потомков Каина. Изгнанные из рая и вступившие в Адамов завет люди должны были творить добро, воздержаться от всего того, что известно им как зло, а к Богу обращаться только посредством жертвоприношения. Последствия этого второго испытания человека описаны в Быт.6:1–8. Неисполнение второго завета окончилось Всемирным потопом.

Абдуазиз Джамолидинов, Основы правильного понимания Бога, жизни и миропонимания будущей эпохи. Книга первая. Божья цель как основа всеобщего мира, единения и счастья. Книга вторая, 2017

Наблюдение над людьми и над обществами человеческими показывает, что люди, более попустившие себя в сие внутреннее, нравственное рабство – в рабство грехам, страстям, порокам, – чаще других являются ревнителями внешней свободы, сколь возможно расширенной свободы в обществе человеческом пред законом и властью. Но расширение внешней свободы будет ли способствовать им к освобождению от рабства внутреннего? Нет причины так думать. С большей вероятностью опасаться должно противоположного. У кого чувственность, страсть, порок уже получили преобладание, тот по отдалении преград, противопоставляемых порочным действиям законом и властью, конечно, неудержимее прежнего предастся удовлетворению страстей и похотей и внешней свободой воспользуется только для того, чтобы глубже погружаться во внутреннее рабство. Несчастная свобода, которую, как изъяснился апостол, употребляют для прикрытия зла (1 Пет. 2, 16)! Благословим закон и власть, которые, поставляя, указывая и защищая по необходимости поставленные пределы свободным действиям, сколько могут, препятствуют злоупотреблению свободы естественной и распространению нравственного рабства, то есть рабства греху, страстям и порокам.

Н. М. Терехова, Православная Церковь о революции, демократии и социализме, 2007

Апостольское чтение (см. 2 Кор. 6, 16–18; 7, 1), прозвучавшее сегодня за Божественной Литургией, призывает нас к ответственной и благочестивой христианской жизни. Каждый христианин всегда должен помнить, что на него возложена особая миссия – служить Богу и людям. И всякий его поступок определяется с точки зрения Божественной целесообразности: угоден ли он Господу. Нарушая же этот высший договор, впадая в грех, он неминуемо выступает против Божественной воли и отдаляет себя от Бога. Ибо ни во что скверное и нечистое Господь вселяться Своей благодатью не станет. А ведь в этом и заключается идеал христианства: жизнь в Боге и Жизнь Бога в нас. Как это величественно и высоко! И это принадлежность одного только Православного учения. В других христианских конфессиях – католицизме и протестантизме спасение понимается как оправдание, очищение от греха, а Православие богомудрой мыслью своих святых отцов и учителей Церкви понимает спасение как обожение – как соединение с Богом при жизни (которое, конечно же, продолжится и после смерти вовеки), так что спасенные и святые становятся богами по благодати. Так учили святые отцы древности. Но для подобного соединения есть важное условие, которое объявил Сам Господь: Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят (Мф. 5, 8).

митрополит Владимир (Иким), Вечное сокровище. Под сенью Крестовоздвижения, 2015

Другая фундаментальная оппозиция, вокруг которой выстраиваются значения реальности в "Ветхом завете", – оппозиция святости (чистоты) и греха (скверны, нечистоты). И здесь именно Бог отделяет одно от другого, устанавливая (полагая), что считать за что. При этом Бог вовсе не устанавливает критериев, ибо само располагание критериями дает самостоятельность разуму, право на определение, выбор – здесь же прямо и безаппеляционно объявляется непререкаемая, необсуждаемая "норма", "закон". Все, что связано с Богом – чисто, свято, "…ибо свят Я, Господь, Бог ваш" (Лев. 19. 2).

В. И. Красиков, Библия как реальность. Предельные значения библейских картин мира, -1

Причиною отречения иудеев от Спасителя была их безнравственная жизнь, и частная и общественная, представлявшая собою постоянное нарушение и попрание Закона Божия; отклоним от себя причину отступления, чтоб не впасть в самое отступление. «Сколько раз, – сказал святитель Тихон Воронежский, – грешник соизволяет на грех, к которому пристрастился, столько раз сердцем отрекается от Христа; сколько раз исполняет делом грех, столько раз приносит жертву идолу». Постоянная греховная жизнь есть постоянное отречение от Христа, если б оно и не произносилось языком и устами. Но увы! Оно уже произносится, начало произноситься давно. Не могут уста и язык не проявлять тайного сердечного отступления и отречения: они как бы невольно высказывают его. Произнесено отречение от Христа и произносится различными еретическими учениями, которые отвержение ересью Христа прикрывают сохранением для ереси не принадлежащего ей имени христианского; произнесено оно и произносится различными учениями, истекшими из падшего разума человеческого, выдающими себя за свет и устраняющими Истинный Свет – Христа; произнесено оно и произносится не только развратною жизнью, но и жизнью, невнимательною к Божиим заповедям. Заповедь Господа светла, просвещает очи (Пс. 18, 9),и только при помощи ее можно узреть Искупителя; только делающий правду способен принять Искупителя (см. Деян. 10, 35) и пребывать в общении с Искупителем (см. Ин. 15, 10).

Сергей Масленников, Жизнь по Евангелию, -1