Неточные совпадения
— Вот
уж по пословице: старый и малый одно творят, — сказала она и, покачав
головой, ушла.
— Ни, ни! — возразил Еспер Иваныч, отрицательно мотнув
головой, и потом грустным голосом прибавил: — Эх, брат, Михайло Поликарпыч, погости: придет время, и приехал бы в Новоселки, да
уж не к кому!
Солдат ничего
уже ему не отвечал, а только пошел. Ванька последовал за ним, поглядывая искоса на стоявшую вдали собаку. Выйди за ворота и увидев на
голове Вихрова фуражку с красным околышком и болтающийся у него в петлице георгиевский крест, солдат мгновенно вытянулся и приложил даже руки по швам.
Павел, как бы все
уж похоронив на свете, с понуренной
головой и весь в слезах, возвратился в комнаты.
Павел подумал и сказал. Николай Силыч, с окончательно просветлевшим лицом, мотнул ему еще раз
головой и велел садиться, и вслед за тем сам
уже не стал толковать ученикам геометрии и вызывал для этого Вихрова.
Перед экзаменом инспектор-учитель задал им сочинение на тему: «Великий человек». По словесности Вихров тоже был первый, потому что прекрасно знал риторику и логику и, кроме того, сочинял прекрасно. Счастливая мысль мелькнула в его
голове: давно
уже желая высказать то, что наболело у него на сердце, он подошел к учителю и спросил его, что можно ли, вместо заданной им темы, написать на тему: «Случайный человек»?
— Нет, не то, врешь, не то!.. — возразил полковник, грозя Павлу пальцем, и не хотел, кажется, далее продолжать своей мысли. — Я жизни, а не то что денег, не пожалею тебе; возьми вон мою
голову, руби ее, коли надо она тебе! — прибавил он почти с всхлипыванием в голосе. Ему очень
уж было обидно, что сын как будто бы совсем не понимает его горячей любви. — Не пятьсот рублей я тебе дам, а тысячу и полторы в год, только не одолжайся ничем дяденьке и изволь возвратить ему его деньги.
«Все дяденькино подаренье, а отцу и наплевать не хотел, чтобы тот хоть что-нибудь сшил!» — пробурчал он про себя, как-то значительно мотнув
головой, а потом всю дорогу ни слова не сказал с сыном и только,
уж как стали подъезжать к усадьбе Александры Григорьевны, разразился такого рода тирадой: «Да, вона какое Воздвиженское стало!..
— Да ведь всему же, братец, есть мера; я сам человек печный, а ведь
уж у них — у него вот и у покойницы, — если заберется что в
голову, так словно на пруте их бьет.
Полковник, начавший последнее время почти притрухивать сына, на это покачал только
головой и вздохнул; и когда потом проводил, наконец, далеко еще не оправившегося Павла в Москву, то горести его пределов не было: ему казалось, что у него нет
уже больше сына, что тот умер и ненавидит его!.. Искаженное лицо солдата беспрестанно мелькало перед глазами старика.
—
Уж будто и совсем выкинуть из
головы? — спросил Неведомов несколько насмешливо.
— Никак
уж, вероятно, не ожидали меня встретить, никак! — оприветствовала его там толстая становая, вставая перед ним и потрясая
головой.
— Может быть, — произнес Неведомов, закидывая
голову назад, — но я больше
уж никогда не могу возвратиться к прежнему чувству к ней.
Я с пятидесяти годов только стал ночи спать, а допрежь того все, бывало, подушки вертятся под
головой; ну, а тут тоже деньжонок-то поприобрел и стар тоже
уж становлюсь.
— Понимаю, вижу, — отвечал мастеровой и совсем
уж как-то заморгал глазами и замотал
головой, так что Вихрову стало, наконец, тяжело его видеть. Он отослал его домой и на другой день велел приходить работать.
Это
уже приходили мужики и бабы из чужих, соседних деревень и, приходя, потихоньку что-то спрашивали у вихровских крестьян, а те утвердительно кивали им на это
головой.
Через неделю после того Добров, одетый в новый сюртук, чистое белье и новые сапоги, сидел
уже и переписывал Вихрову его сочинение, и только в некоторых местах он усмехался слегка и поматывал
головой.
У Вихрова
уж и в
голове стало немного пошумливать.
Но
голова опять повторил: «Пожалуйте!» — и так настойчиво, что, видно, он никогда не отстанет, пока не выпьют. Вихров исполнил его желание. Почтенный
голова был замечателен способностью своей напоить каждого: ни один губернатор, приезжавший в уездный городишко на ревизию, не уезжал без того, чтобы
голова не уложил его в лежку. У Вихрова очень
уж зашумело в
голове.
— О, mon Dieu, mon Dieu! — повторил еще раз Александр Иваныч, совсем
уже закидывая
голову назад.
Доктор Ришар был
уже мужчина пожилых лет, но еще с совершенно черной
головой и бакенбардами; он называл себя французом, но в самом деле, кажется, был жид; говорил он не совсем правильно по-русски, но всегда умно и плавно.
Монах кивнул ему в знак согласия
головою и быстрыми шагами пошел к монастырю, — и когда путники наши вошли в монастырскую ограду, он
уже ожидал их на каменном крыльце храма.
— Но мне некогда, у меня другого дела много, — говорил Вихров не таким
уж решительным голосом: актерская жилка в нем в самом деле заговорила; при одном слове «театр» у него как будто бы что-то ударило в
голову и екнуло в сердце.
— Ваша повесть, — продолжал он,
уже прямо обращаясь к Вихрову, — вместо исправления нравов может только больше их развратить; я удивляюсь смелости моей сестрицы, которая прослушала все, что вы читали, а дайте это еще какой-нибудь пансионерке прочесть, — ей бог знает что придет после того в
голову.
— Это точно что: есть это, есть!.. — подтвердил и старик. — А тут
уж что-то и особенное маленько было, — прибавил он, внушительно мотнув
головой.
Это был каменный флигель, в котором на одной половине жил писарь и производились дела приказские, а другая была предназначена для приезда чиновников. Вихров прошел в последнее отделение. Вскоре к нему явился и
голова, мужик лет тридцати пяти, красавец из себя, но довольно
уже полный, в тонкого сукна кафтане, обшитом золотым позументом.
Тот надел вицмундир и пошел. Тысяч около двух мужчин и женщин стояло
уж на площади. Против всех их Вихров остановился; с ним рядом также стал и
голова.
— Говорил
уж я им, — отвечал за всех
голова, — сломаем завтра, а сегодняшний день просят, не позволите ли вы еще разок совершить в ней общественное молитвословие?
К Вихрову подошел
голова по-прежнему
уже в кафтане с галуном.
Остановившись на этом месте писать, Вихров вышел посмотреть, что делается у молельни, и увидел, что около дома
головы стоял
уже целый ряд икон, которые на солнце блестели своими ризами и красками. Старый раскольник сидел около них и отгонял небольшой хворостиной подходящих к ним собак и куриц.
Две прежние старушки между тем лучше всех распорядились: пользуясь тем, что образа были совершенно закрыты от Вихрова народом, они унесли к себе не две иконы, а, по крайней мере, двадцать, так что их
уже остановил заметивший это
голова.
— Да что, братцы, ломайте, — что это вы затеяли! — произнес вдруг
голова, откуда-то появившийся и заметивший, что толпа начинала
уже немного сдаваться.
Вихров, утомленный трудами своими и всею этою сценою и видя, что моленная вся
уже почти была разломана, снова возвратился в свой приказ, но к нему опять пришел
голова.
Уже ударили к вечерне, когда наши путники выехали из города. Работник заметно жалел хозяйских лошадей и ехал шагом. Священник сидел, понурив свою сухощавую
голову, покрытую черною шляпою с большими полями. Выражение лица его было по-прежнему мрачно-грустное: видно было, что какие-то заботы и печали сильно снедали его душу.
Вихров выпил ее и, выйдя в другую комнату, стал щекотать у себя в горле. Для него
уже не оставалось никакого сомнения, что Клыков закатил ему в водке дурману. Принятый им способ сейчас же подействовал — и
голова его мгновенно освежилась.
— Что же, ты не убить ли
уж меня собирался? — пошутил Вихров, видя, что Гулливому достаточно было сделать одно движение руками в кандалах, чтобы размозжить ему
голову.
— Да я
уж на Низовье жил с год, да по жене больно стосковался, — стал писать ей, что ворочусь домой, а она мне пишет, что не надо, что
голова стращает: «Как он, говорит, попадется мне в руки, так сейчас его в кандалы!..» — Я думал, что ж, мне все одно в кандалах-то быть, — и убил его…
Пока она думала и надеялась, что Вихров ответит ей на ее чувство, — она любила его до страсти, сентиментальничала, способна была, пожалуй, наделать глупостей и неосторожных шагов; но как только услыхала, что он любит другую, то сейчас же поспешила выкинуть из
головы все мечтания, все надежды, — и у нее
уже остались только маленькая боль и тоска в сердце, как будто бы там что-то такое грызло и вертело.
Кергель поблагодарил его только
уже кивком
головы.
Потом они вошли в крошечное, но чистенькое зальце, повернули затем в наугольную комнату, всю устланную ковром, где увидали Клеопатру Петровну сидящею около постели в креслах; одета она была с явным кокетством: в новеньком платье, с чистенькими воротничками и нарукавничками, с безукоризненно причесанною
головою; когда же Вихров взглянул ей в лицо, то чуть не вскрикнул: она — мало того, что была худа, но как бы изглодана болезнью, и, как ему показалось, на лбу у ней выступал
уже предсмертный лихорадочный пот.
— Какова, а? — спросила она, указывая
головой на дверь Клеопатры Петровны. — Видеть ее не могу, и все фантазирует: и то-то она сделает, и другое…
Уж вы, Вихров, ездите к ней почаще, — прибавила она.
— Да вот-с тут как-нибудь, — отвечал Иван опять как-то нерешительно; у него мгновенно
уже все перевернулось в
голове. «Зачем жениться теперь, лучше бы барин просто дал сто рублей», — думал он.
В Воздвиженском в это время Вихров, пришедши
уже в себя и будучи только страшно слаб, лежал, опустив
голову на подушки; худ и бледен он был, как мертвец, и видно было, что мысли, одна другой мрачнее, проходили постоянно в его
голове.
Он очень
уж хорошо видел, что молодой человек принадлежал к разряду тех маленьких людишек, которые с ног до
головы начинены разного рода журнальными и газетными фразами и сентенциями и которыми они необыкновенно спешат поделиться с каждым встречным и поперечным, дабы показать, что и они тоже умные и образованные люди.
— Нет, не то что не привык, а просто у него
голова мутна: напичкает в бумагу и того и сего, а что сказать надобно, того не скажет, и при этом самолюбия громаднейшего; не только
уж из своих подчиненных ни с кем не советуется, но даже когда я ему начну говорить, что это не так, он отвечает мне на это грубостями.
— Когда я принимал губернаторство, — снова начал он,
уже гордо поднимая свою
голову, — вы знаете — это было в самый момент перелома систем, и тогда действительно на это поприще вступило весьма много просвещенных людей; но сонм их, скажу прямо, в настоящее время все больше и больше начинает редеть.